Архив : №22. 05.06.2009

Старые вязы на Неглинке

 Се­го­дня это не ад­рес да­же для тех, кто жи­вёт в Моск­ве. Реч­ка Не­глин­ка, ког­да-то оп­ре­де­ляв­шая по­ло­же­ние Моск­вы в древ­них ле­то­пи­сях, дав­но за­бра­на в тру­бу. Ста­рые вя­зы сов­сем не­дав­но спи­ле­ны, что­бы ус­ту­пить ме­с­то жи­день­ким пру­ти­кам мо­ло­день­ких лип (вы­ра­с­тут, нет ли – кто зна­ет!). Ис­чез ста­рый цирк (а ведь сколь­ко че­ло­век из окон со­сед­них до­мов ви­де­ли бе­гав­ших по его по­ме­ще­ни­ям лю­дей-под­жи­га­те­лей с го­ря­щей пак­лей – так ве­ли­ко бы­ло же­ла­ние тог­даш­них цир­ко­вых ру­ко­во­ди­те­лей обес­пе­чить се­бя удоб­ст­ва­ми в но­вом, уже дав­но спро­ек­ти­ро­ван­ном зда­нии!). Не ста­ло зна­ме­ни­то­го Цен­т­раль­но­го рын­ка, стек­лян­ный куб ко­то­ро­го так ста­ра­тель­но ка­му­ф­ли­ро­ва­ли в го­ды Ве­ли­кой Оте­че­ст­вен­ной и где за при­лав­ка­ми сто­я­ли да­же в то вре­мя пред­ста­ви­те­ли, ка­жет­ся, всех со­юз­ных ре­с­пуб­лик. Ис­чез­ла не­ка­зи­с­тая го­род­ская усадь­ба Брю­со­вых – де­да-про­боч­ни­ка вы­да­ю­ще­го­ся по­эта. Ос­та­лись од­ни вос­по­ми­на­ния о низ­ких ком­на­тах с на­во­щён­ны­ми до зер­каль­но­го бле­с­ка по­ла­ми, кро­хот­ных уют­ных крес­ли­цах, чай­ном сто­ле с веч­но ки­пя­щим са­мо­ва­ром, куз­не­цов­ских чаш­ках и сли­воч­ни­ке с гу­с­ты­ми жёл­ты­ми слив­ка­ми, упи­рав­ших­ся в по­то­лок ла­та­ни­ях с вы­рез­ны­ми ли­с­ть­я­ми, где каж­дый ве­чер со­би­ра­лись все те, ко­го се­го­дня на­зы­ва­ют «се­ре­б­ря­ным ве­ком» на­шей ли­те­ра­ту­ры и ку­да при­вёл Алек­сандр Блок свою юную Лю­бовь Дми­т­ри­ев­ну.

Цвет­ной буль­вар Моск­вы по­те­рял и пре­вос­ход­ную фи­гу­ру До­сто­ев­ско­го ра­бо­ты С.Д. Мер­ку­ро­ва (скульп­тор имел ма­с­тер­скую ок­на­ми на па­мят­ник), ко­то­рая от­ме­ча­ла его пер­спек­ти­ву со сто­ро­ны Труб­ной пло­ща­ди. И ед­ва ли не глав­ное – скром­ный дву­хэ­таж­ный трак­тир со сто­ро­ны Са­мо­тёч­ной пло­ща­ди, где про­во­дил поч­ти всё своё вре­мя тя­же­ло бо­лев­ший со­зда­тель кар­ти­ны «Гра­чи при­ле­те­ли» А.К. Са­в­ра­сов и ку­да к не­му со­би­ра­лись бо­го­тво­рив­шие его уче­ни­ки из Мос­ков­ско­го учи­ли­ща жи­во­пи­си, ва­я­ния и зод­че­ст­ва, на­чи­ная с Кон­стан­ти­на Ко­ро­ви­на. Со сто­ро­ны дво­ра в том же до­ме по­ме­ща­лись де­шё­вые квар­ти­ры, сда­вав­ши­е­ся ар­ти­с­там цир­ка. Имен­но с та­кой труп­пой (бла­го бес­плат­но!) при­ехал вко­нец об­ни­щав­ший М.А. Вру­бель и при­вёл в кро­хот­ную квар­тир­ку с хо­зя­е­ва­ми – цир­ко­вы­ми на­езд­ни­ка­ми Кон­стан­ти­на Ко­ро­ви­на. Это Вру­бель за­став­лял Ко­ро­ви­на чуть не каж­дый ве­чер хо­дить в цирк – «ра­ди дви­же­ния и цве­та».

До не­уз­на­ва­е­мо­с­ти пе­ре­де­лан боль­шой до­ход­ный дом по дру­гую сто­ро­ну буль­ва­ра (№ 34), а ведь в нём в 1891–1892 го­дах В.И. Су­ри­ков на­чал пи­сать своё «По­ко­ре­ние Си­би­ри Ер­ма­ком». От­дель­ной от соб­ст­вен­но­го жи­лья жи­во­пис­ной ма­с­тер­ской Ва­си­лий Ива­но­вич не имел ни­ког­да, как и сколь­ко-ни­будь зна­чи­тель­ных го­но­ра­ров, за ко­то­ры­ми не гнал­ся.

Так сло­жи­лось, что са­мой боль­шой из ста­рых по­ст­ро­ек ос­тал­ся кон­ст­рук­ти­вист­ский дом с над­пи­сью над верх­ним эта­жом – «Ли­те­ра­тур­ная га­зе­та». В ве­с­ти­бю­ле, у ок­на на ули­цу, стол со све­жим вы­пу­с­ком сов­сем иной га­зе­ты – «Ли­те­ра­тур­ной Рос­сии». Пусть с мень­шим ти­ра­жом, не­боль­ши­ми раз­ме­ра­ми, но глав­ное – со сво­и­ми чи­та­те­ля­ми, ко­то­рые ко дню вы­пу­с­ка со­би­ра­лись здесь, что­бы пер­вы­ми по­лу­чить све­жий но­мер. Не эли­та, при­вык­шая об­ра­щать на се­бя вни­ма­ние, мод­но оде­вать­ся, гром­ко го­во­рить, тем бо­лее сме­ять­ся, но сов­сем про­сто оде­тые ти­хо и очень веж­ли­во пе­ре­го­ва­ри­ва­ю­щи­е­ся, при­вык­шие за каж­дую лю­без­ность бла­го­да­рить. Вик­тор Ас­та­фь­ев ска­жет: «Сов­сем как у нас. В Рос­сии». Рос­сия как про­вин­ция? В этом был и со­хра­ня­ет­ся ве­ли­кий смысл.

У боль­шой «Ли­те­ра­тур­ки» свой двой­ной лифт по пра­вую ру­ку, у «Лит.Рос­сии» – на не­сколь­ко сту­пе­нек вы­ше, един­ст­вен­ный, под­ни­ма­ю­щий на два верх­них эта­жа. «На чер­дач­ке-с», – сме­ёт­ся Ана­то­лий Зна­мен­ский, тот са­мый ку­бан­ский ка­зак, ко­то­рый так бес­по­ко­ил «мос­ков­ское ру­ко­вод­ст­во» на ру­бе­же ше­с­ти­де­ся­тых. – Оно и луч­ше: вид­но даль­ше и на­чаль­ст­во са­по­га­ми по го­ло­вам не то­па­ет». Пре­уве­ли­че­ние? Но так ка­за­лось.

Для ме­ня всё на­ча­лось с 1958-го. Ок­тябрь. Дом Гер­це­на на Твер­ском буль­ва­ре. Ком­на­та тре­ть­е­го эта­жа – по пре­да­нию, та са­мая, в ко­то­рой ро­дил­ся зво­нарь «Ко­ло­ко­ла», – на тот день един­ст­вен­ная ау­ди­то­рия ещё толь­ко об­ра­зо­вав­ше­го­ся но­во­го фа­куль­те­та Ли­тин­сти­ту­та – Выс­ших ли­те­ра­тур­ных кур­сов. Де­кан – «де­ре­вен­щик» Юрий Гри­го­рь­е­вич Лап­тев, зав. ка­фе­д­рой ма­с­тер­ст­ва – Вик­тор Тель­пу­гов. И при­гла­шён­ный пре­по­да­ва­тель на дис­цип­ли­ну, ко­то­рую ещё ни­кто не умел по-на­сто­я­ще­му оп­ре­де­лить и ос­мыс­лить: Пси­хо­ло­гия со­зда­ния ху­до­же­ст­вен­но­го про­из­ве­де­ния (на ма­те­ри­а­ле ис­то­рии ми­ро­во­го ис­кус­ст­ва).

Да, соб­ст­вен­но, и с са­ми­ми Выс­ши­ми ли­те­ра­тур­ны­ми всё бы­ло да­ле­ко не оче­вид­но. Уча­щи­е­ся – со всех кон­цов Со­вет­ско­го Со­ю­за. От не­дав­них фрон­то­ви­ков до вче­раш­них за­клю­чён­ных конц­ла­ге­рей. По боль­шей ча­с­ти с од­ной де­ся­ти­лет­кой, но уже чле­ны Со­ю­за пи­са­те­лей, ав­то­ры хо­тя бы од­ной вы­шед­шей кни­ги или не­сколь­ких опуб­ли­ко­ван­ных про­из­ве­де­ний. При­об­рет­шие со­ци­аль­ный (а за­ча­с­тую и пар­тий­ный) вес в род­ных ме­с­тах. Уве­рен­ные в се­бе. Бе­за­пел­ля­ци­он­ные в суж­де­ни­ях. За пять учеб­ных се­ме­с­т­ров им пред­по­ла­га­лось дать ос­но­вы гу­ма­ни­тар­но­го об­ра­зо­ва­ния. Нуж­ду в нём кто-то ис­пы­ты­вал, кто-то про­сто ви­дел воз­мож­ность про­жить в хо­ро­ших ус­ло­ви­ях в сто­ли­це, за­вя­зать со­от­вет­ст­ву­ю­щие про­фес­си­о­наль­ные свя­зи. Хо­тя ни­кто не го­во­рил об этом вслух, но пре­по­да­ва­те­лям на­до бы­ло при­ме­нять­ся к сво­им слу­ша­те­лям. Ни­ка­ких ры­ча­гов ад­ми­ни­с­т­ра­тив­но­го воз­дей­ст­вия быть не мог­ло – га­ран­тия прав­ле­ния Со­ю­за пи­са­те­лей.

И пер­вый же про­кол. По­ло­жим, все идей­но-пар­тий­ные дис­цип­ли­ны не под­ле­жа­ли об­суж­де­нию, спо­кой­но вос­при­ни­ма­лось ли­те­ра­ту­ро­ве­де­ние, но вот ис­то­рия ис­кус­ст­ва вы­зва­ла взрыв. Слу­ша­те­ли от­ка­за­лись тра­тить на неё вре­мя, и это при­том, что лек­то­ром был при­гла­шён один из ве­ду­щих со­вет­ских ис­кус­ст­во­ве­дов про­фес­сор М.В. Ал­па­тов, да­лё­кий от пар­тий­ных пе­ре­хлё­с­тов ав­тор ря­да мо­но­гра­фи­че­с­ких тру­дов по рус­ско­му ис­кус­ст­ву, от­лич­но вла­дев­ший сло­вом. «Нет» кур­са ока­за­лось ка­те­го­рич­ным. Про­фес­сор пред­ло­жил в ка­че­ст­ве за­ме­ны вче­раш­нюю ас­пи­рант­ку МГУ. Прав­да, с учё­ной сте­пе­нью, с не­сколь­ки­ми на­уч­ны­ми кни­га­ми, ру­ко­во­ди­те­ля уни­вер­си­тет­ско­го се­ми­на­ра, счи­тав­шу­ю­ся хо­ро­шим лек­то­ром (дип­лом об окон­ча­нии Щеп­кин­ско­го те­а­т­раль­но­го учи­ли­ща). Её он про­сил об одол­же­нии, что­бы раз­ря­дить на­зрев­ший кон­фликт («хо­тя бы в по­ряд­ке опы­та!»).

Спи­сок слу­ша­те­лей тог­да не го­во­рил ни­че­го, се­го­дня – это стра­ни­цы эн­цик­ло­пе­дии на­шей ли­те­ра­ту­ры: Вик­тор Ас­та­фь­ев, Ев­ге­ний Но­сов, Ана­то­лий Зна­мен­ский, Но­вел­ла Мат­ве­е­ва, Юрий Гон­ча­ров (впро­чем, уже тог­да его на­зы­ва­ли рус­ским Ре­мар­ком), Рим­ма Ка­за­ко­ва, став­ший клас­си­ком Бе­ло­рус­сии Вла­ди­мир Ко­рот­ке­вич и его су­пру­га че­чен­ская по­этес­са Ра­и­са Ах­ма­то­ва, по­эты Ни­ко­лай Пан­кин и Вя­че­слав Куз­не­цов (вче­раш­ний офи­цер, ед­ва ли не един­ст­вен­ный су­мев­ший по-на­сто­я­ще­му до­стой­но вы­сту­пить про­тив сус­лов­ской кам­па­нии 62-го го­да), Сер­гей Ви­ку­лов, Юрий Пи­ляр, туль­чан­ка На­та­лья Па­ры­ги­на – все­го око­ло двад­ца­ти че­ло­век, сре­ди ко­то­рых не­яр­ких не бы­ло. Дру­гое де­ло – ко­му и ка­кая до­ста­лась до­ля пи­а­ра. В этом про­стой объ­ек­тив­но­с­ти – каж­дый зна­ет – не бы­ва­ет ни­ког­да. Са­мый вы­ра­зи­тель­ный при­мер – до­пу­щен­ные или не до­пу­щен­ные к уча­с­тию в на­зван­ных зна­ме­ни­ты­ми ли­те­ра­тур­ных ве­че­рах Боль­шой ау­ди­то­рии По­ли­тех­ни­че­с­ко­го му­зея.

Обя­за­тель­ным ус­ло­ви­ем но­вой пре­по­да­ва­тель­ни­цы бы­ла ис­то­рия. Ис­то­ри­че­с­ких зна­ний ка­та­ст­ро­фи­че­с­ки не хва­та­ло, вре­ме­ни (и раз­ре­ше­ния!) на их по­пол­не­ние тем бо­лее. В ка­че­ст­ве вы­хо­да вы­ез­ды все­го кур­са по ис­то­ри­че­с­ким ме­с­там. Ав­то­бус с авиа­ци­он­ны­ми крес­ла­ми (Со­юз пи­са­те­лей, ко­неч­но, рас­по­ла­гал та­ки­ми). Са­мые даль­ние (что­бы уло­жить­ся с ран­не­го ут­ра до по­лу­но­чи) мар­ш­ру­ты: Вла­ди­мир, Ки­дек­ша, Суз­даль, Рос­тов Ве­ли­кий, Ту­ла, Пе­ре­славль За­лес­ский, Дми­т­ров, Яро­славль, де­сят­ки ма­лень­ких рус­ских го­род­ков, уса­деб, ещё Сер­ги­ев По­сад, Алек­сан­д­ров, Ра­до­неж. А по пу­ти рас­сказ об ис­то­рии, со­бы­ти­ях, ли­цах. И как не ме­нее обя­за­тель­ное до­пол­не­ние – уча­с­тие во всех по­езд­ках «Ли­те­ра­тур­ной Рос­сии». Рас­чёт был прост – её со­труд­ни­ки как ни­кто дру­гой зна­ли эти зем­ли «за Са­до­вым коль­цом». С ни­ми мож­но бы­ло ехать ед­ва ли не в лю­бое ме­с­то как к дав­но за­бы­тым, но всё рав­но род­ст­вен­ни­кам.

На­груз­ка? Да, она бы­ла поч­ти не­че­ло­ве­че­с­кой, но как же на гла­зах ме­нял­ся курс, сы­пав­ши­е­ся на все те­мы во­про­сы, но­вый ин­те­рес к ок­ру­жа­ю­ще­му ми­ру. По­жа­луй, толь­ко один раз «Лит.Рос­сия» ока­за­лась гос­тьей Выс­ших ли­те­ра­тур­ных кур­сов. На­ше пер­вое за­ня­тие – у стен и в сте­нах при­го­во­рён­но­го к сно­су до­ма XVII ве­ка на уг­лу Ма­ло­го и Ниж­не­го Кис­лов­ских пе­ре­ул­ков, не­по­сред­ст­вен­но у стен Кон­сер­ва­то­рии.

Так сло­жи­лось, тру­же­ни­ки ло­ма и буль­до­зе­ра ещё толь­ко на­ча­ли кру­шить с од­но­го уг­ла мо­гу­чую клад­ку «До­ма Ма­лю­ты Ску­ра­то­ва», как его на­зы­ва­ли в Моск­ве. «Под на­шу от­вет­ст­вен­ность» нам раз­ре­ше­но бы­ло вой­ти в рас­ку­ро­чен­ный дом, уже без рам и две­рей, под­нять­ся на вто­рой этаж без пе­рил, за­гля­нуть в свод­ча­тые бе­ло­ка­мен­ные под­ва­лы... И яро­ст­ный во­прос Вик­то­ра Ас­та­фь­е­ва: «Для че­го это?». От­вет был прост: для стро­и­тель­ст­ва ти­по­вой об­ще­об­ра­зо­ва­тель­ной шко­лы. «Имен­но здесь? Обя­за­тель­но за счёт на­шей па­мя­ти?» Да, на дан­ной рай­он­ной тер­ри­то­рии ру­ко­во­ди­те­ли на­род­но­го об­ра­зо­ва­ния ре­ши­ли уп­лот­нить учеб­ные за­ве­де­ния. «Что­бы рас­ска­зы­вать о вре­ме­нах Ива­на Гроз­но­го?!» И ед­ва ли не пер­вый раз со вре­ме­ни сво­е­го су­ще­ст­во­ва­ния га­зе­та сде­ла­ет по­пыт­ку вме­шать­ся, ос­та­но­вить. Ис­то­рия – де­ло пи­са­те­лей, со­хра­не­ние куль­ту­ры – тем бо­лее. Не се­бя, лю­би­мо­го и един­ст­вен­но­го, ок­ру­жён­но­го бо­лее или ме­нее гу­с­тым фи­ми­а­мом. Ты – как часть об­ще­го.

«А ес­ли бли­же к нам?» – во­прос Сер­гея Ви­ку­ло­ва. «По вре­ме­ни или по про­фес­сии?» И здесь за­вя­зы­ва­ет­ся узе­лок, на дол­гие го­ды ос­тав­ший­ся в жиз­ни га­зе­ты: «Что ж, пусть бу­дет Есе­нин». По­лу­кра­моль­ное имя. Ни­ка­ких из­да­ний, кро­ме «про­би­тых» Со­фьей Тол­стой с до­ступ­ным ей од­ной упор­ст­вом, поч­ти от­ча­я­ни­ем. Ни­ка­ко­го му­зей­но­го Кон­стан­ти­но­ва.

И на­до-то все­го-на­все­го вый­ти из во­рот, че­рез ко­то­рые ре­ву­щие са­мо­сва­лы вы­во­зят пыль ве­ков, – ря­дом со зда­ни­ем Кон­сер­ва­то­рии од­но­этаж­ная по­ст­рой­ка. По­ши­воч­ное ате­лье. Ма­га­зин­чик съе­ст­ных то­ва­ров. Го­мео­па­ти­че­с­кая ап­те­ка. Ещё со вре­мён нэ­па са­мая по­пу­ляр­ная в Моск­ве.

В ап­те­ку на­до уму­д­рить­ся втис­нуть­ся. Все­го-то ши­ри­на од­но­го ви­т­рин­но­го ок­на и хлю­па­ю­щая стек­лян­ная дверь. Узень­кая вин­то­вая ле­сен­ка на га­ле­рей­ку под вы­со­ким по­тол­ком. И на всю вы­со­ту стен стек­лян­ные шка­фы, яв­но не для фар­ма­цев­ти­че­с­ких нужд.

Все объ­яс­не­ния до вхо­да. Здесь по­ме­щал­ся книж­ный ма­га­зин Мос­ков­ско­го со­ю­за по­этов. Здесь ра­бо­тал про­дав­цом Есе­нин. С ут­ра ус­т­ра­и­вал­ся с ка­кой-ни­будь книж­кой на сту­пень­ках. Ку­да как не­о­хот­но от­зы­вал­ся на оче­ред­но­го по­ку­па­те­ля. Ча­с­то во­об­ще со­ве­то­вал «этой му­ры» не по­ку­пать. За­то ес­ли по­яв­ля­лись зна­ко­мые, лю­бил чи­тать соб­ст­вен­ные сти­хи. Ко­неч­но, но­вые. С ув­ле­че­ни­ем, до­стой­ным боль­шой эс­т­ра­ды. Стоя на той же вин­то­вой ле­ст­ни­це. И жив­ший в со­сед­нем (Чу­до­вом – Стан­ке­ви­ча – Воз­не­сен­ском) пе­ре­ул­ке уже зна­ме­ни­тый ар­хи­тек­тор И.В. Жол­тов­ский вспо­ми­нал, как бли­же к ве­че­ру, ког­да те­ни ло­жи­лись у до­мов, в зер­каль­ном ок­не мож­но бы­ло ви­деть зо­ло­тую го­ло­ву над кни­гой, а при уда­че вме­с­те со зна­ко­мы­ми по­эта ус­лы­шать и уди­ви­тель­ный по вы­ра­зи­тель­но­с­ти го­лос. Да­же ког­да лав­ку по­этов за­кро­ют и не ста­нет Есе­ни­на, он ино­гда бу­дет про­хо­дить ми­мо в на­деж­де уви­деть от­свет то­го пор­т­ре­та.

О си­ле впе­чат­ле­ния го­во­рить не при­хо­ди­лось. Мы зай­дём по­том во дво­рик до­ма ар­хи­тек­то­ра (как-ни­как жи­ли­ще Су­ма­ро­ко­ва, а со вре­ме­нем Ба­ра­тын­ско­го, при­ни­мав­ше­го всех сво­их со­вре­мен­ни­ков и дру­зей и Стан­ке­ви­ча). И сов­сем ри­с­ко­ван­ное пред­ло­же­ние пре­по­да­ва­те­ля: зай­ти в квар­ти­ру в Брю­со­вом пе­ре­ул­ке, где Есе­нин жил у жен­щи­ны с до­воль­но не­по­нят­ным кру­гом обя­зан­но­с­тей, ко­то­рая по­кон­чит с со­бой на его мо­ги­ле. «Уби­ли его! Уби­ли!» – ска­жет от­крыв­шая дверь трам­вай­ная кон­дук­тор­ша (чёр­ная ши­нель, ре­мень, сум­ка). Она и тог­да жи­ла с ма­те­рью в со­сед­ней квар­ти­ре. «А у неё со­весть за­зри­ла», – и с раз­ма­ху за­хлоп­нет дверь.

«Уби­ли» – эту по­зи­цию за­ня­ла «Лит.Рос­сия», и на дол­гие го­ды. За­се­да­ли вся­че­с­ко­го ро­да ко­мис­сии и ко­ми­те­ты по на­сле­дию, про­во­ди­ли рас­сле­до­ва­ния, ста­ви­ли точ­ку, а га­зе­та... В го­ды оша­ле­лой пе­ре­ст­рой­ки мы с за­ве­ду­ю­щим от­де­лом ин­фор­ма­ции Юри­ем Юш­ки­ным ки­да­ем­ся спа­сать по­след­нею квар­ти­ру Есе­ни­на в По­ме­ран­це­вом пе­ре­ул­ке – ту са­мую, из ко­то­рой он уе­дет на­вст­ре­чу сво­ей ги­бе­ли в Ле­нин­град. Её ещё про­дол­жа­ют за­ни­мать Тол­стые и бе­речь, бе­речь каж­дую ме­лочь то­го не­за­дав­ше­го­ся бра­ка.

Та са­мая тя­жё­лая ду­бо­вая дверь. Те­ле­фон­ный ап­па­рат с де­ре­вян­ной ко­роб­кой и дву­мя боль­ши­ми звон­ка­ми. Ве­шал­ка. Стой­ка для тро­с­тей и зон­тов. На кух­не, с ок­ном в сто­ро­ну Крым­ско­го мос­та и Моск­вы-ре­ки, со­сно­вый, скоб­лё­ный-пе­ре­скоб­лён­ный стол, та­бу­рет, на ко­то­ром Есе­нин, вста­вав­ший с рас­све­том, пил чай вме­с­те с при­слу­гой. В ван­ной ком­на­те та же ван­на – чу­гун­ная, на мо­гу­чих льви­ных ла­пах. В двух ком­на­тах, ко­то­рые за­ни­ма­ли Есе­нин с же­ной, те же книж­ные шка­фы, оваль­ный стол для ча­е­пи­тий. Дверь на бал­кон, от­ку­да Есе­нин вы­бро­сил свой пор­т­рет­ный бюст, вы­леп­лен­ный С.Т. Ко­нён­ко­вым.

Долж­но быть унич­то­же­но всё. Не по­то­му, что стал раз­ва­ли­вать­ся дом. И не по­то­му, что оче­ред­ные пе­ре­ст­ро­еч­ные пла­ны про­лег­ли че­рез не­го. На­обо­рот. Дом идёт на пол­ный ре­монт и мо­дер­ни­за­цию, по­то­му что в его квар­ти­рах ре­ши­ли обос­но­вать­ся «пра­вя­щие осо­бы» рай­он­но­го мас­шта­ба пе­ре­ст­ро­еч­ных лет.

«Лит.Рос­сия» – един­ст­вен­ная из цен­т­раль­ных га­зет! – вый­дет с по­лос­ным ма­те­ри­а­лом в за­щи­ту уже го­то­во­го под­лин­но ме­мо­ри­аль­но­го му­зея, бу­дет рас­сы­лать на все уров­ни пись­ма, тре­бо­вать от­ве­тов. Тол­стые ос­та­нут­ся един­ст­вен­ной се­мь­ёй, ко­то­рая без во­ды и све­та дол­гие не­де­ли про­дер­жит обо­ро­ну. Пусть бес­по­лез­но, но это бы­ла по­зи­ция пи­са­те­лей Рос­сии. Га­зе­те не раз­ре­шат толь­ко на­пе­ча­тать фо­то­гра­фию те­ла по­эта, со сме­щён­ной три­ан­гу­ля­ци­он­ной ли­ни­ей на шее и пу­ле­вым от­вер­сти­ем в ви­с­ке.

Удель­ный вес га­зе­ты – по­жа­луй, се­го­дня он у всех из­да­ний бли­зок к ну­лю. Ис­чез­ли бы­лые от­де­лы пи­сем. Дав­ным-дав­но за­бы­то свя­тое пра­ви­ло пе­ча­ти от­ве­чать на каж­дое об­ра­ще­ние (че­го сто­и­ли од­ни за­во­див­ши­е­ся на них кар­то­те­ки!). В «Лит.Рос­сии» этот скром­ный от­дел (един­ст­вен­ная тём­ная ком­нат­ка, до по­тол­ка за­ва­лен­ная кар­то­те­ка­ми, спра­воч­ни­ка­ми, един­ст­вен­ный стол и стул – по­се­ти­те­лям ос­та­ва­лось сто­ять на­вы­тяж­ку) по су­ти пре­до­пре­де­лил на­прав­ле­ние га­зе­ты – не­о­жи­дан­ную для всех яро­ст­ную борь­бу за па­мят­ни­ки куль­ту­ры и... име­на. На­деж­да Иль­и­нич­на Пан­фё­ро­ва уме­ла под­ни­мать на зна­мя нуж­ные «сиг­на­лы», бук­валь­но про­би­вать их на по­ло­сы «Лит.Рос­сии», а уж по­том со всех уч­реж­де­ний тре­бо­вать. Тре­бо­вать пись­мен­ных, обя­за­тель­но чёт­ко сфор­му­ли­ро­ван­ных от­ка­зов, что­бы и от­ка­зы пу­с­тить сно­ва в кан­це­ляр­ский обо­рот. Это ста­ло нор­мой: ес­ли «Лит.Рос­сия» бра­лась со­хра­нить дом И.Д. Сы­ти­на на Твер­ской, око­ло но­во­го зда­ния «Из­ве­с­тий», она его со­хра­ня­ла (до се­го­дняш­них дней!). Ес­ли в опас­но­с­ти ока­зы­вал­ся дом, где Лев Тол­стой на­пи­сал пер­вые стро­ки сво­их со­чи­не­ний, «Лит.Рос­сия» за­яв­ля­ла о нём, и в ви­х­ре бу­маж­ной во­ло­ки­ты дву­хэ­таж­ный скром­ный особ­ня­чок ос­та­вал­ся жить.

Зад­ним чис­лом мож­но ска­зать: по­доб­ная во­ин­ст­ву­ю­щая по­зи­ция ред­ко дик­то­ва­лась «Глав­ны­ми». Про­сто так по­лу­ча­лось, и по­сле­ду­ю­щее раз­ви­тие со­бы­тий ста­но­ви­лось не­из­беж­ным. Ста­тьи? Очер­ки? Ра­зоб­ла­че­ния? Они бы­ли ред­ко­с­тью (ес­ли во­об­ще по­яв­ля­лись!). Но что про­ти­во­сто­я­ло бы пись­му пи­са­те­ля в ре­дак­цию сво­ей га­зе­ты? Меж­ду тем пи­са­тель, ино­гда име­но­вав­ший­ся под псев­до­ни­мом про­сто «чи­та­те­лем», со­об­щал ис­то­рию па­мят­ни­ка и со­от­вет­ст­ву­ю­щих лет жиз­ни в нём важ­но­го для ис­то­рии че­ло­ве­ка и пред­ла­гал – об­ра­тить вни­ма­ние на его со­сто­я­ние, на от­сут­ст­вие ме­мо­ри­аль­ной до­с­ки. Это бы­ла це­лая си­с­те­ма трамп­ли­нов для по­сле­ду­ю­щих дей­ст­вий.

Но – не уда­лось от­сто­ять од­ну из пер­вых, на­сто­я­щих квар­тир Есе­ни­на на Стро­че­нов­ском пе­ре­ул­ке. А ведь дом был сов­сем жи­вой и нуж­дал­ся раз­ве что в ко­с­ме­ти­че­с­ком ре­мон­те, хо­тя был сруб­лен из про­стых брё­вен. Вме­с­те с ре­дак­то­ра­ми «Лит.Рос­сии» (а раз­ве это вхо­ди­ло в их обя­зан­но­с­ти?) мы под­ни­ма­лись по до­б­рот­ной де­ре­вян­ной ле­ст­ни­це на вто­рой этаж, в уг­ло­вую ком­на­ту с дву­мя ок­на­ми, и внуч­ка тог­даш­не­го, по­мнив­ше­го от­ца Есе­ни­на, двор­ни­ка по­ка­зы­ва­ла крас­ный угол, где бы­ла бож­ни­ца и сто­ял чай­ный стол с при­сто­ль­ем для са­мо­ва­ра: «Он у нас на кух­не, хо­ти­те, по­смо­т­ри­те)».

А дом ме­шал всем – глав­но­му ар­хи­тек­то­ру тог­даш­не­го Гла­вА­ПУ (имен­но на этом ме­с­те пла­ни­ро­вал­ся су­пер­со­в­ре­мен­ный про­до­воль­ст­вен­ный ры­нок), рек­то­ру со­сед­не­го Пле­ха­нов­ско­го ин­сти­ту­та (пор­тил вид на толь­ко что по­ст­ро­ен­ное зда­ние), рай­и­с­пол­ко­му (то­же те­бе, в по­ря­доч­ном рай­о­не двор за де­ре­вян­ным за­бо­ром да ещё при­вле­ка­ю­щий столь­ко на­ро­да!). Ни­ка­кие ко­ми­те­ты по на­сле­дию не по­мог­ли. Толь­ко имен­но «Лит.Рос­сия» не от­сту­па­лась. И как не вспом­нить ог­нен­но-ры­жую, всю в вол­нах ку­д­рей кра­са­ви­цу Ле­ноч­ку Снеж­ко, сту­чав­шу­ю­ся в на­чаль­ст­вен­ные ка­би­не­ты, хо­тя ед­ва ли не са­мы­ми не­пре­одо­ли­мы­ми бы­ли со­мне­ния «Глав­но­го», не ис­кав­ше­го ос­лож­не­ний в сво­ей мно­го­труд­ной жиз­ни. А ок­ру­жа­ю­щие жи­те­ли как мог­ли бо­ро­лись с тог­даш­ни­ми бом­жа­ми, сно­ва и сно­ва за­ко­ла­чи­ва­ли до­с­ка­ми вход­ные две­ри, под­ме­та­ли по­лы в об­ре­чён­ном до­ме и с от­ча­я­ни­ем по­ка­зы­ва­ли об­рыв­ки ста­рых обоев на сте­нах есе­нин­ской ком­на­ты (ведь всё ещё мож­но так лег­ко вос­ста­но­вить!).

Под­лин­ность – с те­че­ни­ем лет ста­но­вит­ся по­нят­ным, объ­ек­тив­но «Лит.Рос­сия» бо­ро­лась за под­лин­ность на­шей куль­ту­ры. Да, дом на Стро­че­нов­ском пе­ре­ул­ке вос­ста­но­ви­ли (от­ст­ро­и­ли за­но­во), как и так на­зы­ва­е­мую усадь­бу А.Н. Ос­т­ро­вско­го в Го­ли­ков­ском пе­ре­ул­ке За­мо­ск­во­ре­чья. Пе­ре­нес­ли на со­вер­шен­но но­вое ме­с­то, ус­т­ро­и­ли как ку­пе­че­с­кую усадь­бу со все­ми при­зна­ка­ми до­ста­точ­но­го жи­лья – и это вме­с­то са­мо­го скром­но­го до­ма цер­ков­но­го при­чет­ни­ка, вы­хо­див­ше­го ок­на­ми не в сад и на цвет­ни­ки, а на сте­ны зна­ме­ни­той церк­ви, где хра­ни­лась ико­на Бо­жи­ей Ма­те­ри «Тро­е­ру­чи­цы». Воз­ра­же­ния ав­то­ров «Лит.Рос­сии» здесь ни­че­го не мог­ли про­ти­во­по­с­та­вить це­ло­му син­к­ли­ту спе­ци­а­ли­с­тов по ис­то­рии те­а­т­ра – учё­но­му Со­ве­ту Го­су­дар­ст­вен­но­го те­а­т­раль­но­го Ба­х­ру­шин­ско­го му­зея.

Бит­ва за па­мять И.С. Тур­ге­не­ва бы­ла вы­иг­ра­на на­по­ло­ви­ну, по­лос­ная ста­тья «Му­зей? Опять му­зей!» ос­та­но­ви­ла пол­ную пе­ре­дел­ку до­ма (за­но­во про­руб­лен­ные ок­на, две­ри, пе­ре­не­сён­ные пе­ре­го­род­ки, на­гро­мож­дён­ные ле­ст­ни­цы – все­го не пе­ре­числишь). В от­дел, ко­то­рым за­ве­до­вал А.А. Бар­ха­тов, был при­гла­шён глав­ный ин­же­нер пред­при­я­тия, арен­до­вав­ше­го ме­мо­ри­аль­ный дом. Мог и не прий­ти. При­шёл. Его ор­га­ни­за­ция (ДCO «Спар­так») ши­ла у Тур­ге­не­ва тру­сы для фут­бо­ли­с­тов (дру­го­го ме­с­та для по­ши­воч­но­го це­ха нель­зя бы­ло при­ду­мать!), вти­ха­ря вы­ры­ла под­валь­ный этаж по пе­ри­ме­т­ру ис­то­ри­че­с­ко­го фун­да­мен­та, две лич­ные ком­на­ты Ива­на Сер­ге­е­ви­ча обо­ру­до­ва­ла под бух­гал­те­рию (для де­нег спо­кой­нее бы­ло пре­бы­ва­ние на ан­т­ре­со­лях).

Один за дру­гим го­во­ри­ли жур­на­ли­с­ты, объ­яс­ня­ли, убеж­да­ли – и слу­чи­лось не­ве­ро­ят­ное. То, че­го не сде­лал го­род, все ин­сти­ту­ты ли­те­ра­ту­ры и об­ще­ст­ва ох­ра­ны. Тру­сы не пе­ре­ста­ли та­чать в ре­корд­ном тем­пе. Но «Спар­так» по­тра­тил­ся на строй­бат, что­бы под­но­вить сруб пер­вой чет­вер­ти XIX ве­ка, пе­ре­дел­ки бы­ли от­ме­не­ны вну­т­ри особ­ня­ка, со­хра­нён ве­ко­вой вяз у окон тур­ге­нев­ских ком­нат и – в при­хо­жей, на по­кры­том кру­жев­ной сал­фет­кой сто­ли­ке по­яви­лись ис­кус­ст­вен­ные цве­ты в пласт­мас­со­вой ва­зоч­ке под вы­ре­зан­ным из ка­ко­го-то жур­на­ла пор­т­ре­том пи­са­те­ля. Это уже был дом Ива­на Сер­ге­е­ви­ча Тур­ге­не­ва, о чём уз­на­вал каж­дый, пе­ре­сту­пав­ший его по­рог. Дом ос­во­бо­ди­ли от арен­да­то­ра толь­ко на по­ро­ге 2009 го­да, и как же стыд­но, что один из де­пу­та­тов гор­ду­мы, ве­да­ю­щий её куль­тур­ной про­грам­мой, пред­ло­жил «ожи­вить» бу­ду­щий му­зей ор­га­ни­за­ци­ей в нём по­сто­ян­но дей­ст­ву­ю­ще­го ла­зер­но­го шоу с уча­с­ти­ем ар­ти­с­тов «про ги­бель со­бач­ки Му­му»! Но уж к это­му «Лит.Рос­сия» при­ча­ст­ной быть не мог­ла.

Се­го­дня как-то уди­ви­тель­но ти­хо был обой­дён вни­ма­ни­ем ве­ли­чай­ший юби­лей на­шей ли­те­ра­ту­ры – 200-ле­тие со дня рож­де­ния Го­го­ля. Не вы­шло ака­де­ми­че­с­кое из­да­ние со­бра­ния со­чи­не­ний, не со­зда­н ме­мо­ри­аль­ный му­зей-усадь­ба, не пе­ре­не­сён на пер­во­на­чаль­ное своё ме­с­то в цен­т­ре Ар­бат­ской пло­ща­ди один из луч­ших в ис­то­рии рус­ско­го ис­кус­ст­ва па­мят­ни­ков ра­бо­ты Н.А. Ан­д­ре­е­ва. Всё это как про­грам­ма-ми­ни­мум.

Из­ве­ст­но, что по­доб­но­го из­да­ния со­чи­не­ний Го­го­ля не вы­хо­ди­ло ни­ког­да. Нет в Рос­сии ни од­но­го му­зея ве­ли­ко­го пи­са­те­ля. И прав ми­нистр куль­ту­ры РФ А.А. Ав­де­ев, ска­зав­ший в те­ле­ин­тер­вью, что до тех пор, по­ка ис­то­ри­че­с­кий дом не бу­дет ос­во­бож­дён от все­лён­ной в не­го го­род­ской биб­ли­о­те­ки № 2, ни о ка­кой его му­зе­е­фи­ка­ции не мо­жет быть и ре­чи, но имен­но та­кой му­тант с на­чин­кой из ла­зер­но­го шоу «про Го­го­ля, его зна­ко­мых и смерть пи­са­те­ля» ос­тав­лен су­ще­ст­во­вать. Что зна­чат со­об­ра­же­ния Мин­куль­та по срав­не­нию с тем об­сто­я­тель­ст­вом, что зем­ля усадь­бы, са­мый дом и, глав­ное, биб­ли­о­те­ка со­став­ля­ют соб­ст­вен­ность го­ро­да. На­ко­нец, ко­го се­го­дня вол­ну­ет, что был со­здан и по­став­лен ан­д­ре­ев­ский па­мят­ник на со­бран­ные по ко­пей­кам на­род­ные день­ги на ме­с­те, вы­бран­ном са­ми­ми моск­ви­ча­ми. По ны­неш­ним пред­став­ле­ни­ям, он ку­да луч­ше смо­т­рит­ся в про­ход­ном дво­ре у две­рей всё той же биб­ли­о­те­ки на фо­не кух­ни гру­зин­ско­го ре­с­то­ран­чи­ка, за­няв­ше­го часть уса­деб­ной зем­ли, на фо­не ог­ром­ной, про­тя­ну­той вдоль Мерз­ля­ков­ско­го пе­ре­ул­ка рек­ла­мы ноч­но­го клу­ба «С.О.С.», ещё не­дав­но имев­шей не­боль­шое, но, ду­ма­ет­ся, су­ще­ст­вен­ное до­пол­не­ние: «для муж­чин».

И сно­ва стра­ни­цы про­шло­го «Лит.Рос­сии». Это с её по­мо­щью ещё в 1966 го­ду на­чи­на­ет­ся борь­ба за от­се­ле­ние пре­вра­щён­но­го в Во­ро­нью сло­бод­ку го­го­лев­ско­го до­ма. На ос­но­ва­нии толь­ко что при­ня­то­го пра­ви­тель­ст­вом РСФСР За­ко­на об ох­ра­не и ис­поль­зо­ва­нии ис­то­ри­че­с­ких и куль­тур­ных па­мят­ни­ков. Здесь уме­ща­лись и ком­му­нал­ки, и да­же ре­дак­ция жур­на­ла «РТ», и ещё ка­кие-то ор­га­ни­за­ции. А жур­нал «Кол­хоз­ни­ца» в свя­зи с юби­ле­ем пи­са­те­ля в 1939 го­ду на­пе­ча­тал ин­тер­вью с жиль­цом ка­би­не­та Го­го­ля, ра­бо­чим од­но­го из мос­ков­ских за­во­дов с сы­ном-сту­ден­том. Жи­лец го­во­рил, что все они по­мнят Го­го­ля и в об­ще-то до­воль­ны сво­ей ком­на­той, ес­ли не счи­тать слиш­ком близ­ко к зем­ле рас­по­ло­жен­ных окон, и по­ка­зы­вал ка­кую-то книж­ку пи­са­те­ля.

По­на­до­би­лось семь лет, что­бы от­се­лить и при­ве­с­ти в по­ря­док дом, но ког­да пол­но­стью от­ре­мон­ти­ро­ван­ный он был пред­ло­жен в ка­че­ст­ве го­го­лев­ско­го му­зея Го­су­дар­ст­вен­но­му ли­те­ра­тур­но­му му­зею, ди­рек­тор по­след­не­го – Н.Ша­ха­ло­ва – ка­те­го­ри­че­с­ки от­ка­за­лась от по­доб­но­го по­пол­не­ния. Пред­лог – от­сут­ст­вие под­лин­ных го­го­лев­ских ве­щей и... со­труд­ни­ков, за­ни­ма­ю­щих­ся «дан­ным пи­са­те­лем». В ре­зуль­та­те су­до­рож­ные по­ис­ки но­во­го жиль­ца и слу­чай­но под­вер­нув­ша­я­ся биб­ли­о­те­ка «До­лой не­гра­мот­ность!», со­здан­ная по ини­ци­а­ти­ве Н.К. Круп­ской, с си­с­те­мой кни­го­нош. У неё, на­хо­див­шей­ся на со­сед­ней Боль­шой Ни­кит­ской ули­це, об­ру­ши­лась кров­ля. Книж­ный фонд, очень слу­чай­ный и из­но­шен­ный, был пе­ре­ме­щён в ме­мо­ри­аль­ный дом.

Но у не­о­жи­дан­но­го хо­зя­и­на бы­ли свои тре­бо­ва­ния. Дом сно­ва ока­зал­ся на ре­мон­те и – пе­ре­пла­ни­ров­ке. Где-то по­тре­бо­ва­лось ус­т­ро­ить або­не­мент, в дру­гом ме­с­те, унич­то­жив ком­на­ты гра­фа А.П. Тол­сто­го, – чи­таль­ный зал. По­яви­лись под­соб­ные и слу­жеб­ные по­ме­ще­ния, а глав­ное – имен­но в ме­мо­ри­аль­ных ком­на­тах обо­ру­до­вать по по­след­не­му сло­ву тех­ни­ки кни­го­хра­ни­ли­ще с бро­не­стел­ла­жа­ми и со­от­вет­ст­вен­но про­ло­жен­ны­ми по по­лу рель­са­ми.

Ос­та­лось ли это в ис­то­рии га­зе­ты? По пись­мам чи­та­те­лей она сно­ва вме­ша­лась в судь­бу до­ма и – до­би­лась оче­ред­ной ре­кон­ст­рук­ции. Го­го­лев­ская по­ло­ви­на бы­ла вос­ста­нов­ле­на, при­ня­то ре­ше­ние об от­кры­тии ме­мо­ри­аль­но­го от­де­ла при биб­ли­о­те­ке, под на­блю­де­ни­ем Ли­те­ра­тур­но­го му­зея ре­ше­но при­дать ком­на­там жи­лой вид. Сбор­ная ме­бель со­ста­ви­ла об­ста­нов­ку ка­би­не­та (ди­ван – из ме­бе­ли М.П. По­го­ди­на, оваль­ный стол – А.Н. Ос­т­ро­вско­го, ос­таль­ное по ти­по­ло­ги­че­с­ко­му прин­ци­пу, тем бо­лее что Го­голь ни­ко­го не впу­с­кал в свой ка­би­нет и по­дроб­но­го опи­са­ния его про­сто не ос­та­лось). Пе­ред­нюю ком­на­ту за­ня­ли щи­ты из ПВА на мо­гу­чих под­став­ках с ко­пи­я­ми до­ку­мен­тов, ко­то­рые поз­во­ля­ли про­ве­с­ти стан­дарт­ную экс­кур­сию по «жиз­ни и твор­че­ст­ву».

Вме­ша­тель­ст­во «Лит.Рос­сии» не за­ста­ви­ло се­бя ждать, и уже в но­я­б­ре 1975 го­да Олег Вол­ков на стра­ни­цах га­зе­ты пи­шет о пер­вой го­го­лев­ской «сре­де» в но­вом ме­мо­ри­а­ле, о да­рах моск­ви­чей – со­вре­мен­ных Го­го­лю ве­щах (ка­мин­ные ча­сы, под­свеч­ни­ки, ши­тый ко­вёр руч­ной ра­бо­ты на по­лу у ди­ва­на, щип­цы для сня­тия на­га­ра со свеч – все­го не пе­ре­чтёшь) и про­грам­мах ис­сле­до­ва­те­ля твор­че­ст­ва пи­са­те­ля с уча­с­ти­ем звёзд та­ко­го род­но­го Го­го­лю Ма­ло­го Те­а­т­ра: «За­гад­ка «Нев­ско­го про­спек­та» и шесть при­ез­дов Го­го­ля в Моск­ву. Сре­ди ак­тё­ров-ис­пол­ни­те­лей Еле­на Го­го­ле­ва, Ми­ха­ил Ца­рёв, Ми­ха­ил Жа­ров, Эду­ард Мар­це­вич, Ге­ор­гий Ку­ли­ков, Бо­рис Клю­ев, Пров Са­дов­ский и Алек­сан­д­ра Щеп­ки­на – по­след­ние пред­ста­ви­те­ли ве­ли­ких ак­тёр­ских ди­на­с­тий на сце­не «До­ма Щеп­ки­на». «Сре­ды» про­су­ще­ст­во­ва­ли с 1975 до 1988 го­да, вы­во­зи­лись на га­с­т­ро­ли в тог­даш­ний Пе­тер­бург, мос­ков­ский ЦДЛ. А ак­тё­ры – все­го за эти го­ды их вы­сту­пи­ло 92 че­ло­ве­ка, поч­ти вся труп­па Ма­ло­го те­а­т­ра. И ес­ли бы не «Лит.Рос­сия», на­плыв зри­те­лей не был бы та­ким боль­шим. Кста­ти, это в од­ну из «Сред» внуч­ка скульп­то­ра Н.А. Ра­ма­за­но­ва, сни­мав­ше­го ма­с­ку с пи­са­те­ля, пе­ре­да­ла ме­мо­ри­аль­ным ком­на­там хра­нив­ший­ся в се­мье сле­пок, как и ху­дож­ник про­фес­сор Элий Бе­лю­тин – чер­ниль­ни­цу из се­мьи Го­го­ля.

Вещь не­ве­ро­ят­ная, но в об­рат­ной пер­спек­ти­ве лет ста­но­вит­ся осо­бен­но оче­вид­ным, на­сколь­ко «Лит.Рос­сия» до­ка­зы­ва­ла не­об­хо­ди­мость со­зда­ния ме­мо­ри­аль­но­го му­зея с со­от­вет­ст­ву­ю­щим ста­ту­сом, на­сколь­ко под­дер­жи­вал её сво­и­ми си­ла­ми Ма­лый те­атр, на­столь­ко всё бо­лее жё­ст­ко со­про­тив­ля­лось им Биб­ли­о­теч­ное уп­рав­ле­ние Мос­со­ве­та, а за­тем и Ко­ми­те­та по куль­ту­ре при пра­ви­тель­ст­ве Моск­вы. Кон­чи­на ди­рек­то­ра биб­ли­о­те­ки Еле­ны Алек­сан­д­ров­ны Хру­щё­вой по­ло­жи­ла ко­нец про­ти­во­сто­я­нию. Все свя­зи с га­зе­той и те­а­т­ром бы­ли обо­рва­ны. На­сту­пи­ла по­ра, ко­то­рую мож­но на­звать псев­до­на­уч­ным кап­су­ли­ро­ва­ни­ем. Про­хо­див­шие «ме­ро­при­я­тия» при всей сво­ей фор­маль­ной свя­зи с пи­са­те­лем не име­ли от­но­ше­ния к на­уч­ной скру­пу­лёз­ной раз­ра­бот­ке и на­кап­ли­ва­нию соб­ст­вен­но ме­мо­ри­аль­ных ма­те­ри­а­лов. И прав был Ирак­лий Ан­д­ро­ни­ков, бур­но от­ста­и­вав­ший идею му­зея вме­с­те с Дми­т­ри­ем Жу­ко­вым: «Толь­ко под­лин­ность со­зда­ёт ту не­по­вто­ри­мую ау­ру ме­мо­ри­аль­но­с­ти, ко­то­рую каж­дый из нас со­хра­ня­ет в се­бе как ве­ли­чай­шую цен­ность на всю жизнь». Ни­ка­кие ла­зер­ные шоу и гла­мур­ные ин­те­рь­е­ры, ко­то­ры­ми на­пол­не­ны се­го­дня ком­на­ты пи­са­те­ля, не спо­соб­ны при­бли­зить к ним ни од­но­го че­ло­ве­ка.

Был в ис­то­рии на­шей «Лит.Рос­сии» и ещё один эпи­зод, о ко­то­ром ско­рее все­го не зна­ют или пред­по­чи­та­ют умал­чи­вать ис­то­ри­ки – пе­чаль­но зна­ме­ни­тый эпи­зод не­пар­ла­мен­тар­но­го по­ве­де­ния Хру­щё­ва в Ма­не­же в ос­но­ве сво­ей имел вы­став­ку, ор­га­ни­зо­ван­ную на Выс­ших ли­те­ра­тур­ных кур­сах по ини­ци­а­ти­ве «Лит.Ро­о­сии».

Вес­на 1962-го. В Моск­ве уже во­семь лет ра­бо­та­ла сво­е­об­раз­ная шко­ла для про­фес­си­о­наль­ных ху­дож­ни­ков (фор­маль­но – при Все­со­юз­ном ин­сти­ту­те по­вы­ше­ния ква­ли­фи­ка­ции ру­ко­во­дя­щих ра­бот­ни­ков по­ли­гра­фи­че­с­кой про­мы­ш­лен­но­с­ти). Про­грам­ма, рас­счи­тан­ная на три го­да за­ня­тий её со­зда­те­лем и ру­ко­во­ди­те­лем жи­во­пис­цем Э.М. Бе­лю­ти­ным (уче­ни­ком Ари­с­тар­ха Лен­ту­ло­ва, Вла­ди­ми­ра Тат­ли­на и Льва Бру­ни), ос­но­вы­ва­лась на си­с­те­ме твор­че­с­ких те­с­тов-уп­раж­не­ний, ко­то­рые долж­ны бы­ли по­мочь каж­до­му ху­дож­ни­ку не­пред­взя­то ви­деть и ощу­щать дей­ст­ви­тель­ность и пе­ре­да­вать её сво­и­ми сред­ст­ва­ми. По су­ти, это бы­ла ге­ге­ль­ян­ская си­с­те­ма сущ­но­ст­ных сил, скры­тых (но да­ле­ко не все­гда рас­кры­ва­ю­щих­ся на прак­ти­ке) твор­че­с­ких воз­мож­но­с­тей че­ло­ве­ка. От­сю­да пол­ное от­сут­ст­вие бла­го­ст­но­го од­но­об­ра­зия, «сча­ст­ли­вой» жиз­ни, ста­ра­тель­но вы­пи­сан­ных фо­то­ко­пий, но не­о­жи­дан­ные сю­же­ты, точ­ки зре­ния, по-на­сто­я­ще­му пе­ре­жи­тое ху­дож­ни­ком ви­де­ние ми­ра, ког­да глав­ным вы­ра­зи­те­лем эмо­ции ста­но­вил­ся цвет.

Мы до­го­ва­ри­ва­ем­ся о вос­кре­се­нье. Все­го на один день уго­во­рим ху­дож­ни­ков при­вез­ти свои ра­бо­ты на ВЛК (ко­то­рые за­ни­ма­ли к это­му вре­ме­ни фли­гель по Твер­ско­му буль­ва­ру) и по­смо­т­рим их вме­с­те с «Лит.Рос­си­ей». Ока­за­лось око­ло двад­ца­ти уча­ст­ни­ков. Без ма­ло­го пол­то­ра­с­та ра­бот, и у вхо­да (по при­гла­ше­нию ре­дак­ции?) тех­ни­че­с­кие ма­ши­ны Все­со­юз­но­го ра­дио и те­ле­ви­де­ния. Вче­раш­ние ау­ди­то­рии не вме­ща­ли всех же­ла­ю­щих.

Не­до­уме­ние зри­те­лей бы­ло об­щим и раз­ным. Для млад­ше­го по­ко­ле­ния всё ви­де­лось впер­вые – об­на­жён­ный и обо­ст­рён­ный кон­такт с обо­ст­рён­ным пе­ре­жи­ва­ни­ем ху­дож­ни­ка. Для стар­ше­го – не­по­сред­ст­вен­ность впе­чат­ле­ния сти­ра­лась опа­се­ни­я­ми и вос­по­ми­на­ни­я­ми. Преж­де все­го опа­се­ни­я­ми. Раз­го­во­ры на вы­став­ке. Юрий Пи­ляр: «Всё, что не име­ет пря­мо­го фо­то­гра­фи­че­с­ко­го по­до­бия, бу­дет ка­рать­ся. Имен­но ка­рать­ся. Или вы­кор­чё­вы­вать­ся. Я сам был в Ма­ут­ха­у­зе­не ря­дом с не­мец­ким ху­дож­ни­ком, поз­во­лив­шим се­бе чуть от­сту­пить от ви­зу­аль­но­го сход­ст­ва. Для «Ве­ли­кой Гер­ма­нии» он от­но­сил­ся к «не­до­че­ло­ве­кам». У нем­цев су­ще­ст­во­вал оп­ре­де­лён­ный прин­цип: тот, кто ви­дит ина­че, чем обы­ва­тель, под­ле­жит ис­треб­ле­нию. Впро­чем, бы­ла и аль­тер­на­ти­ва: тор­же­ст­вен­но от­речь­ся от за­ня­тий ис­кус­ст­вом. Это очень под­дер­жи­ва­лось и по­ощ­ря­лось. Вот уви­ди­те, и эти ре­бя­та...» – «Но ваш со­ла­гер­ник...» – «Да не за­хо­тел и ду­мать об от­ка­зе». – «Зна­чит, воз­мож­но и та­кое».

Ху­дож­ник Па­вел Куз­не­цов сре­ди мо­ло­дых пи­са­те­лей: «Не на­до ко­пать­ся в рас­хож­де­ни­ях по по­во­ду от­дель­ных изо­б­ра­зи­тель­ных про­блем! Это со­вер­шен­но не­до­пу­с­ти­мо. Мы и так по­те­ря­ли рус­ское ис­кус­ст­во, по­то­му что са­ми за­ни­ма­лись вы­яс­не­ни­я­ми твор­че­с­ких сче­тов. А они объ­е­ди­ня­лись! А у них, «пра­виль­ных», и тог­да, ещё в кон­це 20-х го­дов, жи­во­пись ис­треб­ля­ли. Всё бы­ло про­сто. Его ве­ли­че­ст­во рубль. Как его за­по­лу­чить, как с ним, же­лан­ным, спра­вить­ся. И про­бле­ма у хол­ста од­на – сбыть бы по­вы­год­нее. Зна­чит, по­нра­вить­ся на­до».

Те­ле­ви­зи­он­щи­ки то­ро­пят с на­ча­лом – ма­те­ри­ал дол­жен пой­ти в по­след­них из­ве­с­ти­ях. Не раз­вер­нуть­ся с ка­бе­ля­ми, ап­па­ра­ту­рой, не раз­дви­нуть сплош­ной тол­пы.

Го­во­рит Ана­то­лий Жи­гу­лин. Го­во­рит Бо­рис Слуц­кий – о на­деж­дах, по­рож­дён­ных вой­ной, и ра­зо­ча­ро­ва­ни­ях, при­не­сён­ных жда­нов­щи­ной. Вой­на бы­ла вы­иг­ра­на ве­ли­ким до­ве­ри­ем к че­ло­ве­ку. Вы­нуж­ден­ным. Про­тив­ным ста­лин­ско­му ап­па­ра­ту. Но ко­то­ро­му в тех ус­ло­ви­ях ап­па­рат не мог про­ти­во­сто­ять. Оте­че­ст­вен­ная вой­на не мо­жет быть вой­ной по при­ка­зу. Че­ло­век был сво­бо­ден в еди­ном со все­ми стрем­ле­нии вер­нуть мир зем­ле. «И этот мир был очень по­хож на тот, ко­то­рый мы сей­час на этих сте­нах ви­дим: не бес­смыс­лен­но ра­до­ст­ный, но убе­див­ший­ся в ни с чем не срав­ни­мой цен­но­с­ти жиз­ни». Слуц­кий чи­та­ет стро­ки, яв­но не зна­ко­мые ни­ко­му из при­сут­ст­ву­ю­щих. Под впе­чат­ле­ни­ем ще­мя­ще про­зрач­но­го в сво­ей мгно­вен­ной без­за­щит­но­с­ти «Инея» Майи Фи­лип­по­вой:

 

Бе­лый снег – не бе­лый, а свет­лый. Нет, не свет­лый – си­я­ю­щий снег. И ка­кие-то тёп­лые ве­т­ры На­ве­ва­ют его на всех. Да, зи­ма, а теп­ло, как в мае, Ночь, а буд­то ут­ром свет­ло. Это сча­с­тье во мне рас­све­ло, Воз­вы­шая, при­под­ни­мая...

 

А ещё пей­заж на­шей зем­ли, про­сто тя­жё­лой, сли­па­ю­щей­ся в тём­ные лип­кие ком­ки зем­ли вче­раш­не­го фрон­то­ви­ка Л.Д. Гриб­ко­ва, от­ша­гав­ше­го от звон­ка до звон­ка и фин­скую, и Ве­ли­кую Оте­че­ст­вен­ную. Ря­до­вым. В пе­хо­те. И оку­тан­ный при­зрач­ной си­не­вой «Кремль» с вспы­хи­ва­ю­щи­ми про­све­та­ми кир­пич­ных ба­шен Ни­ко­лая Кры­ло­ва... Все они ока­жут­ся в Ма­не­же под по­то­ком пло­щад­ной бра­ни ген­се­ка, ко­то­рый – те­перь-то это оче­вид­но – про­сто ис­пу­гал­ся, что так мно­го ху­дож­ни­ков (к то­му вре­ме­ни бо­лее двух ты­сяч) мо­гут су­ще­ст­во­вать и ра­бо­тать не по ко­ман­де твор­че­с­ко­го со­ю­за, чув­ст­во­вать се­бя не­за­ви­си­мы­ми. Ис­пол­нен­ны­ми чув­ст­ва соб­ст­вен­но­го до­сто­ин­ст­ва.

Ко­неч­но, они ос­та­лись в па­мя­ти – про­ку­рен­ные ко­ри­до­ры, пыль­ный воз­дух, очень да­же скром­ный (по на­шим ны­неш­ним пред­став­ле­ни­ям) бу­фет, ку­да тор­же­ст­вен­но хо­ди­ли пить так на­зы­ва­е­мый ко­фе. И се­ре­ю­щие к кон­цу дня от ус­та­ло­с­ти ли­ца со­труд­ни­ков. Да­же не­уго­мон­но­го Ан­д­рю­ши Чер­но­ва, так упор­но сто­яв­ше­го на том, что на­ши пра­пред­ки не го­во­ри­ли, а вы­пе­ва­ли рус­скую речь, и преж­де все­го «Сло­во о пол­ку Иго­ре­ве». И бе­за­пел­ля­ци­он­но­го Ни­ко­лая Ели­на, упор­но на­ста­и­вав­ше­го, что ме­ня с мо­ей жиз­нен­ной по­зи­ци­ей и убеж­де­ни­я­ми не­пре­мен­но вы­тес­нят из стра­ны. И фо­то­гра­фов... Но вспо­ми­на­ет­ся дру­гое. Та са­мая «Лит.Рос­сия», ко­то­рая чув­ст­во­ва­ла се­бя по­че­му-то от­вет­ст­вен­ной за це­лую стра­ну. И по­да­рен­ные ею три ла­у­ре­ат­ских зва­ния. Спа­си­бо ей. Боль­шое.

Нина МОЛЕВА