Литературная Россия
       
Литературная Россия
Еженедельная газета писателей России
Редакция | Архив | Книги | Реклама |  КонкурсыЖить не по лжиКазачьему роду нет переводуЯ был бессмертен в каждом слове  | Наши мероприятияФоторепортаж с церемонии награждения конкурса «Казачьему роду нет переводу»Фоторепортаж с церемонии награждения конкурса «Честь имею» | Журнал Мир Севера
     RSS  

Новости

17-04-2015
Образовательная шизофрения на литературной основе
В 2014 году привелось познакомиться с тем, как нынче проводится Всероссийская олимпиада по литературе, которой рулит НИЦ Высшая школа экономики..
17-04-2015
Какую память оставил в Костроме о себе бывший губернатор Слюняев–Албин
Здравствуйте, Дмитрий Чёрный! Решил обратиться непосредственно к Вам, поскольку наши материалы в «ЛР» от 14 ноября минувшего года были сведены на одном развороте...
17-04-2015
Юбилей на берегах Невы
60 лет журнал «Нева» омывает берега классического, пушкинского Санкт-Петербурга, доходя по бесчисленным каналам до всех точек на карте страны...

Архив : №09. 05.03.2010

Отказ от карьеры разведчика

С Леонидом Александровичем Латыниным меня познакомил мой школьный приятель Володя Сидоров, которого все называли просто Вовочка.

В интернате Вовочка был известен прежде всего тем, что учился играть на скрипке. Его сосед по комнате тоже учился в музыкальной школе, но по классу гитары. И если гитара для нас в то время символизировала «настоящую» музыку («Beatles», «Deep Purple», «Slade» и т.п.), то скрипка не значила ровным счётом ничего.

И ничего удивительного не было в том, что Вовочка, вырвавшись из-под родительского крыла, забросил скрипку подальше и взялся за гитару. В его руках этот инструмент всегда звучал прекрасно, они любили друг друга.

Но Вовочка не только перебирал струны, он ещё и пел – душевно, с удовольствием. В его исполнении я впервые услышал «Арину» и «Как странно заходить в знакомый дом». Песни меня покорили.

– Очень талантливый поэт, – сказал Вовочка. – Мы с ним знакомы. Леонид Латынин. Знаешь?

Я не знал этого имени, как не знал почти никого из поэтов, будучи равнодушен к стихам.

И вот однажды Вовочка пригласил меня в какой-то институт на заседание литературного клуба.

Мы встретились на автобусной остановке близ станции метро «Каширская». На остановке нас ждал Леонид Александрович Латынин. Моросил противный осенний дождь, светили фонари, на мокром асфальте густо лежали мокрые кленовые листья. Латынин что-то увлечённо рассказывал. Услышанной информации было так много и подавалась она с таким изяществом, что я едва не захлёбывался от удовольствия. Помню, что на заседании клуба Латынин расхваливал свою дочь, восторгался её работоспособностью.

– Ни я, ни моя жена не успеваем за ней, а ведь мы профессионалы, – говорил он. – Юля удивительно талантлива.

И ещё помню, что он, представляя собравшимся Володю Сидорова, назвал его комсомольским работником. Так и было: Вовочка пошёл по комсомольской линии, делал карьеру в райкоме комсомола. Это вызвало у слушателей негативную реакцию, и Вовочка потом пенял Латынину: «Не следовало о комсомоле-то…»

Непослушные, чуть растрёпанные, седеющие, курчавые над ушами волосы, слегка удивлённые и восторженные глаза, безудержная речь – таким он запомнился в тот раз. Таким он остался для меня навсегда.

 

Леонид ЛАТЫНИН
Леонид ЛАТЫНИН

На той, пер­вой на­шей встре­че Ла­ты­нин рас­ска­зал мне о сво­ём ро­ма­не «Гри­мёр и Му­за» и, уз­нав, что я не­мно­го ри­сую, пред­ло­жил мне сде­лать ил­лю­с­т­ра­ции к его кни­ге. Че­рез не­сколь­ко дней мы встре­ти­лись, и я по­лу­чил на ру­ки тя­же­лен­ную пач­ку за­чи­тан­ных ма­ши­но­пис­ных ли­с­тов. Пер­вые же стро­ки ог­лу­ши­ли ме­ня. Стра­ни­ца за стра­ни­цей я чи­тал, про­ва­ли­ва­ясь в кош­мар­ный, ка­кой-то сно­ви­ден­че­с­кий мир. О та­кой кни­ге я меч­тал дав­но, и вот она яви­лась, про­ру­бив ок­но в стра­ну по­эти­че­с­ких ужа­сов. По­ра­зи­ло всё, и не в по­след­нюю оче­редь – оби­лие эро­ти­ки, за­ча­с­тую фи­зи­о­ло­гич­ной, а ино­гда и омер­зи­тель­ной (как в сце­не с дрях­лы­ми ста­ри­ка­ми, на­си­лу­ю­щи­ми де­воч­ку).

Ри­сун­ки у ме­ня не по­лу­чи­лись. Толь­ко один мне по­нра­вил­ся, он же при­гля­нул­ся и Ла­ты­ни­ну («Та­мо­жен­ник», – на­звал он его).

Ког­да ро­ман был опуб­ли­ко­ван в 1988 го­ду, на об­лож­ке сто­я­ло дру­гое на­зва­ние: «В чу­жом го­ро­де». И у кни­ги ис­чез­ло на­ча­ло, так по­ра­зив­шее ме­ня при чте­нии ру­ко­пи­си. На по­ме­щён­ной вну­т­ри фо­то­гра­фии ав­то­ра ви­ден за его спи­ной мой «Та­мо­жен­ник». Ле­о­нид Алек­сан­д­ро­вич очень хо­тел ви­деть в кни­ге этот ри­су­нок. Ос­тав­ляя мне ав­то­граф, он на­пи­сал: «Ан­д­рей, спа­си­бо за Та­мо­жен­ни­ка»…

Ла­ты­нин обо­жал рас­ска­зы­вать о се­бе. Не о сво­ей ре­аль­ной жиз­ни (встре­чах, по­езд­ках, ра­бо­те), а о вну­т­рен­ней жиз­ни. Она у не­го бы­ла без­бреж­ная, на­сы­щен­ная и, как долж­но быть у под­лин­но­го ху­дож­ни­ка, она пе­ре­те­ка­ла в на­шу ре­аль­ность. Мне до­став­ля­ло ог­ром­ное удо­воль­ст­вие слу­шать, и по­рой мне ка­жет­ся, что он все­гда был го­раз­до ин­те­рес­нее мне как рас­сказ­чик, чем как пи­са­тель. Как-то раз он де­лил­ся сво­и­ми впе­чат­ле­ни­я­ми о ка­кой-то ве­чер­ней про­гул­ке по Ар­ба­ту (ну что в этом вро­де бы мо­жет быть ув­ле­ка­тель­но­го?), и я за­слу­шал­ся: так мно­го кра­сок, так мно­го впе­чат­ле­ний. И сре­ди про­чих де­та­лей он упо­мя­нул о ка­ком-то ок­не, где го­рел свет, на тре­ть­ем эта­же.

– Я ос­та­но­вил­ся и не мог ото­рвать глаз от это­го ок­на, – рас­ска­зы­вал Ле­о­нид Алек­сан­д­ро­вич. – Ме­ня бук­валь­но тя­ну­ло ту­да. И я знал, что это ок­но, эта ком­на­та бы­ли мне близ­ки и важ­ны. Я знал, что в той квар­ти­ре жи­ла жен­щи­на, ко­то­рую я лю­бил од­наж­ды. Не этот я, не в этой жиз­ни, но всё-та­ки я…

В ту ми­ну­ту я про­чув­ст­во­вал Ла­ты­ни­на до кон­ца – его чув­ст­вен­ность, его ми­с­ти­цизм, его аб­со­лют­ную по­этич­ность. Да, как че­ло­век, де­лив­ший­ся со мной сво­и­ми чув­ст­ва­ми, он был важ­нее для ме­ня, чем пи­са­тель.

Од­наж­ды я при­гла­сил его на про­смотр зна­ме­ни­то­го филь­ма «Ка­ли­гу­ла». Это бы­ла так на­зы­ва­е­мая эк­ран­ная вер­сия, без пор­но­гра­фи­че­с­ких ка­д­ров, но и она шо­ки­ро­ва­ла со­вет­ско­го че­ло­ве­ка. Во вре­мя ле­с­бий­ской сце­ны в по­та­ён­ной ком­на­те (один из силь­ней­ших эпи­зо­дов филь­ма, в ко­то­ром зву­ко­вой ряд – мо­но­тон­ный шум дож­дя и рас­ка­ты гро­ма – име­ет ку­да боль­шее зна­че­ние, чем об­на­жён­ные те­ла) Ла­ты­нин за­дум­чи­во про­из­нёс, вгля­ды­ва­ясь в об­ни­мав­ших­ся го­лых жен­щин: «Бес­по­лые ка­д­ры, сов­сем бес­по­лые».

Че­рез не­сколь­ко дней Во­воч­ка Си­до­ров при­гла­сил нас в гос­ти. Ла­ты­нин при­шёл рань­ше дру­гих, и меж­ду ни­ми за­вя­зал­ся раз­го­вор об эро­ти­ке и пор­но­гра­фии. На­пом­ню, что речь идёт о кон­це 1980-х, ког­да лю­дей аре­с­то­вы­ва­ли за хра­не­ние филь­ма «По­след­нее тан­го в Па­ри­же», не име­ю­ще­го ни­ка­ко­го от­но­ше­ния к пор­но­гра­фии, а уж за «Эм­ма­ну­эль» срок был га­ран­ти­ро­ван. Раз­го­вор плав­но пе­ре­шёл в про­смотр не­мец­кой пор­но­гра­фии, где всё по­ка­за­но по­дроб­но и не­то­роп­ли­во. Ког­да при­шёл я, Ле­о­нид Алек­сан­д­ро­вич си­дел пе­ред те­ле­ви­зо­ром и был по­хож на мла­ден­ца, пе­ред ко­то­рым до­б­рый вол­шеб­ник со­вер­шал на­сто­я­щие чу­де­са с по­мо­щью вол­шеб­ной па­лоч­ки. Он был по­тря­сён уви­ден­ным, за­гип­но­ти­зи­ро­ван дви­же­ни­я­ми на те­ле­эк­ра­не.

– На­до же, как это вы­гля­дит! – по­вто­рял он, слов­но не мог оп­ре­де­лить­ся со сво­и­ми впе­чат­ле­ни­я­ми.

Я по­ни­мал его, по­сколь­ку сам в своё вре­мя был так же оше­лом­лён пор­но­гра­фи­ей. То, что про­ис­хо­дит на эк­ра­не – втор­же­ние муж­чи­ны в жен­щи­ну, не при­ук­ра­шен­ное ни­ка­ки­ми ху­до­же­ст­вен­ны­ми эф­фек­та­ми – шо­ки­ро­ва­ло со­вет­ско­го че­ло­ве­ка. Не столь­ко сам секс, сколь­ко его ан­ти­по­э­тич­ность би­ла по чув­ст­вам ху­дож­ни­ка: вот эта все­по­гло­ща­ю­щая без­дна, вот этот ма­к­ро­ко­с­мос че­ло­ве­че­с­кой пло­ти…

Ла­ты­нин сы­г­рал в мо­ей жиз­ни важ­ную роль, не ме­нее важ­ную, чем друг мо­е­го от­ца Ше­бар­шин, ко­то­рый мно­го лет воз­глав­лял со­вет­скую во­ен­ную раз­вед­ку и под­дер­жал моё же­ла­ние пой­ти учить­ся в раз­вед­шко­лу, и не ме­нее важ­ную, чем Стре­лец­кий, ко­то­рый ри­ск­нул опуб­ли­ко­вать сра­зу три мои кни­ги.

К мо­мен­ту на­ше­го зна­ком­ст­ва я уже ра­ди­каль­но из­ме­нил мою жизнь: ушёл из Вне­штор­га, от­ка­зал­ся от ка­рь­е­ры раз­вед­чи­ка, пре­вра­тил­ся в фо­то­гра­фа, на­де­ясь ког­да-ни­будь стать ки­но­ре­жис­сё­ром. Я уже сде­лал не­сколь­ко под­поль­ных ко­рот­ко­ме­т­раж­ных филь­мов, при­ду­мав соб­ст­вен­ную тех­но­ло­гию, и да­же при­нял уча­с­тие в фе­с­ти­ва­ле «па­рал­лель­но­го ки­но», но от мо­ей меч­ты ме­ня от­де­ля­ла не­пре­одо­ли­мая про­пасть. Уз­нав о мо­их филь­мах, Ла­ты­нин по­про­сил по­ка­зать их ему.

Мы опять встре­ти­лись у Во­воч­ки. Здесь не­об­хо­ди­мо сде­лать од­но важ­ное уточ­не­ние: ни­кто из мо­их дру­зей не же­лал при­ни­мать мои ув­ле­че­ния все­рьёз. Ме­ня на­зы­ва­ли без­дель­ни­ком и се­бя­лю­би­вым эго­ис­том. Ки­но, в ко­то­ром с удо­воль­ст­ви­ем сни­ма­лись дру­зья, в их гла­зах ос­та­ва­лось обык­но­вен­ным хоб­би. По­че­му-то ни­кто не же­лал уви­деть в этом про­фес­сию. Я меч­тал о ре­жис­су­ре и шёл в ту сто­ро­ну, где она, как мне пред­став­ля­лось, жда­ла ме­ня. Ес­ли бы у ме­ня по­лу­чи­лось, мои дру­зья вы­нуж­де­ны бы­ли бы при­знать, что я не зря от­ка­зал­ся от то­го, чем так до­ро­жи­ли они – от ка­рь­е­ры, от бла­го­по­лу­чия.

И вот Ла­ты­нин сел смо­т­реть моё ки­но. Филь­мы ко­ро­тень­кие (в сред­нем по трид­цать ми­нут), вре­мя про­ле­те­ло бы­с­т­ро. Ла­ты­нин смо­т­рел с удо­воль­ст­ви­ем, и Во­воч­ка раз­дра­жал­ся из-за это­го: ведь Ле­о­нид Алек­сан­д­ро­вич был для не­го не­пре­ре­ка­е­мый ав­то­ри­тет. Ес­ли Ла­ты­ни­ну нра­вит­ся, то это бьёт пря­мо по по­зи­ци­ям Во­воч­ки… А Ла­ты­ни­ну нра­ви­лось!

По­сле про­смо­т­ра Ле­о­нид Алек­сан­д­ро­вич вы­шел к нам на кух­ню и ска­зал: «Очень хо­ро­шо! А тот кадр, где окур­ки пла­ва­ют в по­су­де, про­сто ге­ни­а­лен!» Мне­ние Ла­ты­ни­на бы­ло для ме­ня как ла­в­ро­вый ве­нок над го­ло­вой им­пе­ра­то­ра во вре­мя три­ум­фа.

А че­рез год я при­ехал к Ле­о­ни­ду Алек­сан­д­ро­ви­чу на Па­т­ри­ар­шие пру­ды, где все­гда скри­пе­ли ста­рые пар­кет­ные по­лы и ца­ри­ла ат­мо­сфе­ра ка­кой-то та­ин­ст­вен­но­с­ти. Мы дол­го си­де­ли за ку­хон­ным сто­лом, го­во­ри­ли об ис­кус­ст­ве, и я жа­ло­вал­ся на то, что у ме­ня ни­че­го не по­лу­ча­ет­ся: всю­ду сте­на. Он вне­зап­но встре­пе­нул­ся: «А да­вай­те я Мар­га­ри­те Те­ре­хо­вой по­зво­ню. Мо­жет, она по­со­ве­ту­ет что-ни­будь». И по­зво­нил. Те­ре­хо­ва в тот же день свя­за­лась с Аль­ги­сом Ар­ла­у­с­ка­сом, ко­то­рый пре­по­да­вал во ВГИ­Ке, и он со­гла­сил­ся по­смо­т­реть мои филь­мы… По­том бы­ли всту­пи­тель­ные эк­за­ме­ны… Впро­чем, это уже дру­гая ис­то­рия…

Ес­ли бы не он, я бы не по­пал во ВГИК и не про­шёл бы тот уди­ви­тель­ный путь, ко­то­рый на­ме­тил­ся в мо­ей судь­бе по­сле то­го раз­го­во­ра на Па­т­ри­ар­ших пру­дах.

Ра­бо­тая на ТВ, я де­лал с Ди­мой Мен­де­ле­е­вым про­грам­му «Им­пе­рия сна». Блуж­дая в по­ис­ках ма­те­ри­а­ла, пы­та­ясь на­щу­пать нуж­ное и оп­ре­де­лить­ся в не­по­нят­ной для нас са­мих за­да­че, я вспом­нил про Ла­ты­ни­на. Кто луч­ше все­го рас­ска­зы­ва­ет? Ко­неч­но, Ле­о­нид Алек­сан­д­ро­вич! Мы на­гря­ну­ли к не­му с ку­чей съё­моч­ной тех­ни­ки, во­зи­ли ка­ме­ру на ко­лё­си­ках, вы­све­чи­ва­ли со­фи­та­ми угол­ки ком­на­ты, а я, вы­счи­тав слож­ную тра­ек­то­рию дви­же­ния ка­ме­ры, за­став­лял Ла­ты­ни­на рас­ска­зы­вать свои сны, пе­ре­са­жи­вая его с ме­с­та на ме­с­то в про­цес­се рас­ска­за. Он не мог по­нять, че­го я хо­чу и за­чем та­кие слож­но­с­ти. Я не мог объ­яс­нить, по­то­му что мно­гие ве­щи я объ­яс­нить не мо­гу… Жаль, что не со­хра­ни­лось ко­пии той пе­ре­да­чи. Это был се­рь­ёз­ный экс­пе­ри­мент.

В 1991 го­ду я за­кон­чил мой пер­вый ро­ман. Не зная, что с ним де­лать и опа­са­ясь от­да­вать его в чу­жие ру­ки, я по­зво­нил Ле­о­ни­ду Алек­сан­д­ро­ви­чу. «Не ук­ра­дут ли в из­да­тель­ст­ве?» – спро­сил я. «Ни­ко­му ваш ро­ман не ну­жен», – от­ве­тил Ла­ты­нин, да­же не по­ин­те­ре­со­вав­шись, о чём кни­га. При­ни­мая ме­ня как ре­жис­сё­ра, он ка­те­го­ри­че­с­ки не же­лал ви­деть во мне пи­са­те­ля. Прав­да, на тот мо­мент я на­пи­сал толь­ко один ро­ман и ка­кие-то не­внят­ные по­ве­с­тюш­ки, но Ла­ты­нин да­же не за­хо­тел слу­шать о них. Поч­ти с раз­дра­же­ни­ем он ска­зал: «Всё рав­но не на­пе­ча­та­ют». Воз­мож­но, он ис­пу­гал­ся, что я пи­шу слиш­ком хо­ро­шо и со­став­лю ему кон­ку­рен­цию. Или бо­ял­ся об­на­ру­жить, что я пи­шу от­вра­ти­тель­но и при­дёт­ся по­ды­с­ки­вать ка­кие-то сло­ва, объ­яс­няя это… Да и во­об­ще…

Вре­мя про­мча­лось, из­ме­нив всех до не­уз­на­ва­е­мо­с­ти и рас­швы­ри­вая по пла­не­те. Мно­гие во­об­ще ис­чез­ли с ли­ца Зем­ли. А не­ко­то­рые жи­вут где-то, до­воль­ные со­бой, но скуч­ные и не­ин­те­рес­ные. Дав­но я не слы­шал ни­че­го про Ле­о­ни­да Ла­ты­ни­на, лишь как-то раз про­мельк­нул он в те­ле­ви­зи­он­ной пе­ре­да­че Вик­то­ра Еро­фе­е­ва. Но по­че­му-то мне ка­жет­ся, что он ос­тал­ся преж­ним, со сво­и­ми кра­соч­ны­ми мыс­ля­ми, со сво­и­ми во­оду­шев­ля­ю­щи­ми рас­ска­за­ми…


Андрей ВЕТЕР




Поделитесь статьёй с друзьями:
Кузнецов Юрий Поликарпович. С ВОЙНЫ НАЧИНАЮСЬ… (Ко Дню Победы): стихотворения и поэмы Бубенин Виталий Дмитриевич. КРОВАВЫЙ СНЕГ ДАМАНСКОГО. События 1967–1969 гг. Игумнов Александр Петрович. ИМЯ ТВОЁ – СОЛДАТ: Рассказы Кузнецов Юрий Поликарпович. Тропы вечных тем: проза поэта Поколение Егора. Гражданская оборона, Постдайджест Live.txt Вячеслав Огрызко. Страна некомпетентных чинуш: Статьи и заметки последних лет. Михаил Андреев. Префект. Охота: Стихи. Проза. Критика. Я был бессмертен в каждом слове…: Поэзия. Публицистика. Критика. Составитель Роман Сенчин. Краснов Владислав Георгиевич.
«Новая Россия: от коммунизма к национальному
возрождению» Вячеслав Огрызко. Юрий Кузнецов – поэт концепций и образов: Биобиблиографический указатель Вячеслав Огрызко. Отечественные исследователи коренных малочисленных народов Севера и Дальнего Востока Казачьему роду нет переводу: Проза. Публицистика. Стихи. Кузнецов Юрий Поликарпович. Стихотворения и поэмы. Том 5. ВСЁ О СЕНЧИНЕ. В лабиринте критики. Селькупская литература. Звать меня Кузнецов. Я один: Воспоминания. Статьи о творчестве. Оценки современников Вячеслав Огрызко. БЕССТЫЖАЯ ВЛАСТЬ, или Бунт против лизоблюдства: Статьи и заметки последних лет. Сергей Минин. Бильярды и гробы: сборник рассказов. Сергей Минин. Симулянты Дмитрий Чёрный. ХАО СТИ Лица и лики, том 1 Лица и лики, том 2 Цветы во льдах Честь имею: Сборник Иван Гобзев. Зона правды.Роман Иван Гобзев. Те, кого любят боги умирают молодыми.Повесть, рассказы Роман Сенчин. Тёплый год ледникового периода Вячеслав Огрызко. Дерзать или лизать Дитя хрущёвской оттепели. Предтеча «Литературной России»: документы, письма, воспоминания, оценки историков / Составитель Вячеслав Огрызко Ительменская литература Ульчская литература
Редакция | Архив | Книги | Реклама | Конкурсы



Яндекс цитирования