Архив : №23. 12.06.2009

Но тут проснулся Куксов…

 Были времена, когда в Центральный дом литераторов стремились попасть не только литераторы, но и актёры, архитекторы, музыканты и прочие носители высокой культуры и пошатнувшейся морали. В те далёкие времена действительно было куда стремиться – Дубовый зал ресторана, Пёстрый зал, Верхний буфет, Нижний буфет...

Всё кончилось. Чтобы провести вечерок в Дубовом зале, не хватит тебе, дорогой литератор, никакого гонорара. Так что заруби себе на носу, если на нём ещё осталось место для зарубок, – нет больше в твоей жизни Дубового зала, нет у тебя в бестолковом твоём существовании Пёстрого зала, и остался у тебя в качестве слабого утешения только Нижний буфет. Так что утри слёзы с небритых своих мордас, возьми у Раи пятьдесят грамм водки, отойди в уголок, присядь к круглому столику спиной к залу...

И утешься.

Но, заканчивая на этом печальные свои строки, должен сказать, что Нижний буфет – это не так уж мало, для понимающего человека он вполне заменяет и Дубовый зал, и Пёстрый зал, и прочие угасшие прелести ЦДЛа. Многие над Нижним буфетом и над хмельными его обитателями открыто посмеиваются, самолюбиво и глупо полагая, что уж они-то достойны большего. Но что-то не встречал я этих глумливо хихикающих ни в Дубовом зале, ни в Пёстром... Впрочем, может быть, потому и не встречал, что не бываю там сам.

Так вот, Нижний буфет – это не просто сборище, лежбище или урочище, это своеобразная и очень развитая цивилизация, которая может поразить нового человека и высотой суждений, и отчаянной удалью афоризмов, а то и безудержной щедростью, что бывает, кстати, редко, да и то далеко не со всеми. С кем именно случаются приступы щедрости, говорить не буду, чтобы не ставить этих благородных людей в положение сложное, а то и разорительное.

Но о ком нельзя не сказать, так это о Куксове – о Юрии Васильевиче Куксове, талантливом поэте, любителе болот, лягушек и прочей, неприрученной ещё живности, добром лешем Нижнего буфета, о существе трепетном, незлобивом и хмельном. Чего уж там темнить – бывает Нижний буфет тусклым, скучным, а то и угрюмым. Но появляется в дверях Куксов – и всё преображается. Вспоминаются забавные случаи, розыгрыши, неожиданно находится в кармане лишняя сотня – как раз на три рюмки по пятьдесят грамм. Я знаю о чём пишу – всё испытано на собственной шкуре, и неоднажды меня окатывала тёплая волна дружеского куксовского расположения, а то и угощения. Да, случается, а с кем не бывает – вздремнёт Юрий Васильевич за дружеским застольем, но через десять минут он снова трезв, свеж, и клочковатая его борода снова топорщится жизнеутверждающим задором.

Отметил недавно Юра своё совершеннолетие – семьдесят стукнуло мужику, и всё прогрессивное человечество поздравило Поэта и Мыслителя с красивым юбилеем. Думаю, не грех и нам присоединиться к этим поздравлениям. Конечно, не всё, что приписывается этому гиганту мысли, действительно принадлежит ему, но народная молва щедра к классику, и, право же, никому не жаль подарить такому человеку любимую свою шаловливую мыслишку.

Куксову слово!

Виктор ПРОНИН,

обитатель Нижнего буфета

---

 

Фоль­к­лор Ниж­не­го бу­фе­та

 

– Юра, – как-то об­ра­тил­ся я к клас­си­ку, дож­дав­шись оче­ред­но­го его про­буж­де­ния за сто­лом. – Что ты ду­ма­ешь о жен­щи­нах?

– Жен­щи­на – не ду­ра! – убеж­дён­но от­ве­тил Кук­сов. – Она толь­ко при­ду­ри­ва­ет­ся. Но ум жен­щи­ны в её глу­по­с­ти. Ес­ли, ко­неч­но, она не ум­ни­ча­ет. А вот ес­ли нач­нёт вдруг что-то та­кое эта­кое про­из­но­сить, вот тог­да её глу­пость ста­но­вит­ся со­вер­шен­но не­пе­ре­но­си­мой. Но с дру­гой сто­ро­ны, – при­за­ду­мал­ся по­эт, – это сколь­ко же нуж­но жен­щи­не ума, тон­ко­сти мы­ш­ле­ния, все­сто­рон­ней об­ра­зо­ван­но­с­ти, что­бы ус­пеш­но скры­вать свою глу­пость!

 

– Зна­ешь, – по­де­лил­ся со мной как-то Кук­сов в хмель­ную ми­ну­ту от­кро­вен­но­с­ти, – не­про­чи­тан­ные кни­ги все­гда ка­жут­ся в чём-то вы­ше про­чи­тан­ных. А да­рё­ные кни­ги во­об­ще вы­зы­ва­ют в ду­ше не­уло­ви­мую нот­ку со­мне­ний. Сто­ит с са­мым та­лант­ли­вым пи­са­те­лем вы­пить по рюм­ке вод­ки – и он уже не ка­жет­ся не­пре­взой­дён­ным. Де­лаю вы­вод: рюм­ка вод­ки есть ве­ли­кое сред­ст­во по ус­та­нов­ле­нию рав­ных от­но­ше­ний меж­ду людь­ми.

 

Кук­сов в за­паль­чи­во­с­ти:

– Хо­ро­ший, до­б­ро­же­ла­тель­ный пи­са­тель все­гда най­дёт в мо­их кни­гах то, о чём я и по­мыс­лить не смел! Как, впро­чем, и за­ви­ст­ли­вый, и без­дар­ный.

 

Кук­сов, из­ряд­но за­хме­лев:

– Так ино­гда, Ви­тя, хо­чет­ся по­хва­с­тать­ся пе­ред то­бой!

– За чем же де­ло ста­ло?

– А не­чем!

 

– Ты ви­дел ког­да-ни­будь го­лую жен­щи­ну? – до­ве­ри­тель­но спро­сил Кук­сов у на­чи­на­ю­ще­го са­ти­ри­ка Ко­ка­ин­ни­ко­ва.

– Ну... Слу­ча­лось, – рас­те­рял­ся тот.

– Всю?!

– М... м... м... Бы­ва­ло.

– А я – нет. – По­эт с тяж­ким вздо­хом от­ки­нул­ся на спин­ку сту­ла. – То оде­я­ло ме­ша­ло, то по­душ­ка... Ино­гда тем­но­та кро­меш­ная... А так, что­бы сра­зу, всю от ушей до пя­ток... Бог не дал.

– Ну, уви­дел бы, и что? – Ко­ка­ин­ни­ков ни­как не мог по­нять при­чи­ну гру­с­ти со­бу­тыль­ни­ка.

– Я бы ей сти­хи по­свя­тил, – при­знал­ся клас­сик и про­мок­нул гла­за сал­фет­кой.

 

Как-то Кук­сов в хмель­ную ми­ну­ту вос­клик­нул оза­рён­но:

– Как всё-та­ки лег­ко и при­ят­но быть че­ст­ным, по­ря­доч­ным и бес­ко­ры­ст­ным, ког­да в кар­ма­не нет ни руб­ля! И всем я рад, всех люб­лю, пе­ред каж­дым го­тов вы­вер­нуть свой ко­ше­лёк на­из­нан­ку! Един­ст­вен­но, че­го мне не хва­та­ет в та­кие ми­ну­ты, это вза­им­но­с­ти! – И мыс­ли­тель тре­бо­ва­тель­но по­смо­т­рел каж­до­му в гла­за.

 

– Ска­жи, Юра, – об­ра­тил­ся я как-то к по­эту по­сле пер­вой рюм­ки, – а бы­ва­ет у те­бя та­кое, что­бы вы­пить не хо­те­лось?

– Ред­ко.

– Но ино­гда все-та­ки хо­чет­ся гло­то­чек-дру­гой про­пу­с­тить?

– Ког­да вод­ка есть! – Кук­сов не­мно­го по­ду­мал и, тяж­ко вздох­нув, до­ба­вил: – И ког­да её нет.

 

– Вы все мог­ли бы про­слыть фи­ло­со­фа­ми, мыс­ли­те­ля­ми, от­кры­ва­те­ля­ми, ес­ли бы не ле­ни­лись за­пи­сы­вать за сто­лом мои пья­ные бред­ни, – как-то са­мо­лю­би­во за­явил од­наж­ды Кук­сов. И, по­ду­мав, до­ба­вил: – И я бы то­же про­слыл... Ес­ли бы боль­ше це­нил ваш трёп.

 

По­щу­пав как-то ткань но­во­го пи­д­жа­ка Пе­ти Редь­ки­на, Кук­сов про­из­нёс:

– На­ши це­ли в жиз­ни оп­ре­де­ля­ют об­нов­ки ближ­них.

Кук­сов о юной по­этес­се:

– Ка­кая бы вос­хи­ти­тель­ная рас­пут­ни­ца по­лу­чи­лась из этой скром­ни­цы, будь у неё мор­доч­ка по­при­ят­ней. А так... Дру­гая судь­ба. И что са­мое пе­чаль­ное – сти­хи дру­гие. На­сто­я­щие сти­хи пи­шут ото­рвы, а скром­ни­цы про­дол­жа­ют вы­пол­нять школь­ные за­да­ния.

 

Из под­слу­шан­но­го.

– Юра, ты зна­ком с Прут­ко­вым?

– Не очень... Вод­ку с ним не пил... Но ведь нель­зя же объ­ять не­объ­ят­ное! – ве­се­ло вос­клик­нул клас­сик.

 

«На­сто­я­щая ложь – это ложь из под­ло­с­ти или из ко­ры­с­ти. Всё ос­таль­ное – не­вин­ные ша­ло­с­ти иг­ри­во­го ума».

Ю.В. Кук­сов, по­эт.

 

– Она уже хо­те­ла ска­зать мне «да», – как-то ра­зот­кро­вен­ни­чал­ся мыс­ли­тель, – но я вос­поль­зо­вал­ся её за­мин­кой и ус­пел про­из­не­с­ти «жаль», – и Кук­сов с лу­ка­вой бес­по­мощ­но­с­тью раз­вёл ру­ки в сто­ро­ны – де­с­кать, тут уж ни­че­го не по­де­ла­ешь, не судь­ба.

 

– Хо­ти­те по­де­люсь, – как-то при­го­рю­нив­шись, пред­ло­жил клас­сик, под­пе­рев бо­ро­ду су­хонь­ки­ми ку­лач­ка­ми. – Есть, ока­зы­ва­ет­ся, жен­щи­ны, ко­то­рые пре­крас­но уме­ют де­лать из нас, про­сто­душ­ных, день­ги. Осо­бен­но хо­ро­шо это у них по­лу­ча­ет­ся, ког­да у ме­ня в кар­ма­не нет ни ко­пей­ки. Как им это уда­ёт­ся, в ка­ких та­ких склад­ках на­ше­го те­ла или на­ших шта­нов они все­гда мо­гут на­щу­пать ты­сяч­ную ку­пю­ру – за­гад­ка при­ро­ды.

 

Од­наж­ды, про­бу­див­шись ото сна, Кук­сов дол­го смо­т­рел на пу­с­тую рюм­ку и я, вос­поль­зо­вав­шись его бес­по­мощ­ным со­сто­я­ни­ем, за­дал во­прос на за­сып­ку:

– Юра, ты ча­с­то лжешь жен­щи­нам?

– Жен­щи­нам во­об­ще не нуж­на прав­да! – мгно­вен­но про­бу­див­шись, за­паль­чи­во вскри­чал по­эт. – Ни о чём и ни о ком! Ни о мо­ём кар­ма­не пу­с­том или пол­ном, ни о мо­их меч­тах трез­вых или пья­ных, ни о мо­их сти­хах хо­ро­ших или пло­хих! Прав­да их раз­дра­жа­ет! По­нял?! Как, впро­чем, и ложь! – до­ба­вил Кук­сов, по­ду­мав.

– Что же им нуж­но?

– Бла­го­зву­чие! толь­ко бла­го­зву­чие!

 

– Хо­чешь, от­крою ис­ти­ну? – спро­сил ме­ня од­наж­ды Кук­сов, ус­та­нав­ли­вая на сто­ле две рюм­ки по пять­де­сят грам­мов.

– Ко­неч­но, Юра! – вос­клик­нул я.

– Че­ло­ве­че­ст­во де­лит­ся на две ка­те­го­рии... Од­ни иг­ра­ют, а дру­гие фи­гу­ры рас­став­ля­ют.

 

– Всё за­ви­сит от тех­ни­ки ис­пол­не­ния, – по­де­лил­ся как-то Кук­сов со сту­ден­та­ми Ли­те­ра­тур­но­го ин­сти­ту­та. – В на­пи­са­нии сти­хов, в уха­жи­ва­нии за жен­щи­ной, в вы­бо­ре на­пит­ков... Да­же проб­ку из бу­тыл­ки на­до уметь вы­дер­нуть убе­ди­тель­но и до­стой­но! – По­эт по­мол­чал не­ко­то­рое вре­мя в сму­ще­нии и до­ба­вил: – Впро­чем, проб­ки свин­чи­ва­ют­ся.

Услышал, записал и литературно оформил, убрав непотребные слова, постоянный обитатель Нижнего буфета Виктор Пронин