Архив : №10. 12.03.2010

Слабые, жалкие люди не остаются в истории

Алина Витухновская – одна из самых оригинальных фигур современной русской литературы. Каждая её книга, статья, интервью становятся ярким перформансом. Эта беседа поэтессы с Романом Сенчиным – не исключение.

 

– Али­на, да­вай сра­зу к де­лу: сей­час куль­ту­ра на подъ­ё­ме или раз­ру­ша­ет­ся, гиб­нет?

– Ес­ли мы го­во­рим о рус­ской куль­ту­ре, то рус­ская куль­ту­ра XIX – на­ча­ла XX ве­ка бу­дет со­хра­не­на, но, ско­рее все­го, со­хра­не­на она бу­дет не в Рос­сии. А что ка­са­ет­ся со­вре­мен­ной рус­ской куль­ту­ры, и ли­те­ра­ту­ры в том чис­ле, то, я ду­маю, ес­те­ст­вен­но, всё раз­ру­ша­ет­ся. И здесь не­воз­мож­но не кос­нуть­ся по­ли­ти­ки...

Се­го­дняш­няя Рос­сия ни­ко­го не ус­т­ра­и­ва­ет ни как по­ли­ти­че­с­кий, ни как куль­тур­ный парт­нёр. Мы сно­ва ста­но­вим­ся стран­ным за­кры­тым про­ст­ран­ст­вом, но уже без то­го, что при­тя­ги­ва­ло к нам вни­ма­ние ми­ра, ска­жем, пол­ве­ка на­зад. Я не за­пад­ник и не сла­вя­но­фил, но мне та­кая Рос­сия про­сто не­вы­год­на и не­ин­те­рес­на. Не­ин­те­рес­на эта кор­по­ра­тив­ная си­с­те­ма, ког­да всё, в том чис­ле и в ли­те­ра­ту­ре, ре­ша­ет­ся по зна­ком­ст­ву, по друж­бе. Ког­да стре­мят­ся вос­ста­но­вить Со­вет­ский Со­юз, не по­ни­мая, что вос­ста­но­вить его не­воз­мож­но, как не­воз­мож­но стать те­ми же людь­ми, те­ми же пи­са­те­ля­ми, ка­кие бы­ли в Со­вет­ском Со­ю­зе. Лю­дей при­уча­ют жить ил­лю­зи­я­ми, в не­ко­то­рой не­адек­ват­но­с­ти. Мне ка­жет­ся, что со­вре­мен­ная рус­ская куль­ту­ра мо­жет быть вос­ста­нов­ле­на толь­ко вме­с­те с рус­ской по­ли­ти­кой. По­ка у нас бу­дет со­вет­ская по­ли­ти­ка, точ­нее не­о­со­вет­ская; по­ка мы бу­дем пле­вать на мне­ние всех ос­таль­ных, ос­та­ва­ясь при этом неф­тя­ным при­дат­ком, по су­ти, ко­ло­ни­ей, улуч­ше­ний ждать не сто­ит. Я не под­дер­жи­ваю те­зи­сы Гал­ков­ско­го, что мы ко­ло­ния Ан­г­лии, но счи­таю, что на нас от­ра­бо­та­на ко­ло­ни­аль­ная по­ли­ти­ка на 100 про­цен­тов. Та­ко­го не­ува­же­ния к сво­ей куль­ту­ре, сво­им лю­дям я не ви­де­ла ни в од­ной стра­не, где бы­ла.

– Не­ува­же­ние к лю­дям – это во­об­ще на­ша тра­ди­ция. Это вид­но из всей на­шей ис­то­рии.

– Я не мо­гу вос­при­ни­мать ва­ши сло­ва как по­ли­ти­че­с­кий ар­гу­мент. Мне глу­бо­ко всё рав­но, яв­ля­ет­ся ли это на­шей тра­ди­ци­ей или на­ци­о­наль­ной чер­той. Есть оп­ре­де­лён­ная по­ли­ти­ка вла­с­ти, и эта по­ли­ти­ка долж­на быть ува­жи­тель­ной к лю­дям, к их куль­ту­ре. А во­про­сы тра­ди­ци­он­ных от­но­ше­ний – это, на­вер­ное, не ко мне, а ско­рее к ува­жа­е­мо­му мной Юрию Ви­та­ль­е­ви­чу Мам­ле­е­ву. У не­го есть те­о­рия про Рос­сию, ко­то­рую я не раз­де­ляю – я ду­маю, что под­пи­ты­вать­ся ка­кой-ли­бо ма­зо­хист­ской ду­хов­но­с­тью здесь бо­лее не­воз­мож­но. Это мож­но бы­ло де­лать в XIX ве­ке, а сей­час у лю­дей не ос­та­лось ил­лю­зий, как бы ни хо­те­лось это­го вла­с­ти. Это уже ни­ко­му не нуж­но – вы­са­сы­вать из паль­ца эти вну­т­рен­ние че­ло­ве­че­с­кие про­бле­мы, рас­сма­т­ри­вать рус­ско­го че­ло­ве­ка как но­си­те­ля ме­та­фи­зи­ки, не­весть че­го; го­во­рить про за­га­доч­ную рус­скую ду­шу. Ну ка­кая за­га­доч­ная рус­ская ду­ша? Я, к со­жа­ле­нию, не по­мню ав­то­ра, но ча­с­то при­во­жу эту ци­та­ту: «Ну ка­кая за­га­доч­ная рус­ская ду­ша? – за­ставь­те кош­ку по-со­ба­чьи ла­ять, за­га­доч­ной по­лу­чит­ся кош­ка». Ес­ли мы по­сто­ян­но жи­вём под гнё­том вер­ти­ка­ли вла­с­ти, под гнё­том ка­кой-то ази­ат­ской вла­с­ти, и у нас при этом что-то по­лу­ча­ет­ся, то по­лу­ча­ет­ся не за счёт то­го, что здесь та­кая тра­ди­ция. Это по­лу­ча­ет­ся за счёт дей­ст­ви­тель­но уже ка­ких-то не­ис­то­щи­мых сил и ре­сур­сов на­ро­да. Но ведь на са­мом де­ле не­ис­то­щи­мых сил не бы­ва­ет. И я счи­таю, что они на ис­хо­де.

 – И ка­кой вы­ход, Али­на? По край­ней ме­ре, для куль­ту­ры? На мой взгляд, куль­ту­ра в Ев­ро­пе по­гиб­ла. Не­сколь­ко раз я бы­вал в Гер­ма­нии, и у ме­ня воз­ни­ка­ло ощу­ще­ние, что там дав­но вме­с­то ли­те­ра­ту­ры, му­зы­ки, жи­во­пи­си – дет­ские иг­ры.

– Ны­неш­няя си­ту­а­ция – это пе­ри­од пост­мо­дер­на. Я вы­сту­паю про­тив не­го – пост­мо­дерн по­ка­зы­ва­ет, что всё не­вза­прав­даш­нее, – но ви­жу, что лю­ди куль­ту­ры в пост­мо­дерн по­па­ли. Это кри­зис куль­ту­ры, и он сей­час и в Гер­ма­нии, и у нас. При этом в Гер­ма­нии, как и в лю­бой нор­маль­ной стра­не, на куль­ту­ру вы­де­ля­ют­ся не­кие суб­си­дии. В лю­бой нор­маль­ной стра­не под­дер­жи­ва­ют лю­дей ис­кус­ст­ва, и толь­ко у нас го­во­рят, что стра­да­ния об­ла­го­ра­жи­ва­ют че­ло­ве­ка, что пи­са­тель дол­жен быть ни­щим.

– Кое-ко­му по­мо­га­ют.

– Кое-ко­му ни­кто не ме­ша­ет про­дать квар­ти­ру, по­тра­тить день­ги и пой­ти ни­щен­ст­во­вать. Я го­во­рю в дан­ном слу­чае о тех лю­дях, ко­то­рых я на­блю­даю, и мне ка­жет­ся, что их ни­ще­та ни­как не об­ла­го­ра­жи­ва­ет. Мы про­шли ста­дию, ког­да об этом при­стой­но го­во­рить. Ес­ли го­су­дар­ст­во не за­бо­тит­ся о сво­ём на­ро­де, в том чис­ле и о де­я­те­лях куль­ту­ры, то куль­ту­ра вы­ми­ра­ет. А тот пи­са­тель, ко­то­ро­го об­ла­го­ра­жи­ва­ет стра­да­ние, бу­дет стра­дать сам, по сво­е­му соб­ст­вен­но­му вы­бо­ру. Но го­су­дар­ст­во обя­за­но за­бо­тить­ся о та­ких лю­дях. На­ше де­ло от­ка­зать­ся, но их де­ло пред­ло­жить.

– Это рас­про­ст­ра­нён­ное мне­ние, что го­су­дар­ст­во долж­но по­мо­гать. Но в этом есть и уг­ро­за куль­ту­ре – го­су­дар­ст­во ни­ког­да не бу­дет по­мо­гать про­сто так.

– И в этом боль­шая раз­ни­ца меж­ду на­ми и Гер­ма­ни­ей, на­при­мер. В Гер­ма­нии по­мо­га­ют про­сто так. Дру­гое де­ло, ес­ли я при­ду в ка­кое-ли­бо при­стой­ное не­мец­кое об­ще­ст­во со сверх­ра­ди­каль­ны­ми взгля­да­ми, ста­ну их там из­ла­гать, то, на­вер­ное, на­за­в­т­ра ме­ня не при­гла­сят, ска­жем, на бан­кет к по­слу. Но ме­ня не вы­черк­нут из всех спи­с­ков, не сде­ла­ют пер­со­ной нон-гра­та, и, в прин­ци­пе, там воз­мо­жен ди­а­лог лю­дей с раз­ной по­зи­ци­ей. Здесь этот ди­а­лог не­воз­мо­жен. Власть сла­ба, трус­ли­ва, по­это­му она от­ра­ба­ты­ва­ет прак­ти­ку со­вет­ско­го агит­про­па.

– И де­ла­ет это не­удач­но.

– Не­удач­но, ко­неч­но... Мы го­во­рим о куль­ту­ре, о её под­держ­ке, но я лич­но ни­че­го от этой вла­с­ти не про­шу и, ско­рее все­го, не возь­му.

– Но есть же дру­гой путь. В Рос­сии в кон­це XIX – на­ча­ле XX ве­ка поч­ти вся куль­тур­ная об­ще­ст­вен­ность су­ще­ст­во­ва­ла от­дель­но от го­су­дар­ст­ва, от вла­с­ти. По су­ще­ст­ву не при­зна­ва­ла её. Был слу­чай, что в Боль­шом те­а­т­ре Ша­ля­пин во вре­мя спек­так­ля встал на ко­ле­ни вме­с­те с труп­пой – ар­ти­с­ты про­си­ли у Ни­ко­лая Вто­ро­го при­бав­ки жа­ло­ва­ния. По­сле это­го с Ша­ля­пи­ным дол­го не об­ща­лись его дру­зья из про­грес­сив­но­го ла­ге­ря, ему при­шлось объ­яс­нять­ся, из­ви­нять­ся...

– И пра­виль­но де­ла­ли, что не об­ща­лись. Это вот у нас нын­че в Моск­ве все со все­ми об­ща­ют­ся.

– Пи­са­те­ли, ху­дож­ни­ки су­ще­ст­во­ва­ли на день­ги ме­це­на­тов... В ито­ге эта по­зи­ция при­ве­ла к то­му, что са­мо­дер­жа­вие па­ло, про­изо­ш­ла Ок­тябрь­ская ре­во­лю­ция, ро­ди­лась но­вая куль­ту­ра. Рас­цвет 1920-х го­дов. Мо­жет быть, луч­ше та­кой путь?

– Во-пер­вых, вы срав­ни­ва­е­те не­срав­ни­мые ве­щи. Сей­час мир всё-та­ки бо­лее от­кры­тый – Ин­тер­нет и так да­лее. И вы всё вре­мя за­бы­ва­е­те, как мы вы­гля­дим со сто­ро­ны. А вы­гля­дим мы очень не­ле­по. Для рус­ской куль­ту­ры го­раз­до бо­лее вы­год­но, что­бы её под­дер­жи­ва­ли. Впро­чем, кто имен­но под­дер­жи­ва­ет – не име­ет зна­че­ния. Куль­ту­ра от это­го не ме­ня­ет­ся – ме­ня­ют­ся толь­ко сла­бые, жал­кие лю­ди, а та­кие лю­ди, как пра­ви­ло, не ос­та­ют­ся в ис­то­рии. Ко­неч­но, хо­ро­шо, ес­ли бы по­яви­лись ме­це­на­ты. Но где они? У нас се­го­дня и оли­гар­хов не ос­та­лось – их сме­ни­ли на­зна­чен­цы, у ко­то­рых, по-мо­е­му, и де­нег-то нет.

– Вы яв­но по­ка­зы­ва­е­те, что не­до­воль­ны се­го­дняш­ним по­ло­же­ни­ем дел в Рос­сии. А сколь­ко, по-ва­ше­му, та­кая си­ту­а­ция мо­жет про­дол­жать­ся? На мой взгляд, это впол­не мо­жет длить­ся ещё лет трид­цать.

– Та­кая си­ту­а­ция мо­жет про­дол­жать­ся ров­но до тех са­мых пор, по­ка она ус­т­ра­и­ва­ет боль­шин­ст­во лю­дей. Что ка­са­ет­ся так на­зы­ва­е­мых пас­си­о­нар­ных лич­но­с­тей, – я этот тер­мин ис­поль­зую очень ус­лов­но, – то, ви­ди­мо, ста­рые пас­си­о­нар­ные лич­но­с­ти пе­ре­зре­ли, а но­вые не до­зре­ли. Что ка­са­ет­ся про­сто пер­со­на­жей, ко­то­рые дви­га­ют про­гресс, то та­кие лю­ди есть, но мне ка­жет­ся, что у них не­до­ста­точ­но мо­ти­ва­ции. Что ка­са­ет­ся на­ро­да, то он се­го­дня, как го­во­рит­ся, по­ли­ти­че­с­ки не­субъ­ек­тен. Ему ни­че­го не на­до, ему на­вя­за­ли кри­зис иде­о­ло­гий, и это мо­жет дей­ст­ви­тель­но про­дол­жать­ся трид­цать лет. Но, как го­во­рит­ся, ре­во­лю­цию де­ла­ют три про­цен­та на­се­ле­ния, а ос­таль­ные уча­ст­ву­ют, по­то­му что их вы­нуж­да­ют к это­му об­сто­я­тель­ст­ва. А об­сто­я­тель­ст­ва, боль­шей ча­с­тью, – есть эко­но­ми­че­с­кий фак­тор. До тех пор, по­ка есть суб­си­дии от го­су­дар­ст­ва, – и здесь мы рас­сма­т­ри­ва­ем вред­ность суб­си­дий, – всё бу­дет так про­дол­жать­ся.

По­че­му власть не по­мо­га­ет куль­ту­ре? По­то­му что де­я­те­ли куль­ту­ры, как пра­ви­ло, ни­как не вли­я­ют на по­ли­ти­че­с­кую, эко­но­ми­че­с­кую жизнь. А вся эко­но­ми­че­с­кая по­ли­ти­ка вла­с­ти на­прав­ле­на на то, что­бы по­дав­лять в ги­по­те­ти­че­с­кой пер­спек­ти­ве ре­во­лю­ци­он­но на­ст­ро­ен­ные слои об­ще­ст­ва.

Я ду­маю, что рус­ская куль­ту­ра, рус­ские лю­ди и дру­гие на­ро­ды Рос­сии жи­ли бы луч­ше, ес­ли бы не­кий ис­то­ри­че­с­кий им­пульс про­явил се­бя, иг­но­ри­руя на­ме­ре­ния дан­ной вла­с­ти, по­то­му что эта власть не яв­ля­ет­ся пред­ста­ви­те­лем ин­те­ре­сов на­ро­да – эта власть яв­ля­ет­ся пред­ста­ви­те­лем са­мой се­бя и сы­рь­е­во­го при­дат­ка, ко­им об­ла­да­ет. Я ду­маю, что та­кая си­ту­а­ция в лю­бом слу­чае долж­на раз­ре­шить­ся, и здесь я в оп­ре­де­лён­ном смыс­ле под­дер­жи­ваю ло­зунг: чем ху­же, тем луч­ше. Мне бы хо­те­лось, что­бы у лю­дей от­кры­лись гла­за на то, что про­ис­хо­дит. И ра­но или по­зд­но, не­за­ви­си­мо от ка­ких-то ми­фи­че­с­ких про­ис­ков За­па­да, от мо­их же­ла­ний или не­же­ла­ний, пе­ре­ста­нут пла­тить пен­сии, да­вать суб­си­дии, от­клю­чат газ, свет. Это про­сто не мо­жет не про­изой­ти. Всё идёт как по пи­са­но­му.

– Ли­те­ра­ту­ра как-то мо­жет по­вли­ять на то, что­бы у лю­дей от­кры­лись гла­за?

– Ли­те­ра­ту­ра в ли­це Вла­ди­ми­ра Со­ро­ки­на – мо­жет. Со­ро­кин рас­ти­ра­жи­ро­ван­ный, мод­ный ав­тор и хо­ро­ший пи­са­тель. Его кни­ги чи­та­ют. А ли­те­ра­ту­ра са­мая ге­ни­аль­ная, но из­ве­ст­ная еди­ни­цам – не по­вли­я­ет ни­как.

– А воз­мож­но ли ны­неш­ним от­но­си­тель­но мо­ло­дым ав­то­рам стать по-на­сто­я­ще­му из­ве­ст­ны­ми и, сле­до­ва­тель­но, вли­ять на об­ще­ст­во?

– Я ду­маю, что ни вы, ни я, ни тот, кто чи­та­ет с ут­ра до но­чи, не мо­жет объ­ек­тив­но оце­ни­вать про­цесс. Все мы жи­вём в про­ст­ран­ст­ве, ко­то­рое страш­но рас­щеп­ле­но. Все оби­та­ют в сво­их ячей­ках. Пи­са­те­лем, из­ве­ст­ным боль­шин­ст­ву, стать се­го­дня прак­ти­че­с­ки не­воз­мож­но.

– Али­на, как вы от­но­си­тесь к пуб­лич­ным вы­ступ­ле­ни­ям по­этов? Сей­час очень мно­го клу­бов, где про­хо­дят по­эти­че­с­кие ве­че­ра, и лю­ди на них ак­тив­но хо­дят. По­мню ва­ши вы­ступ­ле­ния в Му­зее Ма­я­ков­ско­го в на­ча­ле 2000-х, очень, кста­ти, силь­ные.

– Что­бы сде­лать хо­ро­ший по­эти­че­с­кий ве­чер, нуж­но ор­га­ни­зо­вы­вать всё са­мой. Всё кон­тро­ли­ро­вать, всех об­зва­ни­вать, тра­тить не Бог весть ка­кие, но всё же свои день­ги... Ес­ли бы мне сей­час пред­ло­жи­ли что-ни­будь про­ве­с­ти, я бы не ста­ла. А что ка­са­ет­ся мо­ло­дё­жи – ес­ли у них есть си­лы, то пусть де­ла­ют. Глав­ное – ка­ков ре­зуль­тат.

– Я за­дал этот во­прос к то­му, что сей­час по­эти­че­с­ких книг вы­хо­дит ма­ло, их ти­раж ча­ще все­го эк­земп­ля­ров три­с­та, пять­сот. Ред­ко в ка­ких ма­га­зи­нах эти сбор­ни­ки мож­но най­ти. И по­эти­че­с­кие ве­че­ра в ка­кой-то ме­ре под­ме­ня­ют пуб­ли­ка­ции. Что важ­нее для вас – по­эзия на бу­ма­ге или, так ска­зать, уст­ная?

– Я, ко­неч­но, за пуб­ли­ка­ции. Тем бо­лее что у по­этов, как пра­ви­ло, нет опы­та вы­ступ­ле­ний пе­ред пуб­ли­кой. Я, на­при­мер, свои тек­с­ты не умею и не хо­чу чи­тать, и, чи­тая, чув­ст­вую се­бя очень стран­но. И я бы­ла очень ра­да, ког­да по­явил­ся Во­ло­дя Епи­фан­цев, ко­то­рый чи­тал мои тек­с­ты. Он это уме­ет. Ино­гда я вы­нуж­де­на вы­сту­пать на пуб­ли­ке, но мне бы хо­те­лось, что­бы сти­хи бы­ли про­сто опуб­ли­ко­ва­ны.

– Но вот Ли­ля Брик го­во­ри­ла в на­ча­ле 60-х мо­ло­дым по­чи­та­те­лям Ма­я­ков­ско­го: «Как вы мо­же­те го­во­рить, что лю­би­те его сти­хи? Вы ведь не слы­ша­ли, как он чи­та­ет!»

– Я ду­маю, что та­кой под­ход не име­ет ни­ка­ко­го зна­че­ния. Сти­хи де­лят­ся на ка­че­ст­вен­ные и не­ка­че­ст­вен­ные. Или взять са­мо по­ня­тие по­эта, то есть че­ло­ве­ка, ко­то­рый все­гда дол­жен быть по­этом, – на мой взгляд, это на­столь­ко ус­та­ре­лая, про­сто по­ш­лая фор­ма. И по­это­му я мень­ше все­го хо­чу быть по­этом в том смыс­ле, в ка­ком мне это ви­дит­ся. Для ме­ня че­ло­век, каж­дую ми­ну­ту по­ка­зы­ва­ю­щий, что он по­эт, это что-то не­ле­пое, бе­зум­ное, асек­су­аль­ное, стран­ное, и к то­му же то, что со­вер­шен­но не ра­бо­та­ет. А Ма­я­ков­ский... Ма­я­ков­ский, во-пер­вых, это дру­гое вре­мя. И сло­во «лю­бовь» здесь не­уме­ст­но – оце­ни­вать­ся долж­но ка­че­ст­во, и у Ма­я­ков­ско­го очень ка­че­ст­вен­ные сти­хи. Мои иде­о­ло­ги­че­с­кие то­ва­ри­щи Ма­я­ков­ско­го не­на­ви­дят, а я счи­таю, что он – ге­ний. У не­го есть мас­са ду­рац­ких тек­с­тов, но это не име­ет ни­ка­ко­го зна­че­ния.

– Ду­рац­кие тек­с­ты есть у боль­шин­ст­ва по­этов.

– Да, и глу­пее все­го чи­тать всё под­ряд и го­во­рить, что вот по­эт здесь и здесь что-то не то на­пи­сал. Это смеш­но.

– Али­на, вы не так дав­но ста­ли ве­с­ти ки­но­лек­то­рий. Рас­ска­жи­те, что это та­кое?

– Я по­ка­зы­ваю оп­ре­де­лён­ные филь­мы и рас­ска­зы­ваю о них. Не­дав­но со­сто­ял­ся по­каз филь­ма «Вол­на». Те­ма бы­ла – «Вол­на» вме­с­то «Шко­лы»... О се­ри­а­ле «Шко­ла» я уз­на­ла слу­чай­но – по при­чи­не то­го, что в нём зву­чит мой текст. Пи­а­ра тут ни­ка­ко­го не бы­ло, хо­тя с ре­жис­сё­ром «Шко­лы» Ва­ле­ри­ей Гай Гер­ма­ни­кой я зна­ко­ма, знаю её фильм «Все ум­рут, а я ос­та­нусь»... Не мо­гу ска­зать, что яв­ля­юсь по­клон­ни­цей то­го, что она де­ла­ет, но де­вуш­ка та­лант­ли­вая, и мне очень не по­нра­ви­лось, что на неё все на­па­да­ют. Это опять же не­кий пост­сов­деп – тре­бо­вать за­пре­тить, за­крыть. Ну не нра­вит­ся вам «Шко­ла» – не смо­т­ри­те. Я, на­при­мер, те­ле­ви­зор поч­ти не смо­т­рю, у ме­ня есть дру­гие де­ла.

Мне по­ка­за­лось, что Гер­ма­ни­ка в «Шко­ле» пы­та­ет­ся по­ка­зать воз­рож­де­ние то­та­ли­тар­ной, не­о­со­вет­ской си­с­те­мы, пред­став­лен­ное шко­лой. И мы ре­ши­ли за­крыть эту те­му, по­ка­зав на ки­но­лек­то­рии фильм не­мец­ко­го ре­жис­сё­ра Ден­ни­са Ган­зе­ля про не­мец­кую шко­лу, где рас­ска­зы­ва­ет­ся о том, как вну­т­ри неё стро­ит­ся но­вое то­та­ли­тар­ное со­об­ще­ст­во, но­вый фа­шизм. В этом па­рал­ле­ли этих двух филь­мов. Мне хо­те­лось ска­зать, по­доб­но Бо­ри­су Ви­а­ну: «За­бе­ри­те сво­их мерт­ве­цов». Хва­тит апел­ли­ро­вать к про­шло­му. Мы жи­вём в дру­гом об­ще­ст­ве, и боль­ше ни­кто не бу­дет мар­ши­ро­вать в бе­лых или в чёр­ных ру­баш­ках, ни­кто боль­ше это­го не хо­чет. Мы жи­вём в рас­слаб­лен­ное, стран­ное вре­мя, и ни­кто не нуж­да­ет­ся в та­ких спо­со­бах ре­лак­са­ции. Это не го­во­рит о том, что то­та­ли­та­ризм не­воз­мо­жен – он воз­мо­жен и осу­ще­ств­ля­ет­ся у нас на гла­зах. И на­зы­ва­ет­ся всё это – на­си­лие. Над людь­ми со­вер­ша­ет­ся на­си­лие, и для его оп­рав­да­ния ссы­ла­ют­ся на ис­то­ри­че­с­кие си­ту­а­ции, на лич­но­с­ти. Этим за­ни­ма­ет­ся и наш ла­герь, и тот – Ста­лин, Гит­лер, ком­му­низм, фа­шизм, вой­на, пе­ре­смотр ре­зуль­та­тов вой­ны, мо­дер­ни­за­ция, мо­би­ли­за­ция... Мы хо­тим, что­бы это пе­ре­ста­ло слу­жить ма­ни­пу­ли­ро­ва­ни­ем, спе­ку­ля­ци­ей, и для это­го по­ка­за­ли фильм «Вол­на». Что­бы ус­т­ра­нить не­кие об­ще­ст­вен­ные ил­лю­зии или хо­тя бы от них дис­тан­ци­ро­вать­ся.

– А по ка­ко­му прин­ци­пу про­ис­хо­дит от­бор филь­мов для по­ка­за? И где вы их бе­рё­те?

– От­бор про­ис­хо­дит по прин­ци­пу «нра­вит­ся – не нра­вит­ся». И ста­ра­ем­ся под­би­рать филь­мы, со­от­вет­ст­ву­ю­щие мо­мен­ту... Не­ко­то­рые филь­мы мне пред­ла­га­ют зна­ко­мые, дру­гие пред­став­ля­ет ком­па­ния «Арт-ха­ус», наш парт­нёр. В об­щем, ис­точ­ни­ки есть.

– Али­на, как вы ду­ма­е­те, те­че­ние арт-ха­ус мо­жет стать ин­те­рес­ным для массово­го зри­те­ля, ес­ли эти филь­мы пу­с­тить в ши­ро­кий про­кат, рек­ла­ми­ро­вать? Мне, на­при­мер, не­по­нят­на фор­му­ли­ров­ка – это ки­но не для всех. Зри­те­ля, как го­во­рит­ся, на­до вос­пи­ты­вать.

– Арт-ха­ус по­че­му-то ас­со­ци­и­ру­ет­ся с чем-то за­нуд­ным, не­по­нят­ным. Это не так. Есть раз­ные филь­мы. Но для то­го, что­бы их уви­де­ли, нуж­ны день­ги. А в Рос­сии лю­дей, спо­соб­ных и го­то­вых по­мо­гать это­му на­прав­ле­нию, нет. Но есть ком­па­ния «Арт-ха­ус», ко­то­рая из­да­ёт филь­мы на DVD, есть мы, эти филь­мы об­суж­да­ю­щие, есть ме­с­та, где их мож­но при­об­ре­с­ти.

– Вер­нём­ся к кни­гам. Мно­го ли чи­та­е­те?

– Ма­ло. Я су­ще­ст­во нерв­ное, не­усид­чи­вое. Чи­тать я мо­гу в тюрь­ме, на­при­мер, или в ме­т­ро, а так что­бы си­деть за сто­лом в сво­ей ком­на­те – нет. Я, на­вер­ное, что на­зы­ва­ет­ся, че­ло­век дей­ст­вия. И, ско­рее все­го, я пе­ре­чи­та­ла книг в дет­ст­ве и тог­да их пе­ре­оце­ни­ла. Мне ка­за­лось, что из них что-то сле­ду­ет, что-то бу­дет даль­ше, а даль­ше ни­че­го не про­ис­хо­ди­ло, ре­аль­ность ос­та­ва­лась та­кой же. А си­деть всю жизнь с книж­ка­ми, де­лать их сво­ей жиз­нью – нет, я не хо­чу это­го. 

Беседу вёл Роман СЕНЧИН