Архив : №44-45. 13.11.2009

Кто открыл Юрия Кузнецова

 Идею этой статьи мне подсказал Сергей Гонцов. Он предложил широко отметить 35-летие со дня первой публикации статьи Инны Ростовцевой «Этика космоса». По его мнению, именно эта статья Ростовцевой принесла Юрию Кузнецову всенародную известность. Правда, в литературных кругах всегда утверждалось иное: будто первым Кузнецова открыл Вадим Кожинов. Так кому же верить?

Моя точка зрения: все неправы. Конечно же, имя Кузнецову сделали не статьи Ростовцевой или Кожинова. У всех на слуху он оказался сразу после того, как в 1968 году в Литинституте по рукам пошло гулять его стихотворение «Атомная сказка».

 

Но сна­ча­ла бы­ло крас­но­дар­ское со­ве­ща­ние мо­ло­дых пи­са­те­лей. Оно со­сто­я­лось, ес­ли я не оши­ба­юсь, в ию­не 1965 го­да. Под­бо­ром уча­ст­ни­ков за­ни­мал­ся от­вет­ст­вен­ный се­к­ре­тарь Крас­но­дар­ской пи­са­тель­ской ор­га­ни­за­ции Ви­та­лий Ба­кал­дин. Он же ор­га­ни­зо­вал при­езд на Ку­бань трёх моск­ви­чей – по­этов Ми­ха­и­ла Льво­ва и Вик­то­ра Гон­ча­ро­ва и про­за­и­ка Ана­то­лия Фе­рен­чу­ка, а так­же ле­нин­град­ско­го ли­те­ра­ту­ро­ве­да Вла­ди­ми­ра Бах­ти­на.

Су­дя по га­зет­ным ин­фор­ма­ци­ям, бес­спор­ных оце­нок на том се­ми­на­ре удо­с­то­ил­ся один лишь Вик­тор Ли­хо­но­сов. И это бы­ло не­уди­ви­тель­но. Ведь дву­мя го­да­ми ра­нее его рас­сказ «Брян­ские» на­пе­ча­тал в «Но­вом ми­ре» сам Твар­дов­ский. По­ра­зи­тель­ным ока­зал­ся дру­гой факт. Да­же по­сле пуб­ли­ка­ции в луч­шем жур­на­ле стра­ны ли­те­ра­тур­ные чи­нов­ни­ки по­че­му-то упор­но про­дол­жа­ли тор­мо­зить при­ём Ли­хо­но­со­ва в Со­юз пи­са­те­лей. Окон­ча­тель­но этот во­прос ре­шил­ся толь­ко по­сле при­ез­да в Крас­но­дар опыт­но­го ап­па­рат­чи­ка Фе­рен­чу­ка.

Даль­ше на­чал­ся раз­брос мне­ний. Бах­тин кро­ме Ли­хо­но­со­ва вы­де­лил Ива­на Зу­бен­ко и М.Плям­ма и уже по­том пред­ла­гал от­ме­тить бо­лее мо­ло­дых их то­ва­ри­щей – К.Прой­ми­на, Вла­ди­ми­ра Стре­ка­ча, Юрия Куз­не­цо­ва и Ва­ле­рия Гор­ско­го. Но сов­сем дру­гой ряд вы­ст­ро­ил по ито­гам со­ве­ща­ния Гон­ча­ров. Он-то ли­те­ра­тур­ную си­ту­а­цию на Ку­ба­ни в от­ли­чие от дру­гих мос­ков­ских и ле­нин­град­ских гос­тей знал не по­на­слыш­ке, а, мож­но ска­зать, из­ну­т­ри. И не толь­ко по­то­му, что ку­бан­ская зем­ля бы­ла его ма­лой ро­ди­ной. В на­ча­ле 1960-х го­дов по­эт по­дол­гу про­па­дал в Крас­но­да­ре, за­ни­ма­ясь там резь­бой по кам­ню и де­ре­ву. Так вот Гон­ча­ро­ва бо­лее все­го на се­ми­на­ре за­де­ли сти­хи Юрия Куз­не­цо­ва, школь­но­го учи­те­ля Вла­ди­ми­ра Ела­ги­на, ка­мен­щи­ка Вла­ди­ми­ра Де­ми­че­ва и га­зет­чи­ка Ва­ле­рия Гор­ско­го. При этом на пер­вое ме­с­то он сра­зу по­ста­вил Куз­не­цо­ва. Пред­став­ляя 27 ию­ня 1965 го­да в га­зе­те «Ком­со­мо­лец Ку­ба­ни» уча­ст­ни­ков со­ве­ща­ния, Гон­ча­ров пи­сал: «Юрий Куз­не­цов, на мой взгляд, уже сло­жив­ший­ся по­эт. Юрий слу­жил в ар­мии, сей­час ра­бо­та­ет в Ти­хо­рец­ке. Спро­си­те у не­го, что та­кое по­эзия, и он вам ска­жет: «По­эзия – это чу­дес­ная спо­соб­ность удив­лять­ся. Удив­ле­ние осо­бо при­су­ще мо­ло­до­с­ти. Ког­да че­ло­век те­ря­ет спо­соб­ность удив­лять­ся, от не­го ухо­дит мо­ло­дость, он ут­ра­чи­ва­ет по­эти­че­с­кое вос­при­я­тие ми­ра».

По­сколь­ку Гон­ча­ров со сво­и­ми ку­бан­ски­ми кор­ня­ми в дан­ном спо­ре ока­зал­ся че­ло­ве­ком край­не при­ст­ра­ст­ным, роль ар­би­т­ра взял на се­бя Львов. Он то­же под­дер­жал опы­ты Гор­ско­го и Ела­ги­на, но бе­зус­лов­ным ли­де­ром, как и Гон­ча­ров, при­знал лишь Куз­не­цо­ва.

На­до ска­зать, что Куз­не­цов к то­му вре­ме­ни уже чёт­ко оп­ре­де­лил­ся со сво­и­ми пла­на­ми. Ещё вес­ной он от­пра­вил в Моск­ву в Ли­те­ра­тур­ный ин­сти­тут те­т­радь из 45 стра­ниц «Пол­ные гла­за». Ру­ко­пись по­па­ла к Алек­сан­д­ру Ко­ва­лен­ко­ву, чей глаз за­це­пил­ся все­го лишь за че­ты­ре стро­ки («…И сно­ва за при­бреж­ны­ми де­ре­вь­я­ми / вы­щипы­ва­ет ло­шадь тень свою…»; «Кап­ли с ку­ри­ным упор­ст­вом клю­ют» и «…гри­бы, как на­столь­ные лам­пы»). Ко­ва­лен­ков со­мне­вал­ся, до­ста­точ­но ли это­го для по­ступ­ле­ния в Ли­тин­сти­тут. Лишь в по­след­ний мо­мент он в сво­ём от­зы­ве сде­лал ого­вор­ку: «Впро­чем, че­ст­но го­во­ря, Ю.Куз­не­цов не ху­же мно­гих, склон­ных к но­ва­ци­ям». Раз­ре­шил спор Вла­ди­мир Со­ко­лов. Он в крат­кой ре­цен­зии на­пи­сал: «Со­мне­ния А.А. Ко­ва­лен­ко­ва мне по­нят­ны, од­на­ко столь же по­ня­тен и его вы­вод – «до­пу­с­тить мож­но». О не­слу­чай­но­с­ти Ю.Куз­не­цо­ва в по­эзии го­во­рят хо­тя бы и та­кое стро­ки:

 

И вот уже гро­хот, су­мя­ти­ца, визг, Бе­гут про­лив­ные по­то­ки. Под низ­кой под­во­дой не скрыть­ся от брызг, И в брыз­гах, как в ро­дин­ках, щё­ки. В глу­бо­ком кю­ве­те гры­зут­ся ру­чьи, А ту­чи тре­щат, как ар­бу­зы. Под лив­нем ле­тя­щим шум­лив и ре­чист Не­уб­ран­ный лес ку­ку­рузы… и др.

 

До­пуск к эк­за­ме­нам Ю.Куз­не­цо­вым за­слу­жен. Я – за».

Но по­след­нюю точ­ку в во­про­се до­пу­с­ка Куз­не­цо­ва к эк­за­ме­нам в Ли­тин­сти­тут по­ста­вил крас­но­дар­ский се­ми­нар мо­ло­дых пи­са­те­лей. В от­ли­чие от Ко­ва­лен­ко­ва Львов не ко­ле­бал­ся. Он сра­зу по­нял, что столк­нул­ся не с се­ред­няч­ком, ко­то­рый не ху­же и не луч­ше дру­гих сти­хо­твор­цев. Пе­ред ним пред­стал дерз­кий по­эт с ин­те­рес­ной судь­бой. Вот по­че­му Львов не­мед­лен­но под­пи­сал мо­ло­до­му ку­бан­цу ещё од­ну ре­ко­мен­да­цию в Ли­тин­сти­тут.

Бо­лее то­го, вер­нув­шись в Моск­ву, Львов не по­ле­нил­ся зай­ти к ре­дак­то­ру аль­ма­на­ха «Наш со­вре­мен­ник» Бо­ри­су Зу­ба­ви­ну, пред­ло­жив ему тут же по­ста­вить в бли­жай­ший но­мер сра­зу во­семь сти­хо­тво­ре­ний не­о­рди­нар­но­го ав­то­ра. Львов сам вы­звал­ся со­чи­нить ко­рот­кое пре­дис­ло­вие. В сво­ём всту­пи­тель­ном сло­ве он ут­верж­дал: «Сти­хов пи­шет­ся сей­час мно­го. Сти­хи пи­шут поч­ти все. Это, ко­неч­но, хо­ро­шо, при­ят­но. Но ис­тин­ная ра­дость – вдруг уви­деть в этом по­то­ке сти­хов на­сто­я­щее, жи­вое сло­во, не­под­дель­ную, ис­тин­ную по­эзию. Мы, стар­шие по­эты, в та­ких слу­ча­ях ра­ду­ем­ся, как буд­то встре­ти­лись со сво­ей юно­с­тью, со сво­ей мо­ло­до­с­тью. Та­кое про­изо­ш­ло со мной в Крас­но­да­ре, на се­ми­на­ре мо­ло­дых пи­са­те­лей. На этом се­ми­на­ре ме­ня очень об­ра­до­ва­ли сти­хи за­ме­ча­тель­ных ре­бят: Ва­ле­рия Гор­ско­го, Вла­ди­ми­ра Де­ми­че­ва и, осо­бо, Юрия Куз­не­цо­ва. В сти­хах Юрия Куз­не­цо­ва уже бы­ла би­о­гра­фия, судь­ба по­ко­ле­ния, мо­ло­дость и све­жесть вос­при­я­тия ми­ра. Юрий Куз­не­цов очень мо­лод, но он уже мно­го по­ви­дал, слу­жил в ар­мии по­сле сред­ней шко­лы, по­бы­вал на Ку­бе, ра­бо­тал в ми­ли­ции. Он по­ко­рил нас, и ру­ко­во­ди­те­лей, и уча­ст­ни­ков се­ми­на­ра, не толь­ко сво­и­ми мо­ло­ды­ми сти­ха­ми, но и сво­им об­ли­ком на­сто­я­ще­го мо­ло­до­го че­ло­ве­ка на­ше­го вре­ме­ни. Слу­шая его, я вспо­ми­нал Ни­ко­лая Май­о­ро­ва. Сти­хи Юрия Куз­не­цо­ва в чём-то пе­ре­кли­ка­ют­ся с его сти­ха­ми («Шла мо­ло­дость», «Не до­ку­рил»)».

Че­рез не­сколь­ко ме­ся­цев эти сло­ва из «На­ше­го со­вре­мен­ни­ка» пе­ре­пе­ча­та­ли уже в Крас­но­да­ре, ук­ра­сив ими ти­тул пер­вой кни­ги Куз­не­цо­ва «Гро­за».

Львов и по­том не ос­тав­лял мо­ло­до­го ку­бан­ца без сво­е­го вни­ма­ния и вся­че­с­ки ему по­мо­гал. Так, ког­да по­эт уз­нал, что его по­до­печ­но­го при­ня­ли в Ли­тин­сти­тут толь­ко на за­оч­ное от­де­ле­ние, он всё сде­лал, что­бы по­сле лет­ней сес­сии та­лант­ли­во­го сту­ден­та пе­ре­ве­ли на днев­ной ста­ци­о­нар. По­ни­мая, что на этот раз од­но­го его хо­да­тай­ст­ва мог­ло ока­зать­ся не­до­ста­точ­но, Львов за­ру­чил­ся под­держ­кой пред­се­да­те­ля бю­ро твор­че­с­ко­го объ­е­ди­не­ния мос­ков­ских по­этов Яро­сла­ва Сме­ля­ко­ва. Они вдво­ём от­пра­ви­ли рек­то­ру Ли­тин­сти­ту­та Вла­ди­ми­ру Пи­ме­но­ву сле­ду­ю­щую бу­ма­гу: «До­ро­гой Вла­ди­мир Фё­до­ро­вич! На пер­вом кур­се за­оч­но­го от­де­ле­ния Ли­те­ра­тур­но­го ин­сти­ту­та учит­ся по­эт Юрий Куз­не­цов. От име­ни Бю­ро твор­че­с­ко­го объ­е­ди­не­ния по­этов и от се­бя лич­но про­сим Вас ока­зать ему со­дей­ст­вие в пе­ре­во­де на оч­ное от­де­ле­ние ин­сти­ту­та. Сти­хи Юрия Куз­не­цо­ва об­ра­до­ва­ли нас граж­дан­ст­вен­но­с­тью, ода­рён­но­с­тью; боль­шой цикл его сти­хов мы при­ня­ли в «День по­эзии». Учё­ба в Ли­те­ра­тур­ном ин­сти­ту­те, об­ще­ние с боль­ши­ми ма­с­те­ра­ми по­эзии в Моск­ве даст мно­го мо­ло­до­му по­эту и по­мо­жет в его даль­ней­шем рос­те и ста­нов­ле­нии».

Имен­но по про­тек­ции Льво­ва Куз­не­цов, ког­да пе­ре­шёл на днев­ное от­де­ле­ние, по­пал в се­ми­нар к од­но­му из са­мых об­ра­зо­ван­ных по­этов со­вет­ско­го вре­ме­ни – Сер­гею На­ров­ча­то­ву (хо­тя по­на­ча­лу кар­ты скла­ды­ва­лись так, что его хо­те­ли за­пи­сать к ор­то­док­су Ко­ва­лен­ко­ву).

По­том, ког­да из Крас­но­да­ра при­сла­ли пер­вые эк­земп­ля­ры де­бют­ной кни­ги Куз­не­цо­ва «Гро­за», Львов по­спе­шил этот сбор­ник по­ка­зать Сер­гею По­ли­кар­по­ву, ко­то­ро­го в мос­ков­ских ли­те­ра­тур­ных кру­гах од­но вре­мя про­чи­ли чуть ли не в пер­вые по­эты Рос­сии. По­ли­кар­пов про­сто обо­жал экс­прес­сии. Ис­поль­зуя спор­тив­ную тер­ми­но­ло­гию, он в сво­ей ре­цен­зии, пред­наз­на­чен­ной для аль­ма­на­ха «Ку­бань», на­пи­сал: «Итак, со­сто­ял­ся пер­вый се­рь­ёз­ный бой за пра­во ос­тать­ся в па­мя­ти чи­та­те­лей. И, как ре­фе­ри, с удо­воль­ст­ви­ем от­ме­чая, что он с боль­шим пре­иму­ще­ст­вом вы­иг­ран Юри­ем Куз­не­цо­вым, я вы­со­ко под­ни­маю его ру­ку».

Но Львов и на этом не ус­по­ко­ил­ся. В ап­ре­ле 1974 го­да он на­пи­сал Куз­не­цо­ву про­сто бле­с­тя­щую ре­ко­мен­да­цию в Со­юз пи­са­те­лей, дав вы­со­чай­шую оцен­ку его пер­во­му мос­ков­ско­му сбор­ни­ку «Во мне и ря­дом – даль».

До­бав­лю, что, пе­рей­дя по­том за­ме­с­ти­те­лем к На­ров­ча­то­ву, Львов тут же вы­сту­пил за по­яв­ле­ние в «Но­вом ми­ре» сти­хов Куз­не­цо­ва. Это то­же нель­зя за­бы­вать.

Мно­гое по­сле крас­но­дар­ско­го со­ве­ща­ния мо­ло­дых пи­са­те­лей для ут­верж­де­ния Куз­не­цо­ва в по­эти­че­с­ком ми­ре сде­лал и Гон­ча­ров. Быв­ший лей­те­нант-пе­хо­ти­нец сра­зу по­чув­ст­во­вал в Куз­не­цо­ве род­ную ду­шу. Они ка­кое-то вре­мя толь­ко и жи­ли ко­с­мо­сом. Гон­ча­ров ещё за два ме­ся­ца до по­лё­та Га­га­ри­на в ко­с­мос на­пе­ча­тал в га­зе­те «Ком­со­мо­лец Ку­ба­ни»: «Я стар­то­вал с ко­ры зем­ной, / Пе­ре­до мной Ве­не­ра. / Да­лё­кий путь… / За мной, за мной сле­ди­те. / Я ва­ши по­мыс­лы, / Люд­ской меч­ты ку­со­чек». Но ведь в том же ду­хе на­чи­нал и Куз­не­цов. Он пи­сал:

 

Да, вот сей­час, ког­да все­го пре­вы­ше Ра­ке­ты, ко­с­мос взяв­шие в шты­ки, Все на­ши пред­став­ле­нья и при­выч­ки Зву­чат, как ус­та­рев­шие сти­хи. Как я встре­во­жен за меч­ту, за сме­лость, Ведь в ти­ши­не, уй­дя на миг от дел, Лю­бу­юсь я звез­дой, упав­шей с не­ба, А мо­жет, это ко­с­мо­навт сго­рел!

 

В этом сти­хо­тво­ре­нии Гон­ча­ров за­ме­тил атом­ное мы­ш­ле­ние Куз­не­цо­ва. «Да, – вос­кли­цал он в сво­ей ре­цен­зии на пер­вый куз­не­цов­ский сбор­ник «Гро­за», – в этом сти­хо­тво­ре­нии есть по­ни­ма­ние той бли­с­та­тель­ной тра­ге­дии, ко­то­рая про­ис­хо­дит с че­ло­ве­че­ст­вом в атом­ном воз­ра­с­те» («Ли­те­ра­тур­ная Рос­сия», 1966, 14 ок­тя­б­ря).

Спу­с­тя два го­да Гон­ча­ров на­пи­сал до­б­рое сло­во к под­бор­ке сти­хов Куз­не­цо­ва уже для «Ли­те­ра­тур­ной га­зе­ты».

От­дель­но сто­ит ска­зать о ро­ли в по­эти­че­с­кой судь­бе Куз­не­цо­ва кри­ти­ка Ал. Ми­хай­ло­ва. В се­ре­ди­не 1960-х го­дов он был про­рек­то­ром Ли­тин­сти­ту­та и ру­ко­во­дил се­ми­на­ром за­оч­ни­ков. В чис­ле его две­над­ца­ти сту­ден­тов в 1965/66 учеб­ном го­ду чис­лил­ся и Куз­не­цов.

Ми­хай­лов очень хо­ро­шо знал и чув­ст­во­вал со­вре­мен­ную рус­скую по­эзию, но все­гда от­ли­чал­ся край­ней ос­то­рож­но­с­тью. Его ведь не зря в 1960 го­ду по­сле окон­ча­ния Ака­де­мии об­ще­ст­вен­ных на­ук ос­та­ви­ли в ап­па­ра­те ЦК КПСС. Там очень це­ни­ли гра­мот­ных лю­дей, ко­то­рые уме­ли жерт­во­вать сво­им та­лан­том ра­ди ис­пол­не­ния чу­жих идей. От­ра­бо­тав без­ро­пот­но пять лет в от­де­ле про­па­ган­ды ЦК, Ми­хай­лов рас­счи­ты­вал по­лу­чить бо­лее со­лид­ную долж­ность. Но стар­шие то­ва­ри­щи ре­ши­ли для на­ча­ла ис­пы­тать его на на­дёж­ность в долж­но­с­ти про­рек­то­ра Ли­тин­сти­ту­та.

Ми­хай­лов, не­со­мнен­но, сра­зу оце­нил са­мо­сто­я­тель­ность ха­рак­те­ра сво­е­го сту­ден­та, его рез­кость суж­де­ний и боль­шой по­эти­че­с­кий дар. Но сра­зу от­кры­то под­дер­жать дерз­ко­го мо­лод­ца он не ре­шил­ся. Не слу­чай­но кри­тик весь пер­вый курс его как бы по­при­дер­жи­вал. Ми­хай­лов ведь на об­суж­де­ние се­ми­на­ра его по­эти­че­с­кие опы­ты так и не вы­нес. Лиш­ний шум про­рек­то­ру Ли­тин­сти­ту­та был не ну­жен. Кри­тик не те­рял на­деж­ды в ско­ром вре­ме­ни по­лу­чить но­вый, бо­лее вы­со­кий пар­тий­ный пост.

По­сле пер­во­го кур­са Ми­хай­лов на­пи­сал на Куз­не­цо­ва сле­ду­ю­щую ха­рак­те­ри­с­ти­ку: «Ода­рён­но­с­ти это­го сту­ден­та про­явить­ся в пол­ную си­лу ме­ша­ет внеш­няя экс­прес­сия, скры­ва­ю­щая ис­тин­ную на­ту­ру. Куз­не­цов – че­ло­век тон­ко чув­ст­ву­ю­щий, на­блю­да­тель­ный, со­ве­ст­ли­вый, но всё это с тру­дом про­ры­ва­ет­ся в его сти­хах че­рез по­кров внеш­ней на­пу­ск­ной экс­прес­сии; по­че­му-то ему нра­вит­ся по­за эта­ко­го бы­ва­ло­го, всё на све­те ис­пы­тав­ше­го и из­ряд­но ус­тав­ше­го че­ло­ве­ка. Ду­маю, что здо­ро­вая, не­ис­пор­чен­ная на­ту­ра это­го пар­ня возь­мёт верх, во­зоб­ла­да­ет над мо­дой, и тог­да от­кро­ет­ся в нём ин­те­рес­ный, впол­не со­вре­мен­ный по­эт».

Ко­неч­но, Ми­хай­лов лу­ка­вил. Ес­ли б кри­тик не ви­дел в Куз­не­цо­ве ин­те­рес­но­го со­вре­мен­но­го по­эта, за­чем бы он стал упо­ми­нать его в сво­ей ста­тье «Ты­ся­че­ли­с­тая кни­га по­эзии», на­пе­ча­тан­ной в 1967 го­ду в глав­ном те­о­ре­ти­че­с­ком из­да­нии ЦК КПСС – жур­на­ле «Ком­му­нист»?! К че­му бы ему хва­лить сти­хо­тво­ре­ние «Я сол­дат», ко­то­рое, кста­ти, дву­мя го­да­ми ра­нее пол­но­стью про­иг­но­ри­ро­вал Ко­ва­лен­ков, не об­ра­тив на не­го ни­ка­ко­го вни­ма­ния при при­ёме в Ли­тин­сти­тут? Дру­гое де­ло, что Ми­хай­лов, и тут со­блю­дая чрез­мер­ную ос­то­рож­ность, на вся­кий слу­чай по­ста­вил Куз­не­цо­ва в ряд с дру­гим сво­им сту­ден­том – Юри­ем Бе­ли­чен­ко, ко­то­рый в ре­аль­но­с­ти был его ан­та­го­ни­с­том, но от­ли­чал­ся бо­лее взве­шен­ным ха­рак­те­ром и имел бе­зу­преч­ную у ка­д­ро­ви­ков ре­пу­та­цию.

Впос­лед­ст­вии Ми­хай­лов Куз­не­цо­ва очень ча­с­то в сво­их ра­бо­тах и упо­ми­нал, и ци­ти­ро­вал, но все­гда с ка­ки­ми-то ого­вор­ка­ми. Для при­ме­ра я при­ве­ду его ста­тью «Есть о чём по­спо­рить», на­пе­ча­тан­ную в 1970 го­ду в те­о­ре­ти­че­с­ком жур­на­ле «Во­про­сы ли­те­ра­ту­ры». Ми­хай­лов по­счи­тал для на­ча­ла нуж­ным вспом­нить де­бют­ную кни­гу Куз­не­цо­ва «Гро­за». «Ю.Куз­не­цов, – от­ме­чал кри­тик, – ещё был очень за­ви­сим от пред­ше­ст­вен­ни­ков, по­вто­рял мно­гие внеш­ние чер­ты их сти­ля». Но по­том он пе­ре­шёл к сти­хам по­эта ли­тин­сти­тут­ско­го пе­ри­о­да. Преж­де все­го его изу­ми­ла «Атом­ная сказ­ка», во­шед­шая с лёг­кой ру­ки На­ров­ча­то­ва в еже­год­ный аль­ма­нах «День по­эзии 1970». В свой­ст­вен­ной Ми­хай­ло­ву ос­то­рож­ной ма­не­ре он вы­ра­зил на­деж­ду, что в но­вой кни­ге Куз­не­цов сво­е­об­раз­но пе­ре­пла­вит «опыт пред­ше­ст­ву­ю­ще­го по­ко­ле­ния».

Эту так­ти­ку всё нор­ми­ро­вать и до­зи­ро­вать Ми­хай­лов по­том из­бе­рёт в сво­ём жур­на­ле «Ли­те­ра­тур­ная учё­ба». С од­ной сто­ро­ны, он в кон­це 1970 – на­ча­ле 1980-х го­дов обиль­но в этом из­да­нии пе­ча­тал как са­мо­го Куз­не­цо­ва, так и ста­тьи о нём. Но с дру­гой – лю­бые по­хваль­ные сло­ва тут же урав­но­ве­ши­ва­лись раз­гром­ны­ми пуб­ли­ка­ци­я­ми. Это – что­бы ни­кто не об­ви­нил ре­дак­то­ра в пред­взя­то­с­ти. Со­блю­де­ние ба­лан­са сил бы­ло для Ми­хай­ло­ва за­ко­ном жиз­ни.

Уже в 1983 го­ду Ми­хай­лов на­пи­сал: «Да, Юрий Куз­не­цов по­ко­ле­бал мас­штаб «при­выч­ной» та­лант­ли­во­с­ти. Гру­бая ма­те­рия сти­ха. Уг­рюм­ст­во, про­ис­те­ка­ю­щее от ощу­ще­ния не­по­мер­но­с­ти гру­за, лёг­ше­го на пле­чи по­эта. По­ни­ма­ние сво­ей ро­ли в гло­баль­ном кри­зи­се. По­эт про­явил се­бя в по­зи­ции Фа­у­с­та – от­ри­ца­те­ля, ве­ря­ще­го в си­лу ма­гии, но он ещё да­лёк от Фа­у­с­та вто­рой ча­с­ти тра­ге­дии, ко­то­рый мог ска­зать:

 

Лишь тот, кем бой за жизнь из­ве­дан, Жизнь и сво­бо­ду за­слу­жил».

 

Но че­рез де­вят­над­цать лет Ми­хай­лов сде­лал дру­гое при­зна­ние. В од­ном из пи­сем он горь­ко ко­рил се­бя за то, что в своё вре­мя не раз­гля­дел в Куз­не­цо­ве боль­шо­го по­эта.

За­то этой ошиб­ки из­бе­жал Сер­гей На­ров­ча­тов, у ко­то­ро­го Куз­не­цов за­ни­мал­ся с осе­ни 1966 до вес­ны 1970 го­да. По­сле вто­ро­го кур­са он в ха­рак­те­ри­с­ти­ке на сво­е­го сту­ден­та от­ме­тил: «Весь­ма спо­соб­ный че­ло­век, но ещё не оп­ре­де­лив­ший точ­ки при­ло­же­ния сво­их спо­соб­но­с­тей. Сей­час он весь в ис­ка­ни­ях и по­ис­ках, как те­ма­ти­че­с­ких, так и тех­ни­че­с­ких. Мыс­лит ори­ги­наль­но, по-сво­е­му».

Че­рез год, 25 мая 1968 го­да На­ров­ча­тов, срав­нив преж­ние сти­хи с но­вы­ми ве­ща­ми, при­шёл к вы­во­ду, что Куз­не­цов сде­лал рез­кий ка­че­ст­вен­ный ска­чок. «На­ко­нец, – пи­сал На­ров­ча­тов, – стро­ки ста­ли не про­сто стро­ка­ми, а под­лин­ной ли­ри­кой. Ли­ри­ка эта не сер­деч­ная, не лю­бов­ная, а ис­по­ве­даль­ная. Те­перь я уве­рен­но мо­гу ска­зать о Куз­не­цо­ве, что он че­ло­век не толь­ко спо­соб­ный, но та­лант­ли­вый».

На по­след­них кур­сах Куз­не­цов стал яв­ным ли­де­ром. «Это по­эт боль­шой по­тен­ции и пер­спек­ти­вы, – пи­сал о нём На­ров­ча­тов 20 ию­ня 1969 го­да. – Под­бор­ку его по­след­них сти­хов я пред­ло­жил в «Но­вый мир» <…> Под­го­то­вил сбор­ник, ко­то­рый бу­дет из­да­вать­ся в б-ке «Мос­ков­ско­го ком­со­моль­ца». Мною на­пи­са­но к не­му пре­дис­ло­вие».

Но тут Куз­не­цо­ву не по­вез­ло. В это вре­мя вла­с­ти ста­ли вся­че­с­ки вы­дав­ли­вать из «Но­во­го ми­ра» Твар­дов­ско­го. В ли­те­ра­тур­ных кру­гах по­полз­ли слу­хи, буд­то ме­с­то глав­но­го ре­дак­то­ра жур­на­ла пар­тий­ное на­чаль­ст­во пред­ло­жи­ло На­ров­ча­то­ву. И хо­тя На­ров­ча­тов твёр­до ска­зал, что в опе­ра­ции по уда­ле­нию Твар­дов­ско­го уча­ст­во­вать не на­ме­рен, все его ре­ко­мен­да­ции «но­во­мир­ская» гвар­дия встре­ти­ла в шты­ки. Ни­че­го не по­лу­чи­лось в 1969 го­ду и с биб­ли­о­теч­кой «Мос­ков­ско­го ком­со­моль­ца».

Од­на­ко На­ров­ча­тов на этом не ус­по­ко­ил­ся. В 1970 го­ду с его по­да­чи не­сколь­ко сти­хо­тво­ре­ний Куз­не­цо­ва по­яви­лось в аль­ма­на­хе «День по­эзии». По­том он по­мог сво­е­му уче­ни­ку ус­т­ро­ить­ся на ра­бо­ту в из­да­тель­ст­во «Со­вре­мен­ник» и вы­пу­с­тить там но­вую кни­гу. Имен­но На­ров­ча­тов ор­га­ни­зо­вал и при­ём Куз­не­цо­ва в Со­юз пи­са­те­лей. Бу­ду­чи ис­ку­шён­ным ли­те­ра­тур­ным чи­нов­ни­ком, он всё за­ра­нее про­счи­тал. По его прось­бе, кро­ме Льво­ва, бле­с­тя­щую ре­ко­мен­да­цию мо­ло­до­му по­эту на­пи­сал ещё один по­эт-фрон­то­вик Ев­ге­ний Ви­но­ку­ров. «Ю.Куз­не­цов – та­лант­ли­вый по­эт, мно­го, пер­спек­тив­но ра­бо­та­ю­щий в по­эзии, – ут­верж­дал Ви­но­ку­ров. – Его сти­хи от­ме­че­ны пе­ча­тью на­сто­я­щей ори­ги­наль­но­с­ти, ху­до­же­ст­вен­ной сме­ло­с­ти. По­эт ищет и на­хо­дит, он мыс­лит по-сво­е­му, ви­дит по-сво­е­му. Я ве­рю в его твор­че­с­кую судь­бу. На­де­лён­ный фан­та­зи­ей, ме­та­фо­ри­че­с­ки ви­дя­щий мир, по­эт, на мой взгляд, ещё весь в раз­ви­тии, в дви­же­нии, что очень важ­но. Это со­зда­ёт уве­рен­ность в его се­рь­ёз­ной твор­че­с­кой бу­дущ­но­с­ти». Эта ре­ко­мен­да­ция, по­ми­мо все­го про­че­го, нуж­на бы­ла ещё и по­то­му, что Ви­но­ку­ров имел се­рь­ёз­ный вес в ли­бе­раль­ных пи­са­тель­ских кру­гах.

В об­щем, На­ров­ча­тов обес­пе­чил Куз­не­цо­ву под­держ­ку во всех вли­я­тель­ных ли­те­ра­тур­ных груп­пи­ров­ках. Не слу­чай­но на се­к­ре­та­ри­а­те Мос­ков­ской пи­са­тель­ской ор­га­ни­за­ции за Куз­не­цо­ва го­ря­чо ра­то­ва­ла да­же Мар­га­ри­та Али­гер. До­воль­ный На­ров­ча­тов, ког­да под­во­дил ито­ги се­к­ре­та­ри­а­та (это бы­ло 27 но­я­б­ря 1974 го­да), не удер­жал­ся и за­ме­тил о сво­ём уче­ни­ке: «Это од­на из яр­ких кан­ди­да­тур по­сле то­го, как мы при­ня­ли Воз­не­сен­ско­го. Это, ко­неч­но, со­вер­шен­но иной по­эт, ди­а­ме­т­раль­но про­ти­во­по­лож­ный, но он про­сто очень та­лант­ли­вый».

Вско­ре На­ров­ча­тов воз­гла­вил «Но­вый мир», и там он в те­че­ние не­сколь­ких лет на­пе­ча­тал че­ты­ре под­бор­ки со сти­ха­ми Куз­не­цо­ва, ко­то­рые за­ста­ви­ли го­во­рить об этом по­эте весь чи­та­ю­щий мир. К при­ме­ру, Да­вид Са­мой­лов, ког­да про­чи­тал июль­ский но­мер жур­на­ла за 1975 год со сти­ха­ми Куз­не­цо­ва, в сво­их по­дён­ных за­пи­сях от­ме­тил: «Боль­шое со­бы­тие. На­ко­нец-то при­шёл по­эт. Ес­ли мер­зав­цы его не при­ку­пят и сам не ста­нет мер­зав­цем, че­рез де­сять лет бу­дет ук­ра­ше­ни­ем на­шей по­эзии. Та­лант, си­ла, вы­со­кие ин­те­ре­сы. Но что-то и тём­ное, мрач­ное».

Ка­кие ещё по­сле ска­зан­но­го нуж­ны до­ка­за­тель­ст­ва то­го, что пер­вы­ми Юрия Куз­не­цо­ва за­ме­ти­ли, под­дер­жа­ли и вы­ве­ли на все­со­юз­ную три­бу­ну пи­са­те­ли-фрон­то­ви­ки Ми­ха­ил Львов, Вик­тор Гон­ча­ров, Ал. Ми­хай­лов и Сер­гей На­ров­ча­тов?

Дру­гое де­ло, что Куз­не­цов фор­ми­ро­вал­ся и рос не в без­воз­душ­ном про­ст­ран­ст­ве. Он, ес­те­ст­вен­но, под­дер­жи­вал свя­зи со сво­и­ми зем­ля­ка­ми и мно­го и жи­во об­щал­ся с од­но­курс­ни­ка­ми в Ли­тин­сти­ту­те. В Крас­но­да­ре, до Ли­тин­сти­ту­та, в его круг преж­де все­го вхо­ди­ли мо­ло­дые по­эты Ва­ле­рий Гор­ский и Ва­дим Не­по­до­ба. А в Моск­ве он од­но вре­мя ча­с­то пе­ре­се­кал­ся с быв­шим сво­им зем­ля­ком Оле­гом Чух­но. Имен­но у Чух­но Куз­не­цов впер­вые уви­дел Ин­ну Рос­тов­це­ву, ко­то­рая по­сле ас­пи­ран­ту­ры ус­т­ро­и­лась в жур­нал «Дет­ская ли­те­ра­ту­ра» и за­ни­ма­лась, ка­жет­ся, твор­че­ст­вом Ни­ко­лая За­бо­лоц­ко­го.

Как я по­ни­маю, Рос­тов­це­ву тог­да про­сто за­во­ро­жи­ли фоль­к­лор­ные об­ра­зы Куз­не­цо­ва, его не­о­быч­ные сим­во­лы и не­при­выч­ное от­но­ше­ние к ко­с­мо­су. О сво­ём вос­при­я­тии сти­хов мо­ло­до­го по­эта ле­том 1973 го­да она по­дроб­но рас­ска­за­ла уча­ст­ни­кам вы­езд­но­го се­к­ре­та­ри­а­та Со­ю­за пи­са­те­лей Рос­сии в То­ль­ят­ти. А ког­да у Куз­не­цо­ва вы­шла пер­вая мос­ков­ская кни­га «Во мне и ря­дом – даль», она тут же со­гла­си­лась дать её ав­то­ру тре­тью ре­ко­мен­да­цию в Со­юз пи­са­те­лей.

В сво­ей ре­ко­мен­да­ции Рос­тов­це­ва от­ме­ча­ла: «Юрий Куз­не­цов на­пи­сал две кни­ги сти­хов. Вто­рая кни­га «Во мне и ря­дом – даль» [«Со­вре­мен­ник», 1974] вы­шла 8 лет спу­с­тя по­сле вы­хо­да пер­вой – «Гро­за» [Крас­но­дар, 1966]. По­эт не спе­шил пе­ча­тать­ся, а се­рь­ёз­но ра­бо­тал, мно­го ду­мал и ис­кал се­бя, своё ме­с­то в жиз­ни и в по­эзии. Его тру­ды увен­ча­лись ус­пе­хом: со­сто­я­лась не толь­ко 2-ая кни­га – (яв­ле­ние са­мо по се­бе не столь уж ча­с­тое в по­эзии; обыч­но уда­чу по­эту при­но­сит 1-ая кни­га, а 2-ая – лишь до­пол­ня­ет и под­час са­мо­по­вто­ря­ет пер­вую), – но – что важ­но под­черк­нуть – со­сто­ял­ся по­эт. По­эт с граж­дан­ской ори­ен­та­ци­ей та­лан­та, не об­хо­дя­щий слож­ные про­бле­мы со­вре­мен­но­с­ти, дра­ма­ти­че­с­кие и тра­ги­че­с­кие мо­мен­ты бы­тия че­ло­ве­ка ХХ ве­ка – от­сю­да пуб­ли­ци­с­ти­че­с­кий па­фос, ос­т­рая кон­фликт­ность мно­гих его сти­хо­тво­ре­ний. По­эт со сво­им ви­де­ни­ем ми­ра, с но­вым ре­ше­ни­ем те­мы, ко­то­рую мож­но ус­лов­но обо­зна­чить как че­ло­век и ко­с­мос, – у Юрия Куз­не­цо­ва мы на­хо­дим но­вое ка­че­ст­во её, но­вый ком­плекс эти­че­с­кий. По­эт со сво­ей соб­ст­вен­ной ма­не­рой вы­ра­же­ния, ко­то­рую от­ли­ча­ет чёт­кость фор­мы, ём­кость мыс­ли и чув­ст­ва, вну­т­рен­няя пси­хо­ло­ги­че­с­кая на­пол­нен­ность сти­хо­вой струк­ту­ры, тя­го­те­ю­щий к со­дер­жа­тель­но­с­ти но­вел­лы, по­ве­с­ти, ро­ма­на! За­слу­жи­ва­ет вни­ма­ния стрем­ле­ние по­эта к об­нов­ле­нию средств ху­до­же­ст­вен­ной вы­ра­зи­тель­но­с­ти – ис­поль­зо­ва­ние фоль­к­лор­ных форм об­раз­но­с­ти, сим­во­ли­ки, ме­та­фо­рич­но­с­ти. Но­вые го­ри­зон­ты по­эта уга­ды­ва­ют­ся и в жа­н­ре по­эмы – в по­эме «Дом», за­ду­ман­ной ав­то­ром как боль­шое эпи­че­с­кое по­лот­но о судь­бах Рос­сии и судь­бах че­ло­ве­ка… Од­ним сло­вом, пе­ред на­ми по­эт – хо­ро­ших воз­мож­но­с­тей в ис­кус­ст­ве. То, что им сде­ла­но, – сде­ла­но на хо­ро­шем ху­до­же­ст­вен­ном уров­не и не­сёт на се­бе пе­чать са­мо­быт­но­го и ори­ги­наль­но­го да­ро­ва­ния. Но мы впра­ве ожи­дать от Юрия Куз­не­цо­ва но­вых ин­те­рес­ных ра­бот и но­вых свер­ше­ний, ибо он на­де­лён дву­мя важ­ней­ши­ми для по­эта ве­ща­ми – та­лан­том и упор­ст­вом. Имен­но эти ка­че­ст­ва и да­ют ему пра­во быть ре­ко­мен­до­ван­ным в Со­юз пи­са­те­лей СССР».

Ну а за­тем в «Ли­те­ра­тур­ной га­зе­те» по­яви­лась уже ста­тья Рос­тов­це­вой «Эти­ка ко­с­мо­са». На­зо­ву да­же точ­ную да­ту её пуб­ли­ка­ции – 16 ок­тя­б­ря 1974 го­да. Но я бы не ска­зал, что она но­си­ла ка­кой-то эпо­халь­ный ха­рак­тер. Как не был чем-то ис­клю­чи­тель­ным и от­клик Ва­ди­ма Ко­жи­но­ва «На­ча­ло но­во­го эта­па?» в «Ли­те­ра­тур­ной Рос­сии» («ЛР», 1974, 29 но­я­б­ря).

Рос­тов­це­ва от­тал­ки­ва­лась от то­го, что Куз­не­цов рас­крыл но­вые воз­мож­но­с­ти со­вре­мен­ной по­эзии преж­де все­го на ко­с­ми­че­с­ком ма­те­ри­а­ле. Она пи­са­ла: «Сво­е­об­ра­зие эс­те­ти­че­с­кой си­с­те­мы Юрия Куз­не­цо­ва свя­за­но как раз со стрем­ле­ни­ем по­эта про­ник­нуть в сфе­ры но­вых из­ме­ре­ний, рож­дён­ных имен­но эпо­хой ос­во­е­ния ко­с­мо­са». Но ей вер­но за­ме­тил Ко­жи­нов, что ко­с­ми­че­с­кая про­бле­ма­ти­ка при­сут­ст­ву­ет в сти­хах не толь­ко Куз­не­цо­ва. «Цен­ность по­эзии Ю.Куз­не­цо­ва во­все не в «ко­с­миз­ме» как та­ко­вом, а в той по­эти­че­с­кой глу­би­не и мо­щи, с ко­то­рой во­пло­ще­ны в его луч­ших сти­хах и «ко­с­ми­че­с­кие», и иные про­бле­мы». Я же от се­бя до­бав­лю, что пер­вым на ко­с­мизм по­эти­ки Куз­не­цо­ва об­ра­ти­ла вни­ма­ние всё-та­ки не Рос­тов­це­ва, это на де­вять лет рань­ше сде­лал по­эт-фрон­то­вик Вик­тор Гон­ча­ров.

Но сей­час я бы от­ме­тил дру­гой мо­мент. Я дол­го не мог по­нять, по­че­му Рос­тов­це­ва, про­явив ог­ром­ное вни­ма­ние к сти­хам Куз­не­цо­ва кон­ца 1960-х – на­ча­ла 1970-х го­дов, по­том к твор­че­ст­ву по­эта за­мет­но ох­ла­де­ла. Что из­ме­ни­лось? От­вет я, ка­жет­ся, на­шёл в её ин­тер­вью Мак­си­му Ла­в­рен­ть­е­ву, опуб­ли­ко­ван­но­м в 2008 го­ду в жур­на­ле «Ли­те­ра­тур­ная учё­ба». По­хо­же, Рос­тов­це­ва оби­де­лась за Чух­но. Ло­ги­ка её про­ста. В Крас­но­да­ре бы­ли два по­да­ю­щих боль­шие на­деж­ды по­эта: Куз­не­цов и Чух­но. Но в ус­ло­ви­ях Ку­ба­ни ре­а­ли­зо­вать свои та­лан­ты в пол­ной ме­ре они в си­лу ря­да при­чин воз­мож­но­с­ти не име­ли. В Крас­но­да­ре им обо­им не хва­та­ло се­рь­ёз­но­го об­ще­ния с про­фес­си­о­на­ла­ми, ин­тел­лек­ту­аль­ной жиз­ни, ка­ко­го-то бле­с­ка. Спа­с­ти от не­ми­ну­е­мо­го шар­ла­тан­ст­ва и вы­рож­де­ния их мог­ла толь­ко Моск­ва. Но по­лу­чи­лось так, что од­но­му Моск­ва яко­бы всё да­ла, а дру­го­му – ни­че­го. Рос­тов­це­ва ви­ни­ла в этом в том чис­ле Ко­жи­но­ва. Мол, по­че­му тот не стал под­дер­жи­вать Чух­но, ог­ра­ни­чив­шись од­ним Куз­не­цо­вым. Воз­мож­но, по­это­му Рос­тов­це­ва по­том пе­ре­ста­ла за­ме­чать но­вые кни­ги Куз­не­цо­ва.

Од­на­ко я не стал бы пре­уве­ли­чи­вать роль Ко­жи­но­ва. Ва­дим Ва­ле­ри­а­но­вич, бе­зус­лов­но, был не­пре­взой­дён­ным ма­с­те­ром по со­зда­нию об­ще­ст­вен­ных ре­пу­та­ций. И с этой точ­ки зре­ния, да, он кое-что для Куз­не­цо­ва сде­лал.

Впер­вые Ко­жи­нов пуб­лич­но упо­мя­нул имя Куз­не­цо­ва в 1973 го­ду на «круг­лом сто­ле» в «Ли­те­ра­тур­ной га­зе­те», по­свя­щён­ном де­бю­тан­там. Тог­да из­ве­ст­ные кри­ти­ки ко­му толь­ко не по­вы­да­ва­ли аван­сов. Боль­шое бу­ду­щее пред­ска­зы­ва­лось Юрию Ни­ко­ны­че­ву, Алек­сан­д­ру Мед­ве­де­ву, Вла­ди­ми­ру Жи­ли­ну, Гри­го­рию Круж­ко­ву. И кто из этих имён по­том удер­жал­ся в ли­те­ра­ту­ре? Раз­ве что Круж­ков, но не «Дет­ски­ми ри­сун­ка­ми», ко­то­рые тог­да изу­ми­ли Ар­се­ния Тар­ков­ско­го, а в ос­нов­ном пе­ре­во­да­ми. Сти­ха­ми же, бес­спор­но, ос­тал­ся один толь­ко Куз­не­цов. От­крыв­ший в «ЛГ» дис­кус­сию Ко­жи­нов, про­ци­ти­ро­вав из по­след­не­го «Дня по­эзии» куз­не­цов­ские стро­ки «Шёл отец, шёл отец не­вре­дим…», ска­зал: «Я хо­чу по­з­д­ра­вить не толь­ко Юрия Куз­не­цо­ва с за­ме­ча­тель­ным сти­хо­тво­ре­ни­ем. Мне хо­чет­ся по­з­д­ра­вить ещё и кри­ти­ка Алек­сан­д­ра Ми­хай­ло­ва. Ведь он, мож­но ска­зать, «от­крыл» Куз­не­цо­ва, про­ци­ти­ро­вав не­сколь­ко лет на­зад стро­ки по­эта в од­ной из сво­их ста­тей. Стро­ки тог­да по­ка­за­лись мне по­эти­че­с­ки не­со­вер­шен­ны­ми, но бы­ла в них не­под­дель­ность чув­ст­ва. Тем они и за­пом­ни­лись, как за­пом­ни­лось и имя по­эта» («ЛГ», 1973, 7 но­я­б­ря).

Кста­ти, спу­с­тя чет­верть ве­ка Ко­жи­нов, да­ря по­эту пе­ре­из­да­ние сво­ей кни­ги «Судь­ба Рос­сии», над­пи­сал ему: «Юрию Куз­не­цо­ву – од­но­му из за­ме­ча­тель­ных по­этов ХХ ве­ка, пе­ред ко­то­рым ав­тор сей кни­ги пре­кло­ня­ет­ся ров­но 25 лет, с 1973 го­да. 11 мая 1998 г.».

Но вот что стран­но – за все 25 лет Ко­жи­нов по­дроб­но сти­хи Куз­не­цо­ва так и не ра­зо­брал. Он всё вре­мя то за­щи­щал по­эта от на­па­док ли­бе­раль­ной кри­ти­ки, то встра­и­вал его твор­че­ст­во в кон­текст ка­ких-то важ­ных раз­бо­рок.

Пер­вым, кто глу­бо­ко про­ана­ли­зи­ро­вал сти­хи Куз­не­цо­ва кон­ца 1960-х – на­ча­ла 1970-х го­дов и се­рь­ёз­но ос­мыс­лил его ран­ний по­эти­че­с­кий мир, я ду­маю, был мин­ский фи­ло­соф Ким Ха­де­ев, опуб­ли­ко­вав­ший в 1975 го­ду в мос­ков­ском жур­на­ле «Друж­ба на­ро­дов» ста­тью «Уро­ки са­мо­по­зна­ния».

Об этом мыс­ли­те­ле се­го­дняш­няя Рос­сия поч­ти ни­че­го не зна­ет. Он от­но­сил­ся к то­му же по­ко­ле­нию, что и Ко­жи­нов (бу­ду­чи на год его стар­ше). Его род­ные то­же уже по­слу­жи­ли иде­ям ре­во­лю­ции (мать Ха­де­е­ва дол­гое вре­мя хо­ди­ла в ко­мис­са­рах). Толь­ко Ко­жи­нов на­чи­нал своё об­ра­зо­ва­ние на фил­фа­ке МГУ, а Ха­де­ев – на фил­фа­ке Бе­ло­рус­ско­го уни­вер­си­те­та (ус­пев до это­го по­учить­ся в од­ном клас­се вме­с­те с бу­ду­щим но­бе­лев­ским ла­у­ре­а­том Жо­ре­сом Ал­фё­ро­вым). При этом Ко­жи­нов в сту­ден­че­с­кие го­ды вся­че­с­ки де­мон­ст­ри­ро­вал свою апо­ли­тич­ность, а Ха­де­ев, на­обо­рот, от­ча­ян­но лез в по­ли­ти­ку. Пер­вый свой бунт Ха­де­ев под­нял в де­вят­над­цать лет, при­звав сво­их од­но­курс­ни­ков на ком­со­моль­ском со­бра­нии сверг­нуть пар­тий­ный ре­жим и каз­нить Ста­ли­на. За это ему да­ли пер­вый срок. Вто­рой раз Ха­де­ев уго­дил в тюрь­му уже при Хру­щё­ве, в 1962 го­ду – за дис­си­дент­ст­во. Си­дя во Вла­ди­мир­ской тюрь­ме, он сдру­жил­ся с Юли­ем Ай­хен­валь­дом. А по­том, уже на сво­бо­де, судь­ба све­ла его с кри­ти­ком Львом Ан­нин­ским.

Ан­нин­ский мне в ну­ле­вые го­ды рас­ска­зы­вал о Ха­де­е­ве ка­кие-то не­ве­ро­ят­ные ле­ген­ды. Ес­ли ему ве­рить, Ха­де­ев в 1970-е го­ды офи­ци­аль­но ни­где не ра­бо­тал, вёл бо­гем­ный об­раз жиз­ни и пи­сал за ку­чу вы­со­ко­по­с­тав­лен­ных бе­ло­рус­ских пар­тий­ных де­я­те­лей док­тор­ские дис­сер­та­ции по ис­то­рии и фи­ло­со­фии. Вро­де бы его це­нил да­же сам ру­ко­во­ди­тель ре­с­пуб­ли­ки Ма­ше­ров. Ха­де­ев яко­бы имел в Бе­ло­рус­сии не­ле­галь­ный ти­тул вла­с­ти­те­ля дум. Ан­нин­ский ут­верж­дал, буд­то Ха­де­ев об­ла­дал ка­ки­ми-то ры­ча­га­ми вли­я­ния на из­да­тель­скую по­ли­ти­ку. Во вся­ком слу­чае, до­сто­вер­но из­ве­ст­но, что ког­да мос­ков­ское из­да­тель­ст­во «Ис­кус­ст­во» ис­пу­га­лось пе­ча­тать кни­гу Ан­нин­ско­го о ки­но, Ха­де­ев в два счё­та при­ст­ро­ил опаль­ную ру­ко­пись в Мин­ске. До­бав­лю, что как фи­ло­соф Ха­де­ев про­сла­вил­ся раз­мы­ш­ле­ни­я­ми о дво­ич­но­с­ти, из ко­то­рой по­том вы­рос­ла его те­о­рия на­вст­реч­но­с­ти.

Так вот: в 1972 го­ду Ан­нин­ский ус­т­ро­ил­ся в от­дел кри­ти­ки жур­на­ла «Друж­ба на­ро­дов». О Куз­не­цо­ве он тог­да ещё ни­че­го не слы­шал. Гла­за ему рас­крыл вско­ре Ха­де­ев. Про­чи­тав из­дан­ный в 1974 го­ду в Моск­ве сбор­ник «Во мне и ря­дом – даль», Ха­де­ев дол­го уко­рял Ан­нин­ско­го: по­че­му жур­нал мол­чит, ведь в ли­те­ра­ту­ру во­рва­лась но­вая звез­да. Ус­тав от вос­тор­гов, Ан­нин­ский не вы­дер­жал и пред­ло­жил сво­е­му бе­ло­рус­ско­му при­яте­лю сесть и на­пи­сать ре­цен­зию. В от­вет то­ва­рищ кри­ти­ка со­чи­нил це­лый фи­ло­соф­ский трак­тат.

Ха­де­ев пер­вым осо­знал, что глав­ная те­ма Куз­не­цо­ва – «путь – до­ро­га», «по­иск – дви­же­ние». «Си­с­те­ма от­счё­та у Куз­не­цо­ва, – пи­сал бе­ло­рус­ский фи­ло­соф, – это преж­де все­го два по­лю­са: До­ро­га и Дом; раз­ность по­тен­ци­а­лов рож­да­ет по­эти­че­с­кий ток». Ес­ли пер­вые чи­та­те­ли Куз­не­цо­ва – ос­то­рож­ный Ал. Ми­хай­лов и вер­ный марк­сист Юрий Ба­ра­баш силь­ную сто­ро­ну мо­ло­до­го по­эта уви­де­ли лишь в его сти­хах о вой­не, то Ха­де­ев, бе­зо­го­во­роч­но со­гла­сив­шись с тем, что без куз­не­цов­ско­го рас­ска­за о по­гиб­шем от­це «кар­ти­на ду­хов­ной де­то­на­ции во­ен­ной те­мы в со­вре­мен­ной ли­те­ра­ту­ре бу­дет те­перь уже не­пол­на», пре­ду­пре­дил: «сло­во о про­шед­шей вой­не не мо­жет ис­чер­пать за­дач» мо­ло­до­го по­ко­ле­ния по­этов, «всё ре­шит их но­вое сло­во о со­вре­мен­но­с­ти». Куз­не­цов в от­ли­чие от дру­гих свер­ст­ни­ков это но­вое сло­во ска­зал.

По­сле ста­тей Рос­тов­це­вой, Ко­жи­но­ва и Ха­де­е­ва это но­вое сло­во дерз­ко­го уче­ни­ка На­ров­ча­то­ва ус­лы­ша­ла вся чи­та­ю­щая Рос­сия. Но про­ник­нуть в со­кро­вен­ную суть это­го сло­ва, раз­га­дать все его тай­ны, по­нять ми­ро­зда­ние по­эта по­ка тол­ком ни­кто не смог. Тот же Ха­де­ев по­том ото­шёл от ли­те­ра­тур­ной кри­ти­ки, це­ли­ком со­сре­до­то­чив­шись на сво­ей те­о­рии на­вст­реч­но­с­ти (он, как и Ко­жи­нов, скон­чал­ся в 2001 го­ду). Что-то уда­лось на этом пу­ти сде­лать в 1980-е го­ды, по-мо­е­му, лишь ис­сле­до­ва­те­лю из До­нец­ка Вла­ди­ми­ру Фё­до­ро­ву. Но и он пол­ной кар­ти­ны куз­не­цов­ско­го ми­ра ещё не вос­соз­дал.

Вячеслав ОГРЫЗКО