Архив : №06. 12.02.2010

Наждаком по академическому симфонизму

Про выпавших из окна в Европу и не только…

 

 

Деятельность историка музыки, президента Национального Свиридовского фонда Александра Белоненко можно условно разделить на две составляющие. С одной стороны, Александр Сергеевич известен как неутомимый исследователь и пропагандист творчества Георгия Свиридова. С другой стороны, Белоненко – один из ведущих музыковедов нашего времени, чьи мысли и размышления о современном музыкальном искусстве отличаются оригинальностью и глубиной. Поэтому наша беседа естественным образом касалась как судьбы свиридовского наследия, так и судьбы музыки в целом.

 

– Алек­сандр Сер­ге­е­вич, мож­но ли се­го­дня го­во­рить о ка­ких-то пред­ва­ри­тель­ных ито­гах рус­ской му­зы­ки ХХ ве­ка?

– Ду­маю, вы­ст­ра­и­вать об­щий та­бель о ран­гах ещё ра­но. Хо­тя, ко­неч­но, ком­по­зи­тор­ская ие­рар­хия в Рос­сии есть (че­го нет, ска­жем, в Аме­ри­ке; там по­ня­тие на­ци­о­наль­но­го ком­по­зи­то­ра – ну, мо­жет, за ис­клю­че­ни­ем Герш­ви­на и Берн­стай­на – прак­ти­че­с­ки от­сут­ст­ву­ет). Ес­ли го­во­рить о ХХ ве­ке, то я бы здесь вы­де­лил две ли­нии. Пер­вая свя­за­на с клас­си­че­с­кой тра­ди­ци­ей. Это Рах­ма­ни­нов, Стра­вин­ский, Скря­бин, Про­ко­фь­ев, Шо­с­та­ко­вич, Сви­ри­дов. Дру­гая ли­ния пред­став­ля­ет со­бой но­вую ге­не­ра­цию ком­по­зи­то­ров – Гу­бай­дул­ли­на, Де­ни­сов, Шнит­ке, твор­че­ст­во ко­то­рых очень хо­ро­шо зна­ют на За­па­де. В чём их зна­че­ние? Они, го­во­ря сло­ва­ми Ли­ха­чё­ва, про­из­ве­ли не­кую транс­план­та­цию му­зы­каль­но­го опы­та аван­гар­да на рус­скую поч­ву. И эту, ес­ли хо­ти­те, ис­то­ри­че­с­кую мис­сию они сде­ла­ли на до­ста­точ­но вы­со­ком про­фес­си­о­наль­ном уров­не. Но ска­зать, что там со­зда­ёт­ся что-то об­ще­ст­вен­но зна­чи­мое (осо­бен­но мо­ло­дым по­ко­ле­ни­ем), я не мо­гу. И это тре­во­жит.

– А в ка­кой ряд вы бы от­нес­ли Бо­ри­са Чай­ков­ско­го?

– Бо­ри­са Чай­ков­ско­го я очень хо­ро­шо знал. Это был изу­ми­тель­ный, со­ве­ст­ли­вый че­ло­век и ком­по­зи­тор за­ме­ча­тель­ный. На мой взгляд, он при­над­ле­жит к то­му по­ко­ле­нию, пы­тав­ше­му­ся мо­ди­фи­ци­ро­вать боль­шую клас­си­че­с­кую фор­му, ко­то­рую раз­вил Шо­с­та­ко­вич.

– То есть он был по­сле­до­ва­те­лем Шо­с­та­ко­ви­ча?

– Не сов­сем. Он ра­бо­тал в рус­ле так на­зы­ва­е­мо­го но­во­го со­вет­ско­го клас­си­циз­ма. Это не мой тер­мин, его впер­вые упо­тре­бил ака­де­мик Бо­рис Аса­фь­ев в 1927 го­ду.

Шо­с­та­ко­вич яв­лял­ся на­след­ни­ком клас­си­че­с­кой ли­нии, иду­щей от Бет­хо­ве­на, Брам­са, Чай­ков­ско­го. Он (как и Про­ко­фь­ев) влил в клас­си­че­с­кие фор­мы но­вое со­дер­жа­ние, но­вые ла­ды. Здесь важ­но от­ме­тить, что Шо­с­та­ко­вич сде­лал в сво­ей об­ла­с­ти так мно­го, что дви­гать­ся даль­ше в его на­прав­ле­нии бы­ло бы бес­смыс­лен­но. Сви­ри­дов это по­нял и по­шёл по сво­е­му пу­ти. У Шо­с­та­ко­ви­ча бы­ло мно­го уче­ни­ков и по­сле­до­ва­те­лей (как, ска­жем, ны­не здрав­ст­ву­ю­щий Бо­рис Ти­щен­ко), и они, ко­неч­но, ос­та­нут­ся в ис­то­рии му­зы­ки, так же как ос­та­лись по­сле Бет­хо­ве­на Мо­ше­лис, Шпор, Чер­ни (кста­ти ска­зать, до­воль­но хо­ро­шие ком­по­зи­то­ры). Что ка­са­ет­ся Бо­ри­са Чай­ков­ско­го, он был не то что­бы в те­ни Шо­с­та­ко­ви­ча, нет, он пред­став­лял со­бой как бы боль­шое от­ветв­ле­ние. У не­го есть свой по­эти­че­с­кий мир, своя, мо­жет быть, не очень яр­кая ин­то­на­ци­он­ная сфе­ра. Не­смо­т­ря на то, что Чай­ков­ский це­ли­ком ук­ла­ды­вал­ся, как я уже го­во­рил, в рус­ло но­во­го со­вет­ско­го клас­си­циз­ма, он всё же ос­та­ёт­ся за­ме­ча­тель­ным ком­по­зи­то­ром. Его кан­та­та «Зна­ки Зо­ди­а­ка», «Под­ро­с­ток» – это чу­дес­ная му­зы­ка.

– Сви­ри­дов вы­де­лял его?

– Дя­дя не толь­ко вы­де­лял, он очень це­нил Чай­ков­ско­го, был в хо­ро­ших, дру­же­с­ких от­но­ше­ни­ях с ним. На­зы­вал его – за тща­тель­ность и скру­пу­лёз­ность ра­бо­ты – крас­но­де­рев­щи­ком; ча­с­то со­ве­то­вал­ся с ним.

– Ес­ли взять XIX век, с ка­ким ком­по­зи­то­ром мож­но срав­нить Сви­ри­до­ва?

– Сви­ри­дов по боль­шо­му счё­ту не­о­ро­ман­тик. В этом смыс­ле его мож­но срав­нить с Шу­бер­том, у ко­то­ро­го глав­ным в твор­че­ст­ве бы­ла пес­ня, ка­мер­ная му­зы­ка. Как на­след­ник ро­ман­ти­ков Сви­ри­дов обо­жал их му­зы­ку и знал её не ху­же рус­ской. Обыч­но Сви­ри­до­ва пред­став­ля­ют эта­ким за­ко­с­те­не­лым ру­со­пя­том. Но это не так, это был че­ло­век со­вер­шен­но уни­каль­ной куль­ту­ры. Он пре­крас­но знал со­вре­мен­ную му­зы­ку, в том чис­ле аван­гар­дист­скую. Был зна­ком с од­ним из ро­до­на­чаль­ни­ков так на­зы­ва­е­мой кон­крет­ной му­зы­ки, фран­цуз­ским ком­по­зи­то­ром Пье­ром Шеф­фе­ром, ко­то­рый за­пи­сы­вал на маг­ни­то­фон зву­ки при­ро­ды, бы­то­вые зву­ки, а за­тем их мон­та­жи­ро­вал. В кон­це кон­цов Сви­ри­дов при­шёл к вы­во­ду, что по­сле клас­си­че­с­ко­го сим­фо­низ­ма не­из­бе­жен ход к до­де­ка­фо­нии, то есть к то­му, что при­ду­ма­ли Шён­берг, Ве­берн и но­во­вен­цы. Но для се­бя он ста­вил во­прос так – или до­де­ка­фо­ния, или пес­ня. Сви­ри­дов вы­брал пес­ню, ко­то­рая ста­ла квинт­эс­сен­ци­ей его му­зы­ки. Про до­де­ка­фо­нию дя­дя го­во­рил, что она, как наж­дак, про­чи­с­ти­ла фор­мы ака­де­ми­че­с­ко­го сим­фо­низ­ма, но при этом ли­ши­ла его то­наль­но­с­ти и ме­ло­дии. В то же вре­мя ид­ти пу­тём сво­их пред­ше­ст­вен­ни­ков – скла­ды­вать сим­фо­нии из двух тем и меж­ду ни­ми пи­сать связ­ки – он то­же не хо­тел. Это уже по­хо­же, го­во­рил он, на пло­хой де­тек­тив, ког­да из­на­чаль­но зна­ешь, что бу­дет даль­ше. По­это­му он при­шёл к од­но­тем­ной ком­по­зи­ции, ма­лень­кой фор­ме, то­наль­но не­раз­ви­той (в от­ли­чие, ска­жем, от Шо­с­та­ко­ви­ча) му­зы­ке; при­шёл к та­ко­му сво­е­об­раз­но­му ас­ке­тиз­му. Кста­ти ска­зать, па­рал­лель­но и не­за­ви­си­мо от Сви­ри­до­ва на За­па­де по­явил­ся ми­ни­ма­лизм, то­же как ре­ак­ция на про­ис­хо­дя­щие в те го­ды про­цес­сы в му­зы­ке.

– Из­ве­ст­но, что Сви­ри­дов был од­ним из пер­вых, кто от­ме­тил твор­че­ст­во Шнит­ке…

– Да, при­сут­ст­вуя на эк­за­ме­нах в Кон­сер­ва­то­рии, он теп­ло при­вет­ст­во­вал мо­ло­дых Шнит­ке и Ка­ра­ма­но­ва, обо­их счи­тал та­лант­ли­вы­ми людь­ми.

– …Но по­том он из­ме­нил от­но­ше­ние к не­му.

– Не то что­бы из­ме­нил… Де­ло в том, что тог­да бы­ла кам­па­ния про­ти­во­по­с­тав­ле­ния Сви­ри­до­ва му­зы­каль­но­му аван­гар­ду. Да, Сви­ри­дов счи­тал, что путь, по ко­то­ро­му по­шёл Шнит­ке, это ту­пи­ко­вый путь. Здесь уме­ст­но вспом­нить зна­ме­ни­тую фра­зу Сви­ри­до­ва (ко­то­рую он ска­зал в Ле­нин­гра­де, на вы­езд­ном пле­ну­ме Со­ю­за ком­по­зи­то­ров, по­свя­щён­ном му­зы­ке мо­ло­дых ав­то­ров) о том, что не­ко­то­рые ком­по­зи­то­ры при­от­кры­ли ок­но в Ев­ро­пу и упа­ли ту­да. По­том эту фра­зу ему при­пом­ни­ли: в 1973 го­ду на пе­ре­вы­бо­рах в Со­ю­зе ком­по­зи­то­ров РСФСР его про­ка­ти­ли.

– Кро­ме Сви­ри­до­ва, ко­го ещё мож­но на­звать не­о­ро­ман­ти­ком?

– Ну, на­при­мер, Ва­ле­рия Га­в­ри­ли­на и ме­нее из­ве­ст­но­го, ны­не прак­ти­че­с­ки за­бы­то­го Ва­ди­ма Ве­се­ло­ва. Кста­ти, мно­гие ду­ма­ют, что Га­в­ри­лин, ко­то­ро­го дя­дя обо­жал – это то же са­мое, что и Сви­ри­дов. Нет, Га­в­ри­лин сов­сем не Сви­ри­дов. Это са­мо­сто­я­тель­ное яв­ле­ние. Га­в­ри­лин при­шёл с рус­ско­го Се­ве­ра со сво­ей судь­бой, со сво­ей го­ре­чью, и то, что вы­ра­зил он, Сви­ри­дов вы­ра­зить бы не мог; хо­тя оба они опи­ра­лись на пес­ню, на цик­ли­че­с­кие боль­шие фор­мы. Вер­нее бу­дет ска­зать, что они бы­ли еди­но­мы­ш­лен­ни­ка­ми.

Ва­дим Ве­се­лов – это не­сколь­ко иное, ска­жем так, ле­нин­град­ско-пе­тер­бург­ское яв­ле­ние, в том смыс­ле, что у не­го бы­ла чи­с­то «ин­тел­ли­гент­ская» му­зы­ка. Он пи­сал в ос­нов­ном на сти­хи клас­си­че­с­ких по­этов, что сбли­жа­ло и свя­зы­ва­ло его со Сви­ри­до­вым (оба они бо­ле­ли Бло­ком). В этом от­но­ше­нии очень ин­те­рес­на их пе­ре­пи­с­ка, ко­то­рая, на­де­юсь, в ско­ром вре­ме­ни бу­дет опуб­ли­ко­ва­на.

– А что вы мо­же­те ска­зать о дру­гом пе­тер­бург­ском ком­по­зи­то­ре – Ген­на­дии Бе­ло­ве?

– Бе­лов от­но­сит­ся к дру­го­му на­прав­ле­нию, он ком­по­зи­тор шко­лы Сал­ма­но­ва (ко­то­рый, в свою оче­редь, был уче­ни­ком Гне­си­на). Это па­рал­лель­ная Шо­с­та­ко­ви­чу ветвь, ук­ла­ды­ва­ю­ща­я­ся в рус­ло но­во­го клас­си­че­с­ко­го дви­же­ния. Сви­ри­дов дру­жил с Бе­ло­вым, со­ве­то­вал­ся с ним, спра­вед­ли­во по­ла­гая, что он пре­крас­но зна­ет ор­кестр. Ещё при жиз­ни Сви­ри­до­ва Бе­лов пред­ло­жил сде­лать ор­ке­с­т­ров­ку к сви­ри­дов­ско­му про­из­ве­де­нию «Гроб­ни­ца Ку­ту­зо­ва». Сви­ри­дов со­гла­сил­ся, и уже по­сле его смер­ти я пе­ре­дал Бе­ло­ву ор­ке­с­т­ро­вый план, по ко­то­ро­му он ор­ке­с­т­ро­вал это со­чи­не­ние.

– «Гроб­ни­цу Ку­ту­зо­ва» ис­пол­ня­ют се­го­дня?

– К со­жа­ле­нию, очень ред­ко. В 2005 го­ду Гер­ги­ев сде­лал за­ме­ча­тель­ный кон­церт, со­сто­яв­ший из двух про­из­ве­де­ний – «Гроб­ни­цы Ку­ту­зо­ва» и кан­та­ты «Пе­тер­бург». И мне очень хо­чет­ся, что­бы он ещё раз по­вто­рил его.

– Как от­но­сил­ся Ге­ор­гий Ва­си­ль­е­вич к Ан­д­рею Пе­т­ро­ву?

– По-раз­но­му. С од­ной сто­ро­ны, он сме­ял­ся над по­ту­га­ми Пе­т­ро­ва со­чи­нять опе­ры. С дру­гой сто­ро­ны, Сви­ри­дов це­нил его за пе­сен­ное твор­че­ст­во. Дя­дя счи­тал, что Пе­т­ров внёс куль­ту­ру в ор­ке­с­т­ров­ку, в гар­мо­нию – то­го, че­го не хва­та­ло его пред­ше­ст­вен­ни­кам (хо­тя, ко­неч­но, у Со­ло­вь­ё­ва-Се­до­го с точ­ки зре­ния гар­мо­нии бы­ли пре­крас­ные ве­щи, но в ор­ке­с­т­ров­ке, на­до при­знать, он не был си­лён). Во­об­ще Сви­ри­дов очень вни­ма­тель­но сле­дил за мас­со­вой пес­ней. Я пре­крас­но по­мню, как уже в 80-е го­ды я ча­с­то за­ста­вал дя­дю за про­слу­ши­ва­ни­ем ан­г­лий­ской или не­мец­кой рок-му­зы­ки. И он слу­шал её с боль­шим ин­те­ре­сом. Со­хра­ни­лась ау­ди­о­за­пись, где Сви­ри­дов го­во­рит (он лю­бил на­го­ва­ри­вать тек­с­ты на маг­ни­то­фон) о том, как Алек­сандр Ве­дер­ни­ков за­ме­ча­тель­но по­ёт пес­ни Ба­ха, а по­том от Ве­дер­ни­ко­ва и Ба­ха он вдруг пе­ре­шёл к со­вре­мен­ной не­мец­кой пес­не и ска­зал, что, мо­жет быть, в этой мас­со­во-бы­то­вой (эс­т­рад­ной) пес­не и есть вы­ход из ту­пи­ко­во­го по­ло­же­ния в му­зы­каль­ном ис­кус­ст­ве.

– В 2005 году в Ар­хан­гель­ской фи­лар­мо­нии со­сто­ял­ся кон­церт «Сви­ри­дов и со­вре­мен­ный джаз», где иг­ра­лись сви­ри­дов­ские ве­щи в джа­зо­вой об­ра­бот­ке. Ин­те­рес­но, а как сам Ге­ор­гий Ва­си­ль­е­вич от­но­сил­ся к джа­зу?

– Мне до­во­ди­лось слы­шать, как Сви­ри­дов иг­ра­ет (в сти­ле Пи­тер­со­на) на ро­я­ле джаз и, ска­жу вам, он им­про­ви­зи­ро­вал так, как ни­ка­ко­му Цфа­с­ма­ну и не сни­лось.

– А от­ку­да он так хо­ро­шо знал джаз?

– Де­ло в том, что дя­дя в мо­ло­до­с­ти был вы­нуж­ден за­ра­ба­ты­вать се­бе на хлеб иг­рой в ре­с­то­ра­нах и ка­фе. Од­но вре­мя он иг­рал в пив­ной на­про­тив про­ход­ной Ки­ров­ско­го за­во­да (это ме­с­то до­ста­лось ему по­сле Шо­с­та­ко­ви­ча). То есть бы­то­вую му­зы­ку он пре­крас­но знал с мо­ло­до­с­ти. И джаз в том чис­ле. И у не­го здесь бы­ли свои при­ст­ра­с­тия. Он, к при­ме­ру, тер­петь не мог Утё­со­ва, но за­то лю­бил Эл­ви­са Пре­сли. Кста­ти, в аме­ри­кан­ской му­зы­ке он це­нил в пер­вую оче­редь джаз и ду­хов­ную не­гри­тян­скую му­зы­ку (как на­и­бо­лее поч­вен­ную) – гос­пел, спи­ри­чу­элс. Од­ним сло­вом, я хо­чу ска­зать, что Сви­ри­дов от­нюдь не за­шо­рен­ный ком­по­зи­тор. Он был от­крыт все­му. В чём во­об­ще си­ла сви­ри­дов­ской му­зы­ки? В его мощ­ной кор­не­вой си­с­те­ме. Ин­то­на­ци­он­но он свя­зан и с вы­со­кой му­зы­кой (опе­ра – Глин­ка, Му­сорг­ский), и с бы­то­вой (мас­со­вая пес­ня – Со­ло­вь­ёв-Се­дой, Мо­к­ро­усов). Се­го­дня в му­зы­ке про­ис­хо­дит очень рез­кая диф­фе­рен­ци­а­ция. Есть эли­тар­ная му­зы­ка, язык ко­то­рой пре­вра­тил­ся в ка­кой-то во­ла­пюк, эс­пе­ран­то, и мас­со­во-бы­то­вая, на­хо­дя­ща­я­ся се­го­дня в убо­гом со­сто­я­нии.

– В из­дан­ных не так дав­но днев­ни­ках Свя­то­сла­ва Рих­те­ра есть ме­с­то, где он пи­шет, что не вос­при­ни­ма­ет му­зы­ку Сви­ри­до­ва. Ме­ня это, мяг­ко го­во­ря, уди­ви­ло. Прав­да, при этом – су­дя по дру­гим за­пи­сям – Рих­тер не жа­ло­вал и Шнит­ке.

– А вы по­чи­тай­те, что пи­шет Рих­тер о Пе­т­ро­ве – один в один, что у Сви­ри­до­ва. К сло­ву, Сви­ри­дов от­но­сил­ся с боль­шим ува­же­ни­ем к Рих­те­ру, счи­тал его круп­ным му­зы­кан­том. Что ка­са­ет­ся Рих­те­ра, у не­го бы­ли свои вку­сы, по­том, не на­до за­бы­вать, что он всё-та­ки не­мец, хо­тя и рус­ский не­мец. Ему, ко­неч­но, бы­ла близ­ка дру­гая му­зы­ка, в том чис­ле и аван­гард­ная. Во­об­ще, мож­но при­ве­с­ти мас­су при­ме­ров, ког­да ве­ли­кие со­вре­мен­ни­ки не по­ни­ма­ли друг дру­га.

– Ге­ор­гий Ва­си­ль­е­вич не пред­ла­гал вам пе­ре­брать­ся в Моск­ву?

– Пред­ла­гал, в на­ча­ле 90-х го­дов. Я тог­да чуть бы­ло не пе­ре­ехал. В то вре­мя как раз ос­во­бо­ди­лось ме­с­то ди­рек­то­ра Му­зея му­зы­каль­ной куль­ту­ры име­ни Глин­ки, и мной уже бы­ли под­пи­са­ны до­ку­мен­ты на пе­ре­вод в Моск­ву. Но тут на бе­ду гря­нул путч, и я, греш­ным де­лом, дрог­нул. У ме­ня к это­му вре­ме­ни в Пе­тер­бур­ге на­ко­нец по­яви­лась квар­ти­ра, на­чал на­ла­жи­вать­ся ка­кой-то быт; и вот в этих об­сто­я­тель­ст­вах ехать в Моск­ву, ни­че­го не имея там за ду­шой, да ещё при та­ких со­бы­ти­ях мне по­ка­за­лось не­бла­го­ра­зум­ным. Дя­дя, ко­неч­но, тог­да на ме­ня оби­дел­ся. По­то­му что он уже ду­мал о бу­ду­щем и по­ни­мал, что вста­нет про­бле­ма его ар­хи­ва…

А по­том про­изо­ш­ли со­бы­тия, ко­то­рые я не мог пред­ста­вить в са­мом кош­мар­ном сне. Сна­ча­ла уми­ра­ет в Япо­нии его сын. Я хо­ро­ню его в Пе­тер­бур­ге на Бо­го­слов­ском клад­би­ще (дай Бог здо­ро­вья Ев­ге­нию Мак­си­мо­ви­чу При­ма­ко­ву, ко­то­рый хо­ро­шо знал и дя­дю, и его сы­на – он по­мог пря­мым са­мо­лё­том из Ки­о­то пе­ре­вез­ти гроб), и, по-мо­е­му, на сле­ду­ю­щий день я еду в Моск­ву – хо­ро­нить сво­е­го дя­дю. А че­рез не­сколь­ко ме­ся­цев уми­ра­ет же­на Сви­ри­до­ва – Эль­за Гу­с­та­вов­на, с ко­то­рой он про­жил боль­шую часть жиз­ни…

– Вы с ва­шим бра­том яв­ля­е­тесь на­след­ни­ка­ми сви­ри­дов­ской квар­ти­ры на Боль­шой Гру­зин­ской. У вас есть в пла­нах от­крыть там ког­да-ни­будь му­зей?

– Мы с бра­том при­шли к ре­ше­нию, что нуж­но уве­ко­ве­чить па­мять Сви­ри­до­ва, и вы­шли с пред­ло­же­ни­ем со­здать в квар­ти­ре на Боль­шой Гру­зин­ской (в ко­то­рой всё со­хра­не­но так, как бы­ло при дя­де) ме­мо­ри­аль­ный му­зей. Но есть од­на про­бле­ма. Мы го­то­вы пе­ре­дать всё в дар го­су­дар­ст­ву, кро­ме квар­ти­ры, ко­то­рую мы про­сим у го­су­дар­ст­ва при­об­ре­с­ти у нас (де­ло в том, что по ра­бо­те мы вы­нуж­де­ны ча­с­то ез­дить в Моск­ву и, как вы по­ни­ма­е­те, нам нуж­но где-то ос­та­нав­ли­вать­ся). При этом речь идёт не о со­зда­нии ка­ко­го-то но­во­го му­зея как от­дель­ной еди­ни­цы; я пред­ла­гаю сде­лать ме­мо­ри­аль­ную квар­ти­ру Сви­ри­до­ва струк­тур­ным под­раз­де­ле­ни­ем му­зея му­зы­каль­ной куль­ту­ры име­ни Глин­ки. Эту идею мне по­дал, увы, уже по­кой­ный ди­рек­тор это­го му­зея Ана­то­лий Па­нюш­кин, ко­то­рый, как Иван Ка­ли­та, со­би­рал под му­зей­ную кры­шу квар­ти­ры вы­да­ю­щих­ся му­зы­каль­ных де­я­те­лей – Про­ко­фь­е­ва, Не­жда­но­вой, Чай­ков­ско­го, Голь­ден­вей­зе­ра, Та­не­е­ва.

– Ми­ни­с­тер­ст­во куль­ту­ры под­дер­жи­ва­ет вас в этом на­чи­на­нии?

– Да. Кро­ме то­го, я за­ру­чил­ся под­держ­кой трёх твор­че­с­ких со­ю­зов – Со­ю­за пи­са­те­лей, Со­ю­за ком­по­зи­то­ров и Со­ю­за ху­дож­ни­ков. Сей­час я со­би­ра­юсь об­ра­тить­ся с во­про­сом о со­зда­нии му­зея Сви­ри­до­ва к пре­зи­ден­ту Дми­т­рию Мед­ве­де­ву.

– А ка­ко­ва судь­ба да­чи в Жу­ков­ке, где Сви­ри­дов жил по­след­ние го­ды?

– Нач­ну с то­го, что у дя­ди ни­ког­да не бы­ло сво­ей да­чи. Он все­гда сни­мал. В 70-е го­ды он, на­при­мер, сни­мал ака­де­ми­че­с­кую да­чу в Но­во­да­рь­и­но у вдо­вы ака­де­ми­ка Са­у­ко­ва.

В Жу­ков­ке Сви­ри­дов стал жить с 1992 го­да, по­сле то­го, как Ар­хи­по­ва об­ра­ти­лась к Ель­ци­ну с прось­бой по­мочь Ге­ор­гию Ва­си­ль­е­ви­чу, и тог­даш­ний уп­рав­ля­ю­щий де­ла­ми пре­зи­ден­та Бо­ро­дин от ще­д­рот сво­ея вы­де­лил дя­де да­чу. Ког­да дя­дя умер, я по со­ве­ту сво­е­го дру­га на­пи­сал пись­мо Ель­ци­ну, в ко­то­ром про­сил му­зе­е­фи­ци­ро­вать эту да­чу. Пе­ред тем как по­слать пись­мо, я дал его на под­пись ака­де­ми­ку Ли­ха­чё­ву. Он сра­зу мне за­ме­тил, что не лю­бит под­пи­сы­вать по­доб­ные пись­ма, по­то­му что всё рав­но тол­ку от них ни­ка­ко­го нет. Тем не ме­нее пись­мо моё про­чи­тал и ска­зал: «Я знаю, как та­кие ве­щи на­до пи­сать. Дай­те я вам при­пи­шу» – и вни­зу пись­ма на­пи­сал изу­ми­тель­ные ве­щие сло­ва: «Сви­ри­дов – рус­ский ге­ний, ко­то­рый по-на­сто­я­ще­му ещё не оце­нён. Его твор­че­ст­во бу­дет иметь ог­ром­ное зна­че­ние в гря­ду­щем воз­рож­де­нии рус­ской куль­ту­ры». Как и пред­по­ла­гал Дми­т­рий Сер­ге­е­вич, ни­че­го из этой за­теи не вы­шло. Фор­маль­но у Яро­ва (ко­то­ро­му по­па­ло в ру­ки моё пись­мо) бы­ли все ос­но­ва­ния от­ка­зать в прось­бе, так как да­ча, где жил Сви­ри­дов, бы­ла го­су­дар­ст­вен­ной. Един­ст­вен­ное, что мы ус­пе­ли сде­лать, это вы­вез­ти от­ту­да все сви­ри­дов­ские ве­щи.

– Кто-ни­будь се­го­дня пи­шет кни­гу о Сви­ри­до­ве?

– Не скрою от вас, что я го­тов­люсь на­пи­сать та­кую кни­гу для се­рии «ЖЗЛ». Но по­ка я не со­зрел до неё по той про­стой при­чи­не, что мне нуж­но ещё изу­чить ог­ром­ное ко­ли­че­ст­во не­от­кры­то­го и не­об­ра­бо­тан­но­го ма­те­ри­а­ла. Сви­ри­дов про­жил дол­гую жизнь, и по­ми­мо боль­шо­го лич­но­го ар­хи­ва есть го­сар­хи­вы, где хра­нит­ся мас­са до­ку­мен­тов, в ко­то­рых от­ра­зи­лась его твор­че­с­кая и об­ще­ст­вен­ная де­я­тель­ность. Вот сей­час, к при­ме­ру, я бо­лее-ме­нее не­пло­хо пред­став­ляю се­бе пе­тер­бург­ские ар­хи­вы, в ко­то­рых я на­шёл до­ку­мен­ты, ка­са­ю­щи­е­ся дра­ма­ти­че­с­ких со­бы­тий 1946–48 го­дов, ког­да дя­дю би­ли как фор­ма­ли­с­та. Не­дав­но окон­чил об­ра­бот­ку ар­хи­ва пар­тор­га­ни­за­ции Ле­нин­град­ско­го от­де­ле­ния Со­ю­за ком­по­зи­то­ров. Ко­ро­че го­во­ря, я по­нем­но­гу и по­ти­хонь­ку уже со­би­раю ма­те­ри­ал для би­о­гра­фии Сви­ри­до­ва. Но всё-та­ки глав­ной для ме­ня ра­бо­той на се­го­дняш­ний день яв­ля­ет­ся из­да­ние Пол­но­го со­бра­ния со­чи­не­ний Сви­ри­до­ва.

– В 2002 го­ду в «Мо­ло­дой гвар­дии» вы­шла за­ме­ча­тель­ная кни­га сви­ри­дов­ских раз­мы­ш­ле­ний «Му­зы­ка как судь­ба», ко­то­рая очень бы­с­т­ро ра­зо­шлась и ус­пе­ла уже стать ра­ри­те­том. Вы не со­би­ра­е­тесь её пе­ре­из­да­вать?

– Да, сей­час я ве­ду пе­ре­го­во­ры с из­да­тель­ст­вом, что­бы в бли­жай­шее вре­мя пе­ре­из­дать эту кни­гу. Хо­тя, че­ст­но го­во­ря, я до сих пор не знаю, прав ли я был, что из­дал её. С од­ной сто­ро­ны, мно­гие бы­ли в вос­тор­ге от неё. К при­ме­ру, Ва­лен­тин Рас­пу­тин ска­зал, что это ве­ли­кая кни­га. С дру­гой сто­ро­ны, бы­ли лю­ди (к при­ме­ру, Ста­ни­слав Рас­са­дин), ко­то­рые вос­при­ня­ли её в шты­ки. У нас, к со­жа­ле­нию, та­кие кни­ги чи­та­ют­ся обыч­но так: а что там про ме­ня на­пи­са­но? Ес­ли хо­ро­шо – то и кни­га хо­ро­шая, ес­ли пло­хо – кни­га пло­хая.

– В эту кни­гу во­шли все сви­ри­дов­ские за­пи­си?

– Нет. В кни­ге опуб­ли­ко­ва­но 19 сви­ри­дов­ских те­т­ра­дей. А все­го те­т­ра­дей – и боль­ших, и ма­лых – у не­го бы­ло по­ряд­ка 160. Но, ко­неч­но, для кни­ги я по­ста­рал­ся ото­брать на­и­бо­лее зна­чи­тель­ные и ин­те­рес­ные для мас­со­во­го чи­та­те­ля за­пи­си.

– Сам Ге­ор­гий Ва­си­ль­е­вич со­би­рал­ся пуб­ли­ко­вать свои днев­ни­ки?

– У нас с дя­дей был на эту те­му раз­го­вор, во вре­мя ко­то­ро­го он мно­го­зна­чи­тель­но ска­зал, что ког­да-то его за­пи­си бу­дут опуб­ли­ко­ва­ны. Ко­неч­но, всё, что он на­пи­сал, не бы­ло ли­те­ра­тур­но об­ра­бо­та­но и в та­ком ви­де для пе­ча­ти не пред­по­ла­га­лось. Тем не ме­нее я ре­шил не под­вер­гать текст ре­дак­ту­ре и ос­та­вить всё как есть. Един­ст­вен­ное, что я се­бе поз­во­лил, это по­сле­до­вать со­ве­ту Со­лже­ни­цы­на, ко­то­рый, оз­на­ко­мив­шись с ру­ко­пи­сью кни­ги, ска­зал мне (по те­ле­фо­ну): «Всё, что ка­са­ет­ся сви­ри­дов­ской оцен­ки де­я­тель­но­с­ти или твор­че­ст­ва то­го или ино­го че­ло­ве­ка, ка­кой бы она ни бы­ла кри­ти­че­с­кой, – это вы ос­тав­ляй­те, но ког­да он пе­ре­хо­дит на лич­но­с­ти, я вам со­ве­тую это уб­рать».

– Со­лже­ни­цын со Сви­ри­до­вым бы­ли зна­ко­мы?

– Близ­ко они не бы­ли зна­ко­мы. У Со­лже­ни­цы­на в кни­ге «Бо­дал­ся те­лё­нок с ду­бом» есть ко­рот­кое упо­ми­на­ние, что со Сви­ри­до­вым его по­зна­ко­мил Твар­дов­ский. Я знаю, что по­том, по­сле воз­вра­ще­ния в Рос­сию, Со­лже­ни­цын хо­тел встре­тить­ся с дя­дей, но эта встре­ча так и не со­сто­я­лась (воз­мож­но, что до Со­лже­ни­цы­на до­шли не­ле­ст­ные вы­ска­зы­ва­ния Сви­ри­до­ва в его ад­рес, и он от­ка­зал­ся от встре­чи).

Что ка­са­ет­ся дя­ди, он по­на­ча­лу хо­ро­шо от­но­сил­ся к Со­лже­ни­цы­ну. Чи­тал его кни­ги. У Сви­ри­до­ва до­ма бы­ли са­миз­да­тов­ские из­да­ния Со­лже­ни­цы­на, а так­же все его кни­ги, вы­шед­шие в 90-е го­ды. Од­на­ко по­сле со­бы­тий 91-го го­да (дя­дя по­ни­мал, к че­му всё идёт, и сра­зу ска­зал, что глав­ный ге­рой пе­ре­ст­рой­ки – Па­вел Ива­но­вич Чи­чи­ков) и осо­бен­но ок­тя­б­ря 93-го Сви­ри­дов из­ме­нил своё от­но­ше­ние к Со­лже­ни­цы­ну и стал скло­нен счи­тать его при­ча­ст­ным к этим со­бы­ти­ям. Кста­ти, та­кая же си­ту­а­ция бы­ла с Ли­ха­чё­вым: сна­ча­ла у Сви­ри­до­ва бы­ли с ним хо­ро­шие от­но­ше­ния, но по­сле ок­тя­б­ря 93-го дя­дя рез­ко осу­дил его.

– В од­ном из ин­тер­вью вы очень ин­те­рес­но го­во­ри­ли о том, что ис­пол­ни­тель­ское ис­кус­ст­во на­пря­мую свя­за­но с ком­по­зи­тор­ским твор­че­ст­вом…

– Это не моя мысль. Эта мысль глу­бо­ко про­ду­ма­на Сви­ри­до­вым. Он счи­тал, что в на­ча­ле – ком­по­зи­тор, а по­том уже по­яв­ля­ет­ся ис­пол­ни­тель. По­яс­ню это на при­ме­ре. Возь­мём зна­ме­ни­тых не­мец­ких ди­ри­жё­ров – Бю­ло­ва, Валь­те­ра, Фурт­вен­г­ле­ра, Бё­ма. По­че­му они по­яви­лись? По­то­му, что бы­ла ве­ли­кая не­мец­кая сим­фо­ни­че­с­кая му­зы­ка, на ко­то­рой вос­пи­ты­ва­лась пле­я­да ве­ли­ких не­мец­ких ди­ри­жё­ров. То же са­мое ка­са­ет­ся фор­те­пи­ан­ной му­зы­ки. В Аме­ри­ку уе­ха­ли рус­ские пи­а­ни­с­ты – Шу­ра Чер­кас­ский, Го­ро­виц. Что это та­кое? Это Рах­ма­ни­нов (ко­то­рый, кста­ти, сам ос­та­вил не­пре­взой­дён­ные об­раз­цы ис­пол­ни­тель­ско­го ис­кус­ст­ва). Или что та­кое Рих­тер? Это преж­де все­го Про­ко­фь­ев (его и Бар­то­ка Сви­ри­дов счи­тал ве­ли­ки­ми фор­те­пи­ан­ны­ми ком­по­зи­то­ра­ми ХХ сто­ле­тия). Да, Рих­тер изу­ми­тель­но иг­ра­ет Бет­хо­ве­на, ко­го хо­ти­те, но его соб­ст­вен­ный стиль рож­дал­ся имен­но на му­зы­ке Про­ко­фь­е­ва. И так – ко­го ни возь­ми! Вот зна­ме­ни­тый Гленн Гульд, с ко­то­рым но­си­лись как с пи­са­ной тор­бой. Дя­дя, кста­ти, тер­петь не мог, как он ме­ха­ни­че­с­ки, без пе­да­ли ис­пол­нял Ба­ха. Но кто та­кой Глен Гульд? Это со­вре­мен­ник Шён­бер­га, Стра­вин­ско­го, он был вос­пи­тан на му­зы­ке не­о­клас­си­че­с­ко­го сти­ля, где ро­яль трак­то­вал­ся как удар­ный ин­ст­ру­мент – без пе­да­лей, без ро­ман­ти­че­с­кой тра­ди­ции.

Ес­ли го­во­рить о со­вре­мен­ном фор­те­пи­ан­ном твор­че­ст­ве, то здесь, при­зна­юсь, я не ви­жу ка­кой-то но­вой вы­да­ю­щей­ся му­зы­ки. Ко­неч­но, Пьер Бу­лез или Карл­хайнц Шток­ха­у­зен ска­за­ли своё но­вое сло­во в фор­те­пи­ан­ном ис­кус­ст­ве, но эта му­зы­ка, что на­зы­ва­ет­ся, на де­серт, она ни­ког­да не ста­нет хле­бом на­сущ­ным. Как ис­то­рик му­зы­ки, я во­об­ще убеж­дён, что каж­дый ин­ст­ру­мент, каж­дый тип ор­ке­с­т­ра пе­ре­жи­ва­ет свой на­чаль­ный пе­ри­од, рас­цвет и упа­док. Возь­мём тот же ро­яль. На мой взгляд, – при всех его со­вер­шен­ст­вах – всё, что бы­ло воз­мож­но из­влечь из не­го, уже из­влек­ли; для не­го уже со­зда­на ве­ли­кая му­зы­ка. Ещё рань­ше то же са­мое про­изо­ш­ло, к при­ме­ру, с кла­ве­си­ном и лют­ней.

Се­го­дня на пе­ред­ний план вы­шел та­кой бы­то­вой ин­ст­ру­мент, как эле­к­т­ро­ги­та­ра. Сви­ри­дов, кста­ти, це­нил её, счи­тал, что это та­кой «нерв­ный» ин­ст­ру­мент, от­ра­жа­ю­щий ду­шу со­вре­мен­но­го мас­со­во­го че­ло­ве­ка, и да­же хо­тел ис­поль­зо­вать его в сво­ей опе­ре «Пир во вре­мя чу­мы» (за­мы­сел этот ос­тал­ся не­ре­а­ли­зо­ван­ным). Хо­тя Сви­ри­дов тер­петь не мог бар­дов­скую пес­ню, всё это брен­ча­ние на ги­та­рах. В сви­ри­дов­ском твор­че­ст­ве вос­пе­ты гар­монь, ба­ла­лай­ка, а вот ги­та­ра – нет, ви­ди­мо, она у не­го ас­со­ци­и­ро­ва­лась с ме­щан­ст­вом.

– Вы одо­б­ря­е­те идею стро­и­тель­ст­ва в Пе­тер­бур­ге Ма­ри­ин­ки-2?

– Не скрою, что мне до сих пор не очень по­нят­но, за­чем во­об­ще вто­рая Ма­ри­ин­ка. Ес­ли бы мы го­во­ри­ли о том, что у нас опер­ное ис­кус­ст­во пе­ре­жи­ва­ет рас­цвет или про­дол­жа­ет пло­до­твор­но раз­ви­вать­ся – тог­да это дру­гое де­ло. Но мы зна­ем, что это не так. Ведь в чём за­клю­ча­ет­ся тра­ге­дия Гер­ги­е­ва? В том, что со­вре­мен­ной му­зы­ки, кон­ге­ни­аль­ной Ваг­не­ру или Му­сорг­ско­му, её про­сто нет. То, что Гер­ги­ев ста­вит Ваг­не­ра, это, ко­неч­но, за­ме­ча­тель­но. Но это уже, так ска­зать, воз­де­лан­ное по­ле, всё это в той или иной сте­пе­ни ос­во­е­но куль­ту­рой, есть Бай­ройт, есть дав­няя тра­ди­ция.

Та же са­мая про­бле­ма на­блю­да­ет­ся в Боль­шом те­а­т­ре. Я раз­де­ляю па­фос Боль­шо­го те­а­т­ра в их по­ис­ке но­во­го ре­пер­ту­а­ра (Гер­ги­ев то­же ищет), но всё, что они смог­ли пред­ста­вить – это «Де­ти Ро­зен­та­ля». И не их ви­на, что в му­зы­ке се­го­дня нет ни­че­го зна­чи­тель­но­го.

– Мо­жет, мы при­сут­ст­ву­ем при за­ка­те му­зы­каль­но­го твор­че­ст­ва?

– Не мо­жет так быть, что­бы всё за­кон­чи­лось и вся му­зы­ка бы­ла на­пи­са­на. Об этом да­же бес­смыс­лен­но го­во­рить. Му­зы­ка ес­те­ст­вен­ным об­ра­зом про­дол­жа­ет свою жизнь. Ко­неч­но, ут­верж­дать, что, ска­жем, сим­фо­ни­че­с­кий или опер­ный жа­н­ры веч­ны, я бы не стал. Что при­дёт им на сме­ну, я ска­зать не мо­гу. Это мо­жет ска­зать толь­ко ге­ний, ко­то­рый во­пло­тит в му­зы­ке что-то со­вер­шен­но но­вое. В то же вре­мя для ме­ня яс­но, что от про­грес­са, от ци­ви­ли­за­ции му­зы­ке ни­ку­да не деть­ся.

– На мой взгляд, эле­к­т­ро­ин­ст­ру­мен­ты и ци­ф­ро­вая му­зы­ка – это всё-та­ки уп­ро­ще­ние.

– Что зна­чит уп­ро­ще­ние? Ког­да по­яви­лось фор­те­пи­а­но, Бах с пре­зре­ни­ем смо­т­рел на этот «при­ми­тив­ный» ин­ст­ру­мент. А его сы­но­вья по­чув­ст­во­ва­ли за этим ин­ст­ру­мен­том бу­ду­щее и ста­ли пи­сать для не­го му­зы­ку. Всё де­ло в том, что му­зы­ка, как и язык, ме­ня­ет­ся. Мы ведь не го­во­рим на язы­ке на­ших пред­ков, жив­ших в XII или, до­пу­с­тим, в XVII ве­ке. Дру­гой во­прос, что у нас в об­ще­ст­ве се­го­дня край­не низ­кий му­зы­каль­ный вкус – ни­же, чем в Ев­ро­пе. Та­кой мас­со­вой по­ш­ло­с­ти, как у нас, увы, я боль­ше ни­где не ви­дел.

– Из­ве­ст­но, что Сви­ри­дов, со­чи­няя за ро­я­лем, поль­зо­вал­ся маг­ни­то­фо­ном. Есть ли в ос­тав­ших­ся маг­ни­то­фон­ных за­пи­сях сви­ри­дов­ские со­чи­не­ния, ко­то­рые ещё не ис­пол­ня­лись?

– Бе­зус­лов­но, есть. Пред­сто­ит рас­ши­ф­ро­вать ещё мно­го сви­ри­дов­ской му­зы­ки. Есть та­кие со­чи­не­ния, ко­то­рые су­ще­ст­ву­ют толь­ко на кас­се­те и не по­ло­же­ны на но­ты.

– Кто-ни­будь за­ни­ма­ет­ся их рас­ши­ф­ров­кой?

– В Кон­сер­ва­то­рии я ве­ду курс ис­точ­ни­ко­ве­де­ния, где даю ре­бя­там сви­ри­дов­ские за­пи­си для рас­ши­ф­ров­ки. Сей­час, на­при­мер, идёт ра­бо­та над со­чи­не­ни­ем «Пес­ня стран­ни­ка», на­пи­сан­ным в 1941–42 го­дах на сло­ва древ­не­ки­тай­ских по­этов. Оно за­мыс­ли­ва­лось Сви­ри­до­вым как со­чи­не­ние для го­ло­са с ор­ке­с­т­ром. По су­ще­ст­ву, это бы­ло его пер­вое про­из­ве­де­ние, где он оп­ро­бо­вал свой из­люб­лен­ный жанр пе­сен­но­го цик­ла.

– А ко­му вы да­ё­те ис­пол­нять сви­ри­дов­ские про­из­ве­де­ния?

– Это очень де­ли­кат­ный и слож­ный во­прос. Де­ло в том, что Сви­ри­дов при­вык ра­бо­тать с круп­ны­ми пер­во­класс­ны­ми ис­пол­ни­те­ля­ми и к это­му же при­учил ме­ня. В 90-е го­ды, ког­да по­яви­лись дис­ки, дя­дя по­нял, что на­до де­лать но­вые за­пи­си. Ста­рые за­пи­си, в ко­то­рых он сам при­ни­мал уча­с­тие, его уже не удов­ле­тво­ря­ли. Но тут гря­ну­ла пе­ре­ст­рой­ка, и всё по­ле­те­ло вверх тор­маш­ка­ми. Мно­гие ис­пол­ни­те­ли, за­драв шта­ны, по­бе­жа­ли на За­пад за­ра­ба­ты­вать день­ги. Ока­за­лось, что де­лать за­пи­си не с кем. Впро­чем, ещё при жиз­ни Сви­ри­до­ва на не­го вы­шел Баш­мет с пред­ло­же­ни­ем о со­труд­ни­че­ст­ве. Од­на­ко смерть дя­ди по­ме­ша­ла осу­ще­ст­вить­ся этим пла­нам. И вот в 98-м или 99-м го­ду Баш­мет зво­нит мне и го­во­рит, что Эль­за Гу­с­та­вов­на что-то обе­ща­ла ему дать. Я дол­го не мог по­нять, о чём идёт речь, по­то­му что у Сви­ри­до­ва для струн­ных спе­ци­аль­но ни­че­го вро­де бы нет. Но по­том вспом­нил и пред­ло­жил Баш­ме­ту сим­фо­нию для струн­ных, на­пи­сан­ную Сви­ри­до­вым, ког­да он был ещё сту­ден­том (Сви­ри­дов лю­бил это со­чи­не­ние, нра­ви­лось оно и Шо­с­та­ко­ви­чу, ко­то­рый в 40-м го­ду по­мог по­ста­вить его в про­грам­му де­ка­ды со­вет­ской му­зы­ки, про­хо­див­шей в Ле­нин­град­ской Фи­лар­мо­нии). И, на­до ска­зать, Баш­мет ис­пол­нил эту сим­фо­нию за­ме­ча­тель­но.

Сре­ди дру­гих ис­пол­ни­те­лей я бы от­ме­тил ру­ко­во­ди­те­ля хо­ра Тре­ть­я­ков­ской га­ле­реи Алек­сея Пу­за­ко­ва, ко­то­рый два го­да на­зад ре­шил ис­пол­нить «Пес­но­пе­ния и мо­лит­вы»; Вла­ди­ми­ра Фе­до­се­е­ва, ис­пол­нив­ше­го сов­сем не­дав­но в ор­ке­с­т­ро­вой ре­дак­ции по­эму «От­ча­лив­шая Русь». Кста­ти, хо­чу здесь ска­зать о со­вер­шен­но не­за­уряд­ной, изы­с­кан­ной ор­ке­с­т­ров­ке этой же по­эмы, ко­то­рую сде­лал для сво­е­го ор­ке­с­т­ра на­род­ных ин­ст­ру­мен­тов Вла­ди­мир Шку­ров­ский. Боль­шое бу­ду­щее, мне ка­жет­ся, у хо­ро­во­го ди­ри­жё­ра Ни­ко­лая Хонд­зин­ско­го, ко­то­рый на чи­с­том эн­ту­зи­аз­ме со­здал в Моск­ве ка­мер­ную ка­пел­лу «Рус­ская кон­сер­ва­то­рия».

Из пев­цов я бы на­звал Ан­д­рея Ка­п­ра­ло­ва, Ма­рию Чул­ко­ву, Пе­т­ра Ми­гу­но­ва и Вла­ди­ми­ра Бой­ко­ва. Все они уча­ст­ву­ют в меж­ду­на­род­ном кон­кур­се ка­мер­но­го пе­ния име­ни Сви­ри­до­ва, про­хо­дя­щем в Кур­ске.

Беседу вёл Илья КОЛОДЯЖНЫЙ