Архив : №24. 19.06.2009

Писать о том, что любишь

Роман СЕНЧИН

 Кни­ги про­зы Ми­ха­и­ла Тар­ков­ско­го по­яв­ля­ют­ся не­ча­с­то. В 2001 и 2003 го­дах в мос­ков­ских из­да­тель­ст­вах не­ве­ли­ки­ми ти­ра­жа­ми вы­шли сбор­ни­ки по­ве­с­тей и рас­ска­зов «За пять лет до сча­с­тья» и «За­мо­ро­жен­ное вре­мя», а вес­ной это­го го­да в Но­во­си­бир­ске уви­дел свет трёх­том­ник, ко­то­рый, к со­жа­ле­нию, вряд ли по­па­дёт на пол­ки книж­ных ма­га­зи­нов боль­шин­ст­ва рос­сий­ских го­ро­дов. А жаль – это как раз те кни­ги, что нуж­ны чи­та­те­лям.

Поч­ти всё опуб­ли­ко­ван­ное Тар­ков­ским я про­чи­тал до то­го, как но­во­си­бир­ское из­да­ние ока­за­лось у ме­ня в ру­ках. По­мню, на­пи­сал боль­шую ре­цен­зию на кни­гу «За­мо­ро­жен­ное вре­мя» («Ли­те­ра­тур­ная Рос­сия», 2004, № 6). Но сей­час не удер­жал­ся и, от­ло­жив де­ла, пе­ре­чи­тал мно­гие по­ве­с­ти и рас­ска­зы трёх­том­ни­ка...

Про­за Ми­ха­и­ла Тар­ков­ско­го впу­с­ка­ет в се­бя не сра­зу, как не сра­зу впу­с­ка­ет не под­чи­нён­ная че­ло­ве­ку при­ро­да. Осо­бый слог, мно­го не­по­нят­ных слов, не­яс­ных го­род­ско­му жи­те­лю де­та­лей, эк­зо­ти­че­с­кий ук­лад жиз­ни ге­ро­ев про­зы Тар­ков­ско­го, по­ка­зан­ный не как эк­зо­ти­ка, а как нор­ма, за­труд­ня­ют по­гру­же­ние в текст. И в то же вре­мя это на­сто­я­щая, тра­ди­ци­он­ная рус­ская ли­те­ра­ту­ра – та ли­те­ра­ту­ра, от ко­то­рой мы уже от­вык­ли, чи­тая кни­ги всё о го­ро­де, о про­зрач­ных лю­дях, на­пи­сан­ные та­ким же про­зрач­ным, прес­нень­ким или же умы­ш­лен­но вы­вих­ну­тым язы­ком.

Тар­ков­ский пи­шет соч­но, ори­ги­наль­но, но не­вы­чур­но (си­би­ря­ки-та­ёж­ни­ки го­во­рят в дей­ст­ви­тель­но­с­ти имен­но так), по­рой да­же че­рес­чур ла­ко­нич­но. Опи­са­ния при­ро­ды крат­ки: пей­заж, ко­то­рый за­ез­жий ли­те­ра­тор рас­ка­тал бы на па­ру стра­ниц, у Тар­ков­ско­го уме­ща­ет­ся в двух-трёх за­ча­с­тую очень точ­ных фра­зах. И это пра­виль­но – че­ло­век, жи­ву­щий в тай­ге, ко­неч­но, за­ме­ча­ет ок­ру­жа­ю­щую кра­со­ту, его вос­хи­ща­ет си­ла ло­ма­ю­щей лед ре­ки или не­за­мер­за­ю­щий в са­мые силь­ные мо­ро­зы ру­чей, но ни­ког­да (за ис­клю­че­ни­ем, мо­жет, де­тей и не­мощ­ных ста­ри­ков) не бу­дет по­дол­гу со­зер­цать ок­ру­жа­ю­щее – дел пол­но. Так­же и с раз­го­во­ра­ми о при­ро­де. О ней ма­ло раз­гла­голь­ст­ву­ют, к ней от­но­сят­ся с ува­же­ни­ем. Ина­че она на­ка­жет.

Сю­же­ты по­ве­с­тей и рас­ска­зов Ми­ха­и­ла Тар­ков­ско­го в ос­нов­ном од­но­об­раз­ны – охот­ни­ки со­би­ра­ют­ся в тай­гу, воз­вра­ща­ют­ся из тай­ги в по­сё­лок на Но­вый год, ры­ба­чат, вы­пи­ва­ют. По­рой это од­но­об­ра­зие утом­ля­ет и раз­дра­жа­ет, по­рой же в од­но­об­ра­зии чув­ст­ву­ет­ся не­ли­те­ра­тур­ная прав­да: ведь жизнь по сво­ей су­ти од­но­об­раз­на, и её рас­цве­чи­ва­ют слу­ча­ю­щи­е­ся в этом од­но­об­ра­зии не­о­жи­дан­но­с­ти, ме­ло­чи, не­при­ят­ные или ра­до­ст­ные сюр­при­зы... В сво­их про­из­ве­де­ни­ях Тар­ков­ский, по его соб­ст­вен­ным сло­вам, пы­та­ет­ся «сде­лать не­по­силь­ное – раз и на­всег­да вы­го­во­рить­ся о Си­би­ри». Де­ло дей­ст­ви­тель­но не­по­силь­ное, и по­это­му по­яв­ля­ют­ся но­вые по­ве­с­ти о но­вых охо­тах, но­вых ры­бал­ках, но­вых днях в поч­ти за­мк­ну­том про­ст­ран­ст­ве, на ко­то­ром жи­вут не­сколь­ко со­тен че­ло­век...

Мир про­зы Тар­ков­ско­го – по­сел­ки в Ту­ру­хан­ском рай­о­не Крас­но­яр­ско­го края, тай­га, их ок­ру­жа­ю­щая, и, ко­неч­но, Ени­сей, на бе­ре­гах ко­то­ро­го по­сёл­ки сто­ят. Слу­ча­ет­ся, ав­тор вы­во­дит сво­их ге­ро­ев за пре­де­лы это­го ми­ра – пе­ре­но­сит в Моск­ву, Крас­но­ярск, твер­ские ле­са, Вла­ди­во­с­ток, от­прав­ля­ет пу­те­ше­ст­во­вать вдоль ус­тья Ени­сея; по­ве­ст­во­ва­тель ино­гда ста­но­вит­ся пи­са­те­лем. И в этих слу­ча­ях не то что­бы те­ря­ет­ся ху­до­же­ст­вен­ная си­ла, но про­за за­мет­но ту­ск­не­ет, ста­но­вит­ся по­хо­жей на про­зу дру­гих. (Ис­клю­че­ние, на мой взгляд, со­став­ля­ет рас­сказ «Па­ша».)

Тар­ков­ский из то­го не­мно­го­го чис­ла ли­те­ра­то­ров, у ко­го по­лу­ча­ет­ся не­по­вто­ри­мая, поч­ти не­ру­ко­твор­ная про­за тог­да, ког­да они пи­шут о том, что по-на­сто­я­ще­му лю­бят, что счи­та­ют сво­ей ду­хов­ной ро­ди­ной. Ча­ще же мы на­блю­да­ем се­го­дня в про­зе вы­плеск жел­чи, не­го­до­ва­ния, зло­с­ти или бес­смыс­лен­ные фи­ло­ло­ги­че­с­кие пу­с­тыш­ки. Пи­са­те­лей, ко­то­рые пи­шут о том, что лю­бят, я знаю все­го не­сколь­ко, и трое из это­го не­боль­шо­го чис­ла – Ми­ха­ил Тар­ков­ский, Илья Ко­чер­гин, Вла­ди­мир То­пи­лин – пи­шут о тай­ге, об охо­те, о креп­ких си­бир­ских му­жи­ках, ко­то­рые не так уж креп­ки, а мо­жет быть, на­обо­рот, уяз­ви­мее мно­гих про­чих...

Кни­ги Тар­ков­ско­го не­ча­с­то уви­дишь в про­да­же, но боль­шая часть его по­ве­с­тей и рас­ска­зов на­пе­ча­та­на в жур­на­лах, ко­то­рые, как пра­ви­ло, име­ют эле­к­трон­ные вер­сии в Ин­тер­не­те. При же­ла­нии про­зу его мож­но най­ти. Пе­ре­чис­лю не­сколь­ко ве­щей, ко­то­рые мне осо­бен­но нра­вят­ся, – вдруг ко­му-то при­го­дит­ся (а тем, кто ин­те­ре­су­ет­ся со­вре­мен­ной рус­ской ли­те­ра­ту­рой, про­чи­тать Ми­ха­и­ла Тар­ков­ско­го не­об­хо­ди­мо).

«Ве­ко­веч­но», «Строй­ка ба­ни», «Каж­до­му своё», «Та­ня», «Ле­до­ход», «За­мо­ро­жен­ное вре­мя», «Па­ша», «Лож­ка су­па», «Вась­ка»...

Роман СЕНЧИН