Архив : №20. 22.05.2009

От исповеди к прозе

 На недавней презентации сборника «Новые писатели» главный редактор журнала «Новый мир» Андрей Василевский сказал, что молодые авторы входят в литературу в очень сложный период – мировой кризис, который только ещё начинается, отразится и на книгоиздании, а литературные журналы, по мнению Андрея Витальевича, скорее всего через два-три года перестанут существовать. По крайней мере в том виде, в каком существуют сегодня... По Малому залу ЦДЛ пробежал ропот – слова главного редактора молодых авторов явно напугали.

О гибели толстых журналов говорят давно и порой настойчиво. Кто-то считает их пережитком советских времён, кто-то утверждает, что в эпоху бурного развития книжного рынка журналы не нужны и даже вредны; всё слышнее голоса тех, кто высказывается за окончательный уход «толстяков» в интернет – они ссылаются на то, что бумажные тиражи «Знамени», «Нового мира», «Дружбы народов», составляющие от 6 до 2 тысяч экземпляров, по большей части оседают в редакциях, а сайт «Журнальный зал» посещают десятки тысяч людей.

Не будем сейчас останавливаться на различиях восприятия произведения литературы в бумажном и электронном видах, не станем также рассматривать, чем отличается книжное издание и журнальная публикация пусть даже большого, вроде бы специально для книги созданного романа. Поговорим о журнале как о площадке для тех немногочисленных сегодня литераторов, кто пишет долго, без спешки, выносит свои произведения (зачастую совсем небольшого объёма – не для книги) раз в несколько лет.

Не раз приходилось слышать от книгоиздателей: «Чтобы читатели заметили автора, ждали его новые вещи, нужно не реже раза в год выпускать его книги. Малопишущий, пусть даже очень талантливый автор нам не нужен – он принесёт только убытки».

И, видимо, понимая это, многие авторы (особенно молодые, только ещё «раскручивающиеся» и «раскручиваемые») стараются поскорее написать роман для издания книгой страниц этак в триста и тут же принимаются за следующий, чтобы «читатели не успели забыть». И сколько талантливых, своеобразных, умных писателей в короткое время такой гонки превращаются в проекты. Непроекты сегодня найти очень сложно, и, пожалуй, искать их стоит не на полках книжных магазинов (хотя нет-нет, но книги у них выходят), а в толстых журналах.

В мартовском «Новом мире» опубликована повесть «Старик, посадивший лес» одного из таких негромких, совсем не плодовитых писателей – Антона Тихолоза.

 

Я на­чал чи­тать по­весть в ком­пью­те­ре (со све­жи­ми но­ме­ра­ми «тол­стя­ков» зна­ком­люсь при по­мо­щи ин­тер­не­та), но уже че­рез не­сколь­ко ми­нут по­нял, что здесь нуж­на бу­ма­га, ну­жен зна­ко­мый шрифт «Но­во­го ми­ра», и от­пра­вил­ся в ре­дак­цию...

Пи­са­те­ля Ти­хо­ло­за я уз­нал в кон­це 2005 го­да, ког­да про­чёл в том же жур­на­ле его по­весть «Без от­ца». По­весть по­тря­са­ю­щую. Я на­пи­сал о ней ста­тью («Ли­те­ра­тур­ная Рос­сия», 2006. 3 фе­в­ра­ля), со­ве­то­вал чи­тать зна­ко­мым, рас­спра­ши­вал об ав­то­ре. Не уди­вил­ся, уз­нав, что Ти­хо­лоз, че­ло­век уже взрос­лый (ему бы­ло тог­да 33 го­да), бро­сил Ли­тин­сти­тут, ку­да-то уе­хал; что кро­ме но­во­мир­ской по­ве­с­ти, ка­жет­ся, боль­ше ни­че­го не на­пи­сал. Не уди­вил­ся по­то­му, что та­кие лю­ди пусть из­ред­ка, но по­яв­ля­ют­ся в ли­те­ра­ту­ре – вы­плё­с­ки­ва­ют, и по­рой очень та­лант­ли­во вы­плё­с­ки­ва­ют, на бу­ма­гу свои ду­шев­ные пе­ре­жи­ва­ния, рас­ска­зы­ва­ют о сво­ей жиз­ни и ис­че­за­ют. «Без от­ца» и яви­лась имен­но ис­по­ве­дью, а ис­по­ве­ди нель­зя по­ста­вить на по­ток... Нет, при же­ла­нии мож­но, – при же­ла­нии мож­но всё, – но не всё мо­жет при­не­с­ти пло­ды. Так, ино­гда яр­кие, за­мыс­ло­ва­тые, но пу­с­то­ц­ве­ты.

 

По­весть «Без от­ца» бы­ла за­ме­че­на, по­лу­чи­ла пре­мию, за­пом­ни­лась (о ней до сих пор вспо­ми­на­ют и кри­ти­ки, и чи­та­те­ли в сво­их ин­тер­нет-днев­ни­ках), но сам ав­тор, как мне по­ка­за­лось, на­всег­да из ли­те­ра­ту­ры ис­чез. Вы­ныр­нув из жиз­ни, ска­зав о ней своё, вновь в неё по­гру­зил­ся.

 

В про­шлом го­ду в ли­тин­сти­тут­ском аль­ма­на­хе «Твер­ской буль­вар, 25» я про­чи­тал «За­пи­с­ки кни­го­чея» Ан­то­на Ти­хо­ло­за – за­мет­ки ин­те­рес­ные, но ка­кие на­вер­ня­ка де­ла­ет боль­шин­ст­во склон­ных к раз­мы­ш­ле­нию лю­дей. (По­ду­ма­лось, что за­мет­ки эти со­бра­ли од­но­курс­ни­ки не­со­сто­яв­ше­го­ся вы­пу­ск­ни­ка Ли­тин­сти­ту­та и из­да­ли, воз­дав ему дань па­мя­ти.) «За­пи­с­ки...» ук­ре­пи­ли ме­ня в мыс­ли, что Ти­хо­лоз вряд ли со­здан для пи­са­тель­ской про­фес­сии. Слиш­ком мно­го­го он тре­бу­ет от ли­те­ра­ту­ры, слиш­ком кри­ти­чен, строг, в том чис­ле и к са­мо­му се­бе. Вот, к при­ме­ру, та­кая за­пись:

«Я ста­ра­юсь пи­сать о се­бе не по­то­му, что очень це­ню се­бя. Про­сто фик­си­ро­вать ви­ден­ное сво­и­ми гла­за­ми – са­мый на­дёж­ный спо­соб на­пи­сать прав­ду. Мож­но, ко­неч­но, со­став­лять из кро­хот­ных ку­соч­ков прав­ды од­но боль­шое вы­мы­ш­лен­ное це­лое. Но кто по­ру­чит­ся, что та­кая мо­за­и­ка не ока­жет­ся од­ной боль­шой мо­за­ич­ной ло­жью?»

Мысль, по-мо­е­му, очень точ­ная, про­грамм­ная для то­го на­прав­ле­ния в ли­те­ра­ту­ре, что я на­зы­ваю но­вым ре­а­лиз­мом (и по прин­ци­пу но­во­го ре­а­лиз­ма – о се­бе и че­рез се­бя, пре­дель­но до­сто­вер­но – на­пи­са­на по­весть «Без от­ца»), но в то же вре­мя и на­по­ми­на­ю­щая при­го­вор се­бе са­мо­му как пи­са­те­лю. Ведь да­же дни сво­ей жиз­ни, пе­ре­не­сён­ные на бу­ма­гу, ста­но­вят­ся «мо­за­ич­ной ло­жью». Же­ла­ю­щий со­хра­нить аб­со­лют­ную жиз­нен­ную прав­ду в ли­те­ра­ту­ре об­ре­чён на по­ра­же­ние. По­ка­за­лось, что ав­тор по­ве­с­ти «Без от­ца», одер­жав в этой ве­щи по­бе­ду за прав­ду, по­пы­тав­шись за­тем стать так на­зы­ва­е­мым про­фес­си­о­наль­ным пи­са­те­лем, по­нял, что та­ким, ка­ким он се­бя ви­дит пи­са­те­лем, ему не стать. И бро­сил это де­ло.

Но про­чи­тав не­сколь­ко аб­за­цев но­вой по­ве­с­ти Ан­то­на Ти­хо­ло­за (по­ве­с­ти с не очень-то ин­три­гу­ю­щим на­зва­ни­ем – «Ста­рик, по­са­див­ший лес»), я по­нял, что ошиб­ся.

Сю­жет тра­ди­ци­он­но для рус­ской про­зы про­стой и в пе­ре­ска­зе да­же вро­де как и не сю­жет (как, к при­ме­ру, пе­ре­ска­зать «Смерть Ива­на Иль­и­ча», или «Скуч­ную ис­то­рию», или «По­след­ний срок»?)... В об­щем, в од­ном волж­ском го­ро­де, в двух­ком­нат­ной «гос­тин­ке» жи­вёт ста­рик. Же­на не­дав­но умер­ла, од­на дочь за­му­жем, в Ста­в­ро­по­ле, дру­гая, раз­ве­дён­ная, спи­ва­ет­ся в со­сед­ней ком­на­те.

Всю жизнь ста­рик (име­ни его мы так и не уз­на­ем) про­ра­бо­тал на за­во­де; кро­ме квар­ти­ры име­ет ещё са­до­вый уча­с­ток с до­ми­ком-са­ра­юш­кой... По­на­ча­лу не­при­ят­но удив­ля­ет, что ста­рик как-то поч­ти рав­но­ду­шен к смер­ти же­ны, к гиб­ну­щей до­че­ри, но ког­да на­чи­на­ешь вспо­ми­нать та­ких ста­ри­ков-ра­бо­тяг, вы­жа­тых го­дам к ше­с­ти­де­ся­ти пя­ти до пре­де­ла, вы­ра­бо­тан­ных, со­гла­ша­ешь­ся с ав­то­ром: они та­кие. Ти­хо­ло­зов­ский ста­рик не рав­но­душ­ный, он про­сто бес­ко­неч­но ус­та­лый, и лишь при­выч­ка, гра­ни­ча­щая с ин­стинк­том, за­став­ля­ет его кое-как ше­ве­лить­ся, про­из­во­дить тот на­бор дей­ст­вий, что он про­из­во­дил за го­ды, про­ве­дён­ные на пен­сии... В пер­вую оче­редь, это, ко­неч­но, со­дер­жа­ние са­до­во­го уча­ст­ка, тем бо­лее что нуж­но вы­са­жи­вать по­се­ян­ную по­кой­ной же­ной рас­са­ду.

Так на­зы­ва­е­мые да­чи жи­те­лей про­вин­ции – это сов­сем не то, что да­чи моск­ви­чей. Са­до­вые уча­ст­ки мо­гут на­хо­дить­ся сра­зу за го­ро­дом, а то и на со­сед­ней ули­це. До «са­да» ста­ри­ка мож­но бы­ло до­ехать на ав­то­бу­се, но удоб­нее – дой­ти пеш­ком. Нуж­но бы­ло толь­ко пе­ре­брать­ся че­рез без­лес­ную, ка­ме­ни­с­тую го­ру.

Взби­ра­ясь на го­ру, ста­рик жа­ле­ет, что нет де­ре­вь­ев, в те­ни ко­то­рых мож­но пе­ре­дох­нуть. А солн­це с каж­дым днём пе­чёт всё силь­нее, путь ста­но­вит­ся труд­ней.

 

В сво­бод­ное вре­мя ста­рик лю­бит по­чи­тать. Чи­та­ет в ос­нов­ном жур­на­лы двад­ца­ти­лет­ней дав­но­с­ти, ко­то­рые ког­да-то вы­пи­сы­ва­ли, но в то вре­мя, ка­жет­ся, да­же не рас­кры­ва­ли, – «Зна­ние – си­ла», «Юный на­ту­ра­лист». В них ста­ри­ку нра­вят­ся ста­тьи и рас­ска­зы о ле­се, ко­то­рым их край сов­сем не бо­гат...

 

По всем при­ме­там, до ста­ро­сти, до по­те­ри же­ны, ге­рой по­ве­с­ти жил, ма­ло что за­ме­чая, ма­ло чем ин­те­ре­су­ясь. Ра­бо­та на за­во­де, се­мей­ные за­бо­ты не рас­по­ла­га­ли к со­зер­ца­нию, к раз­мы­ш­ле­ни­ям. И вот уже на по­ро­ге смер­ти (а её бли­зость чув­ст­ву­ет­ся) ста­рик слов­но бы про­сы­па­ет­ся. Вдруг об­ра­ща­ет вни­ма­ние на свои ру­ки: «Усев­шись на ди­ван­чик, он не­сколь­ко ми­нут рас­сма­т­ри­вал ру­ки, ха­рак­тер­но ста­ри­ков­ские («ха­рак­тер­но» – не­хо­ро­шо здесь. – Р.С.), с тон­кой про­зрач­ной ко­жей и чёт­ко про­сту­пив­ши­ми си­ни­ми ни­тя­ми вен. Не­о­жи­дан­но от­чёт­ли­во, слов­но вче­ра бы­ло, вспом­нил, как две­над­ца­ти­лет­ним под­ро­ст­ком рас­сма­т­ри­вал ру­ки ба­буш­ки, при­кла­ды­вал к ним свои, пух­лые, с глад­кой ко­жей. Те­перь его ру­ки бы­ли в точ­но­с­ти та­кие же». Или за­ме­ча­ет, как вы­гля­дят се­ме­на клё­на: «Не­боль­шая, дли­ной в по­ло­ви­ну ста­ри­ков­ско­го ми­зин­ца, из го­да в год мил­ли­ар­да­ми ти­ра­жи­ру­е­мая рас­то­чи­тель­ной при­ро­дой кле­но­вая кры­лат­ка ка­за­лась тво­ре­ни­ем юве­ли­ра-вир­ту­о­за. Фор­му её ло­па­с­ти, при­да­ю­щей в по­лё­те вра­ща­ю­щий мо­мент, слов­но бы рас­счи­ты­вал про­фес­сор аэ­ро­ди­на­ми­ки. Про­ти­во­по­лож­ный ко­нец ло­па­с­ти был ос­т­рым, как игол­ка: при­не­сён­ная ве­т­ром на но­вое ме­с­то, кры­лат­ка долж­на бы­ла вон­зить­ся в зем­лю, зи­муя, при­мять­ся сне­гом, а вес­ной, раз­бу­жен­ная сол­неч­ным теп­лом и про­пи­тав­ша­я­ся та­лой во­дой, на­чать про­ра­с­тать».

От­кры­тия ста­рик де­ла­ет, чи­тая жур­на­лы, гля­дя под но­ги. Уз­на­ёт, что лес мож­но вы­ра­с­тить и на кам­нях, и не толь­ко са­жен­ца­ми, но и из се­мян... По­сте­пен­но им за­вла­де­ва­ет идея за­са­дить се­ме­на­ми клё­на и бе­рё­зы ту го­ру, ко­то­рую он поч­ти каж­дый день пре­одо­ле­ва­ет, что­бы до­брать­ся до са­до­во­го уча­ст­ка. И вот на­чи­на­ет эту идею пре­тво­рять в жизнь.

С од­ной сто­ро­ны, по­доб­ное раз­ви­тие сю­же­та (а оно за­яв­ле­но уже в на­зва­нии по­ве­с­ти) мо­жет вы­звать сни­с­хо­ди­тель­ную улыб­ку ис­ку­шён­но­го чи­та­те­ля. Де­сят­ки ге­ро­ев рус­ской ли­те­ра­ту­ры уже са­жа­ли ле­са, са­ды – ещё в кон­це XIX ве­ка это за­ня­тие ста­ло штам­пом: поч­ти все ли­те­ра­тур­ные ге­рои, же­ла­ю­щие «бла­го­ус­т­ро­ить зем­лю», до­ду­мы­ва­лись до по­сад­ки ле­сов. (В кон­це 1980-х – на­ча­ле 2000-х с ней кон­ку­ри­ро­ва­ла по­ст­рой­ка или ре­с­та­в­ра­ция церк­вей, что долж­но бы­ло сим­во­ли­зи­ро­вать ду­хов­ное воз­рож­де­ние че­ло­ве­ка.) Но в том, на­вер­ное, и про­яв­ля­ет­ся та­лант пи­са­те­ля, что, бе­ря за ос­но­ву про­из­ве­де­ния мно­го­крат­но опи­сан­ное, изу­чен­ное пред­ше­ст­вен­ни­ка­ми, то, над чем не раз иро­ни­зи­ро­ва­ли, он на­хо­дит но­вые сло­ва, пи­шет по-но­во­му.

Ан­то­ну Ти­хо­ло­зу уда­лось на­пи­сать о че­ло­ве­ке, са­жа­ю­щем лес, так, слов­но до не­го об этом ни­кто не пи­сал. И по­лу­чи­лось это по­то­му, что ав­тор до­сто­вер­но по­дроб­но рас­ска­зы­ва­ет, по­че­му ста­рик в ка­кой-то мо­мент ока­зы­ва­ет­ся не в си­лах бо­роть­ся с же­ла­ни­ем (точ­нее, не же­ла­ние это, а не­что дру­гое) за­ка­пы­вать в скуд­ный дёрн се­ме­на клё­нов и бе­рёз, от­ры­ва­ет­ся от ра­бо­ты на ого­ро­де и идёт на го­ру; по­дроб­но опи­сы­ва­ет про­цесс этой по­сад­ки, ес­ли вду­мать­ся, поч­ти бес­по­лез­ной, ско­рее все­го, об­ре­чён­ной на не­удач­ный ре­зуль­тат...

«Обой­дя опуш­ку плот­ной сте­ной сто­я­щей ле­со­по­ло­сы, ста­рик при­ме­тил вы­пя­чен­ный при­го­рок ря­дом с круг­лой во­рон­ко­об­раз­ной ямой, из ко­то­рой ког­да-то был вы­нут стро­и­тель­ный ка­мень. Ос­та­вив на тра­ве сум­ку с огур­ца­ми и ак­ку­рат­но при­ст­ро­ив ря­дом бан­ку с бе­рё­зо­вы­ми се­ме­на­ми, ста­рик ло­па­той коп­нул зем­лю: штык во­шёл на два паль­ца и упёр­ся в твёр­дое. Ста­рик пе­ре­вер­нул тон­кий вы­ре­зан­ный слой дёр­на – из круг­лой лун­ки жел­тел ка­мень и гли­на. От­ме­рив на глаз пол­то­ра ме­т­ра, ста­рик коп­нул сно­ва, с силь­но бью­щим­ся серд­цем ото­шёл – две жёл­тые лун­ки ря­дом на фо­не зе­лё­ной тра­вы вы­гля­де­ли убе­ди­тель­но. Тог­да, взяв ло­па­ту по­удоб­нее, он при­нял­ся де­лать лун­ку за лун­кой, усе­и­вая при­го­рок точ­ка­ми, слов­но тра­фа­рет на­бра­сы­вать на зе­лё­ный фон. Дой­дя до про­ти­во­по­лож­но­го края глу­бо­кой ямы, ста­рик ос­та­вил ло­па­ту как ори­ен­тир, вер­нул­ся к бан­ке с се­ме­на­ми. Не­ве­со­мые бе­рё­зо­вые кры­лат­ки ста­рик в лун­ки на­сы­пал по ще­пот­ке, тут же при­кры­вал вы­ну­тым ку­с­ком дёр­на. Ста­рал­ся сна­ча­ла се­ме­на эко­но­мить, по­том же, уви­дев, что на на­ме­чен­ный уча­с­ток кры­ла­ток хва­та­ет и да­же ос­та­ёт­ся лиш­нее, ще­пот­ку за­хва­ты­вал всё ще­д­рее и ще­д­рее. «Ни­че­го, так куст гу­ще вы­ра­с­тет!» – ус­по­ка­и­вал он се­бя».

М-да, по­доб­ным де­лом и та­ким об­ра­зом мо­жет за­ни­мать­ся толь­ко аб­со­лют­но го­род­ской че­ло­век. Да­ром что у не­го уже мно­го лет име­ет­ся уча­с­ток с гряд­ка­ми... А ста­рик ко­пал и ко­пал лун­ки, бро­сал в них се­ме­на мно­го дней под­ряд...

И се­ме­на про­рос­ли, по­бе­ги не со­жг­ли по­жа­ры, не съе­ли ко­зы, и че­рез не­сколь­ко лет, уже по­сле смер­ти ста­ри­ка, «в по­сад­ках при­шлось то­по­ром про­ру­бать тро­пин­ки, об­ла­мы­вать из­ги­ба­ю­щие, пе­ре­кры­ва­ю­щие про­ход вет­ки...»

На од­ном из ин­тер­нет-фо­ру­мов я встре­тил крат­кий от­зыв на по­весть Ан­то­на Ти­хо­ло­за, при­над­ле­жа­щий пи­са­те­лю Сер­гею Че­ред­ни­чен­ко. Он на­звал её «ГЛАД­КОЙ» (имен­но так, боль­ши­ми бук­ва­ми). Не знаю, плюс это по­ве­с­ти или ми­нус, но дей­ст­ви­тель­но, на­пи­са­на она глад­ко. Чи­та­ет­ся лег­ко, ком­по­зи­ция не­за­мыс­ло­ва­та, идея вро­де бы ле­жит на по­верх­но­с­ти, язык без из­ли­шеств и изы­с­ков, хо­тя и не без ху­до­же­ст­вен­но­с­ти. По­весть на­пом­ни­ла мне ли­те­ра­ту­ру по­след­ней чет­вер­ти по­за­про­ш­ло­го ве­ка – эпо­хи Че­хо­ва, Ко­ро­лен­ко, мо­ло­до­го Ан­д­ре­е­ва – и од­но­вре­мен­но ли­те­ра­ту­ру вре­мён Шук­ши­на, Рас­пу­ти­на, Еки­мо­ва... Ка­кая-то связь есть меж­ду ни­ми. Связь на уров­не от­но­ше­ния к сло­ву...

В од­ной из не­дав­них ста­тей, по­свя­щён­ных Про­ха­но­ву и Ли­мо­но­ву, пи­са­тель За­хар При­ле­пин вы­ска­зал мысль, что клас­си­че­с­кая ли­те­ра­ту­ра за­кон­чи­лась на Ле­о­ни­де Ле­о­но­ве, и «те­перь на­ша клас­си­ка – это за­мк­ну­тый со­суд, ве­ли­че­ст­вен­ная пи­ра­ми­да, жи­во­тво­ря­щий ко­с­мос: лю­бо­вать­ся им мож­но, пи­тать­ся его све­том нуж­но, про­ник­нуть внутрь – не­воз­мож­но. <...> ме­ня­ют­ся и речь, и сло­варь ли­те­ра­ту­ры – клас­си­че­с­ким сло­ва­рём ны­не поль­зу­ют­ся толь­ко гра­фо­ма­ны». Мысль в оп­ре­де­лён­ной сте­пе­ни спра­вед­ли­вая – в сти­ле (а точ­нее – сти­лем) рус­ской ли­те­ра­ту­ры се­го­дня ма­ло кто пи­шет. То Се­ре­б­ря­ный век язык пе­ре­па­хал, за­тем ро­ман­ти­ка 20-х, по­сле – вы­хо­ла­щи­вал соц­ре­а­лизм, под ко­нец то­пил и глу­шил кар­на­вал пост­мо­дер­низ­ма и про­чих не­ре­а­ли­с­ти­че­с­ких из­мов. Еди­ни­цы, сбе­ре­гав­шие строй язы­ка рус­ской клас­си­че­с­кой про­зы, бы­ли, но это бы­ли имен­но еди­ни­цы...

 

К клас­си­ке ста­ли пы­тать­ся вер­нуть­ся мо­ло­дые пи­са­те­ли в на­ча­ле 2000-х. Не­да­ром, го­во­ря о их про­зе, ча­с­то вспо­ми­на­ют Че­хо­ва, Бу­ни­на. Ан­тон Ти­хо­лоз, на мой взгляд, один из тех, кто стара­ет­ся, и не без ус­пе­ха, пи­сать, ог­ля­ды­ва­ясь на клас­си­ку. От по­тря­са­ю­щей си­лы че­ло­ве­че­с­ко­го до­ку­мен­та («Без от­ца») он шаг­нул к рус­ской про­зе («Ста­рик, по­са­див­ший лес»).

 

Не ду­маю, что вско­ре имя Ан­то­на Ти­хо­ло­за ста­нет из­ве­ст­но мас­со­во­му чи­та­те­лю. Вряд ли он за­ча­с­тит сво­и­ми по­ве­с­тя­ми и рас­ска­за­ми. Ско­рее все­го, бу­дет пре­бы­вать в за­по­вед­ни­ке (для ко­го-то – в ре­зер­ва­ции) тол­стых жур­на­лов. Как пре­бы­ва­ют там его со­бра­тья – Бо­рис Еки­мов, Ми­ха­ил Тар­ков­ский, Илья Ко­чер­гин, Дми­т­рий Но­ви­ков. Мо­жет быть, ино­гда (как и у вы­ше­наз­ван­ных) бу­дут вы­хо­дить у Ти­хо­ло­за кни­ги. Ред­кие и дра­го­цен­ные, как жем­чу­жи­ны.

Роман СЕНЧИН