Архив : №36. 11.09.2009

Секретарь Бога

 Из 100 000 жителей 99 999 не знают Эсхила.

Из 10 000 читателей 9 999 не читали Эсхила.

У вас другие данные? Давайте проверим. Но, догадываюсь, мои всё же ближе к истине.

Правда, что Эсхилу до этого, если нам – не до Эсхила?

Об Эсхиле нет мифа, он даже не отравил себя цикутой и не бедовал в бочке.

Я как-то беседовал с группой внимательно читающих людей. К чему мы пришли, когда постарались определить наследие наших властителей умов? Что определяет их в нынешнем человеческом сознании, что главное о них закрепилось во времени и памяти, предполагается – народной?

Любопытная картинка. Мистический ужас!

Шекспир. Его не было. Или: а был ли он?

«Наше всё» – Пушкин. Арап и не очень удачный муж.

Лермонтов: погиб поэт.

Чехов: сердобольный чахотошный доктор.

Шолохов: украл – не украл? Украл речку Тихий Дон? Но охотник знатный.

Маяковский: не успешный любовник.

Есенин: забулдыга.

Фадеев: любимец Сталина.

Всеволод Кочетов: последовательный антисемит.

Иосиф Бродский: нобелевский тунеядец.

Ужасная картина? Но ведь – совершеннейшая правда. Не опровергнуть.

И хорошо ведь: хотя бы помнят, если даже помнят – только это.

Есть ли она, сокровищница народной читательской памяти?

Я пришёл после некоторого размышления к такому выводу: писателя не существует. Отдельно. Отдельно писателя не существует.

Для рождения писателя, как для зачатия ребёнка, требуются двое.

Очевидные истины. Но другое невозможно.

Нет читателя – нет писателя. Хотя бы единственного читателя.

Писатель рождается, когда он прочтён.

Если мы ищем ответ на актуальные вопросы: грозит ли смерть литературе? существует ли вообще литература? Ответ возможен, если принимается роль этого неразрывного единства.

Смерть литературы начинается не со смерти писателя, не писателя, а со смерти читателя, точнее – с уходом читателя.

Качество литературы, попутно: не имеет никакого отношения к существованию литературы.

 

Что та­кое пи­са­тель? Я ду­маю, пи­са­тель – это по­мощ­ник Бо­га или, ес­ли по­точ­нее, – се­к­ре­тарь Бо­га. Че­ло­ве­че­ст­во ос­мыс­ля­ет са­мо се­бя пи­са­те­ля­ми, че­рез пи­са­те­лей. Пи­са­те­ли бы­ва­ют раз­ные: ге­ни­аль­ные, не ге­ни­аль­ные, тот же Эс­хил, Пе­ле­вин. Не су­ще­ст­вуй пи­са­те­лей – не бы­ло бы че­ло­ве­че­ст­ва. Об­раз че­ло­ве­че­ст­ва мы уз­на­ём ис­клю­чи­тель­но че­рез ли­те­ра­ту­ру. В ли­те­ра­ту­ре есть вер­ши­ны, гро­мад­ные впа­ди­ны, бо­ло­та, но всё это по­мо­га­ет че­ло­ве­че­ст­ву ос­мыс­ли­вать са­моё се­бя. Толь­ко ли­те­ра­ту­ра. Не­множ­ко ис­то­рия. Воз­мож­но, чуть-чуть фи­ло­со­фия. На хруп­ких пле­чах школь­ной ли­т­ры яв­ст­вен­ный об­раз че­ло­ве­че­ст­ва.

Мой лю­би­мый пи­са­тель – Ан­д­рей Пла­то­нов. Ког­да я го­во­рю, что пи­са­тель – се­к­ре­тарь Бо­га, то Ан­д­рей Пла­то­нов – ге­ни­аль­ный се­к­ре­тарь Бо­га. Или, по край­ней ме­ре, Ге­не­раль­ный се­к­ре­тарь Бо­га. Мо­жет быть, вре­ме­на­ми он Твор­цу адек­ва­тен.

Это воз­мож­но, по­то­му что не­воз­мож­но.

«Ко­нец ли­те­ра­ту­ры».

«Смерть кни­ги».

Мы – сви­де­те­ли, со­вре­мен­ни­ки и оче­вид­цы не­ких зна­ко­вых яв­ле­ний, ко­то­рые и поз­во­ля­ют, и за­став­ля­ют про­из­но­сить та­кие страш­ные сло­ва.

Ко­неч­но, с нас не спро­сит­ся – по­че­му мы это до­пу­с­ти­ли? Не­ко­му бу­дет спро­сить, да и не ин­те­рес­но ни­ко­му.

Слож­но, на­хо­дясь в гу­ще, в пек­ле со­бы­тия, оп­ре­де­лять, оп­ре­де­лить су­ще­ст­во со­бы­тия. Но, на­вер­ное, са­мим се­бе, встре­тясь с чем-то тре­во­жа­щим, ка­кие-то во­про­сы мы се­бе мо­жем доз­во­лить, или обя­за­ны поз­во­лить.

Для на­ча­ла: пи­са­тель – для че­го? по­че­му? за­чем?

Яс­но, что пи­са­тель – это ин­ст­ру­мент, бо­же­ст­вен­ный ин­ст­ру­мент, тон­кий и вы­ра­зи­тель­ный, с по­мо­щью ко­то­ро­го имен­но че­ло­ве­че­ст­во (не че­ло­ве­че­с­кое ста­до) ос­мыс­ли­ва­ет се­бя. На пер­вич­но-об­раз­ном уров­не. Как че­ло­ве­че­ст­во, уни­каль­ная и ге­ни­аль­ная слу­чай­ность в веч­но­с­ти Все­лен­ной.

Че­ло­ве­че­ст­во – ге­ний слу­чая.

При чём мы при­сут­ст­ву­ем?

Ес­ли пи­са­тель не ну­жен, не ну­жон, оче­ред­ной на­пра­ши­ва­ю­щий­ся во­прос: зна­чит, че­ло­ве­че­ст­ву уже нет не­об­хо­ди­мо­с­ти ос­мыс­ли­вать се­бя?

Так?

И это при том, что че­ло­ве­че­ст­ву гро­зит участь пре­вра­тить­ся имен­но в сло­во. Я о ки­бер­не­ти­че­с­кой пер­спек­ти­ве пре­вра­ще­ния че­ло­ве­че­ст­ва.

В на­ча­ле бы­ло сло­во.

В кон­це то­же бу­дет сло­во. Толь­ко. И ис­клю­чи­тель­но.

Из сло­ва вы­шли – в сло­во при­дём. Ис­че­зая как ге­ни­аль­ная со­во­куп­ность.

Те­ма: пи­са­тель – есть чи­та­тель

Как – не­вос­тре­бо­ван­ная лю­бовь: есть – стра­да­ние! так пи­са­те­ля – без чи­та­те­ля не су­ще­ст­ву­ет. Не су­ще­ст­ву­ет.

О су­ще­ст­во­ва­нии Шек­с­пи­ра мы уз­на­ли толь­ко по­то­му, что кто-то один, (хо­тя бы один) его про­чел.

Нет хо­тя бы од­но­го чи­та­те­ля – пи­са­те­ля не су­ще­ст­ву­ет.

Это оче­вид­но? Это не­о­че­вид­но.

Из это­го вы­те­ка­ет, что пи­са­тель – не про­сто: плюс чи­та­тель, а не­что не­раз­рыв­но це­лое.

Пи­са­тель есть ре­пу­та­ция. Пред­те­ча ми­фа. Ска­жем, На­бо­ков. Да­же ес­ли свер­гать, нис­про­вер­гать его ре­пу­та­цию – уже из­на­чаль­но эта ре­пу­та­ция су­ще­ст­ву­ет.

Пи­са­тель как стиль – ла­ком­ст­во для гур­ма­нов.

Ко­неч­но, че­ло­ве­че­ст­во по­сле­до­ва­тель­но стре­мит­ся в ки­бер­не­ти­че­с­кую сущ­ность, что­бы в кон­це кон­цов пе­рей­ти (и су­ще­ст­во­вать!) в не­ма­те­ри­аль­ное со­сто­я­ние, знак, ин­фор­ма­цию, ин­фор­ма­ци­он­ное по­ле.

Все фи­ло­ло­ги изу­ча­ют уэн­тэ.

Чи­та­тель­ское унт

пи­са­тель – это миф, чи­та­тель­ский миф

осо­бая ра­дость ли­те­ра­ту­ро­ве­да: без че­го все­гда не­воз­мож­на ли­те­ра­ту­ра?

ли­те­ра­тур­ный кри­тик = ли­те­ра­тур­ный ми­фо­тво­рец

нет лит.кри­ти­ка – нет пи­са­те­ля

осо­бо лю­бо­пыт­но.

чи­та­тель­ское ли­би­до: се­к­рет. Но со­вер­шен­но яс­но, чте­ние, чи­та­тель­ст­во – вож­де­ле­ние, воз­буж­де­ние, страсть. К сек­су и юмо­ру, вы­де­ля­ю­щих че­ло­ве­ка из жи­вот­но­го ста­да, на­до до­ба­вить не­о­буз­дан­ное чте­ние. Для пер­вич­ной клас­си­фи­ка­ции: ви­ды и под­ви­ды –

чи­та­тель – про­фес­си­о­нал

чи­та­тель – по долж­но­с­ти

оп­ла­чен­ный чи­та­тель

чи­та­тель – эн­ту­зи­аст

сле­по­ша­рый кни­го­чей

слу­чай­ный чи­та­тель

чи­та­тель – ди­ле­тант

лит.кри­тик

Взры­вы раз­да­ют­ся ря­дом. Мы их не слы­шим и не ви­дим.

Ис­чез­ли се­вер­ные ли­те­ра­ту­ры. Как фе­но­мен. Ка­кие име­на! Рыт­хэу, Сан­ги. Пётр Ки­ле, Ты­ко Выл­ко. Юван, Ере­мей. Юрий Вэл­ло. Не­нец­кий Пруст Ни­ко­лай Выл­ко. Ле­о­нид Лап­цуй. Ан­на. Ог­до. Али­тет.

Ос­та­ют­ся пи­са­те­ли, из­да­ют­ся кни­ги. Ве­ли­кой се­вер­ной ли­те­ра­ту­ры – нет.

пи­са­тель­чи­та­тель

ПИ­СА­ТЕЛЬ­ЧИ­ТА­ТЕЛЬ

есть ком­плекс, еди­ный ор­га­низм

нет чи­та­те­ля – нет пи­са­те­ля

Ка­кие вре­ме­на пе­ре­жи­ва­ет этот еди­ный цель­ный ор­га­низм?

Про пи­са­те­лей анек­до­тов не хо­дит.

Есть са­мый глу­бо­кий ли­те­ра­тур­ный анек­дот.

Он ко­рот­кий. Как и по­ло­же­но: все глу­би­ны – в ла­ко­нич­но­с­ти.

Чук­ча – не чи­та­тель. Чук­ча – пи­са­тель.

По­хва­ла кри­ти­ке.

И здесь мы уяс­ня­ем ве­ли­кую и ужас­ную роль ли­те­ра­тур­но­го кри­ти­ка, от­ча­с­ти ли­те­ра­ту­ро­ве­да.

Кто со­здал ве­ли­кую рус­скую ли­те­ра­ту­ру?

Пуш­кин? Тол­стой? Че­хов? Ре­бя­та не го­дят­ся…

Ве­ли­кую рус­скую ли­те­ра­ту­ру со­зда­ва­ли, по тер­ми­но­ло­гии Алек­сан­д­ра Сер­ге­е­ви­ча, ис­клю­чи­тель­но все эти «зо­и­лы» ти­па не­ис­то­во­го Вис­са­ри­о­на, не­до­б­ро­го До­б­ро­лю­бо­ва, желч­но­го Пи­са­ре­ва, раз­бу­ше­вав­ше­го­ся Ро­за­но­ва и де­сят­ков, со­тен, ты­сяч бе­зы­мян­ных эй­хен­ба­у­мов, за­слав­ских, ер­ми­ло­вых.

По­нят­но, всё – от пло­хой те­ку­щей ли­те­ра­ту­ры, и от то­го, что че­ло­ве­че­ст­во те­ря­ет се­бя как чи­та­те­ля, ос­мыс­ли­ва­ю­ще­го с пи­са­те­лем своё бы­тие.

пи­са­тель ищет ис­ти­ну

а кри­тик уже дав­но на­шёл: он зна­ет – как на­до!

про­ку­рор!

не­нуж­ную пло­хую кни­гу про­чи­тать мож­но, но за­чем же тра­тить на неё свои пыл па­фос и раз­мы­ш­ле­ние?

кри­ти­ка (?) – раз­мы­ш­ле­ние о смыс­лах бы­тия, улов­лен­ных ду­ра­ко­ва­тым ав­то­ром

 

Ли­те­ра­тур­ная кри­ти­ка – тво­ре­ние ми­фов в те­ку­щем ре­жи­ме, не обя­за­тель­но о су­щем, на­сущ­ном, но су­ще­ст­ву­ю­щем.

Нет ли­те­ра­тур­ной кри­ти­ки – не бу­дет ли­те­ра­ту­ры.

Ли­те­ра­тур­ный кри­тик – это спе­ци­аль­но вы­ра­щен­ный вид (под­вид) осо­бо ак­тив­но­го, да­же – аг­рес­сив­но­го, яро­ст­но при­ст­ра­ст­но­го чи­та­те­ля, тво­ря­ще­го и рас­про­ст­ра­ня­ю­ще­го ми­фы.

Для на­гляд­но­с­ти: вот в на­шем крае-ре­ги­о­не нет ли­те­ра­тур­ной кри­ти­ки. Прак­ти­че­с­ки за­кон­чи­лась: за­кон­чи­лись при­ст­ра­ст­но чи­та­ю­щие. Мож­но ли го­во­рить, вы во­об­ще что-ни­будь слы­ша­ли, зна­е­те о су­ще­ст­во­ва­нии тю­мен­ской ли­те­ра­ту­ры? До­га­ды­ва­е­тесь…

Ос­мыс­ле­ние ли­те­ра­тур­ных про­цес­сов уров­ня пи­са­тель – чи­та­тель – мир­миф – это не су­гу­бо спе­ци­фи­че­с­кое кор­по­ра­тив­ное за­ня­тие для уз­ко­го кру­га от­вер­жен­ных по­свя­щён­ных – это мас­штаб­ный про­ект ос­мыс­ле­ния бы­тия че­ло­ве­че­ст­ва (от­нюдь не – че­ло­ве­че­с­ко­го бы­тия!) в его веч­но­с­ти. Это он­то­ло­гия – во­про­сы жиз­ни и смер­ти че­ло­ве­че­ст­ва во Все­лен­ной, бес­смыс­лен­ной не­уме­лой жиз­ни и не­из­беж­ной кон­чи­ны.

Хо­тя пи­са­те­ли ещё ос­та­лись, не пе­ре­ве­лись, и не­кая – не мо­гу­чая куч­ка чи­та­те­лей ос­та­лась, но ска­зать о тю­мен­ской ли­те­ра­ту­ре, хо­тя бы о фан­то­ме ут­ра­чен­ной но­ги тю­мен­ской ли­те­ра­ту­ры, мо­жет лишь осо­бо от­ча­ян­ный фан­та­зёр-иде­а­лист-ве­ру­ю­щий. Тю­мен­ский при­мер чёт­ко пе­ре­но­сит­ся на об­ще­рос­сий­скую поч­ву и тер­ри­то­рию.

А ка­за­лось бы! Кри­ти­ка – не­из­беж­ное зло, до­сад­ли­вая му­ха, на­зой­ли­вый ко­мар. Ещё не од­на са­мая то­таль­ная кри­ти­ка не по­хо­ро­ни­ла ни од­но­го на­сто­я­ще­го пи­са­те­ля.

Ка­кие пу­с­тя­ки – ну нет при­лич­но­го ли­те­ра­тур­но­го кри­ти­ка!

Ока­зы­ва­ет­ся, ос­но­во­по­ла­га­ю­ще.

Не кри­тик су­ще­ст­ву­ет – по­ка су­ще­ст­ву­ет ли­те­ра­ту­ра. А ли­те­ра­ту­ра су­ще­ст­ву­ет, по­ка су­ще­ст­ву­ет кри­тик. Ми­фо­тво­рец. Чёр­ст­вый хлеб твор­че­ст­ва обес­пе­чи­ва­ет он. На кор­ку хле­ба при нём все­гда мож­но рас­счи­ты­вать. Мож­но бы­ло

Пи­са­тель не зна­ет це­ли: ему на­до хо­ро­шо, класс­но на­пи­сать или до­ве­с­ти до­вер­чи­во­го чи­та­те­ля до нрав­ст­вен­но­го экс­та­за.

Тот, кто пи­ша, пи­ся – не слу­чай­но нет при­лич­но­го дее­при­ча­с­тия – ду­ма­ет о ре­ак­ции (ско­рее по­ло­жи­тель­ной) чи­та­те­ля – обя­за­тель­но на­пи­шет пло­хо.

Вос­ста­ние чи­та­те­лей.

Ге­нии оша­ра­ше­ны?

Фе­но­мен чи­та­те­ля не ис­сле­до­ван, не изу­чен, не по­нят, не осо­знан. Всё вни­ма­ние уде­ля­лось пи­шу­ще­му, а не вос­при­ни­ма­ю­ще­му.

Чи­та­тель под­ра­зу­ме­вал­ся ав­то­ма­ти­че­с­ки. В обя­за­тель­ном по­ряд­ке. Как во­ин­ская по­вин­ность.

Ге­ни­ев же пе­ра со­тво­ри­ли кон­ге­ни­аль­ные чи­та­ю­щие. Без­ве­ст­ные и не­о­по­знан­ные.

Бунт был не­из­бе­жен.

Чи­та­тель ухо­дит кра­си­во. Веч­ный джентль­мен. Не про­ща­ясь.

Анатолий ОМЕЛЬЧУК,
г. ТЮМЕНЬ