Литературная Россия
       
Литературная Россия
Еженедельная газета писателей России
Редакция | Архив | Книги | Реклама |  КонкурсыЖить не по лжиКазачьему роду нет переводуЯ был бессмертен в каждом слове  | Наши мероприятияФоторепортаж с церемонии награждения конкурса «Казачьему роду нет переводу»Фоторепортаж с церемонии награждения конкурса «Честь имею» | Журнал Мир Севера
     RSS  

Новости

17-04-2015
Образовательная шизофрения на литературной основе
В 2014 году привелось познакомиться с тем, как нынче проводится Всероссийская олимпиада по литературе, которой рулит НИЦ Высшая школа экономики..
17-04-2015
Какую память оставил в Костроме о себе бывший губернатор Слюняев–Албин
Здравствуйте, Дмитрий Чёрный! Решил обратиться непосредственно к Вам, поскольку наши материалы в «ЛР» от 14 ноября минувшего года были сведены на одном развороте...
17-04-2015
Юбилей на берегах Невы
60 лет журнал «Нева» омывает берега классического, пушкинского Санкт-Петербурга, доходя по бесчисленным каналам до всех точек на карте страны...

Архив : №20. 22.05.2009

Пупунчики и мумунчики

  или Несколько штрихов   к творческому портрету Татьяны Толстой

 

Эпиграф № 1: «Американцы не хотят быть
убийцами, они хотят делать хирургические операции
над человечеством, в лучшем случае точечные
бомбардировки».

Татьяна Толстая

Эпиграф № 2: «Вот пусть, блять… засунет себе в
глотку ссаные тряпки на всю глубину гортани...»,
«Чувак, слово «хуй» слыхал? Вот сходи туда,

там тебя уже ждут».

Татьяна Толстая

 

Карьера пи­са­тель­ни­цы Та­ть­я­ны Тол­стой, как на­чи­на­ю­ще­го ав­то­ра дю­жи­ны впол­не про­ход­ных ба­роч­ных рас­ска­зов, за­слу­жи­ва­ет изу­че­ния, ибо изо­би­лу­ет не­ко­то­ры­ми мо­мен­та­ми, от­кры­ва­ю­щи­ми се­к­ре­ты по­ли­ши­не­ля для лю­бо­зна­тель­ных, взы­с­ку­ю­щих ис­ти­ны, не ут­ра­тив­ших чув­ст­ва спра­вед­ли­во­с­ти, до­б­ра и кра­со­ты.

Пер­вый «та­ть­я­но­тол­стов­ский» рас­сказ был опуб­ли­ко­ван в мар­те 1982 го­да. И при­над­ле­жал он во­все не пе­ру Тол­стой, а дру­гой пи­са­тель­ни­цы – Ири­ны Полянской.

Вот пас­са­жи из это­го чуд­но­го рас­ска­за о пер­вой люб­ви, объ­яс­ня­ю­щие от­ку­да что по­ш­ло – этот на­кат вир­ту­оз­но­го сти­лиз­ма, ли­ри­че­с­кий на­пор, пла­с­ти­ка, по­ли­фо­низм, му­зы­каль­ность…

«…Здрав­ст­вуй, ми­лая лей­ка с по­мя­тым бо­ком, руч­ной дож­дик! Здрав­ст­вуй­те и вы, гряд­ки, на ко­то­рых цве­ли, рос­ли, со­зре­ва­ли… И ты, шланг, здо­ро­во, улит­ка с тя­жё­лой вну­т­рен­но­с­тью во­ды, пав­ли­нье опе­ре­нье вла­ги над смо­ро­ди­ной, сад в ба­боч­ках, как в ро­дин­ках, – при­вет!

Как жи­вёшь, сли­ва, на ко­то­рой ни­че­го не рас­тёт, ко­то­рая жи­вёт са­ма по се­бе с вы­вод­ком утят в сво­ей бар­ст­вен­ной те­ни, как жи­вёшь, виш­ня с при­сло­нён­ной к клей­ко­му тём­но­му бо­ку ле­ст­ни­цей? Ко­ло­дез­ная глу­би­на би­до­нов – чур, я виш­ню со­би­раю, а Се­рёж­ка пу­с­кай кры­жов­ник, нет, я пер­вая ска­за­ла, не бу­дем мы си­деть с Лёнь­кой, мах­нём-ка че­рез за­бор да на реч­ку, ишь че­го при­ду­ма­ли; мар­си­ан­ский стрё­кот куз­не­чи­ков по но­чам, а ве­ран­да на ве­рёв­ках ди­ко­го ви­но­гра­да всё так же уно­си­лась в не­бо, как ка­че­ли…

…Ни­кто не от­зо­вёт­ся, ни­кто.

Но всё же рас­пу­ты­ва­ют­ся джун­г­ли, клу­бят­ся, рас­се­и­ва­ют­ся ту­ма­ны, рас­сту­па­ют­ся вет­ви, об­на­жая тро­пин­ки в ма­ли­не, кра­пи­ве, в мож­же­вель­ни­ке, по­ка я пи­шу про по­ки­ну­тую ро­ди­ну, ко­то­рую по­мню с за­кры­ты­ми гла­за­ми; ког­да-ни­будь, ис­те­кая па­мя­тью обо всей жиз­ни, я вер­нусь сю­да, по­ло­жу го­ло­ву на кор­ни ореш­ни­ка и ум­ру под звон мож­же­ве­ло­вых ли­с­ть­ев.

И что, ес­ли там, в лет­нем го­ро­де, на­зва­ние ко­то­ро­го вы­пе­ва­ет пти­ца всем сво­им бар­ха­ти­с­тым су­ще­ст­вом, до сих пор хо­дит ба­буш­ка в ка­ло­шах, по­ли­вая гряд­ки огур­цов и мо­тыль­ков над ни­ми, она хо­дит и по­прав­ля­ет на чу­че­ле фе­т­ро­вую шля­пу де­душ­ки, ко­то­рую он ус­пел при­ме­рить, но по­но­сить не ус­пел, там хо­дит чу­че­ло вдоль ог­рад над ку­ку­ру­зой и ма­шет ру­ка­вом на стри­жей, там вьют­ся стри­жи над школь­ни­ком со скрип­кой в ру­ках, сей­час он кон­чит ка­ни­фо­лить стру­ны и за­иг­ра­ет на ве­ран­де гам­мы, вниз по сту­пень­кам один за дру­гим по­те­кут под­не­воль­ные зву­ки уче­ни­че­с­кой му­зы­ки в ого­род, где и по­ны­не си­дит Са­ша сре­ди под­сол­неч­ни­ков, на солн­це­пё­ке, и стре­ко­зы ле­та­ют над его го­ло­вой, к не­му ла­с­тит­ся бес­хво­с­тый зверь Джер­ри, а за ка­лит­кой, как все­гда, мчат­ся на ве­ло­си­пе­дах де­ти; не ни­же бе­ль­е­вой ве­рёв­ки, на ко­то­рой су­шит­ся лёг­кое лет­нее пла­тье тё­ти Лю­бы, но и не вы­ше стри­жей – на­плыв об­ла­ков, об­ла­ков, об­ла­ков… И ес­ли что со мной слу­чит­ся – ис­чез­ну ли я, про­па­ду ку­да, – ищи ме­ня у тёт­ки на гряд­ках; там, как вол­шеб­ный фо­нарь, не­по­движ­но ка­тит­ся ве­ло­си­пед­ное ко­ле­со, там все мы ещё жи­вы, все мы ещё вме­с­те и нам, гос­по­ди, как хо­ро­шо – пре­крас­ное, как мор­ское дно, про­шлое…»

Рас­сказ Ири­ны По­лян­ской «Как про­во­жа­ют па­ро­хо­ды» (та­кой вы­зы­ва­ю­ще яр­кий! та­лант­ли­вый! но­ва­тор­ский по сти­ли­с­ти­ке на се­ром фо­не тог­даш­ней со­вли­т­ры!..) вы­шел в мар­тов­ском но­ме­ре жур­на­ла «Ав­ро­ра» за 1982 год и, ко­неч­но, он не мог прой­ти ми­мо вни­ма­ния ле­нин­град­ки Тол­стой. Спу­с­тя па­ру ме­ся­цев в «Ли­ту­чё­бе» вы­шла пер­вая по­весть По­лян­ской «Пред­ла­га­е­мые об­сто­я­тель­ст­ва», вы­звав­шая вос­торг мно­гих кри­ти­ков и осо­бен­но Ал­лы Ла­ты­ни­ной, по­свя­тив­шей её раз­бо­ру це­лую по­ло­су в сво­ей об­зор­ной го­до­вой ста­тье. К это­му вре­ме­ни (к кон­цу 83-го) у Ири­ны По­лян­ской бы­ла уже го­то­ва кни­га по­ве­с­тей и рас­ска­зов, ко­то­рую она сда­ла в «Мо­ло­дую гвар­дию» в ре­дак­цию по ра­бо­те с мо­ло­дё­жью (зав – С.Ры­бас), где её, об­ра­с­тав­шую вос­тор­жен­ны­ми ре­цен­зи­я­ми, на­ча­ли мед­лен­но, упор­но и при­выч­но гно­бить, пе­ре­но­ся из го­да в год, а в от­вет на жа­ло­бы ав­то­ра пред­ла­гать ему «пу­тёв­ку на ком­со­моль­скую строй­ку» (!).

Ирина ПОЛЯНСКАЯ
Ирина ПОЛЯНСКАЯ

Я не шу­чу! Это всё бы­ло. Ири­на по­ка­зы­ва­ла мне все эти пись­ма не­бе­зыз­ве­ст­но­го Свя­то­сла­ва Ры­ба­са, ко­то­рый, от­кро­вен­но по­те­ша­ясь, про­ма­ри­но­вал го­то­вую кни­гу Ири­ны 6 (шесть) лет. Жур­на­лы все но­вые по­пыт­ки По­лян­ской на­пе­ча­тать­ся пре­се­ка­ли на кор­ню – не те ещё бы­ли вре­ме­на, и НЕ ТА бы­ла про­за.

Та­ть­я­на Тол­стая при­зна­лась, что пер­вый свой рас­сказ на­пи­са­ла в 1983 го­ду и опуб­ли­ко­ва­ла в той же «Ав­ро­ре». Рас­сказ на­зы­вал­ся «На зо­ло­том крыль­це си­де­ли». Был он по­свя­щён, ко­неч­но же, дет­ст­ву, впе­чат­ле­ни­ям ка­ни­ку­ляр­но­го дет­ст­ва, как и рас­сказ По­лян­ской «Как про­во­жа­ют па­ро­хо­ды».

Ну вот. По вре­ме­ни всё схо­дит­ся.

Толь­ко рассказы Тол­стой вско­ре один за дру­гим, без ма­лей­шей па­у­зы вы­пры­ги­вая из чер­ниль­ни­цы на жур­наль­ную по­ло­су, по­ш­ли уже не в «дет­ских» «Ав­ро­ре» и «Ли­ту­чё­бе», а в луч­шем жур­на­ле стра­ны – «Но­вом ми­ре». На по­рог ко­то­ро­го По­лян­ская и шаг­нуть не сме­ла.

Тол­стая оби­вать по­ро­ги жур­на­лов са­ма не со­би­ра­лась, за неё это де­ла­ли дру­гие.

Про­ис­хо­ди­ло это так...

За­дей­ст­во­ва­ны бы­ли се­рь­ёз­ные си­лы: во-пер­вых, На­та­лья Иль­и­на (при­хо­дя­ща­я­ся Тол­стой ка­кой-то там тёт­кой – т.е. род­ст­вен­ни­цей), во-вто­рых, Ве­ни­а­мин Ка­ве­рин, свя­щен­ный буй­вол пи­тер­ско-мос­ков­ской ин­тел­ли­ген­ции (где-то в бло­ге ЖЖ Ге­ор­гия Ели­на мне по­па­лось опи­са­ние ви­зи­та Ели­на к Ка­ве­ри­ну, ко­то­рый вы­тал­ки­вал Ге­ор­гия за по­рог, по­то­му что ждал при­хо­да «внуч­ки Тол­сто­го с ге­ни­аль­ны­ми рас­ска­за­ми»). От­де­лом про­зы «Но­во­го ми­ра» тог­да за­ве­до­ва­ла не­кая Мар­га­ри­та Ти­мо­фе­е­ва – том­ная, со сле­да­ми ин­тел­ли­гент­ской кра­сы да­ма и ве­ли­кой пре­тен­зи­ей на эли­тар­ность, на­до ска­зать, с хо­ро­шим вку­сом да­ма, но чрез­вы­чай­но, фан­та­с­ти­че­с­ки ле­да­щая, ме­нее все­го оза­бо­чен­ная ис­пол­не­ни­ем пря­мых обя­зан­но­с­тей ре­дак­то­ра и за­ва. Я не­сколь­ко раз но­си­ла к ней свои рас­ска­зы и вся­кий раз по­лу­ча­ла их на­зад «не­рас­пе­ча­тан­ны­ми». Ав­то­ры ста­рой за­кал­ки по­мнят этот при­ём – что­бы про­ве­рить, рас­кры­ва­ли твою ру­ко­пись в ре­дак­ции или нет, стра­нич­ки её слег­ка под­кле­и­ва­ют друг к дру­гу. Ти­мо­фе­е­ва в один пре­крас­ный день уви­де­ла на по­ро­ге На­та­лью Иль­и­ну, свою за­ка­дыч­ную по­друж­ку, а в те­ле­фо­не ус­лы­ша­ла го­лос Ка­ве­ри­на – и де­ло за­вер­те­лось, ка­рь­е­ра Тол­стой по­ш­ла впе­рёд и впе­рёд – пуб­ли­ка­ции в «Но­вом ми­ре» од­на за дру­гой, уча­с­тие в Со­ве­ща­нии мо­ло­дых, да­ю­щем до­б­ро на книж­ку в «Мо­ло­дой гвар­дии» всё в той же мо­ло­дёж­ной ре­дак­ции, а вско­ре и са­ма книж­ка в 1987 го­ду, вы­ско­чив­шая как из пуш­ки, тог­да как кни­га По­лян­ской «втём­ную» про­ле­жа­ла в ней вплоть до на­ча­ла 1989 го­да. Ни­че­го боль­ше из неё на­пе­ча­тать в жур­на­лах не уда­лось. Рас­ска­зы не­из­мен­но воз­вра­ща­ли с ос­кор­би­тель­ным и не­пре­мен­ным по­же­ла­ни­ем «пе­ре­стать под­ра­жать Т.Тол­стой».

За­бав­но, но не­сколь­ко луч­ших рас­ска­зов из этой книж­ки всё-та­ки по­па­ли к Ти­мо­фе­е­вой в «Но­вый мир», лег­ли на её стол и… умер­ли. На семь дол­гих лет.

Спу­с­тя семь лет в квар­ти­ре По­лян­ской про­зве­нел зво­нок – муж­ской ба­ри­тон, вол­ну­ясь, по­про­сил Ири­ну Ни­ко­ла­ев­ну, а по­том объ­яс­нил, что на­шёл не­сколь­ко её рас­ска­зов в шка­фу от­де­ла про­зы и очень хо­чет их на­пе­ча­тать. Это был не­дав­но при­шед­ший в ре­дак­цию про­зы «Но­во­го ми­ра» Ми­ха­ил Бу­тов, чу­дес­ный про­за­ик и ре­дак­тор, до­б­ро­со­ве­ст­но при­няв­ший­ся раз­гре­бать до­став­ше­е­ся ему от Ти­мо­фе­е­вой на­след­ст­во. К это­му вре­ме­ни и кни­га вы­шла, и пуб­ли­ка­ции уже кой-ка­кие по­ш­ли, и вни­ма­ни­ем чи­та­те­лей и кри­ти­ков пи­са­тель­ни­ца не бы­ла об­де­ле­на, но мо­мент для яр­ко­го взлё­та был упу­щен – вре­мя ста­ло дру­гим, и ук­ра­ден­ная сти­ли­с­ти­ка уже бы­ла во­всю рас­ти­ра­жи­ро­ва­на ре­ти­вой внуч­кой ав­то­ра «Бу­ра­ти­ны».

Вре­мя дей­ст­ви­тель­но ста­ло дру­гим – на сце­ну яви­лась це­лая груп­па жен­щин-пи­са­тель­ниц, ре­шив­ших из­да­вать сбор­ни­ки жен­ской про­зы и объ­я­вив­ших о со­зда­нии твор­че­с­ко­го со­ю­за «Но­вые ама­зон­ки».

Но Тол­стая уже бы­ла не­до­ся­га­е­ма…

Уже вклю­чи­лись та­кие по­ли­ти­ко-эт­ни­че­с­кие ме­ха­низ­мы и лиф­ты, встро­ен­ные в кар­ти­ну меж­ду­вре­ме­нья и воз­нёс­шие ав­то­рес­су, как ра­ке­ту, на та­кие олим­пы из­ве­ст­но­с­ти, что «мо­е­му блед­но­му пе­ру», по вы­ра­же­нию Ге­ор­гия Сви­ри­до­ва, по­свя­тив­ше­го шар­жи­ро­ва­но­му пор­т­ре­ту Т.Тол­стой пол­ст­ра­ни­цы в сво­их Днев­ни­ках, тут де­лать не­че­го…

«30 ию­ля 1989 г.

Се­го­дня днём слу­шал по ра­дио лит<ера­тур­ную> пе­ре­да­чу из Лон­до­на (не с на­ча­ла), бе­се­да англ<ий­ско­го> кор­ре­с­пон­ден­та (ко­неч­но же, <...> эми­г­ран­та) с ка­кой-то жен­щи­ной из Сов<ет­ско­го> Со­ю­за. Да­ма эта го­во­ри­ла очень воз­буж­дён­но, очень на­по­ри­с­то (аг­рес­сив­но), тон – сво­е­го ро­да ин­тел­ли­гент­ская вуль­гар­ность, не­что по­хо­жее, с од­ной сто­ро­ны, на моск<ов­скую> лит<ера­тур­ную> да­му, а с дру­гой сто­ро­ны, на тор­гов­ку с ки­ев­ско­го По­до­ла (ти­па Та­ть­я­ны Ря­бо­вой, но куль­тур­ней). Но тон... вы­со­ко­ме­рие... все­знай­ст­во... не опи­сать мо­им блед­ным пе­ром…».

В за­бу­гор­ной по­пу­ляр­но­с­ти Т.Тол­стой гла­вен­ст­ву­ю­щую роль сы­г­ра­ла, ко­неч­но же, фа­ми­лия ав­то­ра – все слы­ша­ли про рус­ско­го пи­са­те­ля Льва Тол­сто­го, по­это­му внуч­ку Тол­сто­го при­ни­ма­ли на ура, и ма­ло кто из за­пад­ных лю­дей вда­вал­ся в по­дроб­но­с­ти то­го, что Тол­стых бы­ло как ми­ни­мум три. На вол­не Гор­ба­чёв-бу­ма Тол­стая по­ш­ла в од­ном па­ке­те с «пе­ре­ст­рой­кой», «ус­ко­ре­ни­ем» и «глас­но­с­тью». Да­же ве­ли­кая Пе­т­ру­шев­ская уш­ла на вто­рой и тре­тий пла­ны – слиш­ком се­рь­ёз­на, слиш­ком тя­же­ло­вес­на ря­дом с этим шам­пан­ским вы­бро­сом сти­ля и вку­са, кру­жев­но­го ма­нь­е­риз­ма, врож­дён­но­го дам­ско­го изя­ще­ст­ва…

«Я – все­мир­но из­ве­ст­ная пи­са­тель­ни­ца!..» – так предъ­яв­ля­ла се­бя с три­бу­ны urbi et orbi вну­ча­тая пле­мян­ни­ца Бу­ра­ти­ны (в те­ле­де­ба­тах с Под­бе­рёз­ки­ным).

Пред­ста­вим се­бе на ми­ну­точ­ку, что с по­доб­ным ут­верж­де­ни­ем вы­сту­па­ет с три­бу­ны при боль­шом сте­че­нии пуб­ли­ки… ну, ска­жем, Па­с­тер­нак, На­бо­ков, Пла­то­нов, Шо­ло­хов, Шук­шин, Би­тов, Ис­кан­дер, Пе­т­ру­шев­ская… Смеш­но, да? Ухо­хо­чешь­ся. До­сто­ев­ский? Че­хов? Ещё смеш­нее. Че­хов на во­прос о гро­мо­ки­пя­щих ро­ма­нах До­сто­ев­ско­го вы­ра­зил­ся од­наж­ды так: «Не­скром­но как-то…».

Се­го­дня я пе­ре­ли­с­ты­ваю по­да­рен­ную мне в да­лё­ком уже 1987 го­ду Га­лей Рой – ре­дак­то­ром пер­вой кни­ги Т.Тол­стой «На зо­ло­том крыль­це си­де­ли» (вот ещё бы­ло чу­до не­ве­ро­ят­но­го объ­ё­ма по­ш­ло­с­ти, ка­рь­е­риз­ма и глу­по­с­ти – она же, по при­чуд­ли­вой на­смеш­ке судь­бы, – ре­дак­тор мно­го­ст­ра­даль­ной кни­ги Ири­ны По­лян­ской «Пред­ла­га­е­мые об­сто­я­тель­ст­ва», за­пу­с­кав­шая по ло­коть ру­ку в её тон­ко ин­ст­ру­мен­ти­ро­ван­ную, вол­шеб­но пе­ре­ли­ва­ю­щу­ю­ся ткань про­зы, как в не­дра ор­га­на или сим­фо­нии, и без­дар­но, ту­по вы­ла­мы­вав­шая из неё то од­ну но­ту, то дру­гую – с Тол­стой она се­бе та­ко­го, ко­неч­но, не поз­во­ля­ла) тон­кую книж­ку в бу­маж­ной об­лож­ке и не мо­гу по­нять – из-за че­го раз­го­рел­ся весь сыр-бор?..

Из-за этих скром­ных, по ны­неш­ним вре­ме­нам, дам­ских рас­ска­зи­ков? Это­го до­маш­не­го, да­же не са­лон­но­го, ру­ко­де­лия? Из-за этой 16-й по­ло­сы «ЛГ» с пе­ре­пля­сом и вы­вер­том ко­ле­нок в раз­ные сто­ро­ны? Кру­жев­ных из­ви­вов хо­лод­ной эго­цен­т­рич­ной са­мо­упо­ён­ной ин­то­на­ции? Этих са­мо­дов­ле­ю­щих ме­та­фор, рас­счи­тан­ных на не­мед­лен­ную буль­бу сме­ха, сни­с­хо­ди­тель­ный го­го­ток («ку­ри­ный юно­ша» (цып­ле­нок), «в шер­стя­ном паль­тиш­ке волк», «це­мент­ная же­на на кар­ни­зе»)?..

По­мню, как Та­ть­я­на Ни­ки­тич­на как-то раз про­дек­ла­ри­ро­ва­ла в те­ле­ви­зо­ре с не­скры­ва­е­мой уг­ро­зой в го­ло­се: «Я – оч-чень хо­ро­ший чи­та­тель!»

Да уж, ве­с­ти­мо. На на­шу го­ло­ву.

Ре­цепт про­стой: вни­ма­тель­но чи­та­ем и пе­ре­чи­ты­ва­ем, а по­том пе­ре­пи­сы­ва­ем сво­и­ми сло­ва­ми. Тра­ве­с­ти­ро­ва­ние Пе­т­ру­шев­ской, тра­ве­с­ти­ро­ва­ние По­лян­ской, сле­пое ко­пи­ро­ва­ние Вик­то­рии То­ка­ре­вой – тем, сю­же­тов, ин­то­на­ции – вы­бор на тот мо­мент был не­ве­лик. И всё это пе­ре­во­дит­ся в ком­мер­че­с­кий из­вод ко­мик­са, эс­те­ти­ки лит­ко­мик­са, луч­ше все­го раз­ра­бо­тан­ной ав­то­ра­ми 16-й по­ло­сы «Лит­га­зе­ты» в по­ру её рас­цве­та.

Ну вот вам, на­вскид­ку:

 

Люд­ми­ла Пе­т­ру­шев­ская:

 

Отец и мать

 

Где ты жи­вёшь, ве­се­лая, лёг­кая Та­ня, не зна­ю­щая со­мне­ний и ко­ле­ба­ний, не ве­да­ю­щая то­го, что та­кое ноч­ные стра­хи и ужас пе­ред тем, что мо­жет свер­шить­ся? Где ты те­перь, в ка­кой квар­ти­ре с лёг­ки­ми за­на­ве­соч­ка­ми сви­ла ты своё гнез­до, так что де­ти ок­ру­жа­ют те­бя и ты, бы­с­т­рая и лёг­кая, ус­пе­ва­ешь сде­лать всё и да­же бо­лее то­го?

Са­мое глав­ное, в ка­ком чёр­ном от­ча­я­нии вы­лез­ло на свет, вы­рос­ло и вос­пи­та­лось это си­я­ние ут­ра, эта де­вуш­ка, по­движ­ная, как уме­ют быть по­движ­ны­ми стар­шие до­че­ри в мно­го­дет­ной се­мье, а имен­но в та­кой се­мье бы­ла стар­шей та са­мая Та­ня, о ко­то­рой идёт речь.

 

Та­ть­я­на Тол­стая:

 

Огонь и пыль

 

Ин­те­рес­но, где те­перь бе­зум­ная Свет­ла­на по про­зви­щу Пип­ка, та, про ко­то­рую од­ни с бес­печ­но­с­тью мо­ло­до­с­ти го­во­ри­ли: «Да раз­ве Пип­ка – че­ло­век?», а дру­гие воз­му­ща­лись: «Что вы её к се­бе пу­с­ка­е­те? Кни­ги бы по­бе­рег­ли! Она же всё рас­та­щит!» Нет, они бы­ли не пра­вы: все­го-то и чис­лит­ся на Пип­ки­ной со­ве­с­ти, что свет­ло-си­ний Си­ме­нон да бе­лая шер­стя­ная коф­точ­ка с вя­за­ны­ми пу­го­вич­ка­ми, да и у той ло­коть был уже што­па­ный.

По­чув­ст­во­ва­ли раз­ни­цу?

С од­ной сто­ро­ны – «…эта де­вуш­ка, по­движ­ная, как уме­ют быть по­движ­ны­ми стар­шие до­че­ри в мно­го­дет­ной се­мье». (Ах, как хо­ро­шо!)

С дру­гой сто­ро­ны – «по про­зви­щу Пип­ка…», «Да раз­ве Пип­ка – че­ло­век?», «Кни­ги бы по­бе­рег­ли…», «коф­точ­ка… да и у той ло­коть был уже што­па­ный».

Всё идёт как-то на сни­же­ние – мел­ко, пло­с­ко, по-дет­ски.

А вот ещё при­мер:

 

Ири­на По­лян­ская:

 

Пред­ла­га­е­мые об­сто­я­тель­ст­ва

 

По­ду­мать толь­ко, эти хруп­кие кло­уны с ки­тай­ски­ми гла­за­ми, раз­ри­со­ван­ные хи­ми­че­с­ким ка­ран­да­шом, до сих пор хра­нят­ся сре­ди на­ших ёлоч­ных ук­ра­ше­ний, а дав­но уже с на­ми нет Аль­бер­та, нет от­ца, нет на све­те ба­буш­ки, уби­тых сил, про­жи­тых лет, нет гро­мозд­кой ме­бе­ли, шёл­ко­вых аба­жу­ров – толь­ко са­мо­дель­ная иг­руш­ка из яич­ной скор­лу­пы уце­ле­ла по­сле ко­раб­ле­кру­ше­ния, это об­сто­я­тель­ст­во на­во­дит ме­ня на мысль о том, что для то­го, что­бы вы­жить, не­о­бя­за­тель­но быть боль­шим, как шкаф, креп­ким, как та­бу­рет, вы­нос­ли­вым, как вер­б­люд, да, вот она, скор­лу­па не­ве­ро­ят­ной хруп­ко­с­ти и проч­но­с­ти, не из­мель­чён­ная под прес­сом вре­ме­ни и со­бы­тий, мы смо­т­рим на неё, и сол­неч­ные пят­на па­мя­ти про­дол­жа­ют пе­ре­бе­гать с пред­ме­та на пред­мет...

 

Та­ть­я­на Тол­стая:

 

Са­мая лю­би­мая

 

Впро­чем, мя­со­руб­ка вре­ме­ни охот­но со­кру­ша­ет круп­ные, гро­мозд­кие, плот­ные пред­ме­ты – шка­фы, ро­я­ли, лю­дей, – а вся­кая хруп­кая ме­лочь, ко­то­рая и на бо­жий-то свет по­яви­лась со­про­вож­да­е­мая на­смеш­ка­ми и при­щу­ром глаз, все эти фар­фо­ро­вые со­бач­ки, ча­шеч­ки, ва­зоч­ки, ко­леч­ки, ри­су­ноч­ки, фо­то­кар­точ­ки, ко­ро­боч­ки, за­пи­соч­ки, фин­ти­ф­люш­ки, пу­пун­чи­ки и му­мун­чи­ки – про­хо­дят че­рез неё не­тро­ну­ты­ми…

Как мы ви­дим, ПРЕСС ВРЕ­МЕ­НИ из по­ве­с­ти По­лян­ской у Тол­стой лов­ким дви­же­ни­ем ру­ки пре­вра­тил­ся в МЯ­СО­РУБ­КУ, ШКАФ так и ос­тал­ся ШКА­ФОМ, РО­ЯЛЬ то­же со­хра­нил­ся – по­то­му что вся эта гла­ва из вол­шеб­ной по­ве­с­ти «Пред­ла­га­е­мые об­сто­я­тель­ст­ва» по­свя­ще­на по­куп­ке… РО­Я­ЛЯ.

Но, вид­но, уж так гу­де­ло в го­ло­ве и так раз­зу­де­лась ру­ка у вос­хи­щён­ной чи­та­тель­ни­цы, что пе­ро са­мо со­бой, не удер­жав­шись, пе­ре­нес­ло к се­бе и то, и дру­гое, и тре­тье… И это бы ни­че­го, во­ров­ст­во во­ров­ст­ву рознь (Пуш­кин и тот не брез­го­вал) – да вот толь­ко, срав­нив два ва­ри­ан­та, хо­чет­ся вос­клик­нуть: Как же у вас, гос­по­жа ав­тор, по срав­не­нию с об­раз­цом всё без­дар­но, бес­кры­ло, и уво­ро­вать то с ду­шой не уме­е­те: вме­с­то про­пу­щен­ной сквозь серд­це по­эзии, му­зы­ки, кра­со­ты, у вас все ка­кие-то ФИН­ТИ­Ф­ЛЮШ­КИ, ПУ­ПУН­ЧИ­КИ И МУ­МУН­ЧИ­КИ, со­про­вож­да­е­мые НА­СМЕШ­КА­МИ И ПРИ­ЩУ­РОМ ГЛАЗ…

А вот ку­со­чек Вик­то­рии То­ка­ре­вой с её фир­мен­ным ма­нер­ни­ча­нь­ем, на­ме­рен­ной при­дур­ко­ва­то­с­тью ин­то­на­ции и пу­с­то­той, пу­с­то­той…

 

Та­ть­я­на Тол­стая:

 

Охо­та на ма­мон­та

 

Кра­си­вое имя – Зоя, прав­да? Буд­то пчё­лы про­жуж­жа­ли. И са­ма кра­си­ва: хо­ро­ший рост и всё та­кое про­чее. По­дроб­но­с­ти? По­жа­луй­ста, по­дроб­но­с­ти: но­ги хо­ро­шие, фи­гу­ра хо­ро­шая, ко­жа хо­ро­шая, нос, гла­за – всё хо­ро­шее. Ша­тен­ка. По­че­му не блон­дин­ка? По­то­му что не всем в жиз­ни сча­с­тье.

Ког­да Зоя по­зна­ко­ми­лась с Вла­ди­ми­ром, тот был про­сто по­тря­сён. Ну, или, во вся­ком слу­чае, при­ят­но удив­лён.

– О! – ска­зал Вла­ди­мир.

Вот так он ска­зал. И за­хо­тел ви­деть­ся с Зо­ей ча­с­то-ча­с­то. Но не по­сто­ян­но. И это её огор­ча­ло.

А вот уже и Зо­щен­кой по­ве­я­ло…

 

Та­ть­я­на Тол­стая:

 

Спи спо­кой­но, сы­нок

 

У Сер­ге­е­вой тё­щи в со­рок вось­мом го­ду спёр­ли ка­ра­ку­ле­вую шу­бу.

Шу­ба бы­ла, по­нят­но, чу­дес­ная – ку­д­ря­вая, тёп­лая, под­клад­ка тро­фей­ная: тка­ные лан­ды­ши по ли­ло­во­му; век бы из та­кой шу­бы не вы­ле­зать: но­ги в бо­ти­ки, в ру­ки муф­ту – и по­ш­ла, и по­ш­ла! И как спёр­ли – по-хам­ски, на­гло, гру­бо, про­сто из-под но­са вы­дер­ну­ли!..

Бу­де­те вы се­го­дня чи­тать даль­ше та­кой рас­сказ?

Пра­виль­но. И я не бу­ду.

А тог­да чи­та­ли-за­чи­ты­ва­лись, гла­за за­ка­ты­ва­ли от вос­хи­ще­ния.

Там по­нем­нож­ку, здесь по­нем­нож­ку, гля­дишь, и на рас­сказ на­бра­лось. На под­бор­ку. На це­лую кни­жеч­ку.

Прин­ци­пи­аль­ная не­са­мо­сто­я­тель­ность ав­то­ра вид­на преж­де все­го в этом на­туж­ном стрем­ле­нии к язы­ко­во­му щё­голь­ст­ву, на­ме­ре­нии ос­ле­пить при­ёмом, эпи­те­том, де­виз та­кой про­зы: све­тить все­гда и вез­де – но от­ра­жён­ным све­том, из­га­ля­ясь в вер­си­фи­ка­тор­ст­ве, под­ра­жа­тель­ст­ве. При­ём как са­мо­цель, фра­за как ко­неч­ный про­дукт.

Чи­тая Пе­т­ру­шев­скую, ду­ма­ешь о че­ло­ве­че­с­кой судь­бе, не­у­клон­ной и ро­ко­вой вла­с­ти об­сто­я­тельств, не­о­до­ли­мой тра­ге­дии жиз­ни и не­уга­си­мом све­те на­деж­ды и до­б­ра...

Чи­тая По­лян­скую, ду­ма­ешь о судь­бе, о жиз­ни, её по­эзии, неж­но­с­ти, хруп­кой ус­коль­за­ю­щей кра­со­те, и всё вре­мя чув­ст­ву­ешь ру­ку ав­то­ра, пуль­са­цию его серд­ца, страсть и му­ку на­ра­с­паш­ку рас­кры­той ду­ши…

Чи­тая Тол­стую, ду­ма­ешь: ну склад­но, ну не­пло­хо – бой­ко так, энер­гич­но, со вку­сом и хищ­ным гла­зо­ме­ром.

Не­по­нят­но од­но – от­че­го ав­тор так ярит­ся? Язык не тер­пит на­си­лия, а тут на­си­лие в каж­дой фра­зе... Клу­бя­ща­я­ся злость и ярость, ярость и злость. Чи­та­те­ля про­сто ло­ма­ют об ко­ле­но. Не да­ют под­нять го­ло­вы. Вот и так я умею! бук­валь­но кри­чит нам в ухо ав­тор. И вот так то­же умею! Уме­ешь-уме­ешь, хо­чет­ся по­ско­рее ус­по­ко­ить со­чи­ни­тель­ни­цу, уме­ешь лад­но кок­люш­ка­ми-то сту­чать, да за этим – что?

Вот фраг­мент ста­тьи Ан­д­рея Немзера:

«Да и не объ­яс­нишь тог­даш­нюю ра­дость от её кру­жев­ных рас­ска­зов… чи­с­то внеш­ни­ми фак­то­ра­ми – ми­лые бы­ли рас­ска­зы, про­счи­та­но «на­бо­ков­ские», оку­тан­ные мяг­кой но­с­таль­ги­че­с­кой дым­кой, изо­би­лу­ю­щие «вкус­ны­ми» де­та­ля­ми, гру­ст­ные, но не спол­за­ю­щие ни в ис­те­ри­ку, ни в рас­слаб­лен­ную слез­ли­вость. «Вот как мож­но (долж­но) пи­сать!» – вос­кли­цал тог­да ед­ва ли не каж­дый чи­та­тель (кри­тик). Под­ра­зу­ме­ва­лось, что из «так на­пи­сан­но­го» что-ни­будь важ­ное не­пре­мен­но да вы­чи­та­ешь. И вы­чи­ты­ва­ли: пе­чаль по об­ре­чён­ным тле­нию ве­щам, по сло­ман­ным ли­бо за­дав­лен­ным че­ло­ве­че­с­ким ду­шам, по ухо­дя­щей куль­ту­ре, по ско­ро­теч­но­с­ти жиз­ни. Ну и не­ко­то­рую апо­ло­гию ис­кус­ст­ва – по­то­му как ес­ли бы не слог (Тол­стой), то и ис­чез­ли бы без сле­да бед­ные, но ми­лые пер­со­на­жи вку­пе с кра­си­вой кол­лек­ци­ей бла­го­род­ней­ше­го ан­тик­ва­ри­а­та. Бед­но­ва­то? В кон­це 80-х та­кой во­прос был про­сто не­воз­мо­жен. «Эс­те­тизм» Тол­стой был важ­нее её «мо­ра­лиз­ма».

Бу­дем спра­вед­ли­вы: толь­ко о дет­ст­ве свя­том и лу­чи­с­том по­лу­ча­ет­ся у Тол­стой хо­ро­шо. Ну и о ста­руш­ках, ко­неч­но. Но, при­ба­вим: о дет­ст­ве и ста­руш­ках у всех, как пра­ви­ло, хо­ро­шо бы­ва­ет. Луч­ший текст, про­чи­тан­ный мною у Тол­стой, это ав­то­био­гра­фи­че­с­кий очерк о её сча­ст­ли­вом дет­ст­ве, про­шед­шем в ло­не боль­шой и друж­ной се­мьи – с пол­но­цен­ным об­ра­зо­ва­ни­ем (ня­нюш­ки, бон­ны, обу­ча­ю­щие ино­ст­ран­ным язы­кам), лю­бо­вью ро­ди­те­лей, раз­ви­тым чув­ст­вом фа­миль­ной че­с­ти и дет­ской за­щи­щён­но­с­ти (дед – ав­тор «Бу­ра­ти­но»!). На­до же, ду­ма­ла я, по­лу­чить та­кое чуд­ное свет­лое дет­ст­во, на­учить­ся все­му, вклю­чая ино­язы­ки, – и окон­чить та­ким пол­ным ку­рь­ёз­ным «Пши­ком» – или, пар­дон, «Кы­сью»…

Фраг­мент Днев­ни­ка Г.Сви­ри­до­ва о Т.Тол­стой за­кан­чи­ва­ет­ся так:

«…Смысл бе­се­ды: луч­шая ли­те­ра­ту­ра (всех вре­мён) со­зда­ва­лась эми­г­ран­та­ми…

…Луч­шая ли­те­ра­ту­ра – это со­зда­ю­ща­я­ся за ру­бе­жом: са­мая цен­ная, обо­га­ща­ю­щая рус­скую со­кро­вищ­ни­цу зна­ни­ем Аме­ри­ки, Ан­г­лии и т.д.: Ак­сё­нов, ещё кто-то, жи­ву­щие в Па­ри­же, Гер­ма­нии и т.д. <...>

…Всё это го­во­ри­лось не­о­бык­но­вен­но на­глым то­ном. В кон­це ока­за­лось, что это бы­ла со­вет­ская пи­са­тель­ни­ца Тол­стая, внуч­ка Алек­сея Тол­сто­го, ко­то­рый счи­тал се­бя «рус­ским пи­са­те­лем» и в та­ко­вом амп­луа вы­сту­пал все­гда пе­ред об­ще­ст­вом (счи­тая, напр<имер>, Шо­ло­хо­ва – ка­за­ком, рус­ским, но как бы об­ла­ст­но­го мас­шта­ба), се­бя же под­ра­зу­ме­вая как пред­ста­ви­те­ля имен­но Рос­сии. Та­кой че­ло­век был очень удо­бен, вы­го­ден Ста­ли­ну, ко­то­рый ока­зы­вал в нём вни­ма­ние как бы це­ло­му рус­ско­му на­ро­ду, пред­став­лен­но­му б<ыв­шим> гра­фом (хо­тя и со­мни­тель­ным), т.е. пред­ста­ви­те­лю вы­со­ко­го со­сло­вия б<ыв­шей> Русс<кой> им­пе­рии.

Го­во­рят, что пи­са­тель ког­да-то по­учал сво­е­го стар­ше­го сы­на: «Бой­ся ком­му­ни­с­тов, си­о­ни­с­тов и пе­де­ра­с­тов! Ба-а-льшая си­ла!» Сын и при­нёс ему – вы­ше­упо­ми­на­е­мую внуч­ку. И в этом есть – воз­мез­дие».

(Ге­ор­гий Сви­ри­дов. Из кни­ги «Му­зы­ка как судь­ба». «Наш со­вре­мен­ник», 2003. № 8.)

Слу­чи­лось то, что и долж­но бы­ло слу­чить­ся.

Ис­сяк шам­пан­ский род­ни­чок.

Амаль­га­ма по­тем­не­ла и угас­ла.

Яб­лонь­ка ока­за­лась пу­с­то­ц­вет­на, а те яб­лоч­ки, что всё-та­ки уро­ди­лись, – ско­ро­спе­лы­ми, бы­с­т­ро­вя­ну­щи­ми.

Кро­ме дю­жи­ны ран­них рас­ска­зов, Тол­стая не на­пи­са­ла боль­ше ни­че­го и на мно­го лет за­мол­ча­ла. По­яви­лись но­вые де­ла и за­бо­ты – аме­ри­кан­ские уни­вер­си­те­ты, ко­то­рые на­до оку­чи­вать, по­куп­ки за­бу­гор­ной не­дви­жи­мо­с­ти, кон­грес­сы, кон­фе­рен­ции, зло­бо­днев­ная жур­на­ли­с­ти­ка. Те­ле­про­ек­ты ос­т­ро­рей­тин­го­вые.

…Но, как пи­са­ла По­лян­ская, «всё же рас­пу­ты­ва­ют­ся джун­г­ли, клу­бят­ся, рас­се­и­ва­ют­ся ту­ма­ны, рас­сту­па­ют­ся вет­ви, об­на­жая тро­пин­ки в ма­ли­не, кра­пи­ве, в мож­же­вель­ни­ке...»

Ма­с­ти­тый Рус­лан Ки­ре­ев спу­с­тя де­сять лет на­пи­шет в сво­их ме­му­а­рах, от­дель­ная гла­ва в ко­то­рых бу­дет по­свя­ще­на Ири­не По­лян­ской: «…А меж­ду тем в это вре­мя пи­сал­ся са­мый, по­жа­луй, му­зы­каль­ный ро­ман в рус­ской ли­те­ра­ту­ре по­след­них де­ся­ти­ле­тий. Ро­ман, где столь ор­га­нич­но пе­ре­пле­лись му­зы­ка и лю­бовь. Че­рез пол­то­ра го­да мне, на­прочь ли­шён­но­му слу­ха, ВЫ­ПА­ДЕТ ЧЕСТЬ (вы­де­ле­но мной. – Е.Ч.) ре­дак­ти­ро­вать его» (Р.Ки­ре­ев. «Пять­де­сят лет в раю». «Зна­мя», 2008. № 3)…

Я хо­ро­шо по­мню, КА­КАЯ по­сле вы­хо­да ро­ма­на «Про­хож­де­ние те­ни» во­ца­ри­лась ТИ­ШИ­НА.

Да­же в ла­ге­ре па­т­ри­о­тов-за­един­щи­ков не про­зву­ча­ло ни зву­ка – на­столь­ко оче­вид­ной бы­ла мощь и кра­со­та яв­лен­но­го нам про­из­ве­де­ния, ис­пол­нен­но­го стра­с­ти, по­эзии, му­зы­ки, под­лин­но­го дра­ма­тиз­ма.

Лишь па­х­рин­ско-пе­ре­дел­кин­ский со­ло­вей На­та­лья Ива­но­ва, этот тро­ян­ский конь ше­с­ти­де­сят­ни­ков в со­вре­мен­ной ли­те­ра­тур­ной жиз­ни, встре­пе­нув­шись вви­ду бу­ке­ров­ских пер­спек­тив ро­ма­на, в сво­ём при­выч­ном и не­пре­мен­ном стрем­ле­нии кус­нуть, под­ста­вить нож­ку, оца­ра­пать, про­еха­лась в ко­рот­ком га­зет­ном об­зо­ре в ад­рес «по­роч­но­го мно­го­слов­но­го ме­то­да» По­лян­ской, а чтоб сов­сем уж при­жу­чить под­жи­ма­ю­щую на­халь­ную мо­ло­дёжь, за­клей­ми­ла про­шед­ший ли­те­ра­тур­ный год как год «мед­ный» – то есть не­уро­жай­ный. Име­лось в ви­ду, оче­вид­но, что все пре­ды­ду­щие го­да бы­ли сплошь изу­м­руд­но-брил­ли­ан­то­вы­ми, а по­сле­ду­ю­щие и во­все бу­дут как жем­чу­га в шо­ко­ла­де...

А меж­ду тем в этот год, кро­ме ге­ни­аль­но­го ро­ма­на По­лян­ской, вы­шел на­ко­нец от­дель­ным из­да­ни­ем (за свой счёт!) по­сле дол­гих мы­тарств ав­то­ра пол­ный «Бес­ко­неч­ный ту­пик» Дми­т­рия Гал­ков­ско­го – да толь­ко за эти две кни­ги год 1997 уже во­шёл в ис­то­рию рус­ской ли­те­ра­ту­ры!

Я хо­ро­шо по­мню, как мы, груп­па жен­щин-про­за­и­ков, сра­зу и бе­зо­го­во­роч­но при­няв и по­лю­бив эту вещь Ири­ны, за­та­ив ды­ха­ние, на­блю­да­ли за даль­ней­шим раз­ви­ти­ем со­бы­тий. Мы вдруг как-то яс­но осо­зна­ли – все и сра­зу! – что это на­сту­па­ет наш час.

Ро­ма­ну По­лян­ской от­да­ва­ло свои сим­па­тии аб­со­лют­ное боль­шин­ст­во кри­ти­ков и чи­та­те­лей. Пре­иму­ще­ст­во ро­ма­на бы­ло оче­вид­но для всех, по­это­му та­кой взрыв воз­му­ще­ния вы­зва­ло ре­ше­ние трёх чле­нов Бу­ке­ров­ско­го жю­ри – Зо­ри­на-млад­ше­го, Ду­би­на-стар­ше­го и при­мк­нув­шей к ним сла­ви­ст­ки Ка­те­ри­ны Кларк, про­го­ло­со­вав­ших за ар­хив­ное про­из­ве­де­ние А.Мо­ро­зо­ва. По­бе­дил да­же не ро­ман – весь­ма сред­ний, сти­ли­зо­ван­ный под за­пи­с­ки ка­то­то­ни­ка в ста­дии ре­мис­сии текст трид­ца­ти­лет­ней дав­но­с­ти, вы­да­ва­е­мый за по­след­нее сло­во рус­ской про­зы, – в на­ру­ше­ние всех пра­вил и ка­но­нов ус­та­ва пре­мии. Как ста­ло поз­же из­ве­ст­но, при го­ло­со­ва­нии ре­ша­ю­щим ока­зал­ся го­лос аме­ри­кан­ской сла­ви­ст­ки, ка­п­риз­но за­явив­шей, как ей не нра­вит­ся, что га­зе­ты на­вя­зы­ва­ют им го­то­вое ре­ше­ние – ро­ман По­лян­ской, и при­звав­шей чле­нов жю­ри по­сту­пить «не­о­рди­нар­но» – про­го­ло­со­вать за аут­сай­де­ра, чтоб «уди­вить всех». Та­ким об­ра­зом, с на­ми сы­г­ра­ли в иг­ру, из­ве­ст­ную в на­ро­де как «на­пёр­сток», где глав­ное – об­ма­нуть ожи­да­ния пуб­ли­ки.

Так сло­жи­лось, что Бу­ке­ров­ская пре­мия в Рос­сии с пер­вых лет её су­ще­ст­во­ва­ния – это на­ше всё или поч­ти всё, по­это­му те, кто пред­по­чёл Оле­гу Ер­ма­ко­ву («Знак зве­ря») – Оку­д­жа­ву, Оль­ге Слав­ни­ко­вой («Стре­ко­за…») – Азоль­ско­го, Ири­не По­лян­ской («Про­хож­де­ние те­ни») – Мо­ро­зо­ва, сы­г­ра­ли с ли­те­ра­тур­ной об­ще­ст­вен­но­с­тью в дур­ную иг­ру. Воз­вы­шая про­из­ве­де­ния ме­нее та­лант­ли­вые, т.е. сби­вая все кри­те­рии и вхо­дя в про­ти­во­ре­чие с ожи­да­ни­я­ми про­фес­си­о­наль­ных на­блю­да­те­лей, они, эти лю­ди, ис­ка­жа­ют ли­те­ра­тур­ный про­цесс. По­след­ст­вия этих оши­бок не так уж бе­зо­бид­ны – они вли­я­ют на твор­че­с­кую са­мо­оцен­ку ав­то­ров, лю­дей по-на­сто­я­ще­му та­лант­ли­вых, и ос­кор­б­ля­ют вку­сы ос­таль­ных, усу­губ­ляя не­га­ти­вист­ские яв­ле­ния в ли­те­ра­тур­ной сре­де.


Елена ЧЕРНЯЕВА




Поделитесь статьёй с друзьями:
Кузнецов Юрий Поликарпович. С ВОЙНЫ НАЧИНАЮСЬ… (Ко Дню Победы): стихотворения и поэмы Бубенин Виталий Дмитриевич. КРОВАВЫЙ СНЕГ ДАМАНСКОГО. События 1967–1969 гг. Игумнов Александр Петрович. ИМЯ ТВОЁ – СОЛДАТ: Рассказы Кузнецов Юрий Поликарпович. Тропы вечных тем: проза поэта Поколение Егора. Гражданская оборона, Постдайджест Live.txt Вячеслав Огрызко. Страна некомпетентных чинуш: Статьи и заметки последних лет. Михаил Андреев. Префект. Охота: Стихи. Проза. Критика. Я был бессмертен в каждом слове…: Поэзия. Публицистика. Критика. Составитель Роман Сенчин. Краснов Владислав Георгиевич.
«Новая Россия: от коммунизма к национальному
возрождению» Вячеслав Огрызко. Юрий Кузнецов – поэт концепций и образов: Биобиблиографический указатель Вячеслав Огрызко. Отечественные исследователи коренных малочисленных народов Севера и Дальнего Востока Казачьему роду нет переводу: Проза. Публицистика. Стихи. Кузнецов Юрий Поликарпович. Стихотворения и поэмы. Том 5. ВСЁ О СЕНЧИНЕ. В лабиринте критики. Селькупская литература. Звать меня Кузнецов. Я один: Воспоминания. Статьи о творчестве. Оценки современников Вячеслав Огрызко. БЕССТЫЖАЯ ВЛАСТЬ, или Бунт против лизоблюдства: Статьи и заметки последних лет. Сергей Минин. Бильярды и гробы: сборник рассказов. Сергей Минин. Симулянты Дмитрий Чёрный. ХАО СТИ Лица и лики, том 1 Лица и лики, том 2 Цветы во льдах Честь имею: Сборник Иван Гобзев. Зона правды.Роман Иван Гобзев. Те, кого любят боги умирают молодыми.Повесть, рассказы Роман Сенчин. Тёплый год ледникового периода Вячеслав Огрызко. Дерзать или лизать Дитя хрущёвской оттепели. Предтеча «Литературной России»: документы, письма, воспоминания, оценки историков / Составитель Вячеслав Огрызко Ительменская литература Ульчская литература
Редакция | Архив | Книги | Реклама | Конкурсы



Яндекс цитирования