Литературная Россия
       
Литературная Россия
Еженедельная газета писателей России
Редакция | Архив | Книги | Реклама |  КонкурсыЖить не по лжиКазачьему роду нет переводуЯ был бессмертен в каждом слове  | Наши мероприятияФоторепортаж с церемонии награждения конкурса «Казачьему роду нет переводу»Фоторепортаж с церемонии награждения конкурса «Честь имею» | Журнал Мир Севера
     RSS  

Новости

17-04-2015
Образовательная шизофрения на литературной основе
В 2014 году привелось познакомиться с тем, как нынче проводится Всероссийская олимпиада по литературе, которой рулит НИЦ Высшая школа экономики..
17-04-2015
Какую память оставил в Костроме о себе бывший губернатор Слюняев–Албин
Здравствуйте, Дмитрий Чёрный! Решил обратиться непосредственно к Вам, поскольку наши материалы в «ЛР» от 14 ноября минувшего года были сведены на одном развороте...
17-04-2015
Юбилей на берегах Невы
60 лет журнал «Нева» омывает берега классического, пушкинского Санкт-Петербурга, доходя по бесчисленным каналам до всех точек на карте страны...

Архив : №24. 19.06.2009

За пределами бытия

 С небожителем русской литературы беседует Владимир Бондаренко

Владимир Бон­да­рен­ко. Преж­де все­го, по­з­д­рав­ляю те­бя с юби­ле­ем. Дай Бог те­бе ещё и жить, и пи­сать свои за­ме­ча­тель­ные кни­ги. Есть ли ощу­ще­ние, что глав­ное в сво­ей жиз­ни ты, Ана­то­лий, уже сде­лал? Как ты сам вос­при­ни­ма­ешь свой се­ми­де­ся­ти­лет­ний ру­беж?

С небожителем русской литературы беседует Владимир Бондаренко
С небожителем русской литературы беседует Владимир Бондаренко

Ана­то­лий Ким. На твой, Во­ло­дя, во­прос, мне лег­ко от­ве­тить, по­то­му что я о нём уже мно­го ду­мал в свя­зи со сво­им ко­рей­ским юби­ле­ем. Мно­го лет на­зад, ещё сов­сем юным, я про­во­жал де­вуш­ку од­ну на Са­ха­ли­не. Я уже за­кан­чи­вал шко­лу тог­да. Она спро­си­ла: ку­да ты по­едешь учить­ся? Кем ты хо­чешь быть? Я ей ска­зал: хо­чу быть ху­дож­ни­ком. Это своё при­зва­ние – быть ху­дож­ни­ком – я по­чув­ст­во­вал до­воль­но ра­но. И я дей­ст­ви­тель­но при­ехал из Са­ха­ли­на в Моск­ву, стал учить­ся на ху­дож­ни­ка, но вдруг вну­т­рен­нее по­ни­ма­ние ху­до­же­ст­вен­но­с­ти и по­ни­ма­ние, что та­кое ху­дож­ник, у ме­ня рас­ши­ри­лось. Вклю­чи­ло в се­бя не толь­ко жи­во­пись, пла­с­тич­ность, изо­б­ра­же­ние, но и сло­во. Я тог­да учил­ся в ху­до­же­ст­вен­ном учи­ли­ще име­ни 1905 го­да. Ли­те­ра­ту­ра, по­эзия во­рва­лись в мою судь­бу как сти­хия. Как тор­на­до. Как вся­кое тор­на­до, оно то­же мно­го раз­ру­ши­ло в мо­ей на­чи­на­ю­щей­ся судь­бе. Я не за­кон­чил учи­ли­ще, по­пал в ар­мию, слу­жил в кон­вой­ных ча­с­тях. Всё это обо­зна­чи­ло ка­кие-то но­вые мас­шта­бы для ме­ня. Я по­шёл по сво­е­му но­во­му пу­ти, стал пи­сать про­зу по глу­бо­чай­ше­му вну­т­рен­не­му зо­ву.

В ли­те­ра­ту­ре мне да­ле­ко не уда­лось сде­лать всё то, о чём гре­зи­лось. Ко­неч­но, я ста­вил се­бе гро­мад­ные за­да­чи. Мне бы­ло не­ин­те­рес­но про­сто за­ни­мать­ся про­фес­си­о­наль­но ли­те­ра­ту­рой. Ид­ти по ос­во­ен­ным про­сто­рам. Это бы­ло скуч­но. Я хо­тел че­го-то, оче­вид­но, не­до­сти­жи­мо­го. В пер­вую оче­редь мне хо­те­лось в ли­те­ра­ту­ре не че­го-то сног­сши­ба­тель­но­го, гром­ко­го, я не ис­кал гло­баль­ных сю­же­тов и тем. Нет. Мне боль­ше все­го хо­те­лось най­ти се­бя, имен­но се­бя са­мо­го в рус­ском язы­ке. Я ус­т­ре­мил­ся в рус­скую язы­ко­вую сти­хию. Хо­тел най­ти в сво­ём рус­ском язы­ке не­что не­о­быч­ное и пре­крас­ное, от­крыть иную глу­би­ну, по­стичь но­вые от­тен­ки язы­ко­вой кра­со­ты. Ко­неч­но, для ме­ня не­бес­ны­ми зна­ка­ми бы­ли та­кие рус­ские пи­са­те­ли, как Ни­ко­лай Ле­с­ков, Ан­д­рей Пла­то­нов, в по­эзии Фё­дор Тют­чев, Ве­ле­мир Хлеб­ни­ков… Те пи­са­те­ли, ко­то­рые от­кры­ли мне вол­шеб­ст­во рус­ско­го язы­ка. Кра­со­та ли­те­ра­ту­ры мне от­кры­лась в язы­ко­вых та­ин­ст­вах. По­это­му же я сдру­жил­ся поз­же с Вла­ди­ми­ром Ли­чу­ти­ным, Ти­му­ром Зуль­фи­ка­ро­вым… В этой язы­ко­вой сти­хии мне хо­те­лось че­го-то до­стичь. На­пи­са­но уже до­воль­но мно­го. И ра­ду­ют ме­ня да­же не раз­ные пре­мии, или дис­сер­та­ции обо мне, а то, что мои тек­с­ты по­па­ли в учеб­ни­ки рус­ско­го язы­ка для сред­ней шко­лы. Зна­чит, че­го-то уда­лось хо­ро­ше­го сде­лать…

В.Б. Сей­час уже го­во­рят об эс­те­ти­ке Ки­ма, о тво­ём пи­са­тель­ском ми­ре, о со­еди­не­нии ме­та­фо­рич­но­с­ти с плот­ным ре­а­ли­с­ти­че­с­ким пись­мом. Как бы су­ще­ст­ву­ет эта­кий ки­мов­ский ме­та­ре­а­лизм, ме­та­фо­ри­че­с­кий ре­а­лизм. Но как он вы­ра­ба­ты­вал­ся? Как воз­ни­кал в те­бе са­мом? Я же по­мню твой пер­вый сбор­ник «Го­лу­бой ос­т­ров» с чу­дес­ной ак­ва­рель­ной про­сто­той, с яс­ным ли­ри­че­с­ким язы­ком.

По­мню пер­вые пуб­ли­ка­ции в ле­нин­град­ском жур­на­ле «Ав­ро­ра». Эта­кое вос­точ­ное пре­лом­ле­ние то­го, как пи­са­ли Юрий Ка­за­ков и Вик­тор Ли­хо­но­сов… По­том по­мню по­гру­же­ние в рус­скую про­вин­цию. Твои по­езд­ки по Вла­ди­мир­щи­не и Ря­зан­щи­не, по­куп­ку до­ма в са­мой ря­зан­ской глу­бин­ке, не­да­ле­ко от до­ма сво­е­го то­ва­ри­ща Во­ло­ди Ли­чу­ти­на. По­том по­яви­лись «Лу­ко­вое по­ле», «Ло­тос» и «Отец-лес» и так вплоть до ме­та­фи­зи­че­с­ко­го за­вер­ша­ю­ще­го ро­ма­на «Ос­т­ров Ио­ны». … От ак­ва­рель­но­с­ти ты пе­ре­шёл к плот­ной жи­во­пи­си, ко­то­рая всё бо­лее уп­лот­ня­лась до ка­ко­го-то ги­пер­ре­а­лиз­ма, сверх­ре­а­лиз­ма, и над рус­ским пей­за­жем уже ви­та­ла вос­точ­ная ме­та­фи­зи­ка. Этот твой пе­ри­од мне и се­го­дня пред­став­ля­ет­ся оп­ре­де­ля­ю­щим в тво­ём твор­че­ст­ве. А «Отец-лес» – тво­ей глав­ной кни­гой. За­тем ты пе­ре­шёл к пол­но­стью ус­лов­ной над­мир­ной про­зе «Он­ли­рия», «По­сё­лок кен­та­в­ров», «Сбор гри­бов под му­зы­ку Ба­ха» и «Ос­т­ров Ио­ны»… А что даль­ше? И ка­ким те­бе ви­дит­ся свой соб­ст­вен­ный путь?

А.К. Сна­ча­ла ска­жу, что мне не уда­лось сде­лать из за­ду­ман­но­го… Мне дав­но хо­те­лось уже на­пи­сать та­кие кни­ги, ко­то­рые бы­ли бы до­ступ­ны поч­ти каж­до­му.

До­ступ­ны по про­сто­те и яс­но­с­ти язы­ка. На­пи­сать та­кие ве­щи, ко­то­рые бы ста­ли сов­сем род­ны­ми очень мно­гим. Что­бы бы­ли кни­ги, ко­то­рые мож­но мно­го раз чи­тать и пе­ре­чи­ты­вать. Что­бы бы­ли очень ин­те­рес­ные для чте­ния рас­ска­зы. Близ­кие всем лю­дям. Та­ких ве­щей у ме­ня, ка­жет­ся, нет. Мои все про­из­ве­де­ния, со всем тем, че­го я су­мел до­стичь и в язы­ке и в об­раз­но­с­ти, и в ме­та­фо­рич­но­с­ти, – они ос­та­лись во мно­гом эзо­те­ри­че­с­ки­ми, во мно­гом ус­лож­нен­ны­ми… Воз­ник­ла дис­тан­ция меж­ду ду­шой про­сто­го чи­та­те­ля и мо­ей тех­ни­кой пись­ма. Это про­ст­ран­ст­во, эту дис­тан­цию я ещё не ус­пел прой­ти. Я не ус­пел на­пи­сать ве­щи, ко­то­рые бы­ли бы очень-очень ин­те­рес­ны для чте­ния и близ­ки боль­шо­му чис­лу рус­ских чи­та­те­лей…

Я пи­сал свои кни­ги, ри­со­вал, пи­сал кар­ти­ны сна­ча­ла как бы вро­вень со сво­ей жиз­нью. Па­рал­лель­но шла моя жизнь и так­же, в том же рит­ме шли мои кни­ги. Мое твор­че­ст­во шло со ско­ро­стью мо­ей жиз­ни. По­сте­пен­но я стал пе­ре­го­нять свою жизнь. Ис­кус­ст­во ста­ло опе­ре­жать мою жизнь. И в про­зе и в сти­хах, о ко­то­рых ма­ло кто зна­ет. Ког­да ка­ким-то об­ра­зом моя эс­те­ти­ка, моё ху­до­же­ст­во пе­ре­гна­ли соб­ст­вен­ную жизнь, это и при­ве­ло к то­му, что в сво­ём твор­че­ст­ве, в по­сти­же­нии ху­до­же­ст­вен­ных за­дач я ото­рвал­ся от се­го­дняш­не­го чи­та­те­ля.    Я не от­ка­зы­ва­юсь от все­го, что на­пи­сал, но я по­ни­маю, что их ещё ждёт бу­ду­щее про­чте­ние. Я это го­во­рю без вся­кой эмо­ци­о­наль­ной ок­ра­с­ки и оцен­ки то­го, что про­изо­ш­ло в мо­ей судь­бе.

Ты вот спра­ши­ва­ешь о том, знаю ли я свой пре­дел до­ступ­но­с­ти и не вы­хо­жу ли за пре­дел? Об­го­няя своё соб­ст­вен­ное жи­тие не­воль­но при­хо­дишь к фи­на­лу. Встал во­прос о ми­с­ти­че­с­ком за­вер­ше­нии жиз­ни. А даль­ше как? До пре­де­ла че­ло­ве­че­с­ко­го бы­тия, а даль­ше как? Здесь в по­ис­ках сво­е­го от­ве­та я и при­шел к сво­ей ми­с­ти­ке, к ме­та­фи­зи­че­с­ко­му объ­яс­не­нию ми­ра. Тот са­мый плот­ный ма­те­ри­аль­ный мир, ос­во­ен­ный в мо­ей бы­лой про­зе с воз­мож­ной соч­но­с­тью и зри­мо­с­тью, с его шу­мом и яро­с­тью, пе­ре­рос в но­вых кни­гах в не­кое над­мир­ное про­ст­ран­ст­во. Это я и на­зы­ваю опе­ре­же­ни­ем в ли­те­ра­ту­ре сво­ей соб­ст­вен­ной жиз­ни. Сна­ча­ла я вну­т­рен­не при­шёл к это­му ме­та­фо­ри­че­с­ко­му осо­зна­нию ми­ра, а по­том уже это при­ве­ло и к но­вым ли­те­ра­тур­ным фор­мам. Я сам ни­ког­да со­зна­тель­но не экс­пе­ри­мен­ти­рую в про­зе. Ни­че­го не вы­ду­мы­ваю спе­ци­аль­но, как тот же Вик­тор Еро­фе­ев. Я не пи­шу от ума и от книж­но­с­ти. Вся моя фи­ло­со­фия – это бес­пре­рыв­ное же­ла­ние по­нять, а что же за пре­де­ла­ми бы­тия? Есть ли в каж­дой жиз­ни пре­дел? Есть лишь по­рог, за ко­то­рым на­чи­на­ет­ся бес­пре­дель­ность, на­чи­на­ет­ся бес­смер­тие. Этот по­иск «за­пре­дель­но­го», бес­смерт­но­го на­ча­ла в че­ло­ве­ке и по­ро­дил мой ху­до­же­ст­вен­ный по­иск, мои фан­та­с­ма­го­рии.

В.Б. Ты на­чи­нал в рус­ской ли­те­ра­тур­ной тра­ди­ции, про­дол­жая и Ле­с­ко­ва, и Пла­то­но­ва, по­том ты ув­лёк­ся вос­точ­ной ли­те­ра­ту­рой Аку­та­га­ва Рю­но­с­ке, Ко­бо Абе и дру­ги­ми. Ты ре­шил по­бли­же по­зна­ко­мить­ся с род­ной те­бе по рож­де­нию ко­рей­ской ли­те­ра­ту­рой. По­не­во­ле ты ото­рвал­ся от од­ной ли­те­ра­тур­ной поч­вы, но не об­рёл и дру­гую, это то­же ска­за­лось на тво­ей про­зе. Как по­вли­ял на те­бя вос­ток?

А.К. Не­со­мнен­но, зна­ком­ст­во с вос­точ­ной ли­те­ра­ту­рой и её со­вре­мен­ны­ми ма­с­те­ра­ми ока­за­ло на ме­ня вли­я­ние, но осо­бо­го ро­да. Для ме­ня это бы­ло мгно­вен­ное по­сти­же­ние Вос­то­ка. Это во мне за­ра­нее ге­не­ти­че­с­ки си­де­ло. Я мгно­вен­но при­знал в них не­что род­ное се­бе. Это да­же бы­ло не от­кры­тие для ме­ня, как от­кры­ва­ли то­го же Аку­та­га­ву Рю­но­с­ке мои рус­ские дру­зья-пи­са­те­ли, а это бы­ло уз­на­ва­ние се­бя. Я со стра­с­тью все­гда по­гру­жа­юсь в рус­ский язык, в рус­скую сти­хию, в рус­ский ха­рак­тер, с лю­бо­вью по­знаю Рос­сию, рус­ский быт, рус­скую жен­щи­ну. В эту лю­бовь к рус­ским лю­дям и к Рос­сии со­вер­шен­но ес­те­ст­вен­но во­шла и моя под­лин­ная вос­точ­ная ду­хов­ность. Те не­кие цен­но­с­ти, ко­то­рые я при­но­шу в сво­ей про­зе рус­ско­му чи­та­те­лю, обо­га­ще­ны и вос­точ­ным чув­ст­вом кра­со­ты. Зем­ная жизнь не кон­ча­ет­ся вме­с­те с зем­ны­ми пре­де­ла­ми. Это то­же вос­точ­ное по­ни­ма­ние, да­ю­щее оп­ти­мизм в са­мое тра­ги­че­с­кое вре­мя. Эту вос­точ­ную ду­хов­ность я и внёс в свои рус­ские тек­с­ты книг.

Не­со­мнен­но, мно­гое да­ла и за­пад­ная ли­те­ра­ту­ра с веч­но по­став­лен­ным во­про­сом бы­тия че­ло­ве­че­с­ко­го ин­ди­ви­ду­у­ма. Эк­зи­с­тен­ци­аль­ные цен­но­с­ти.

Вся за­пад­ная ли­те­ра­ту­ра ХХ ве­ка упер­лась в этот во­прос. И за­шла в ту­пик.

Ес­ли че­ло­век – это аб­со­лют, то не­из­беж­но раз­ру­ша­ет­ся выс­шее на­ча­ло. Но са­ми по се­бе та­лант­ли­вые и му­чи­тель­ные по­ис­ки луч­ших за­пад­ных пи­са­те­лей нуж­ны нам всем. Фе­но­мен лич­но­с­ти су­ще­ст­ву­ет, но нель­зя лишь на нём ос­та­нав­ли­вать­ся. Мне нуж­ны и Ка­мю, и Сартр, и Бек­кет, и На­та­ли Сар­рот, и Джойс. Это всё для ме­ня бы­ло очень ин­те­рес­но. Они да­ли бле­с­тя­щий ин­ст­ру­мен­та­рий для ис­сле­до­ва­ния лич­но­с­ти. Но я не ос­тал­ся в ми­ру их про­блем, бу­ду­чи вос­точ­ным че­ло­ве­ком по сво­им ге­нам и бу­ду­чи рус­ским че­ло­ве­ком по сво­ей ус­т­ро­ен­но­с­ти. За­пад­ная эс­те­ти­ка мне очень по­мог­ла пре­одо­леть как раз тот по­рог оди­но­кой лич­но­с­ти. Я уз­на­вал и Вос­ток, и За­пад, и Рос­сию, и мне бы­ло ин­те­рес­но жить и ра­бо­тать. Эта эс­те­ти­че­с­кая все­яд­ность по­лез­на пи­са­те­лю. Мо­жет по­это­му я и вы­шел на все­мир­ность в по­след­них про­из­ве­де­ни­ях. По­яви­лись но­вые ге­рои, но­вые тер­ри­то­рии…

В.Б. Мо­жет быть, ты зря всё объ­яс­ня­ешь ли­те­ра­тур­ным вли­я­ни­ем. Не свя­за­на ли твоя ны­неш­няя все­мир­ность в про­зе с тво­ей лич­ной судь­бой? Ты был ко­ре­ец, но ты был рус­ский ко­ре­ец. Проч­ная кор­не­вая связь с зем­лёй, проч­ная поч­ва, проч­ное зна­ние жиз­ни в Рос­сии и жиз­ни ге­ро­ев. Са­ха­лин, Ка­зах­стан, Ря­зань, Моск­ва – как часть еди­но­го им­пер­ско­го про­ст­ран­ст­ва, с еди­ным им­пер­ским по­ни­ма­ни­ем мис­сии Рос­сии со все­ми её взлё­та­ми и па­де­ни­я­ми, с по­бе­да­ми и тра­ге­ди­я­ми. Ты был во всех спо­рах всё рав­но свой сре­ди сво­их. По­том ка­та­ст­ро­фа са­мой дер­жа­вы, мир, оди­на­ко­во рух­нув­ший и для ге­ро­ев Би­то­ва, и для ге­ро­ев Про­ха­но­ва, раз­мы­ва­ние поч­вы. По­пыт­ка об­ре­те­ния но­вой поч­вы. Твои за­ру­беж­ные во­я­жи за­кон­чи­лись пе­ре­ез­дом в Ко­рею. Но, бу­ду­чи ко­рей­цем по рож­де­нию, ты не смог стать ко­рей­ским пи­са­те­лем. Не на­шёл в се­бе в Ко­рее ко­рей­ской поч­вы. Так и в Из­ра­и­ле иные ли­те­ра­то­ры ос­та­ют­ся, а то и впер­вые осо­зна­ют свою рус­скость и при­над­леж­ность к рус­ской ли­те­ра­ту­ре.

Ты не смог стать, жи­вя в Юж­ной Ко­рее, ча­с­тью тра­ди­ци­он­ной ко­рей­ской ли­те­ра­ту­ры, а ря­зан­ские и са­ха­лин­ские кор­ни ста­ли под­та­и­вать, вот и воз­ник­ла – имен­но из са­мой жиз­ни – твоя ны­неш­няя все­мир­ность. Как по­лёт над про­ст­ран­ст­вом зем­ли.

Вла­ди­мир На­бо­ков то­же уе­хав из Рос­сии по­те­рял свою поч­ву, и то­же не смог, как ни пы­тал­ся, об­ре­с­ти но­вую. По-мо­е­му, и Брод­ский не стал ни­ка­ким аме­ри­кан­ским по­этом, а лишь за­те­рял­ся в сво­ей все­мир­но­с­ти.

Но ты вер­нул­ся в Рос­сию ещё бо­лее рус­ским, чем ты уе­хал. Как лёт­чи­ки Эк­зю­пе­ри, ты про­из­вёл по­сад­ку. Твоя все­мир­ность осо­знан­но су­зи­лась. Зна­чит, со всем опы­том, но ты сей­час и бу­дешь ид­ти к но­вой поч­вен­но­с­ти.

В этой свя­зи, а ну­жен ли был те­бе ко­рей­ский опыт? Не над­ло­мил ли он те­бя?

А.К. Ты, на­вер­ное, как и все мы, не раз на­блю­дал рож­де­ние но­во­го ор­га­низ­ма. Этот про­цесс все­гда му­чи­тель­ный. Оче­вид­но, судь­бой мне пред­наз­на­че­но быть не толь­ко ко­рей­цем, не толь­ко рус­ским, а ка­ким-то…

В.Б. Кен­та­в­ром из сво­е­го «По­сёл­ка…»?

А.К. Да, да. И ко­неч­но, та­кой про­цесс му­чи­те­лен для лю­бо­го че­ло­ве­ка. Ду­маю, что в судь­бе На­бо­ко­ва его уход из Рос­сии и по­сле­ду­ю­щий уход от рус­ско­го на­ча­ла, от рус­ско­го сло­ва, пе­ре­ход в ан­г­ло­язы­чие при­ве­ли к ог­ром­ным по­те­рям. Он на­чи­нал как бле­с­тя­щий чи­с­то рус­ский пи­са­тель. Но но­вое язы­ко­вое су­ще­ст­во­ва­ние при­ве­ли и к ду­хов­но­му из­ме­не­нию. На ан­г­лий­ском он на­пи­сал «Ло­ли­ту», но в этой «Ло­ли­те» и есть глав­ная по­те­ря в На­бо­ко­ве то­го изу­ми­тель­но­го ти­па Рус­ско­го пи­са­те­ля, ко­то­рый и сде­лал ве­ли­кой рус­скую ли­те­ра­ту­ру… Со мной это­го не про­изо­ш­ло. Ког­да я ока­зал­ся в Ко­рее, на­пи­сал там пять ро­ма­нов, но я не ощу­тил по­те­ри сво­ей рус­ско­с­ти. Ско­рее пол­но­стью и окон­ча­тель­но впер­вые в Ко­рее я ощу­тил се­бя рус­ским че­ло­ве­ком. Рус­ским пи­са­те­лем. Мой ко­рей­ский опыт жиз­ни лишь обо­га­тил мой рус­ский язык. Я пол­но­стью осо­знал се­бя рус­ским пи­са­те­лем с рус­ской ду­хов­но­с­тью, и, по­няв это, про­дол­жать жить в Ко­рее я уже не мог. Моя ре­аль­ность на этой зем­ле свя­за­на с ре­аль­но­с­тью в Рос­сии и в рус­ском язы­ке. В Ко­рее ко мне от­нес­лись очень хо­ро­шо. Пе­ре­ве­ли и рос­кош­но из­да­ли все мои кни­ги. Пи­са­ли обо мне дис­сер­та­ции. Они очень хо­те­ли, что­бы я там ос­тал­ся. Но я сво­им ко­рей­ским вы­со­ким дру­зь­ям от­кры­то ска­зал: я – рус­ский пи­са­тель, у каж­до­го че­ло­ве­ка есть два ро­ди­те­ля – отец и мать. Отец у ме­ня – Ко­рея, но мать у ме­ня – Рос­сия, и без ма­те­ри жить я не мо­гу. Ког­да я так от­ве­тил, ко­рей­цы ме­ня по­ня­ли и с ми­ром от­пу­с­ти­ли на­зад в Рос­сию…

В.Б. В на­ше вре­мя ка­ко­во ме­с­то пи­са­те­ля? Что ему де­лать? За­мк­нуть­ся, за­пе­реть­ся в свою ра­ко­ви­ну? От­вер­нуть­ся от жиз­ни на­ро­да? От по­ли­ти­ки? Или ис­кать своё ме­с­то в боль­шой жиз­ни? Не бо­ять­ся вли­ять на боль­шую жизнь?

А.К. Я ду­маю, для пи­са­те­лей мо­жет быть ве­ли­ким при­ме­ром при­мер Ар­хи­ме­да. Шла вой­на, а он в Си­ра­ку­зах си­дел и изо­б­ре­тал свои ма­ши­ны, чер­тил свои чер­те­жи… Он не шёл в ря­ды бой­цов. Но он стро­ил ма­ши­ны для обо­ро­ны го­ро­да. Он си­дел в сво­ём са­ду и чер­тил чер­те­жи. Но он не ушёл от от­вет­ст­вен­но­с­ти… Вот так и мы – пи­са­те­ли. Долж­ны пи­сать свои кни­ги. И они бу­дут обо­ро­нять наш го­род, наш на­род, на­шу стра­ну. Для то­го. Что­бы за­щи­тить Оте­че­ст­во.

В.Б. Ка­ко­ва судь­ба Рос­сии в тре­ть­ем ты­ся­че­ле­тии? За­ду­мы­вал­ся ли ты над этим? Что нас ждёт в этом ужас­ном ми­ре?

А.К. Ко­неч­но. Я опи­ра­юсь на свою ху­дож­ни­че­с­кую ин­ту­и­цию, на что-то го­раз­до бо­лее мощ­ное, чем ра­зум или ком­пью­тер­ные зна­ния. Ин­ту­и­ция ху­дож­ни­ка мне го­во­рит, что в на­сту­па­ю­щем ты­ся­че­ле­тии Рос­сию ждёт мощ­ное и пре­крас­ное бу­ду­щее. Ес­ли судь­ба все­го че­ло­ве­че­ст­ва бу­дет хо­ро­шей, глав­ное в этом ус­пе­хе бу­дет свя­за­но с Рос­си­ей. В Рос­сии столь­ко чу­дес­но­го за­ло­же­но, что дай толь­ко воз­мож­ность это­му чу­ду осу­ще­ст­вить­ся. Рос­сия – бес­ко­неч­ная на­деж­да все­го че­ло­ве­че­ст­ва. Рос­сия со сво­им про­ст­ран­ст­вом, со сво­им бо­гат­ст­вом, со сво­им на­ро­дом про­сто фа­таль­но об­ре­че­на быть пре­крас­ной.

Ко­му нра­вит­ся то, что се­го­дня про­ис­хо­дит? Но я, как вос­точ­ный со­зер­ца­тель, чув­ст­вую – пре­крас­нее чем здесь не бу­дет ни­где. А в ны­неш­них бе­дах я ви­жу на­лёт су­е­тли­вой то­роп­ли­во­с­ти, су­е­тли­вой жад­но­с­ти мел­ких ин­те­ре­сов. Это отой­дёт. Всё, что мел­ко – не мо­жет су­ще­ст­во­вать дол­го. А ве­ли­ча­вость – веч­на.

В.Б. По­след­ние го­ды ты жи­вёшь в Ка­зах­ста­не. Это ещё один твой по­бег из Моск­вы. Ты за­ни­мал­ся ко­рей­ским те­а­т­ром, пе­ре­вёл ро­ман «По­след­ний долг» Аб­ди­жа­ми­ла Нур­пе­и­со­ва, за­но­во пе­ре­вёл зна­ме­ни­тый «Путь Абая» Мух­та­ра Ау­э­зо­ва. Это твоя твор­че­с­кая па­у­за? Под­пит­ка но­вым опы­том?

А.К. Че­рез Мух­та­ра Ау­э­зо­ва я по­знал опыт ко­че­вой ци­ви­ли­за­ции. Уни­каль­ный и поч­ти не опи­сан­ный в ху­до­же­ст­вен­ной ли­те­ра­ту­ре. Это иной тип твор­че­с­ко­го че­ло­ве­ка. Ду­маю. Этот опыт я и сам ус­пею ос­во­ить в сво­ей про­зе.

В.Б. До­ро­гой То­ля! Мы по­з­д­рав­ля­ем те­бя от всей ду­ши с тво­им юби­ле­ем. Сча­с­тья те­бе и ус­пе­хов. Под­ни­маю за те­бя бо­кал, за дав­не­го и вер­но­го дру­га, за пре­крас­ней­ше­го рус­ско­го пи­са­те­ля Ана­то­лия Ан­д­ре­е­ви­ча Ки­ма!


Владимир БОНДАРЕНКО




Поделитесь статьёй с друзьями:
Кузнецов Юрий Поликарпович. С ВОЙНЫ НАЧИНАЮСЬ… (Ко Дню Победы): стихотворения и поэмы Бубенин Виталий Дмитриевич. КРОВАВЫЙ СНЕГ ДАМАНСКОГО. События 1967–1969 гг. Игумнов Александр Петрович. ИМЯ ТВОЁ – СОЛДАТ: Рассказы Кузнецов Юрий Поликарпович. Тропы вечных тем: проза поэта Поколение Егора. Гражданская оборона, Постдайджест Live.txt Вячеслав Огрызко. Страна некомпетентных чинуш: Статьи и заметки последних лет. Михаил Андреев. Префект. Охота: Стихи. Проза. Критика. Я был бессмертен в каждом слове…: Поэзия. Публицистика. Критика. Составитель Роман Сенчин. Краснов Владислав Георгиевич.
«Новая Россия: от коммунизма к национальному
возрождению» Вячеслав Огрызко. Юрий Кузнецов – поэт концепций и образов: Биобиблиографический указатель Вячеслав Огрызко. Отечественные исследователи коренных малочисленных народов Севера и Дальнего Востока Казачьему роду нет переводу: Проза. Публицистика. Стихи. Кузнецов Юрий Поликарпович. Стихотворения и поэмы. Том 5. ВСЁ О СЕНЧИНЕ. В лабиринте критики. Селькупская литература. Звать меня Кузнецов. Я один: Воспоминания. Статьи о творчестве. Оценки современников Вячеслав Огрызко. БЕССТЫЖАЯ ВЛАСТЬ, или Бунт против лизоблюдства: Статьи и заметки последних лет. Сергей Минин. Бильярды и гробы: сборник рассказов. Сергей Минин. Симулянты Дмитрий Чёрный. ХАО СТИ Лица и лики, том 1 Лица и лики, том 2 Цветы во льдах Честь имею: Сборник Иван Гобзев. Зона правды.Роман Иван Гобзев. Те, кого любят боги умирают молодыми.Повесть, рассказы Роман Сенчин. Тёплый год ледникового периода Вячеслав Огрызко. Дерзать или лизать Дитя хрущёвской оттепели. Предтеча «Литературной России»: документы, письма, воспоминания, оценки историков / Составитель Вячеслав Огрызко Ительменская литература Ульчская литература
Редакция | Архив | Книги | Реклама | Конкурсы



Яндекс цитирования