Архив : №17-18. 01.05.2009

После атаки – глухая оборона

Я не удив­люсь, ес­ли за­в­т­ра в наш те­атр вер­нёт­ся Виш­нев­ский. В эпо­ху по­тря­се­ний все­гда есть спрос на ре­во­лю­ци­о­не­ров. Виш­нев­ский умел кра­си­во ло­мать все ка­но­ны. Борь­ба бы­ла его сти­хи­ей. Ху­же ему уда­ва­лись со­зи­да­тель­ные ро­ли. Глав­ная же тра­ге­дия Виш­нев­ско­го за­клю­ча­лась в том, что в пы­лу стра­с­тей он не по­мнил про­стых ис­тин. Да, пи­са­тель знал, что вся­кая ре­во­лю­ция обя­за­тель­но по­жи­ра­ет сво­их де­тей. Но он по на­ив­но­с­ти ду­мал, что его-то это не кос­нёт­ся. Как же ав­тор «Оп­ти­ми­с­ти­че­с­кой тра­ге­дии» про­счи­тал­ся.

 

Все­во­лод Ви­та­ль­е­вич Виш­нев­ский ро­дил­ся 8 (по но­во­му сти­лю 21) де­ка­б­ря 1900 го­да в Санкт-Пе­тер­бур­ге. Его отец был круп­ный ме­же­вой ин­же­нер, чей опыт имел ог­ром­ное зна­че­ние для рус­ской ар­мии; од­на­ко он всю жизнь меч­тал о дру­гом – со­здать рус­скую Ри­вь­е­ру. Мать мно­го лет про­ра­бо­та­ла в гос­пи­та­лях. Но вме­с­те ро­ди­те­ли Виш­нев­ско­го про­жи­ли не­дол­го. Они ра­но раз­ве­лись, по­сле че­го вос­пи­та­ни­ем сы­на за­нял­ся в ос­нов­ном отец.

Пер­во­на­чаль­ное об­ра­зо­ва­ние Все­во­лод Виш­нев­ский по­лу­чил в 1-й Санкт-Пе­тер­бург­ской гим­на­зии, где ла­тин­ский язык и стро­е­вую под­го­тов­ку ему пре­по­да­вал В.Г. Ян­че­вец­кий, по­зд­нее на­пи­сав­ший цикл ис­то­ри­че­с­ких ро­ма­нов о Чин­ги­с­ха­не и Ба­тые.

От­ро­че­ст­во и юность Виш­нев­ско­го до сих пор оку­та­ны мно­ги­ми тай­на­ми. Ес­ли ве­рить его вос­по­ми­на­ни­ям, он, ког­да в ию­ле 1914 го­да на­ча­лась вой­на с нем­ца­ми, сбе­жал на Бал­тий­ский флот. Од­на­ко отец бы­с­т­ро пар­ня на­шёл и вер­нул его в гим­на­зию. Вто­рой по­бег Виш­нев­ский со­вер­шил спу­с­тя пять ме­ся­цев. Он буд­то бы без осо­бых пре­пят­ст­вий до­б­рал­ся до Вар­ша­вы, яко­бы сра­зу по­пав в гвар­дию. «Я был стар­ши­ной раз­вед­ки в лейб-гвар­дей­ском егер­ском пол­ку, – хва­с­тал­ся Виш­нев­ский в 1948 го­ду на од­ном из жур­на­лист­ских се­ми­на­ров. – Про­де­лал всю вой­ну, был ра­нен, кон­ту­жен, по­лу­чил три ге­ор­ги­ев­ских на­гра­ды и на­сто­я­щий жиз­нен­ный опыт» («Со­вет­ские пи­са­те­ли». М., 1959. Т. 1).

Су­дя по рас­ска­зам кон­ца 1940-х го­дов, в пер­вую ми­ро­вую вой­ну са­мым тя­жё­лым ис­пы­та­ни­ем для Виш­нев­ско­го ока­за­лось Бру­си­лов­ское на­ступ­ле­ние, за­кон­чив­ше­е­ся пол­ным про­ва­лом. «В пер­вые дни про­ры­ва на Сто­хо­де, – вспо­ми­нал он, – в Ки­ев при­вез­ли до трид­ца­ти ты­сяч ра­не­ных. Нас ос­та­ви­ли за го­ро­дом, в ка­ких-то па­лат­ках, на ок­ра­и­нах и т.д. И тог­да во мне впер­вые на­ча­ли про­сы­пать­ся го­речь и раз­дра­же­ние».

Осе­нью 1916 го­да Виш­нев­ско­го сно­ва ра­ни­ли. «Бы­ла бой­ня под Сви­ню­ха­ми, – рас­ска­зы­вал он в 1948 го­ду, – мы пы­та­лись про­рвать по­зи­цию без ар­тил­ле­рий­ской под­го­тов­ки, – и я по­пал в это де­ло». Вновь на фронт Виш­нев­ский вер­нул­ся уже ле­том 1917 го­да.

По­том пер­вая ми­ро­вая вой­на пе­ре­рос­ла в граж­дан­скую. По од­ной из вер­сий, Виш­нев­ский чуть ли не лич­но обес­пе­чи­вал бе­зо­пас­ность Ле­ни­на при пе­ре­ез­де пра­ви­тель­ст­ва из Пе­т­ро­гра­да в Моск­ву. По­том его буд­то бы пе­ре­бро­си­ли на по­дав­ле­ние яро­слав­ско­го мя­те­жа эсе­ров. За­тем ему вро­де бы до­ве­ри­ли обо­ро­ну Ца­ри­цы­на.

Но, мо­жет, Виш­нев­ский дей­ст­ви­тель­но ус­пел по­бы­вать на всех фрон­тах пер­вой ми­ро­вой и граж­дан­ской войн? Тог­да по­че­му он по­сто­ян­но пу­тал­ся? В од­них вос­по­ми­на­ни­ях Виш­нев­ский ут­верж­дал, буд­то он в пар­тию всту­пил в 1918 го­ду, а в дру­гих до­ку­мен­тах при­во­дил дру­гую да­ту: 1937 год. И че­му ве­рить?

До сих пор не­яс­но, кем был Виш­нев­ский в граж­дан­скую вой­ну. В од­них ис­точ­ни­ках он пред­став­лен в ка­че­ст­ве ка­д­ро­во­го ар­мей­ско­го раз­вед­чи­ка, в дру­гих – бес­по­щад­ным че­ки­с­том, в тре­ть­их – за­уряд­ным по­лит­ра­бот­ни­ком. Сам Виш­нев­ский ча­с­то ба­х­ва­лил­ся тем, что ему при­над­ле­жа­ла чуть ли не ре­ша­ю­щая роль в рас­кры­тии в 1919 го­ду на Ук­ра­и­не за­го­во­ра «Все­рос­сий­ско­го на­ци­о­наль­но­го цен­т­ра». К сво­им за­слу­гам он от­но­сил и ор­га­ни­за­цию ле­том 1920 го­да по­встан­че­с­ко­го дви­же­ния у Вран­ге­ля в ты­лу.

Ког­да в 1921 го­ду вспых­нул Крон­штадт­ский мя­теж, Виш­нев­ский за­ни­мал уже пост на­чаль­ни­ка от­де­ла в По­ли­т-у­прав­ле­нии. Че­рез 27 лет он, вы­сту­пая на од­ном из се­ми­на­ров жур­на­ли­с­тов, вспо­ми­нал, как его сра­зу по­сле по­яв­ле­ния пут­ча вы­зва­ли к на­чаль­ст­ву и при­ка­за­ли за сут­ки под­го­то­вить в ра­бо­чем клу­бе ме­тал­ли­с­тов по­ка­за­тель­ный суд. «Тог­да Ку­рен­ков (был та­кой ра­бот­ник) и я на­пи­са­ли пье­су, – рас­ска­зы­вал Виш­нев­ский, – ин­сце­ни­ров­ку су­да над крон­штадт­ски­ми мя­теж­ни­ка­ми. Ра­зы­г­ры­вать ре­ши­ли са­ми. Мне бы­ла по­ру­че­на роль мя­теж­ни­ка с «Пе­т­ро­па­лов­ки». Я дол­жен был в сво­их по­ка­за­ни­ях и вы­ступ­ле­ни­ях рас­крыть мя­теж и при­ве­с­ти ау­ди­то­рию к по­ни­ма­нию то­го, что про­изо­ш­ло в Крон­штад­те, и что­бы ау­ди­то­рия осу­ди­ла лю­дей та­ко­го ти­па. За­да­ча бы­ла труд­ная, но бы­ла вы­пол­не­на. Прав­да, мы на­ча­ли ин­сце­ни­ров­ку в во­семь ве­че­ра, а кон­чи­ли в че­ты­ре ут­ра, но ни­кто из ау­ди­то­рии не ушёл, лю­ди все­рьёз при­ня­ли то, что про­ис­хо­дит. Ко­дек­са не бы­ло, и ра­бо­та тог­да шла по фор­му­ле – ру­ко­во­дить ре­во­лю­ци­он­ным пра­во­со­зна­ни­ем и клас­со­вой со­ве­с­тью» («Со­вет­ские пи­са­те­ли». М., 1959. Т. 1).

По­сле по­дав­ле­ния Крон­штадт­ско­го мя­те­жа Виш­нев­ский, по од­ной из вер­сий, по­сту­пил в Во­ен­но-мор­скую ака­де­мию. По дру­гим дан­ным, он окон­чил шко­лу ру­ле­вых и был на­прав­лен в за­гра­нич­ный по­ход. Но ско­реее все­го Виш­нев­ский в 1920-е го­ды ос­тал­ся слу­жить в си­с­те­ме фло­тов­ской раз­вед­ки, а все ос­таль­ные его долж­но­с­ти бы­ли все­го лишь при­кры­ти­ем. Су­дя по все­му, он за­ни­мал­ся ана­ли­зом раз­вед­дан­ных.

Я ду­маю, имен­но ана­ли­ти­че­с­кая ра­бо­та по­двиг­ла Виш­нев­ско­го все­рьёз за­нять­ся ху­до­же­ст­вен­ным твор­че­ст­вом. Хо­тя пер­вый рас­сказ он, ес­ли ве­рить его вос­по­ми­на­ни­ям, со­чи­нил ещё в 1916 го­ду по­сле бру­си­лов­ско­го по­ра­же­ния. В том рас­ска­зе, при­зна­вал­ся Виш­нев­ский, «я ста­вил во­про­сы жа­лоб­но-па­ци­фист­ско­го ти­па: что про­ис­хо­дит, по­че­му, за что?».

Во­об­ще же пе­ча­тать­ся Виш­нев­ский на­чал с 1920 го­да. Пер­вым пе­чат­ную пло­щад­ку ему пре­до­ста­вил для фрон­то­вых бы­ли­чек ре­дак­тор га­зе­ты «Крас­ное Чер­но­мо­рье» Фё­дор Глад­ков. По­том его под­дер­жал мос­ков­ский жур­нал «Мо­ло­дая гвар­дия». Там был опуб­ли­ко­ван днев­ник за­гра­нич­но­го пла­ва­ния Виш­нев­ско­го на ко­раб­ле «Оке­ан». И на­ко­нец, в 1924 го­ду мо­ло­дой ав­тор вы­пу­с­тил пер­вую кни­гу рас­ска­зов «За власть Со­ве­тов».

Лет пять Виш­нев­ский в ка­ком-то смыс­ле вёл двой­ную жизнь. Служ­бу в раз­вед­ке он не­пло­хо со­че­тал с жур­на­ли­с­ти­кой, ус­пе­вая ре­дак­ти­ро­вать жур­нал «Крас­ный Балт­флот», пи­сать но­вел­лы да ещё не­глас­но осу­ще­ств­лять в ле­нин­град­ских из­да­ни­ях цен­зу­ру ма­те­ри­а­лов на флот­ские те­мы. Од­на­ко даль­ней­шую ка­рь­е­ру ему хо­те­лось про­дол­жать толь­ко в Ген­шта­бе.

Все пла­ны Виш­нев­ско­му спу­та­ло пар­тий­ное на­чаль­ст­во. В ок­ру­же­нии Ста­ли­на бы­ли страш­но не­до­воль­ны тем, как лю­ди ис­кус­ст­ва изо­б­ра­жа­ли на­ших во­ен­ных. Пар­тия счи­та­ла, что по­ра сре­ди твор­че­с­кой ин­тел­ли­ген­ции объ­я­вить чуть ли не обо­рон­ный при­зыв. Не слу­чай­но в 1928 го­ду выс­шее ар­мей­ское на­чаль­ст­во ор­га­ни­зо­ва­ло ан­самбль крас­но­ар­мей­ской пес­ни. Но это­го ока­за­лось ма­ло, и спу­с­тя год власть по­ш­ла на от­кры­тие Те­а­т­ра Крас­ной ар­мии. По­том че­рез па­ру лет спе­ци­аль­но под обо­рон­ную те­ма­ти­ку был так­же со­здан жур­нал «Зна­мя». Ос­та­ва­лось толь­ко ре­шить про­бле­му ре­пер­ту­а­ра.

Пер­вым ини­ци­а­ти­ву про­явил, ка­жет­ся, во­ен­ный ди­ри­жёр Алек­сандр Алек­сан­д­ров. Кто-то на­стой­чи­во по­ре­ко­мен­до­вал ему об­ра­тить­ся к Виш­нев­ско­му. Опыт­ный раз­вед­чик его не ра­зо­ча­ро­вал. Уже че­рез не­сколь­ко ме­ся­цев он пред­ло­жил ему ос­но­ву для ора­то­рии «Крас­ный флот в пес­нях».

Сле­дом за Алек­сан­д­ро­вым до­ро­гу к Виш­нев­ско­му про­то­рил и ре­жис­сёр но­во­го Те­а­т­ра Крас­ной ар­мии П.Иль­ин. По од­ной из вер­сий, Иль­ин был на­столь­ко оча­ро­ван ора­то­ри­ей, что тут же пред­ло­жил Виш­нев­ско­му раз­вер­нуть ма­те­ри­ал в пье­су. Но, по дру­гой вер­сии, на Виш­нев­ско­го Иль­ин вы­шел по указ­ке Бу­дён­но­го. В по­ли­ти­че­с­ких и ли­те­ра­тур­ных кру­гах все зна­ли, в ка­кую ярость из­ве­ст­но­го во­е­на­чаль­ни­ка в своё вре­мя при­ве­ла «Ко­нар­мия» Ба­бе­ля. Бу­дён­ный ут­верж­дал, буд­то Ба­бель ок­ле­ве­тал его бой­цов. По­это­му ког­да его со­рат­ни­ки по граж­дан­ской вой­не под­пи­са­ли при­каз о со­зда­нии те­а­т­ра Крас­ной ар­мии, он по­тре­бо­вал от Иль­и­на ре­ван­ша. Быв­ший ко­ман­дарм яко­бы лич­но по­ре­ко­мен­до­вал ре­жис­сё­ру сво­е­го быв­ше­го пу­ле­мёт­чи­ка.

Где прав­да, а где вы­мы­сел, сей­час вряд ли уже мож­но ус­та­но­вить. Из­ве­ст­но лишь, что в борь­бу за по­ста­нов­ку пер­вой пье­сы Виш­нев­ско­го вклю­чи­лись сра­зу три ре­жис­сё­ра: по­ми­мо Иль­и­на, к ре­пе­ти­ци­ям при­сту­пи­ли Алек­сей Ди­кий и Ни­ко­лай Хме­лёв. Но Хме­лёв по­том на пол­пу­ти свои пла­ны по­ме­нял, за­то Иль­ин и Ди­кий вы­пу­с­ти­ли пре­мье­ры од­но­вре­мен­но – 23 фе­в­ра­ля 1930 го­да.

Пье­са «Пер­вая Кон­ная» очень по­нра­ви­лась ле­фов­цам, но вы­зва­ла гул не­о­до­б­ре­ния в пра­вых кру­гах. Виш­нев­ский очень на­де­ял­ся, что роль ар­би­т­ра возь­мёт на се­бя Мак­сим Горь­кий. Но бу­ре­ве­ст­ник за­нял весь­ма ук­лон­чи­вую по­зи­цию. «Мо­гу, – на­пи­сал он Виш­нев­ско­му, – од­на­ко, ска­зать, что ни­ка­ко­го «от­ве­та Ба­бе­лю» в пье­се ва­шей нет, и хо­ро­ша она имен­но тем, что на­пи­са­на в по­вы­шен­ном и ге­ро­и­че­с­ком то­не, так же как «Ко­нар­мия» Ба­бе­ля, как «Та­рас Буль­ба» Го­го­ля, «Чай­ков­ский» Гре­бен­ки. Ба­бе­ля пло­хо про­чи­та­ли и не по­ня­ли, вот в чём де­ло! Та­кие ве­щи, как ва­ша «Пер­вая кон­ная» и «Ко­нар­мия», нель­зя кри­ти­ко­вать с вы­со­ты ко­ня».

Дис­кус­сия о «Пер­вой Кон­ной» под­толк­ну­ла Виш­нев­ско­го к вы­бо­ру. Он по­нял, что в Ген­шта­бе ему все­гда бу­дут уго­то­ва­ны ро­ли вто­ро­го по­ряд­ка. А тут пе­ред ним от­кры­лась пер­спек­ти­ва вы­бить­ся в ли­де­ры.

Бе­зус­лов­но, его са­мо­лю­бию очень по­ль­сти­ло, что вто­рую его пье­су «По­след­ний ре­ша­ю­щий» при­нял не кто-ни­будь, а ве­ду­щий ре­жис­сёр стра­ны Все­во­лод Мей­ер­хольд. Ну а ког­да Виш­нев­ско­му пред­ло­жи­ли пе­ре­ехать в Моск­ву, у не­го и во­все, что на­зы­ва­ет­ся, по­еха­ла «кры­ша». Он во­зом­нил се­бя клас­си­ком и со всей ре­во­лю­ци­он­ной бес­по­щад­но­с­тью об­ру­шил­ся уже не толь­ко на Ба­бе­ля, но и на Бул­га­ко­ва, по­пы­тав­шись из­нич­то­жить од­ну из его луч­ших пьес «Дни Тур­би­ных».

При этом Виш­нев­ско­го нель­зя бы­ло на­звать за­кон­чен­ным ре­т­ро­гра­дом. Он по­ни­мал толк в на­сто­я­щей ли­те­ра­ту­ре. Ему очень нра­ви­лись, к при­ме­ру, сти­хи Бо­ри­са Па­с­тер­на­ка. И ког­да ряд кри­ти­ков об­ру­ши­лись на па­с­тер­на­ков­ский сбор­ник «Вто­рое рож­де­ние», Виш­нев­ский, точ­но лев, бро­сил­ся на за­щи­ту та­лант­ли­во­го ху­дож­ни­ка.

Тра­ге­дия Виш­нев­ско­го за­клю­ча­лась в дру­гом. В ка­кой-то мо­мент он свои ху­до­же­ст­вен­ные вку­сы под­чи­нил пар­тий­ным ус­та­нов­кам. Пе­ре­чить во­ле пар­тии для не­го бы­ло рав­но­силь­но са­мо­убий­ст­ву. По­это­му ког­да Мей­ер­хольд одо­б­рил пье­су «Са­мо­убий­цы» уго­див­ше­го в не­ми­лость Ни­ко­лая Эрд­ма­на, Виш­нев­ский при­шёл про­сто в бе­шен­ст­во, по­ста­вив ве­ли­ко­му ре­жис­сё­ру уль­ти­ма­тум: или тот от­ка­зы­ва­ет­ся от опаль­но­го дра­ма­тур­га, или он за­би­ра­ет из мей­ер­холь­дов­ско­го те­а­т­ра свою но­вую пье­су «Гер­ма­ния». Мей­ер­хольд, ес­те­ст­вен­но, ока­зал­ся на сто­ро­не Эрд­ма­на. И Виш­нев­ский вы­нуж­ден был пой­ти в дру­гой кол­лек­тив – в те­атр ре­во­лю­ции, ко­то­рый дал спек­так­лю уже иное на­зва­ние: «На За­па­де».

К 1933 го­ду Виш­нев­ский за­кон­чил пер­вую ре­дак­цию сво­ей глав­ной пье­сы – «Оп­ти­ми­с­ти­че­с­кая тра­ге­дия». Её с хо­ду опуб­ли­ко­вал жур­нал «Но­вый мир». Од­на­ко власть уд­ру­чил фи­нал дра­мы – ги­бель все­го пол­ка. И в уго­ду на­чаль­ст­ву дра­ма­тург пье­су пе­ре­де­лал.

Пер­вым «Оп­ти­ми­с­ти­че­с­кую тра­ге­дию» по­ста­вил в сво­ём ка­мер­ном те­а­т­ре Алек­сандр Та­и­ров. Пре­мье­ра со­сто­я­лась 18 де­ка­б­ря 1933 го­да.

Мне­ния пуб­ли­ки по по­во­ду пье­сы раз­де­ли­лись. Та­и­ров счи­тал, буд­то Виш­нев­ский су­мел в столк­но­ве­нии тра­ге­дий­но­го и оп­ти­ми­с­ти­че­с­ко­го най­ти «тот син­тез», ко­то­рый дол­жен был вы­ве­с­ти и те­атр, и всё об­ще­ст­во на но­вую до­ро­гу. Но с та­ким под­хо­дом не со­гла­сил­ся Горь­кий. «При чём тут «оп­ти­мизм»? – вос­кли­цал бу­ре­ве­ст­ник. – Ведь по­ги­ба­ют не вра­ги! Во­об­ще по­пыт­ка Виш­нев­ско­го вы­сту­пить в ро­ли Те­о­фи­ля Го­тье ед­ва ли мо­жет быть при­зна­на удач­ной». Но тут в спор вме­ша­лась власть. Она рас­це­ни­ла «Оп­ти­ми­с­ти­че­с­кую тра­ге­дию» как три­умф ху­дож­ни­ка.

За­кре­пил этот ус­пех фильм «Мы из Крон­штад­та», ко­то­рый по сце­на­рию Виш­нев­ско­го в 1936 го­ду снял ре­жис­сёр Е.Дзи­ган. По сво­ей по­пу­ляр­но­с­ти эта кар­ти­на до вой­ны бы­ла со­по­с­тав­има раз­ве что с лен­той бра­ть­ев Ва­си­ль­е­вых «Ча­па­ев». При этом ма­ло кто до­га­ды­вал­ся, что ключ к это­му филь­му да­ла за­клю­чи­тель­ная сце­на од­ной из пер­вых пьес Виш­нев­ско­го «По­след­ний ре­ши­тель­ный», точ­нее да­же не са­ма сце­на, а то, как её ис­тол­ко­вал в 1931 го­ду Мей­ер­хольд.

Ока­зав­шись на вер­ши­не сла­вы, Виш­нев­ский по­те­рял чув­ст­во ре­аль­но­с­ти и стал до­би­вать­ся, что­бы власть со­зда­ла ему по­ис­ти­не цар­ские ус­ло­вия. Его уже не ус­т­ра­и­ва­ла мос­ков­ская трёх­ком­нат­ная квар­ти­ра пло­ща­дью в 50 ква­д­рат­ных ме­т­ров (это в то вре­мя, ког­да поч­ти вся стра­на юти­лась в ком­му­нал­ках да ба­ра­ках). Он по­тре­бо­вал у од­но­го из ру­ко­во­ди­те­лей стра­ны – А.Щер­ба­ко­ва но­вых для се­бя хо­ром. «При со­здав­ших­ся бы­то­вых ус­ло­ви­ях, – под­чёр­ки­вал дра­ма­тург, – моя твор­че­с­кая и об­ще­ст­вен­но-по­ли­ти­че­с­кая ра­бо­та край­не тор­мо­зит­ся». В от­вет Щер­ба­ков дал ко­ман­ду вы­де­лить се­мье Виш­нев­ско­го из трёх че­ло­век в стро­ив­шем­ся в Ла­в­ру­шин­ском пе­ре­ул­ке пи­са­тель­ском до­ме пя­ти­ком­нат­ную квар­ти­ру. Прак­ти­че­с­ки од­но­вре­мен­но с но­вой квар­ти­рой дра­ма­тург по­лу­чил в Пе­ре­дел­ки­не и ши­кар­ную да­чу.

Да­ча бы­ла дву­хэ­таж­ной, – сви­де­тель­ст­во­ва­ла по­том ис­то­рик ли­те­ра­ту­ры Ва­лен­ти­на Ан­ти­пи­на. – Жи­лое по­ме­ще­ние на пер­вом эта­же (вы­со­та – 4,6 ме­т­ра, пло­щадь – 146,8 ква­д­рат­но­го ме­т­ра) и ман­сар­да (вы­со­та – 2,9 ме­т­ра, пло­щадь – 61,35 ква­д­рат­но­го ме­т­ра). В ос­но­ва­нии – не­пре­рыв­ный бу­то­вый фун­да­мент с кир­пич­ной за­бир­кой. Сте­ны сде­ла­ны из бру­сь­ев, руб­ле­ные, сна­ру­жи от­шту­ка­ту­рен­ные и ок­ра­шен­ные кле­е­вой кра­с­кой. Кры­ша у да­чи бы­ла дра­не­вая, пе­ре­кры­тия по де­ре­вян­ным бал­кам – те­со­вые под­шив­ные и до­ща­тые в за­бир­ку, по­лы двой­ные, на­стил по де­ре­вян­ным бал­кам – из до­сок. Ок­на – боль­шо­го раз­ме­ра, ра­мы по­кра­ше­ны бе­ли­ла­ми, с мед­ны­ми при­бо­ра­ми. Отоп­ле­ние бы­ло печ­ным, а пе­чи сло­же­ны из про­сто­го крас­но­го кир­пи­ча и от­шту­ка­ту­ре­ны. Две­ри – фи­лен­ча­тые, ок­ра­шен­ные мас­ля­ной кра­с­кой, с мед­ны­ми при­бо­ра­ми. Пе­ре­го­род­ки – те­со­вые, двой­ные, сте­ны об­ши­ты фа­не­рой, ок­ра­ше­ны мас­ля­ной кра­с­кой. У да­чи бы­ли за­стек­лён­ная тер­ра­са (вы­со­та – 4,6 ме­т­ра, пло­щадь – 18,02 ква­д­рат­но­го ме­т­ра), крыль­цо (пло­щадь – 2,86 ква­д­рат­но­го ме­т­ра), от­кры­тый бал­кон (пло­щадь – 7,05 ква­д­рат­но­го ме­т­ра). (В.Ан­ти­пи­на. По­всед­нев­ная жизнь со­вет­ских пи­са­те­лей. 1930–1950-е го­ды. М., 2005.)

По­ка Виш­нев­ский обу­с­т­ра­и­вал свой быт, власть взя­лась за чи­ст­ку в близ­кой дра­ма­тур­гу по ду­ху ре­дак­ции жур­на­ла «Зна­мя». Че­ки­с­ты уп­ря­та­ли боль­шую часть со­труд­ни­ков это­го из­да­ния. В 1937 го­ду из всей ре­дак­ции «Зна­ме­ни» на сво­бо­де ос­та­ва­лись лишь че­ты­ре че­ло­ве­ка: кро­ме Виш­нев­ско­го уце­ле­ли ещё Но­ви­ков-При­бой, Вла­ди­мир Лу­гов­ской и Алек­сандр Ис­бах.

Виш­нев­ский за­па­ни­ко­вал. Он бо­ял­ся, что по­сле аре­с­та за­ме­с­ти­те­ля ре­дак­то­ра С.Рей­зе­на сле­ду­ю­щим схва­тят его.

Дра­ма­тур­гу дей­ст­ви­тель­но уг­ро­жа­ла смер­тель­ная опас­ность. Кто толь­ко тог­да не до­би­вал­ся его за­клю­че­ния. Осо­бен­но не­ис­то­вал по­эт Дми­т­рий Пе­т­ров­ский. Уже в на­ле 2000-х го­дов ис­то­рик со­вет­ской ли­те­ра­ту­ры На­та­лья Гро­мо­ва об­на­ру­жи­ла в фон­дах Рос­сий­ско­го го­сар­хи­ва ли­те­ра­ту­ры и ис­кус­ст­ва пе­ре­пи­с­ку это­го по­эта с вхо­жим в че­кист­ские кру­ги се­к­ре­та­рём парт­ко­ма Гос­ли­та Пе­т­ром Без­ру­ких. Вскры­лись страш­ные фак­ты. Как ока­за­лось, Пе­т­ров­ский ещё 23 ок­тя­б­ря 1937 го­да сиг­на­ли­зи­ро­вал вла­с­тям, мол, с Виш­нев­ским да­ле­ко не всё в по­ряд­ке. «Два дня я про­дер­жал на­пи­сан­ное пись­мо о В., – со­об­щал он Без­ру­ких, – про­ве­ряя вре­ме­нем свою го­ряч­ность, и, вспом­нив, на­ко­нец, лер­мон­тов­ское оп­ре­де­ле­ние Груш­ниц­ко­го (ус­та­ми Пе­чо­ри­на): «он го­ря­чит ко­ня и, раз­ма­хи­вая шаш­кой и за­жму­рив гла­за, бро­са­ет­ся на за­ва­лы… Это что-то не рус­ская хра­б­рость!» (За пол­ную точ­ность тек­с­та я не ру­ча­юсь, ци­ти­рую по па­мя­ти, но ду­маю, что при­мер­но – точ­но.) Так вот, вспом­нив это­го са­мо­го Груш­ниц­ко­го, я по­нял, – что ме­ня (как и Шо­ло­хо­ва) раз­дра­жа­ет в этом мо­дуль­ном «хра­б­ре­це». Хо­тел бы я его ви­деть на за­ва­лах. Па­т­ри­о­тизм наш не нуж­да­ет­ся в на­зой­ли­вом под­чёр­ки­ва­нии. Он су­ще­ст­ву­ет и вы­ра­жа­ет­ся в до­стой­ных фор­мах. <…> Не сле­ду­ет ли при­смо­т­реть­ся к это­му че­ло­ве­ку и к его друж­бам и при­вя­зан­но­с­тям? (по­ли­ти­че­с­ким)».

Воз­мож­но, Пе­т­ров­ский не мог про­стить Виш­нев­ско­му ус­пе­ха. Ведь они оба на­чи­на­ли как пев­цы фло­та. Пе­т­ров­ский ещё в 1925 го­ду пи­сал:

 

За­крой­те бух­ту на за­мок, На па­лу­бу, как на мо­лит­ву, Двух взры­вов вы­ва­лил ды­мок; Идёт с ма­ши­на­ми раз­би­ты­ми, На зу­бо­ска­ля­щее дно Су­дов по­топ­лен­ный ве­нок.

 

По­том про­шло во­семь лет, и по­яви­лась «Оп­ти­ми­с­ти­че­с­кая тра­ге­дия» Виш­нев­ско­го. Тра­ги­че­с­кие об­ра­зы Пе­т­ров­ско­го ока­за­лись в те­ни, за­то вы­плы­ли обу­ян­ные ре­во­лю­ци­он­ным по­ры­вом анар­хи­с­ты Виш­нев­ско­го. Стер­петь это бы­ло труд­но. Же­на по­эта – Ма­рия Гон­та по­том в сво­их ме­му­а­рах при­зна­лась: «Пе­т­ров­ский на­пи­сал сти­хи «Лей­те­нант Ку­кель». Ма­те­ри­аль­ный знак, стёр­тый ис­то­ри­ей. Виш­нев­ский на­пи­сал «Оп­ти­ми­с­ти­че­с­кую тра­ге­дию» – по­ст­ро­е­ние лож­ное и па­те­ти­че­с­кое».

Как вы­яс­ни­ла Гро­мо­ва, до­нос Пе­т­ров­ско­го Без­ру­ких пе­ре­дал в НКВД не­ко­е­му Ве­прен­це­ву, ко­то­рый че­рез пять дней при­ехал в Пе­ре­дел­ки­но аре­с­то­вы­вать Бо­ри­са Пиль­ня­ка. Но Виш­нев­ский не стал ждать, ког­да по­дой­дёт его оче­редь. 20 но­я­б­ря 1937 го­да он по­слал се­к­рет­ную за­пи­с­ку пер­во­му се­к­ре­та­рю Со­ю­за пи­са­те­лей СССР Вла­ди­ми­ру Став­ско­му, в ко­то­рой со­об­щал о не­бла­го­на­дёж­но­с­ти Пе­т­ров­ско­го. Виш­нев­ский на­по­ми­нал, что Пе­т­ров­ско­го в жур­нал «Зна­мя» при­вёл быв­ший за­ме­с­ти­тель ре­дак­то­ра Рей­зен, ко­то­ро­го по­том че­ки­с­ты ра­зоб­ла­чи­ли как вра­га на­ро­да. Это Рей­зен, под­чёр­ки­вал Виш­нев­ский, «при­влёк Д.Пе­т­ров­ско­го и на­пе­ча­тал его сти­хи со сла­во­сло­ви­ем При­ма­ко­ву».

Вот та­кие в пи­са­тель­ской сре­де тог­да про­цве­та­ли нра­вы.

В этой ат­мо­сфе­ре все­об­ще­го стра­ха Виш­нев­ский в кон­це 1937 го­да пред­ло­жил жур­на­лу «Зна­мя» свой пер­вый ро­ман «Мы, рус­ский на­род». Он хо­тел, что­бы Дзи­ган снял по не­му но­вый фильм. Ему ка­за­лось, что это ук­ре­пит его по­зи­ции на олим­пе. Но рас­чёт не оп­рав­дал­ся. Кри­ти­ки при­зна­ли текст ро­ма­на сла­бым, и ки­нош­ное на­чаль­ст­во дрог­ну­ло, дав ко­ман­ду ра­бо­ту над кар­ти­ной от­ло­жить до луч­ших вре­мён.

По­кро­ви­те­ли Виш­нев­ско­го в во­ен­ных кру­гах по­со­ве­то­ва­ли дра­ма­тур­гу об­ра­тить­ся к ис­то­рии вой­ны с бе­ло­по­ля­ка­ми. Ген­штаб за­ин­те­ре­со­вал за­мыс­лом но­во­го филь­ма лич­но Ста­ли­на. Вождь да­же ус­пел вне­сти в сце­на­рий не­сколь­ко пра­вок. Но по­сле за­клю­че­ния пак­та Риб­бен­т­ро­па – Мо­ло­то­ва эта те­ма свою ак­ту­аль­ность ут­ра­ти­ла.

Из­ве­с­тие о на­ча­ле вой­ны за­ста­ло Виш­нев­ско­го на да­че. «Я схва­тил бу­ма­ги, – вспо­ми­нал по­том дра­ма­тург, – вы­бе­жал на шос­се, ос­та­но­вил гру­зо­вик, и мы с же­ной при­еха­ли в го­род». Че­рез не­сколь­ко ча­сов он уже вы­сту­пал на ми­тин­ге в Со­ю­зе пи­са­те­лей.

Че­рез три дня Виш­нев­ский при­был в Тал­лин, став на­чаль­ни­ков опе­ра­тив­ной груп­пы пи­са­те­лей при по­ли­ту­прав­ле­нии Балт­фло­та. По­том был про­рыв в Крон­штадт. За­тем на­ча­лась бло­ка­да.

Виш­нев­ский бы­с­т­ро сдал. Он и до это­го не от­ли­чал­ся креп­ким здо­ро­вь­ем. Ещё в 1931 го­ду вра­чи ус­та­но­ви­ли у не­го яв­ле­ния не­вро­за в фор­ме не­вра­с­те­нии. По­том к не­вро­зам до­ба­ви­лось ожи­ре­ние. Род­ная же­на в 1936 го­ду пре­ду­преж­да­ла му­жа, что он «из здо­ро­во­го нор­маль­но­го че­ло­ве­ка пре­вра­ща­ет сам се­бя в раз­ва­ли­ну». Вой­на же толь­ко усу­гу­би­ла все его бо­лез­ни.

Пер­во­го де­ка­б­ря 1941 го­да Виш­нев­ский по­пал в эва­ко­го­с­пи­таль. Вра­чи за­фик­си­ро­ва­ли али­мен­тар­ное ис­то­ще­ние вто­рой сте­пе­ни (отёч­ную фор­му), ави­та­ми­ноз и ре­ак­тив­ный не­вроз. Они на­ста­и­ва­ли для сво­е­го па­ци­ен­та на пол­ном по­кое. Но пи­са­тель уже чет­вёр­то­го ян­ва­ря от вра­чей сбе­жал.

Как при­зна­вал­ся Виш­нев­ский, тя­же­лее все­го ему дал­ся 1942 год. Уже в кон­це 1950 го­да он по прось­бе кри­ти­ка Ю.Ос­нос­са, вспо­ми­ная вой­ну, пи­сал: «1942-й. – Год был тя­жё­лый. Осе­нью ожи­дал­ся штурм го­ро­да по­сле па­де­ния Се­ва­с­то­по­ля. В это вре­мя я на­пи­сал (сов­ме­ст­но с Кро­ном и Аза­ро­вым) му­зы­каль­ную ко­ме­дию «Рас­ки­ну­лось мо­ре ши­ро­ко». 7 но­я­б­ря 1942 го­да её по­ста­вил един­ст­вен­ный те­атр го­ро­да – «Му­зы­каль­ная ко­ме­дия».

На про­тя­же­нии всей вой­ны Виш­нев­ский вёл днев­ни­ки. «Всё, что я в те­че­ние дня ду­мал, чи­тал, ви­дел, – го­во­рил он в 1948 го­ду, – я фик­си­рую, ино­гда очень ла­ко­нич­но, ино­гда по­дроб­но. Все­го за эти по­след­ние семь лет бы­ло на­пи­са­но со­рок три кни­ги днев­ни­ков. Это – жи­вая за­пись на­шей жиз­ни. Я за­пи­сы­вал в пре­де­лах, ко­неч­но, воз­мож­но­го, но не упу­с­кая ни се­рь­ёз­ных яв­ле­ний, ни пси­хо­ло­ги­че­с­ких, ни бы­то­вых, ни во­ен­ных». Од­на­ко во­ен­ные днев­ни­ки Виш­нев­ско­го бы­ли опуб­ли­ко­ва­ны, при­чём с ку­пю­ра­ми, лишь че­рез мно­го лет по­сле смер­ти пи­са­те­ля.

В кон­це 1944 го­да Виш­нев­ско­го вы­зва­ли в Моск­ву, где ему пред­ло­жи­ли воз­гла­вить жур­нал «Зна­мя». Он по­пы­тал­ся вы­ве­с­ти это из­да­ние на но­вый уро­вень, сде­лав став­ку на Эм­ма­ну­и­ла Ка­за­ке­ви­ча, Ве­ру Па­но­ву, Вик­то­ра Не­кра­со­ва. Но каж­до­днев­но за­ни­мать­ся ра­бо­той жур­на­ла сил у не­го уже не бы­ло.

В 1946 го­ду про­фес­сор Со­ко­лов об­на­ру­жил у Виш­нев­ско­го на­ру­ше­ние об­ме­на ве­ществ, тен­ден­ции к пол­но­те, глу­хо­ва­тые то­ны серд­ца, ги­пер­то­нию и ку­чу дру­гих бо­лез­ней. Он вы­дал пи­са­те­лю сле­ду­ю­щие ре­ко­мен­да­ции:

«1) раз в 2–3 ме­ся­ца ле­жать по 10 дней, вы­клю­ча­ясь пол­но­стью из ра­бо­ты...

2) пе­рей­ти на ди­е­ту. Раз в день ва­рё­ное мя­со или ры­ба. Ве­ге­та­ри­ан­ские су­пы. Два дня в не­де­лю ве­ге­та­ри­ан­ские це­ли­ком. Пить не бо­лее 5 ста­ка­нов жид­ко­с­тей, ле­том 6–7. Не пить вод­ки, шам­пан­ско­го и т.д. Лёг­кие ви­на уме­рен­но. Из­бе­гать со­лё­но­го. Мень­ше слад­ко­го. Сон 7–8 ча­сов.

3) Нож­ные го­ря­чие ван­ны до 20 мин., еже­днев­но. Тем­пе­ра­ту­ра во­ды по­сте­пен­но от 36 до 45.

4) При­ём ле­карств 5–6 дней; за­тем па­у­за на 10 дней и сно­ва так...

5) Фи­зи­че­с­ки не утом­лять­ся, не бе­гать, не под­ни­мать тя­же­с­тей и пр.». (Ци­ти­рую по кни­ге В.Ан­ти­пи­ной «По­всед­нев­ная жизнь со­вет­ских пи­са­те­лей. 1930–1950-е го­ды». М., 2005.) Од­на­ко Виш­нев­ский этим со­ве­там сле­до­вал да­ле­ко не все­гда.

По ло­ги­ке ве­щей Виш­нев­ско­му сра­зу по­сле вой­ны, учи­ты­вая со­сто­я­ние здо­ро­вья, сле­до­ва­ло бы по­дать в от­став­ку. Но он бо­ял­ся по­те­рять власть. В до­бав­ле­ние к жур­на­лу ему по­нра­ви­лось изо­б­ра­жать из се­бя пре­ем­ни­ка ген­се­ка в Со­ю­зе пи­са­те­лей. Но Виш­нев­ский не уло­вил пе­ре­ме­ну ве­т­ра в вер­хах. И за это в де­ка­б­ре 1948 го­да ему всё же из «Зна­ме­ни» при­шлось уй­ти, ус­ту­пив крес­ло Ва­ди­му Ко­жев­ни­ко­ву.

Виш­нев­ский очень дол­го не мог сми­рить­ся со сво­им по­ра­же­ни­ем. Он так хо­тел вер­нуть се­бе все преж­ние ре­га­лии, что ре­шил к 70-ле­тию Ста­ли­на на­пи­сать о вож­де пье­су «Не­за­бы­ва­е­мый 1919-й». Но его рас­чёт оп­рав­дал­ся лишь на­по­ло­ви­ну. За пье­су дра­ма­тург по­лу­чил Ста­лин­скую пре­мию. Вы­со­ких по­стов ему не вер­ну­ли.

Тем не ме­нее Виш­нев­ский про­дол­жал ду­мать, что ещё не всё по­те­ря­но. Он на­де­ял­ся, что все его по­зи­ции в струк­ту­рах вла­с­ти вос­ста­но­вит эк­ра­ни­за­ция пье­сы. По­это­му дра­ма­тург лич­но вы­звал­ся со­про­вож­дать ре­жис­сё­ра Чи­а­у­ре­ли по ме­с­там бо­ёв 1919 го­да. Но пу­те­ше­ст­вие в юность лишь спро­во­ци­ро­ва­ло у пи­са­те­ля но­вые бо­лез­ни. В на­ча­ле ию­ня 1950 го­да у Виш­нев­ско­го в здрав­ни­це «Ре­пи­но» слу­чил­ся ин­сульт, он ли­шил­ся ре­чи.

Вто­рой ин­сульт по­вто­рил­ся ров­но че­рез пол­го­да, пря­мо пе­ред са­мым 50-ле­ти­ем пи­са­те­ля. Свой юби­лей Виш­нев­ский вы­нуж­ден был про­ве­с­ти в крем­лёв­ской боль­ни­це. Ви­ди­мо, он в день тор­жеств на­столь­ко пе­ре­уто­мил­ся, что уже в ночь на 22 де­ка­б­ря у не­го на­ча­лось обиль­ное кро­во­те­че­ние из но­са.

Умер Виш­нев­ский 28 фе­в­ра­ля 1951 го­да. По­сле его смер­ти вдо­ва, под­дав­шись па­ни­че­с­ким на­ст­ро­е­ни­ям то­го вре­ме­ни, ста­ла об­ви­нять крем­лёв­ских вра­чей в со­зна­тель­ном вре­ди­тель­ст­ве. Она ут­верж­да­ла, буд­то вра­чи всё сде­ла­ли, что­бы «унич­то­жить че­ло­ве­ка, трид­цать лет воз­глав­ляв­ше­го обо­рон­ную ли­те­ра­ту­ру».

По­смерт­ная судь­ба Виш­нев­ско­го то­же скла­ды­ва­лась по-раз­но­му. По­на­ча­лу во всех ин­сце­ни­ров­ках и эк­ра­ни­за­ци­ях ве­щей Виш­нев­ско­го при­сут­ст­во­ва­ла фальшь. Мо­жет, по­это­му у В.Стро­е­вой в 1966 го­ду не по­лу­чил­ся фильм «Мы, рус­ский на­род».

Пе­ре­лом в от­но­ше­нии к Виш­нев­ско­му на­сту­пил, я ду­маю, в 1972 го­ду. Не­мец­кий ре­жис­сёр Пётр Штайн пер­вым тог­да от­ка­зал­ся от офи­ци­аль­ной трак­тов­ки «Оп­ти­ми­с­ти­че­с­кой тра­ге­дии», пред­ло­жив вер­нуть­ся к на­чаль­ной вер­сии этой пье­сы. Уже в 2005 го­ду Штайн при­знал­ся, что свой спек­такль он де­лал в За­пад­ной Гер­ма­нии под вли­я­ни­ем тра­ги­че­с­ких со­бы­тий 1968 го­да. «Мы взя­ли пер­вый ва­ри­ант пье­сы, не ис­пор­чен­ный со­вет­ской цен­зу­рой, – го­во­рил ре­жис­сёр. – Ведь Виш­нев­ский был дру­жен со Ста­ли­ным и при­нёс ему пер­вый ва­ри­ант «Оп­ти­ми­с­ти­че­с­кой тра­ге­дии». Ста­ли­ну пье­са, в ко­то­рой бы­ли силь­ны анар­хи­че­с­кие тен­ден­ции, очень по­нра­ви­лась. Хоть он в го­су­дар­ст­ве хо­тел на­ве­с­ти же­лез­ный по­ря­док, ему, как мне ка­жет­ся, нра­ви­лась анар­хия. Но со­вет­ская цен­зу­ра пье­су не про­пу­с­ти­ла. И Ста­лин ска­зал Виш­нев­ско­му, что ес­ли тот хо­чет, что­бы пье­са шла в те­а­т­рах, то он дол­жен её пе­ре­де­лать. И Виш­нев­ский пье­су из­ме­нил. А мы, как я уже го­во­рил, взя­ли ва­ри­ант, ко­то­ро­го не ка­са­лась ру­ка цен­зо­ра. Ко­неч­но, бы­ло очень за­бав­но, как за­пад­но­гер­ман­ские ак­тё­ры изо­б­ра­жа­ли рус­ских мо­ря­ков-ре­во­лю­ци­о­не­ров (сме­ёт­ся). Спек­такль был очень экс­прес­сив­ный: там мно­го стре­ля­ли, кри­ча­ли» («Из­ве­с­тия», 2005. 21 ян­ва­ря).

По­сле Штай­на но­вы­ми гла­за­ми на Виш­нев­ско­го по­смо­т­ре­ли уже и в Рос­сии. Сна­ча­ла пер­вый ва­ри­ант «Оп­ти­ми­с­ти­че­с­кой тра­ге­дии» ри­ск­нул в сво­ём БДТ воз­ро­дить Ге­ор­гий То­в­сто­но­гов. По­том свою сме­лую ин­тер­пре­та­цию клас­си­че­с­кой пье­сы пред­ло­жил в Лен­ко­ме и Марк За­ха­ров.

Я не со­мне­ва­юсь, что в на­ше вре­мя та часть мо­ло­дё­жи, ко­то­рая со­чув­ст­ву­ет ле­вым иде­ям, ре­шит­ся на но­вую трак­тов­ку Виш­нев­ско­го. Та­ко­го дра­ма­тур­га спи­сы­вать в за­пас по­ка ра­но.

Вячеслав ОГРЫЗКО