Архив : №20. 22.05.2009

Бывшее и несбывшееся

ИС­ТО­РИЯ   «ЛР»   В   ЛИ­ЦАХ

 Александра Михайловна Святова

 

Иметь де­ло с Алек­сан­д­рой Ми­хай­лов­ной бы­ло од­но удо­воль­ст­вие. Ли­шён­ная воз­мож­но­с­ти бы­с­т­ро пе­ре­ме­щать­ся по при­чи­не бо­лез­ни ног, она по­сто­ян­но на­хо­ди­лась в сво­ём ка­би­не­те. На сво­ём ра­бо­чем ме­с­те. И за­стать её не со­став­ля­ло тру­да. Под­няв­шись на уро­вень её пан­ду­са, пол в её ка­би­не­те был зна­чи­тель­но при­под­нят, о чём я уже про­ст­ран­но пи­сал, и, за­крыв за со­бой дверь, я по­ни­мал, что за­вот­де­лом куль­ту­ры те­перь в пол­ном мо­ём рас­по­ря­же­нии. Убе­жать от ме­ня она ни­ку­да не мог­ла. Сроч­но вы­звать её ни­кто не мог, да­же глав­ный. От всех су­ет­ных, вя­ло­те­ку­щих, от­ни­ма­ю­щих уй­му вре­ме­ни и сил, вы­ма­ты­ва­ю­щих ре­дак­ци­он­ных дел она бы­ла ос­во­бож­де­на. Бы­с­т­ро при­ле­теть на сроч­ный вы­зов, что так важ­но для жур­на­ли­с­та (жур­на­ли­с­та, как из­ве­ст­но, но­ги кор­мят), она бы­ла не в со­сто­я­нии.

Я за­кры­вал за со­бой дверь, клал на её стол но­вую ру­ко­пись… и ощу­щал се­бя вла­с­те­ли­ном по­ло­же­ния. Не убе­жит, и не про­го­нит!

При мне она ни­ког­да не чи­та­ла мо­ей пи­са­ни­ны и не об­суж­да­ла, что я на­пи­сал. Ру­ко­пи­си при­ни­ма­лись как уже со­вер­шив­ший­ся ху­до­же­ст­вен­ный акт, мо­жет быть, под­ле­жа­щий ре­дак­ти­ро­ва­нию, но не­о­спо­ри­мый.

И тут на­чи­на­лось са­мое ин­те­рес­ное, Алек­сан­д­ра Ми­хай­лов­на, от­толк­нув­шись от слу­чай­ной фра­зы, на­чи­на­ла го­во­рить. Её им­про­ви­за­ции дли­лись ча­са­ми и за­во­ра­жи­ва­ли ме­ня мыс­лен­ны­ми кру­же­ва­ми, пле­ту­щи­ми­ся пря­мо на мо­их гла­зах. По­мню по­ра­зив­шую ме­ня бе­се­ду о Сер­гее Со­ло­вь­ё­ве. Алек­сан­д­ра Ми­хай­лов­на свя­зы­ва­ла его филь­мы с рус­ской клас­си­че­с­кой ли­те­ра­ту­рой. А в те го­ды Со­ло­вь­ёв сни­мал филь­мы о со­вет­ских школь­ни­ках. Не с «Ас­сы» он на­чал­ся как ре­жис­сёр.

Это бы­ло так не­о­жи­дан­но – уви­деть в про­бле­мах вос­пи­та­ния пи­о­не­ров от­ра­же­ние уса­деб­ной дво­рян­ской куль­ту­ры, что я про­сто от­крыл рот. И тем не ме­нее всё вы­гля­де­ло убе­ди­тель­но. Это бы­ла тай­на со­вет­ско­го ки­но – сни­мать об од­ном, что­бы по­том, че­рез ас­со­ци­а­тив­ный ряд, вы­хо­ди­ло сов­сем иное! По мне­нию Алек­сан­д­ры Ми­хай­лов­ны, у Со­ло­вь­ё­ва этот эф­фект по­яв­лял­ся из-за то­го, что он сни­мал сво­их школь­ни­ков не в го­род­ской сре­де, а на фо­не рус­ской при­ро­ды. Да и меч­та­тель­ные тур­ге­нев­ские гла­за Та­ть­я­ны Дру­бич де­ла­ли своё де­ло.

– Да это же го­то­вая ста­тья, – вос­кли­цал я! Тут мне де­лать не­че­го, пи­ши­те са­ми… Да это и не ста­тья, тут це­лую кни­гу на­пи­сать мож­но.

О Со­ло­вь­ё­ве я, ко­неч­но, уже пи­сать не мог. Но и Алек­сан­д­ра Ми­хай­лов­на пре­да­вать бу­ма­ге свои мыс­ли не спе­ши­ла. То, что она пи­са­ла, рез­ко от­ли­ча­лось от её уст­ных им­про­ви­за­ций. Вот уж во­ис­ти­ну, ко­му да­но го­во­рить, ча­ще все­го не да­но пи­сать. Я смо­т­рел её ста­тьи, пе­ре­ли­с­тал её кни­ги о рус­ских ху­дож­ни­ках – Ре­пи­не, Шиш­ки­не, но и там от её да­ра рас­сказ­чи­цы ни­че­го не на­блю­да­лось.

Ей бы чи­тать пуб­лич­ные лек­ции… Но, увы, при­гла­шать пре­по­да­вать её не спе­ши­ли. С те­ле­ви­де­ни­ем у неё ро­ман то­же не сло­жил­ся. По­мню един­ст­вен­ную пе­ре­да­чу, ко­то­рую она сде­ла­ла, – о ху­дож­ни­ке Пав­ле Ко­ри­не. Пе­ре­да­ча уда­лась, мо­жет быть, имен­но по­это­му с ка­на­ла её сра­зу из­гна­ли.

Ста­тьи о Сер­гее Со­ло­вь­ё­ве так и не по­яви­лись. Ещё за­пу­тан­нее вы­шла ис­то­рия с Ни­ки­той Ми­хал­ко­вым. Тог­да вы­шел его фильм «Об­ло­мов», где он на­гло пе­ре­ина­чил Гон­ча­ро­ва. В филь­ме Штольц сго­во­рил­ся с Еле­ной и ос­та­вил в ду­ра­ках влюб­лён­но­го по уши Об­ло­мо­ва. За это я со­би­рал­ся Ми­хал­ко­ва вы­сечь… Алек­сан­д­ра Ми­хай­лов­на под­дер­жа­ла ме­ня, на­зы­вая его не ина­че как по­зё­ром, а не ру­со­фи­лом. Тог­да един­ст­вен­ный раз она, по­до­б­рав ко­с­ты­ли­ки, сра­зу же на­пра­ви­лась к на­чаль­ст­ву, ут­верж­дать те­му. Но вер­ну­лась ни с чем. Ру­ко­вод­ст­во по­счи­та­ло, что это «наш» че­ло­век, близ­кий по ду­ху, и пусть кри­ти­ку­ют его дру­гие га­зе­ты.

Че­рез не­сколь­ко лет Ми­хал­ков вы­дал на-го­ра «Да­му с со­бач­кой». Это бы­ло уже не пер­вое его оск­вер­не­ние Че­хо­ва. На всё мож­но бы­ло бы смо­т­реть сквозь паль­цы, но од­на сце­на, ког­да из Ита­лии при­ез­жа­ет в Рос­сию Мар­чел­ло Ма­с­т­ро­я­ни (из Кры­ма дей­ст­вие пе­ре­не­се­но в ита­ль­ян­ский ку­рорт), ме­ня про­сто взбе­си­ла. В про­вин­ци­аль­ном го­род­ке ита­ль­ян­ца встре­ча­ют ка­кие-то мон­ст­ры, на­се­ля­ю­щие Рос­сию, и ус­т­ра­и­ва­ют ему цар­ские по­че­с­ти. Вот та­кое ру­со­филь­ст­во. К Че­хо­ву это, ко­неч­но, не име­ет ни ма­лей­ше­го ка­са­тель­ст­ва, ре­ви­зия рус­ской клас­си­ки да­же не удив­ля­ет. Воз­му­ща­ет дре­му­чее не­ве­же­ст­во ре­жис­сё­ра. В цар­ской Рос­сии ита­ль­я­нец, фран­цуз не поль­зо­ва­лись ка­ким-то осо­бым по­чё­том. Ко­неч­но, «фран­цу­зик из Бор­до» мог пу­с­тить пыль в гла­за, но са­мое боль­шее, на что они мог­ли рас­счи­ты­вать, это по­пасть в гу­вер­нё­ры, бон­ны, стать до­маш­ним учи­те­лем му­зы­ки. Клод Де­бюс­си, на­при­мер, в юно­с­ти был учи­те­лем му­зы­ки у из­ве­ст­ной ме­це­нат­ки фон Мекк. (Мы ей обя­за­ны на­шим П.И. Чай­ков­ским.) Он без па­мя­ти влю­бил­ся в её дочь и про­сил ру­ки. На что фон Мекк из­рек­ла за­ме­ча­тель­ный афо­ризм, ко­то­рый с удо­воль­ст­ви­ем на­по­ми­наю, – «Ес­ли я люб­лю ло­ша­дей, то это не зна­чит, что я вы­дам свою дочь за ко­ню­ха». А это был не кто-ни­будь, а ге­ний фран­цуз­ско­го му­зы­каль­но­го им­прес­си­о­низ­ма.

Всё это я на­пи­сал, при­пом­нив Ми­хал­ко­ву за­од­но и Об­ло­мо­ва, и «Ра­бу люб­ви» (ко­то­рую он ук­рал у Хам­да­мо­ва). Ста­тью по­ста­ви­ли в но­мер. Но всё ока­за­лось не так про­сто. Тог­да он воз­гла­вил Фонд куль­ту­ры и слыл уже про­фес­си­о­наль­ным па­т­ри­о­том и сла­вя­но­фи­лом. Кри­ти­ку «сво­е­го» че­ло­ве­ка ре­ши­ли не пе­ча­тать. Вот ког­да я за­ува­жал Ми­хал­ко­ва по-на­сто­я­ще­му. Быть ему не­сме­ня­е­мым пред­се­да­те­лем Со­ю­за ки­не­ма­то­гра­фи­с­тов, тут и к га­дал­ке не­че­го хо­дить. Так и не уда­лось мне ска­зать сво­е­го сло­ва о Ни­ки­те Сер­ге­е­ви­че.

 

 

Алек­сей Еро­хин

 

Уж кто был бо­лее кос­но­язы­чен по­сле Де­мо­с­фе­на и Эзо­па, так это Алек­сей Еро­хин. Прав­да, он не клал ка­меш­ки в рот, и бо­ги­ня не яв­ля­лась к не­му ис­пра­вить речь. За­ика­ние и «фе­фек­ты» дик­ции ком­пен­си­ро­ва­лись вол­шеб­ст­вом ли­те­ра­тур­но­го сло­га. Пи­сал он бо­же­ст­вен­но. В 1981 го­ду он окон­чил фа­куль­тет жур­на­ли­с­ти­ки и ра­бо­тал в от­де­ле у Алек­сан­д­ры Ми­хай­лов­ны. Здесь мы с ним и со­шлись. По­мню его длин­ную, не­с­клад­ную фи­гу­ру, не­ря­ш­ли­вый вид. Он по жиз­ни был по­фи­гист. На­ро­чи­то не­бреж­но оде­вал­ся и, как мне ка­жет­ся, на­ро­чи­то не­бреж­но го­во­рил... «П-п-п-п-п» – слы­шу я… Пы­та­юсь му­чи­тель­но по­нять… по­том по­сле дол­гой па­у­зы от­ва­жи­ва­юсь пе­ре­спро­сить – «Что?». Еро­хин неж­но крас­не­ет.

Я, ко­неч­но, все­гда счи­тал се­бя са­мым вы­да­ю­щим­ся ли­те­ра­то­ром, кри­ти­ком и по­этом, но од­наж­ды, по­зна­ко­мив­шись с тек­с­та­ми Еро­хи­на (а пе­ча­та­лись мы ча­с­то на од­ной по­ло­се), при­знал его не­о­спо­ри­мое пре­вос­ход­ст­во. Пи­сал он при­мер­но так же, как го­во­рил, – по­нять бы­ло труд­но. Но это при­тя­ги­ва­ло, маг­не­ти­зи­ро­ва­ло, по­том эле­к­т­ри­зо­ва­ло. Ни­как нель­зя ска­зать, что у не­го был хо­ро­ший слог. Это бы­ло не­что из ря­да вон вы­хо­дя­щее. Ви­тий­ст­во. Вол­шеб­ст­во… Его тек­с­ты я до сих пор тай­но пе­ре­чи­ты­ваю. Они ни­сколь­ко не ус­та­ре­ли. По су­ти, это не га­зет­ные ста­тьи, а ли­те­ра­тур­ные ми­ни­а­тюр­ки. В ос­нов­ном он пи­сал ре­цен­зии на кни­ги, те­ле­ви­зи­он­ные пе­ре­да­чи, по­том стал спе­ци­а­ли­зи­ро­вать­ся толь­ко на ки­но. Как ки­но­кри­тик он, соб­ст­вен­но, и стал из­ве­с­тен. В 1992 го­ду по­лу­чил пре­мию «Зо­ло­той овен» – «За изя­ще­ст­во сти­ля и иро­нич­ное от­но­ше­ние к ки­но­дей­ст­ви­тель­но­с­ти». По­том – не­сколь­ко пре­мий жур­на­ла «Со­вет­ский эк­ран» и да­же во­шёл по­сле сво­ей ко­рот­кой жиз­ни в эн­цик­ло­пе­дию ки­но.

Он не лю­бил пи­сать мно­го. Ему впол­не хва­та­ло двух-трёх стра­ни­чек, что­бы вы­ра­зить всё, что он ду­ма­ет. Обыч­но чи­та­ешь его ста­тью и чув­ст­ву­ешь се­бя пол­ным иди­о­том и кре­ти­ном, – ни­че­го не по­ни­ма­ешь. И толь­ко в по­след­ней фра­зе всё вста­ёт на свои ме­с­та и об­ре­та­ет кри­с­таль­ную яс­ность и цель­ность.

Он оли­це­тво­рял иро­ни­че­с­кий стиль пост­мо­дер­низ­ма. Ко­рот­кий пе­ри­од, вы­сме­и­ва­ния иде­а­лов ком­му­ни­с­ти­че­с­кой эпо­хи. 1 сен­тя­б­ря 2000 го­да он вы­бро­сил­ся вниз го­ло­вой из ок­на сво­ей хо­ло­с­тяц­кой квар­тир­ки. Ему толь­ко ис­пол­ни­лось 46 лет.

Лев АЛАБИН