Архив : №14. 09.04.2010

Белинский как эмбрион, или Спасибо Винникову

 Не се­к­рет, что мно­гие кри­ти­ки не чи­та­ют ре­цен­зи­ру­е­мые ими кни­ги. Они вы­хва­ты­ва­ют не­сколь­ко ци­тат из пер­во­ис­точ­ни­ка и на этом фо­не пре­зен­ту­ют се­бя. Не­ко­то­рые пуб­ли­ка­ции Вла­ди­ми­ра Вин­ни­ко­ва в га­зе­те «За­в­т­ра» да­ют по­вод от­не­с­ти его к дан­но­му раз­ря­ду ав­то­ров. Сию осо­бен­ность кри­ти­ка я от­ме­чал ещё в ста­тье «Хри­с­тов во­ин» («День ли­те­ра­ту­ры», 2008, № 5). В ре­цен­зии же на мою кни­гу «Кри­ти­ка ХХ-ХХI ве­ков. Ли­те­ра­тур­ные пор­т­ре­ты, ста­тьи, ре­цен­зии» (М., 2010) Вин­ни­ков при­во­дит все­го лишь од­ну ци­та­ту из ста­тьи о Ро­за­но­ве («За­в­т­ра», 2010, № 8). При­во­дит моё вы­ска­зы­ва­ние о Бе­лин­ском как о ро­до­на­чаль­ни­ке вуль­гар­но-со­ци­о­ло­ги­че­с­ко­го на­прав­ле­ния в оте­че­ст­вен­ной кри­ти­ке. Вла­ди­мир Юрь­е­вич не со­гла­сен с та­кой оцен­кой, и глав­ный па­фос его от­кли­ка сво­дит­ся к за­щи­те «не­ис­то­во­го Вис­са­ри­о­на».

В ста­ть­ях о В.Ро­за­но­ве, В.Ко­жи­но­ве, И.Зо­ло­тус­ском, Ю.Се­лез­нё­ве, А.Ка­зин­це­ве, В.Пье­цу­хе я бег­ло, вскользь ха­рак­те­ри­зую Бе­лин­ско­го. Спа­си­бо Вин­ни­ко­ву за то, что под­толк­нул ме­ня бо­лее по­дроб­но (на­сколь­ко поз­во­ля­ет га­зет­ный фор­мат) вы­ска­зать­ся о «не­ис­то­вом Вис­са­ри­о­не».

Ещё в ХIХ ве­ке был со­тво­рён миф о Бе­лин­ском как о бла­го­род­ном че­ло­ве­ке и луч­шем рус­ском кри­ти­ке. Этот миф не был пре­одо­лён и боль­шин­ст­вом ве­ду­щих кри­ти­ков ХХ ве­ка, от Ва­ди­ма Ко­жи­но­ва до Иго­ря Зо­ло­тус­ско­го. Жи­ву­честь дан­но­го ми­фа, в ча­ст­но­с­ти, под­твер­дил «оп­рос» «Но­во­го ми­ра». В 1986 го­ду, ког­да по­след­ний раз кол­лек­тив­но об­суж­да­лось на­сле­дие Бе­лин­ско­го, ре­дак­ция жур­на­ла об­ра­ти­лась к из­ве­ст­ным кри­ти­кам с прось­бой на­звать на­и­бо­лее ак­ту­аль­ную мысль «не­ис­то­во­го Вис­са­ри­о­на» («Но­вый мир», 1986, № 6).

Ан­д­рей Нуй­кин при­вёл из­ве­ст­ное вы­ска­зы­ва­ние кри­ти­ка: «Я не хо­чу сча­с­тия и да­ром, ес­ли не бу­ду спо­ко­ен на­счёт каж­до­го из мо­их бра­тий по кро­ви…» – и на­шёл в нём вы­ра­же­ние па­фо­са все­го твор­че­ст­ва и при­чи­ну ус­пе­ха Бе­лин­ско­го. Вла­ди­мир Гу­сев ут­верж­дал ана­ло­гич­ное: кри­тик «ни­ког­да не вхо­дил в про­ти­во­ре­чие со сво­ей бла­го­род­ной и воз­вы­шен­ной це­лью». Прав­да, Вла­ди­мир Ива­но­вич не уточ­ня­ет, с ка­кой имен­но це­лью…

Од­на­ко та­кой воз­вы­шен­но-бла­го­род­ный Бе­лин­ский ре­зу­с­кон­ф­лик­ту­ет с дру­гим Бе­лин­ским, ко­то­рый пред­ста­ёт «во всей кра­се» в пись­ме к В. Бот­ки­ну от 27–28 ию­ня 1841 го­да. Кри­тик, на­зы­ва­ю­щий се­бя «граж­да­ни­ном все­лен­ной» и по­сы­ла­ю­щий к чёр­ту Рос­сию, со­об­ща­ет, что дви­жим «бе­зум­ной жаж­дой люб­ви». От­ме­тим: лю­бовь эта стран­ная, дей­ст­ви­тель­но бе­зум­ная, она – не лю­бовь во­все в тра­ди­ци­он­но-пра­во­слав­ном по­ни­ма­нии. Так, Бе­лин­ский при­зна­ёт­ся, что «на­чи­на­ет лю­бить че­ло­ве­че­ст­во ма­ра­тов­ски: что­бы сде­лать сча­ст­ли­вою ма­лей­шую часть его, я, ка­жет­ся, ог­нём и ме­чом ис­тре­бил бы ос­таль­ную». И да­лее кри­тик вы­ска­зы­ва­ет та­кое по­ка­за­тель­ное пред­по­ло­же­ние: «Я чув­ст­вую, что, будь я ца­рём, не­пре­мен­но сде­лал­ся бы ти­ра­ном».

О не­слу­чай­но­с­ти кро­ва­во-ма­ра­тов­ски-ти­ран­ских на­ст­ро­е­ний сви­де­тель­ст­ву­ет и дру­гое пись­мо Бот­ки­ну, от 8 сен­тя­б­ря 1841 го­да, на­сы­щен­ное цен­ны­ми от­кро­ве­ни­я­ми раз­лич­ной на­прав­лен­но­с­ти. При­ве­ду од­но из них. По­сле кар­тин бу­ду­ще­го, на­ри­со­ван­ных Бе­лин­ским, кар­тин, че­рез ко­то­рые пе­ре­да­ёт­ся его иде­ал, кри­тик за­клю­ча­ет: «Но смеш­но и ду­мать, что это мо­жет сде­лать­ся са­мо со­бою, вре­ме­нем, без на­силь­ст­вен­ных пе­ре­во­ро­тов, без кро­ви. Лю­ди так глу­пы, что их на­силь­но на­до ве­с­ти к сча­с­тию. Да и что кровь ты­ся­чей в срав­не­нии с уни­же­ни­я­ми и стра­да­ни­я­ми мил­ли­о­нов».

Эти и дру­гие вы­ска­зы­ва­ния Бе­лин­ско­го по­доб­ной на­прав­лен­но­с­ти (не­ко­то­рые из них я при­во­жу в ста­тье о Ро­за­но­ве, но их Вин­ни­ков не ком­мен­ти­ру­ет) сви­де­тель­ст­ву­ют о том, что кри­тик – по­сле­до­ва­тель фран­цуз­ских ре­во­лю­ци­о­не­ров-лю­до­е­дов, сто­рон­ник фи­ло­со­фии раз­ре­ше­ния кро­ви по со­ве­с­ти, пра­о­тец боль­ше­ви­ков и со­вре­мен­ных ли­бе­ра­лов гай­да­ров­ско-чу­бай­сов­ско­го ти­па. Не ме­нее оче­вид­но и дру­гое: не­по­сле­до­ва­тель­ность, ред­кая про­ти­во­ре­чи­вость взгля­дов «не­ис­то­во­го Вис­са­ри­о­на», что от­ме­ча­ли мно­гие и при­зна­вал он сам. На­при­мер, в по­сла­ни­ях Бот­ки­ну от 8 сен­тя­б­ря 1841 го­да и Н. Го­го­лю от 20 ап­ре­ля 1842 го­да Бе­лин­ский пи­сал: «Ты зна­ешь мою на­ту­ру: она веч­но в край­но­с­тях и ни­ког­да не по­па­да­ет в центр идеи»; «Я оп­ро­мет­чив и спо­со­бен вда­вать­ся в ди­кие не­ле­по­с­ти…».

Од­на­ко, как яв­ст­ву­ет из ра­бо­ты «Со­чи­не­ния Алек­сан­д­ра Пуш­ки­на» (ста­тья пер­вая), ука­зан­ную осо­бен­ность сам кри­тик объ­яс­ня­ет по­ис­ка­ми ис­ти­ны, ко­то­рая рож­да­ет­ся в ошиб­ках, бо­лез­нях, му­ках. Он про­ти­во­по­с­тав­ля­ет се­бе «го­то­вые на­ту­ры, ко­то­рые всё уз­на­ют за один при­сест и уз­нав­ши один раз, оди­на­ко­во ду­ма­ют о пред­ме­те всю жизнь свою. Хва­лясь не­из­мен­чи­во­с­тью сво­их мыс­лей и не­спо­соб­но­с­тью оши­бить­ся».

О «го­то­вых на­ту­рах» ска­за­но вер­но и хо­ро­шо, толь­ко не­по­нят­но дру­гое: чем «не­го­то­вые» на­ту­ры луч­ше «го­то­вых» и как по­треб­ность ис­ти­ны пер­вых при­ве­дёт к её до­сти­же­нию, ес­ли со­став­ля­ю­щи­ми этих на­тур яв­ля­ют­ся «край­но­с­ти» и «ди­кие не­ле­по­с­ти»? У Льва Ан­нин­ско­го в этой свя­зи по­доб­ные во­про­сы не воз­ни­ка­ют. Он в свой­ст­вен­ной ему па­ра­док­саль­ной ма­не­ре при­зы­ва­ет ис­кать и брать «прав­ду ды­ха­ния в дан­ный мо­мент», так как, по мне­нию кри­ти­ка, это мо­мент ис­ти­ны («Но­вый мир», 1986, № 6). Труд­но со­гла­сить­ся с кри­ти­ком, ибо «прав­да ды­ха­ния в дан­ный мо­мент» пред­по­ла­га­ет обя­за­тель­ное на­ли­чие прав­ды, что да­ле­ко не все­гда так. К то­му же, прав­да и ис­ти­на у Ан­нин­ско­го – это по­ня­тия тож­де­ст­вен­но-си­но­ни­мич­ные, но они, как из­ве­ст­но, – яв­ле­ния не од­но­го ря­да… (Смо­т­ри­те об этом ста­тью В.Ко­жи­но­ва «Прав­да и ис­ти­на» // «Наш со­вре­мен­ник», 1988, № 4).

Итак, с учё­том ам­би­ва­лент­но­с­ти Бе­лин­ско­го рас­смо­т­рим по­сто­ян­ные осо­бен­но­с­ти его лич­но­с­ти, ми­ро­воз­зре­ния, твор­че­ст­ва, ко­то­рые, соб­ст­вен­но, и оп­ре­де­ля­ют «ли­цо» кри­ти­ка. Вы­яс­ним так­же, что в на­сле­дии ав­то­ра ме­ша­ет по­ни­ма­нию ли­те­ра­ту­ры, ис­то­рии, жиз­ни. Та­кая из­би­ра­тель­ность, од­но­сто­рон­ность обус­лов­ле­на тем, что на про­тя­же­нии прак­ти­че­с­ки 160 лет в боль­шей сте­пе­ни бы­ли вос­тре­бо­ва­ны оцен­ки кри­ти­ка, уво­дя­щие чи­та­те­ля от адек­ват­но­го по­ни­ма­ния сло­вес­но­с­ти, оте­че­ст­вен­ной и ми­ро­вой ис­то­рии. А о дру­гом Бе­лин­ском, мыс­ли ко­то­ро­го по­мо­га­ют по­сти­же­нию ли­те­ра­ту­ры, ска­жем в дру­гой раз. Сей­час же про­сто от­ме­тим, что «пер­вый» Бе­лин­ский зна­чи­тель­но пре­вос­хо­дит «вто­ро­го» Бе­лин­ско­го.

Точ­ность мно­гих са­мо­ха­рак­те­ри­с­тик – од­на из от­ли­чи­тель­ных черт «не­ис­то­во­го Вис­са­ри­о­на», по­это­му есть смысл при­ве­с­ти не­ко­то­рые из них. В пись­ме к Бот­ки­ну от 8 сен­тя­б­ря 1841 го­да кри­тик спра­вед­ли­во ут­верж­да­ет: «Че­ло­век – ве­ли­кое сло­во, ве­ли­кое де­ло, но тог­да, ког­да он фран­цуз, не­мец, ан­г­ли­ча­нин, рус­ский». И да­лее, имея в ви­ду се­бя и дру­зей-за­пад­ни­ков, за­да­ёт ес­те­ст­вен­ный во­прос: «А рус­ские ли мы?» И сам ис­чер­пы­ва­ю­ще точ­но от­ве­ча­ет: «Мы лю­ди без оте­че­ст­ва – нет, ху­же, чем без оте­че­ст­ва: мы лю­ди, для ко­то­рых оте­че­ст­во – при­зрак…».

Ко­с­мо­по­лит Бе­лин­ский в от­ли­чие от сла­вя­но­фи­лов, мяг­ко вы­ра­жа­ясь, не­до­ста­точ­но хо­ро­шо знал оте­че­ст­вен­ную и ми­ро­вую ис­то­рию. В пись­ме к К. Ка­ве­ли­ну от 7 де­ка­б­ря 1847 го­да (то есть за 6 ме­ся­цев до смер­ти) кри­тик вы­ра­жа­ет своё не­со­гла­сие с дру­гом, ибо Ка­ве­лин на­пи­сал ува­жи­тель­но о ра­бо­те сла­вя­но­фи­ла Юрия Са­ма­ри­на. По мне­нию Бе­лин­ско­го, тре­бо­ва­лось иное: «Вы име­ли слу­чай раз­да­вить его, Вам это бы­ло лег­че сде­лать, чем мне. Де­ло в том, что в сво­их фан­та­зи­ях он опи­ра­ет­ся на ис­точ­ни­ки рус­ской ис­то­рии; тут я пас. Мне он ска­зал об Ипа­ть­ев­ской ле­то­пи­си, а я не знаю и о су­ще­ст­во­ва­нии её…».

Од­на­ко не­зна­ние оте­че­ст­вен­ной ис­то­рии не ме­ша­ло Бе­лин­ско­му де­лать за­яв­ле­ния, по­доб­ные сле­ду­ю­ще­му: «Ло­мо­но­сов был в ес­те­ст­вен­ных на­уках ве­ли­ким учё­ным сво­е­го вре­ме­ни, а по ча­с­ти ис­то­рии он был ра­вен ос­лу Тре­дь­я­ков­ско­му: яв­но, что об­ласть ис­то­рии бы­ла вне его на­ту­ры» (пись­мо В. Бот­ки­ну от 17 фе­в­ра­ля 1847 го­да). Не­зна­ние ис­то­рии не ме­ша­ло кри­ти­ку мно­го­крат­но пи­сать о ней, в ча­ст­но­с­ти, по­ле­ми­зи­руя со сла­вя­но­фи­ла­ми.

Имен­но «не­ис­то­вый Вис­са­ри­он» по­ро­дил и за­тем не­од­но­крат­но транс­ли­ро­вал миф о сла­вя­но­фи­лах как о лю­дях «ква­са», «ка­ши», «ка­пу­с­ты», «зи­пу­на», не­про­све­щён­ных ре­т­ро­гра­дах… Этот мерз­кий миф, ока­зав­ший­ся од­ним из са­мых жи­ву­чих, как и лю­бой миф, раз­ле­та­ет­ся вдре­без­ги при столк­но­ве­нии с ре­аль­но­с­тью.

В от­ли­чие от бле­с­тя­ще об­ра­зо­ван­ных сла­вя­но­фи­лов, вла­дев­ших 4-5 ино­ст­ран­ны­ми язы­ка­ми, ма­ло­об­ра­зо­ван­ный за­пад­ник Бе­лин­ский, по его сло­вам, «ед­ва-ед­ва» чи­тал по-фран­цуз­ски. По­это­му о про­из­ве­де­ни­ях ли­те­ра­ту­ры и тру­дах по ис­то­рии, фи­ло­со­фии, эко­но­ми­ке и т.д., не из­дан­ных на рус­ском язы­ке, кри­тик вы­нуж­ден был су­дить ли­бо по от­рыв­кам из этих ис­точ­ни­ков, спе­ци­аль­но пе­ре­ве­дён­ных для не­го дру­зь­я­ми, ли­бо с чу­жих слов, ли­бо «от фо­на­ря». По­ка­за­те­лен в дан­ном от­но­ше­нии сле­ду­ю­щий эпи­зод.

В пись­ме к В.Бот­ки­ну от 14 мар­та 1842 го­да Бе­лин­ский при­зна­ёт­ся: «Я всё на­де­ял­ся, что при­шлёшь мне с Куль­чи­ком за­мет­ки об ис­то­рии Ло­рен­ца и вы­пи­с­ку из Ге­ге­ля; но пьян­ст­во есть по­рок… Те­перь я сам дол­жен, с мо­ею учё­но­с­тию, на­го­во­ря мно­го, ни­че­го не ска­зать о Ло­рен­це. Чёрт те­бя возь­ми!» Че­рез 17 дней в по­сла­нии к то­му же ад­ре­са­ту кри­тик со­об­ща­ет: «О Ло­рен­це не хло­по­чи: пре­ступ­ле­ние со­вер­ше­но, и в 4 № «Оте­че­ст­вен­ных за­пи­сок» ты про­чтёшь до­воль­но гнус­ную ста­тью сво­е­го при­яте­ля – учё­но­го по­след­не­го де­ся­ти­ле­тия». От­да­дим долж­ное са­мо­кри­тич­но­с­ти и са­мо­иро­нии Бе­лин­ско­го, же­ла­ю­щие же про­чи­тать «гнус­ную ста­тью» «Ру­ко­вод­ст­во к все­об­щей ис­то­рии. Соч. Фр. Ло­рен­ца» най­дут её в 4 то­ме 9-том­ни­ка кри­ти­ка.

Ещё од­на осо­бен­ность «не­ис­то­во­го Вис­са­ри­о­на» обус­лов­ле­на его глав­ны­ми стра­с­тя­ми – к кар­там и жен­щи­нам. Бе­лин­ский был вы­нуж­ден мно­го и впо­пы­хах пи­сать, что­бы иметь день­ги для удов­ле­тво­ре­ния этих стра­с­тей. От­сю­да не­ка­че­ст­вен­ность, не­до­ста­точ­ный про­фес­си­о­на­лизм его ста­тей, ко­то­рые от­ли­ча­ют обиль­ное ци­ти­ро­ва­ние, чрез­мер­но по­дроб­ный пе­ре­сказ, ча­с­тые по­вто­ры, ло­ги­че­с­кие и смыс­ло­вые про­ва­лы… Не­до­стат­ки сво­их ра­бот не раз при­зна­вал и сам «не­ис­то­вый Вис­са­ри­он», как и не раз рас­ска­зы­вал об ат­мо­сфе­ре, в ко­то­рой они пи­са­лись. Вот од­но из от­кро­вен­ных вы­ска­зы­ва­ний кри­ти­ка: «Я бы­ло не­дав­но при­шёл в от­ча­я­ние от сво­ей не­спо­соб­но­с­ти пи­сать: ви­жу – есть мысль, глу­бо­ко по­ни­маю, что хо­чу ска­зать, а ска­зать не мо­гу – сло­ва не по­ви­ну­ют­ся, нуж­ны об­ра­зы, их не на­хо­жу и по­не­во­ле ре­зо­нёр­ст­вую. Те­перь мне это смеш­но, и я по­чи­таю се­бя сча­ст­ли­вым, что на­по­ров ли­с­та 3 пе­чат­ных, ви­жу, что в них есть стра­ни­цы три по­ря­доч­ных. До об­ра­зов ли тут, как ва­ля­ешь к сро­ку?» (Пись­мо В.Бот­ки­ну от 30 де­ка­б­ря 1840 – 22 ян­ва­ря 1841 го­да).

К на­зван­ным «бо­лез­ням» Бе­лин­ско­го на ру­бе­же 1840–1841 го­дов до­бав­ля­ет­ся, по­жа­луй, са­мая страш­ная, оп­ре­де­лив­шая мно­гое, глав­ное в твор­че­ст­ве 40-х го­дов. Сам кри­тик в по­сла­нии к Бот­ки­ну от 8 сен­тя­б­ря 1841 го­да пи­сал об этом так: «…Я те­перь в но­вой край­но­с­ти – это идея со­ци­а­лиз­ма, ко­то­рая ста­ла для ме­ня иде­ей идей, бы­ти­ем бы­тия, во­про­сом во­про­сов, аль­фою и оме­гою ве­ры и зна­ния. Она (для ме­ня) по­гло­ти­ла и ис­то­рию, и ре­ли­гию, и фи­ло­со­фию. И по­то­му ею я объ­яс­няю те­перь жизнь мою, твою и всех, с кем встре­тил­ся я на пу­ти жиз­ни».

По­след­ст­вия дан­но­го «за­бо­ле­ва­ния» не за­ста­ви­ли се­бя дол­го ждать: в ста­ть­ях кри­ти­ка стал до­ми­ни­ро­вать вуль­гар­но-со­ци­о­ло­ги­че­с­кий под­ход в оцен­ке че­ло­ве­ка и вре­ме­ни, ли­те­ра­ту­ры и ис­то­рии. Бе­лин­ско­го без пре­уве­ли­че­ния мож­но на­звать ос­но­во­по­лож­ни­ком вуль­гар­но­го со­ци­о­ло­гиз­ма в ли­те­ра­ту­ро­ве­де­нии и кри­ти­ке.

Так, «не­ис­то­вый Вис­са­ри­он» в сво­ей «глав­ной» ра­бо­те «Со­чи­не­ния Алек­сан­д­ра Пуш­ки­на» оце­ни­ва­ет че­ло­ве­ка, об­ра­зы «Ев­ге­ния Оне­ги­на», ис­хо­дя из сле­ду­ю­ще­го те­о­ре­ти­че­с­ко­го по­сту­ла­та: «Зло скры­ва­ет­ся не в че­ло­ве­ке, но в об­ще­ст­ве». И как ре­зуль­тат та­ко­го под­хо­да – из­ве­ст­ные со школь­ной ска­мьи, став­шие ак­си­о­ма­тич­ны­ми, но в кор­не не­вер­ные ха­рак­те­ри­с­ти­ки: «Не на­ту­ра, не стра­с­ти, не за­блуж­де­ния лич­ные сде­ла­ли Оне­ги­на по­хо­жим на этот пор­т­рет, а век»; «Его мож­но на­звать эго­ис­том по­не­во­ле; в его эго­из­ме долж­но ви­деть то, что древ­ние на­зы­ва­ли «fatum»; «Со­зда­ёт че­ло­ве­ка при­ро­да, но раз­ви­ва­ет и об­ра­зу­ет его об­ще­ст­во. Ни­ка­кие об­сто­я­тель­ст­ва жиз­ни не спа­сут и не за­щи­тят че­ло­ве­ка от вли­я­ния об­ще­ст­ва, ни­где не скрыть­ся, ни­ку­да не уй­ти ему от не­го».

Впол­не оче­вид­но, что Ев­ге­ний Оне­гин, как и лю­бой ге­рой, че­ло­век, для Бе­лин­ско­го – это про­дукт об­ще­ст­вен­ных от­но­ше­ний, жерт­ва об­сто­я­тельств. При та­ком под­хо­де лич­но­с­ти от­ка­зы­ва­ет­ся в ка­че­ст­вах субъ­ек­та – твор­ца се­бя, об­ще­ст­ва, ис­то­рии – и с неё сни­ма­ет­ся от­вет­ст­вен­ность за со­де­ян­ное. Эту по­сто­ян­ную, на­и­важ­ней­шую осо­бен­ность ми­ро­воз­зре­ния Бе­лин­ско­го точ­но уло­вил и по-раз­но­му вы­ра­зил в «Ста­рых лю­дях», «Пуш­ки­не», «Пре­ступ­ле­нии и на­ка­за­нии», пись­мах Фё­дор Ми­хай­ло­вич До­сто­ев­ский, са­мый по­сле­до­ва­тель­ный, глу­бо­кий и убе­ди­тель­ный кри­тик «не­ис­то­во­го Вис­са­ри­о­на».

Труд­но при­нять и тот за­ряд вуль­гар­но­го со­ци­о­ло­гиз­ма, ко­то­рый Бе­лин­ский вно­сит в трак­тов­ку про­бле­мы на­ци­о­наль­но­го и в во­прос «ге­ний и его ев­ро­пей­ское, ми­ро­вое зна­че­ние». На­при­мер, в ста­тье «Мыс­ли и за­мет­ки о рус­ской ли­те­ра­ту­ре» глав­ным кри­те­ри­ем рус­ско­с­ти пи­са­те­ля яв­ля­ет­ся то, ка­кая на­ци­о­наль­ная дей­ст­ви­тель­ность изо­б­ра­же­на в про­из­ве­де­нии.

Этот ар­гу­мент «уси­ли­ва­ет­ся» ори­ен­та­ци­ей кри­ти­ка на пред­по­ла­га­е­мое вос­при­я­тие ино­ст­ран­ца­ми рус­ской ли­те­ра­ту­ры, что лиш­ний раз сви­де­тель­ст­ву­ет о не­ис­тре­би­мо-бо­лез­нен­ном за­пад­ни­че­ст­ве «не­ис­то­во­го Вис­са­ри­о­на».

Ру­ко­вод­ст­ву­ясь на­зван­ным прин­ци­пом, он при­хо­дит к вы­во­ду: Го­голь, «стро­го дер­жа­щий­ся в сво­их со­чи­не­ни­ях сфе­ры рус­ской жи­тей­ской дей­ст­ви­тель­но­с­ти», – «са­мый на­ци­о­наль­ный из рус­ских по­этов». В та­ких слу­ча­ях Бе­лин­ский за­бы­ва­ет эле­мен­тар­ное, о чём – с по­да­чи Го­го­ля – он точ­но пи­сал в «Со­чи­не­ни­ях Алек­сан­д­ра Пуш­ки­на», за­бы­ва­ет то, что и на­по­ми­нать не­удоб­но. Как из­ве­ст­но, на­ци­о­наль­ная «про­пи­с­ка» ав­то­ра оп­ре­де­ля­ет­ся не изо­б­ра­жа­е­мой ре­аль­но­с­тью, а тем, с ка­ких по­зи­ций эта ре­аль­ность уви­де­на и пред­став­ле­на в про­из­ве­де­нии и как сия по­зи­ция со­от­но­сит­ся с тра­ди­ци­он­но-на­ци­о­наль­ной си­с­те­мой цен­но­с­тей. По­нят­но, что Го­голь ос­та­ёт­ся рус­ским ху­дож­ни­ком и в «Ри­ме», где изо­б­ра­жа­ет­ся ита­ль­ян­ско-фран­цуз­ская дей­ст­ви­тель­ность, ос­та­ёт­ся рус­ским в от­ли­чие от мно­гих и мно­гих ли­те­ра­то­ров ХХ–ХХI ве­ков, ко­то­рые пи­са­ли толь­ко о Рос­сии и ко­то­рые бы­ли и яв­ля­ют­ся толь­ко рус­ско­языч­ны­ми… Кста­ти, взгляд Го­го­ля на Па­риж в «Ри­ме» Бе­лин­ский на­звал «воз­му­ти­тель­но гнус­ным» (пись­мо В.Бот­ки­ну от 31 мар­та 1842 го­да).

По­жа­луй, ещё бо­лее удив­ля­ют, шо­ки­ру­ют рас­суж­де­ния «ве­ли­ко­го кри­ти­ка» о ев­ро­пей­ском и все­мир­ном зна­че­нии ху­дож­ни­ка сло­ва. В дан­ных рас­суж­де­ни­ях Бе­лин­ский до­хо­дит до ред­чай­ше­го аб­сур­да, ут­верж­дая, что зна­че­ние пи­са­те­ля за­ви­сит не от его ге­ни­аль­но­с­ти, а от ис­то­ри­че­с­кой ро­ли стра­ны, его по­ро­див­шей. По­это­му, по ут­верж­де­нию кри­ти­ка, «и с ве­ли­ким ге­ни­ем ино­гда мож­но быть не все­мир­но-ис­то­ри­че­с­ким по­этом, то есть иметь ве­ли­кость толь­ко для од­но­го сво­е­го на­ро­да. Здесь зна­че­ние по­эта за­ви­сит уже не от не­го са­мо­го, не от его де­я­тель­но­с­ти, на­прав­ле­ния, ге­ния, но от зна­че­ния стра­ны, ко­то­рая про­из­ве­ла его. С этой точ­ки зре­ния, у нас нет ни од­но­го по­эта, ко­то­ро­го мы име­ли бы пра­во ста­вить на­рав­не с пер­вы­ми по­эта­ми Ев­ро­пы…». В этом вы­ска­зы­ва­нии, весь­ма ха­рак­тер­ном для Бе­лин­ско­го, во всю «мощь» про­яв­ля­ет­ся его «ге­ни­аль­ность», имя ко­то­рой – убо­же­ст­во мыс­ли…

Из та­ба­кер­ки вуль­гар­но­го со­ци­о­ло­гиз­ма яви­лись и иные из­люб­лен­ные идеи кри­ти­ка, ко­то­рые он транс­ли­ру­ет из ста­тьи в ста­тью и ко­то­рые в си­лу их оче­вид­ной оши­боч­но­с­ти ком­мен­ти­ро­вать нет смыс­ла. Вот толь­ко две из них: «Со­дер­жа­ние да­ёт по­эту жизнь его на­ро­да, сле­до­ва­тель­но, до­сто­ин­ст­во, глу­би­на, объ­ём и зна­че­ние это­го со­дер­жа­ния за­ви­сит пря­мо и не­по­сред­ст­вен­но не от са­мо­го по­эта и не от его та­лан­та, а от ис­то­ри­че­с­ко­го зна­че­ния жиз­ни его на­ро­да» («Мыс­ли и за­мет­ки о рус­ской ли­те­ра­ту­ре»); «Как и всё, что ни есть в со­вре­мен­ной Рос­сии жи­во­го, пре­крас­но­го и ра­зум­но­го, на­ша ли­те­ра­ту­ра есть ре­зуль­тат ре­фор­мы Пе­т­ра Ве­ли­ко­го» («Взгляд на рус­скую ли­те­ра­ту­ру 1846 го­да»).

Весь­ма симп­то­ма­тич­но, что вновь не­ко­то­рые ав­то­ры пы­та­ют­ся пред­ста­вить Бе­лин­ско­го как рус­ско­го па­т­ри­о­та. Од­на из по­след­них пуб­ли­ка­ций на эту те­му – ста­тья Сер­гея Сер­ге­е­ва «Не хо­чу быть да­же фран­цу­зом»: Вис­са­ри­он Бе­лин­ский как ос­но­ва­тель ли­бе­раль­но­го на­ци­о­на­лиз­ма в Рос­сии» (www.ng.ru/style/2001-06-14/16). В ней ис­то­рик и пуб­ли­цист до­воль­но про­сто де­ла­ет из кри­ти­ка-ко­с­мо­по­ли­та рус­ско­го на­ци­о­на­ли­с­та. Сер­ге­ев под­би­ра­ет нуж­ные вы­ска­зы­ва­ния «не­ис­то­во­го Вис­са­ри­о­на» о Рос­сии и рус­ских, ус­лов­но го­во­ря, по­ло­жи­тель­ной на­прав­лен­но­с­ти. Суж­де­ния же не­га­тив­но ок­ра­шен­ные в ста­тье не при­во­дят­ся, но на­ли­чие их кон­ста­ти­ру­ет­ся, и са­ми они амор­ти­зи­ру­ют­ся ого­вор­кой: в этих оцен­ках Бе­лин­ский «мяг­че и сни­с­хо­ди­тель­нее» Пуш­ки­на, Го­го­ля, До­сто­ев­ско­го, Ле­он­ть­е­ва, Ро­за­но­ва. К то­му же уточ­ня­ет­ся, что «пред­мет об­ли­че­ний Бе­лин­ско­го – не изъ­я­ны на­ци­о­наль­но­го ха­рак­те­ра <…>, а пло­хие об­ще­ст­вен­ные по­ряд­ки, низ­кий уро­вень об­ра­зо­ва­ния, глу­пость на­чаль­ст­ва и про­чие внеш­ние ус­ло­вия, ис­ка­жа­ю­щие из­на­чаль­но яко­бы пре­крас­ную на­ту­ру рус­ско­го че­ло­ве­ка».

Так­же Сер­ге­ев зна­ко­мит чи­та­те­лей с «не­кор­рект­ны­ми» вы­ска­зы­ва­ни­я­ми кри­ти­ка о крым­ских та­та­рах, чер­ке­сах, ма­ло­рос­сах, ев­ре­ях, нем­цах, ки­тай­цах. Этим оцен­кам, поз­во­ля­ю­щим за­по­до­зрить Бе­лин­ско­го в ксе­но­фо­бии и «по­лу­ра­сиз­ме», про­ти­во­по­с­тав­ля­ют­ся суж­де­ния, про­ник­ну­тые «па­т­ри­о­ти­че­с­ким экс­та­зом». И в ито­ге сле­ду­ет не­из­беж­ный вы­вод о «не­ис­то­вом Вис­са­ри­о­не» как ос­но­ва­те­ле ли­бе­раль­но­го на­ци­о­на­лиз­ма.

Сия вер­сия по­рож­де­на ма­ни­пу­ля­ци­ей фак­та­ми, пред­взя­тым, од­но­сто­рон­ним от­но­ше­ни­ем к Бе­лин­ско­му. «Ру­со­филь­ст­во» кри­ти­ка под­тверж­да­ет­ся вы­ска­зы­ва­ни­я­ми, сде­лан­ны­ми им в по­след­ние два го­да жиз­ни, ког­да Бе­лин­ский стал «ме­с­та­ми» ру­сеть. Не вы­зы­ва­ет со­мне­ний, что и ко­ли­че­ст­вом, и гра­ду­сом чув­ст­ва эти вы­ска­зы­ва­ния зна­чи­тель­но ус­ту­па­ют оцен­кам «не­ис­то­во­го Вис­са­ри­о­на» «ру­со­фоб­ской» ок­ра­шен­но­с­ти. И глав­ное: не­по­нят­но, в чём ви­дит­ся про­яв­ле­ние рус­ско­го «я» кри­ти­ка?

Сер­гей Сер­ге­ев, как и мно­гие ав­то­ры до не­го, при­во­дит сле­ду­ю­щее при­зна­ние Бе­лин­ско­го: «Я – рус­ский и гор­жусь этим». На мой взгляд, оно ма­ло о чём сви­де­тель­ст­ву­ет, осо­бен­но с учё­том бес­ко­неч­но­го «флю­гер­ст­ва» кри­ти­ка и той – не­сколь­ко смеш­ной – си­ту­а­ции, в ко­то­рой дан­ное за­яв­ле­ние сде­ла­но. Так, при­зна­нию Бе­лин­ско­го о его рус­ско­с­ти, вы­ра­жен­но­му по-фран­цуз­ски, пред­ше­ст­ву­ет уточ­не­ние по-рус­ски: «Ска­жу те­бе яс­нее».

«Ру­со­филь­ские» ци­та­ты из Бе­лин­ско­го в ста­тье Сер­ге­е­ва те же, что и в сот­нях дру­гих пуб­ли­ка­ций. Сей не­бо­га­тый, по­вто­ря­ю­щий­ся на­бор суж­де­ний кри­ти­ка – это спе­ци­фи­че­с­кий текст, ко­то­рый от­ли­ча­ют сло­вес­ные фей­ер­вер­ки, па­те­ти­ка, об­раз­но-смыс­ло­вые и ло­ги­че­с­кие про­ва­лы, не­мно­гие внят­ные и по­лу­внят­ные идей­ные «от­кры­тия» ти­па сле­ду­ю­ще­го: «…В нас есть на­ци­о­наль­ная жизнь, мы при­зва­ны ска­зать ми­ру своё сло­во, свою мысль».

С гру­с­тью на­пом­ню, что к этой эле­мен­тар­ной, сверх­оче­вид­ной мыс­ли «ве­ли­кий кри­тик» при­хо­дит на за­ка­те жиз­ни, в воз­ра­с­те 35 лет. По­это­му и не толь­ко по­это­му не удив­ля­ет тот уро­вень по­ни­ма­ния рус­ско­го, ко­то­рый де­мон­ст­ри­ру­ет Бе­лин­ский да­же в са­мых сво­их «ру­со­филь­ских» суж­де­ни­ях, на­при­мер, в та­ком: «Рус­ская лич­ность по­ка – эм­б­ри­он, но сколь­ко ши­ро­ты и си­лы в на­ту­ре это­го эм­б­ри­о­на, как душ­на и страш­на ей вся­кая ог­ра­ни­чен­ность и узость!»

И этот «эм­б­ри­он­ный» уро­вень по­ни­ма­ния рус­ско­го пре­об­ла­да­ет в ми­ро­воз­зре­нии и твор­че­ст­ве Бе­лин­ско­го, с раз­ной кон­цен­т­ра­ци­ей при­сут­ст­ву­ет в сот­нях суж­де­ний кри­ти­ка о рус­ском че­ло­ве­ке, рус­ской ис­то­рии, рус­ской ли­те­ра­ту­ре. При­ве­ду не­ко­то­рые из них: «Лич­ность у нас толь­ко на­клё­вы­ва­ет­ся, и от­то­го го­го­лев­ские ти­пы – по­ка са­мые вер­ные рус­ские ти­пы. Это по­нят­но и про­сто, как 2 х 2 = 4» (пись­мо Ка­ве­ли­ну от 22 но­я­б­ря 1847 го­да); «По-ва­ше­му, рус­ский на­род – са­мый ре­ли­ги­оз­ный в ми­ре: ложь! Ос­но­ва ре­ли­ги­оз­но­с­ти есть пи­е­тизм, бла­го­го­ве­ние, страх бо­жий. А рус­ский че­ло­век про­из­но­сит имя бо­жие, по­чё­сы­вая се­бе зад­ни­цу…»; «Бес­тия наш брат, рус­ский че­ло­век!» (пись­мо к Н.В. Го­го­лю от 15 ию­ля 1847 го­да).

В этих и дру­гих слу­ча­ях Бе­лин­ский оце­ни­ва­ет всех и вся с по­зи­ций на­ци­о­наль­но­го ман­кур­тиз­ма, ко­с­мо­по­ли­тиз­ма, не­по­сле­до­ва­тель­но ле­вых – ли­бе­раль­ных и со­ци­а­ли­с­ти­че­с­ких – цен­но­с­тей. По­это­му в та­ких оцен­ках от­сут­ст­ву­ют и рус­ское чув­ст­во, и рус­ская мысль, и рус­ская си­с­те­ма ду­хов­но-нрав­ст­вен­ных ко­ор­ди­нат.

И ещё: «не­кор­рект­ные» вы­ска­зы­ва­ния «не­ис­то­во­го Вис­са­ри­о­на» о раз­ных на­ро­дах, при­во­ди­мые Сер­ге­е­вым и не толь­ко им, ни­чем, по су­ти, не от­ли­ча­ют­ся от суж­де­ний Бе­лин­ско­го о рус­ских. Так, ос­ла­ми кри­тик име­но­вал не толь­ко ма­ло­рос­сов, Шев­чен­ко, в ча­ст­но­с­ти, но и рус­ских, на­при­мер, Ло­мо­но­со­ва и Тре­дь­я­ков­ско­го в уже ци­ти­ро­ван­ном пись­ме. Или Ни­ко­лай Го­голь, са­мый рус­ский, по ут­верж­де­нию Бе­лин­ско­го, пи­са­тель, ха­рак­те­ри­зу­ет­ся так­же весь­ма, мяг­ко го­во­ря, не­дру­же­люб­но, не­объ­ек­тив­но, с по­мо­щью той же лек­си­ки, ко­то­рая ад­ре­со­ва­лась «ино­род­цам»: «Страш­но по­ду­мать о Го­го­ле: ведь во всём, что ни пи­сал – од­на на­ту­ра, как в жи­вот­ном. Не­ве­же­ст­во аб­со­лют­ное. Что он на­бле­вал о Па­ри­же-то!» (пись­мо В.Бот­ки­ну от 4 ап­ре­ля 1842 го­да); «Про­по­вед­ник кну­та, апо­с­тол не­ве­же­ст­ва, по­бор­ник об­ску­ран­тиз­ма и мра­ко­бе­сия, па­не­ги­рист та­тар­ских нра­вов…» (пись­мо к Н.В. Го­го­лю. 15 ию­ля н.с. 1847 г. Зальц­брунн); «Чи­тал ли ты «Пе­ре­пи­с­ку» Го­го­ля? <…> Это лю­бо­пыт­но и да­же на­зи­да­тель­но: мож­но уви­деть, до че­го до­во­дит и ге­ни­аль­но­го че­ло­ве­ка она­низм» (пись­мо В.Бот­ки­ну от 6 фе­в­ра­ля 1847 го­да). Бе­лин­ский лю­бил свои гре­хи при­пи­сы­вать дру­гим или про­еци­ро­вать их на дру­гих. Так по­лу­чи­лось и с она­низ­мом. По при­зна­нию Бе­лин­ско­го М.Ба­ку­ни­ну в пись­ме от 15–20 но­я­б­ря 1837 го­да, он «был она­ни­с­том и не очень дав­но пе­ре­стал им быть – го­да пол­то­ра или два».

Осо­бо под­черк­ну сле­ду­ю­щее: ког­да в ам­би­ва­лент­ной лич­но­с­ти Бе­лин­ско­го за­пад­ник бе­рёт верх, о рус­ском вос­при­я­тии ли­те­ра­ту­ры, лю­дей, со­бы­тий бес­смыс­лен­но ве­с­ти речь. Как, на­при­мер, в слу­чае с, ус­лов­но го­во­ря, вто­рой по­ло­ви­ной суж­де­ний кри­ти­ка о Та­ть­я­не Ла­ри­ной.

Об­раз ге­ро­и­ни, как пра­ви­ло, ис­чер­пы­ва­ет­ся «по­ло­жи­тель­ны­ми» оцен­ка­ми, дан­ны­ми ей «не­ис­то­вым Вис­са­ри­о­ном» (та­ким пу­тём идёт и Вин­ни­ков, по­ле­ми­зи­руя со мной… Спа­си­бо, Вла­ди­мир Юрь­е­вич, за лик­без, но при­ве­дён­ные Ва­ми ци­та­ты я по­мню на­и­зусть ещё со школь­ной ска­мьи). При этом не за­ме­ча­ют­ся или – го­раз­до ре­же – не­убе­ди­тель­но дез­аву­и­ру­ют­ся ха­рак­те­ри­с­ти­ки Бе­лин­ско­го иной, «от­ри­ца­тель­ной», на­прав­лен­но­с­ти. Имен­но они, во мно­гом ней­т­ра­ли­зу­ю­щие точ­ные оцен­ки, ито­жат раз­мы­ш­ле­ния кри­ти­ка о Та­ть­я­не Ла­ри­ной и да­ют пред­став­ле­ния о его иде­а­ле жен­щи­ны, его взгля­дах на се­мью и брак. И в при­вер­жен­но­с­ти к это­му иде­а­лу Бе­лин­ский был на ред­кость по­сле­до­ва­тель­ным.

Так, ещё в пись­ме к Бот­ки­ну от 4 ап­ре­ля 1842 го­да «не­ис­то­вый Вис­са­ри­он» при­зна­ёт­ся, что со­гла­сен с ним в оцен­ке Ла­ри­ной: «с тех пор, как она хо­чет век быть вер­ною сво­е­му ге­не­ра­лу, <…> её пре­крас­ный об­раз за­тем­ня­ет­ся». По­доб­ный ак­цент де­ла­ет­ся кри­ти­ком и в ста­тье де­вя­той «Со­чи­не­ний Алек­сан­д­ра Пуш­ки­на». В «от­по­ве­ди» Та­ть­я­ны Оне­ги­ну Бе­лин­ский ви­дит про­яв­ле­ния та­ких черт, оп­ре­де­ля­ю­щих сущ­ность рус­ской жен­щи­ны, как «и ре­зо­нёр­ст­во, и ос­кор­б­лён­ное са­мо­лю­бие, и тще­сла­вие до­б­ро­де­те­лью, под ко­то­рой за­ма­с­ки­ро­ва­на раб­ская бо­язнь об­ще­ст­вен­но­го мне­ния, и хи­т­рые сил­ло­гиз­мы ума, свет­скою мо­ра­лью па­ра­ли­зо­вав­ше­го ве­ли­ко­душ­ные дви­же­ния серд­ца».

По­нят­но, по­че­му Бе­лин­ский, «ме­с­та­ми» чут­кий и не­глу­пый, в дан­ном слу­чае по­те­рял ум, об­ро­нил ду­шу и на­го­во­рил столь оче­вид­ные не­ле­по­с­ти. Это вы­зва­но тем, что та­кая Та­ть­я­на, вер­ная сво­е­му му­жу, для кри­ти­ка – «нрав­ст­вен­ный эм­б­ри­он», ан­ти­иде­ал.

О сво­ём от­но­ше­нии к жен­щи­не, бра­ку он ча­с­то, по­дроб­но и пре­иму­ще­ст­вен­но мерз­ко го­во­рит в пись­мах к дру­зь­ям. Го­во­рит, ес­ли ис­поль­зо­вать его точ­ную са­мо­оцен­ку, как «са­мец». Я при­ве­ду од­но из са­мых мяг­ких вы­ска­зы­ва­ний Бе­лин­ско­го на эту те­му: «А брак – что это та­кое? Это ус­та­нов­ле­ние ан­т­ро­по­фа­гов, лю­до­е­дов, па­та­го­нов и гот­тен­то­тов, оп­рав­дан­ное ре­ли­ги­ею и ге­ге­лев­скою фи­ло­со­фи­ею. Я дол­жен всю жизнь лю­бить од­ну жен­щи­ну, тог­да как я не мо­гу лю­бить её боль­ше го­ду» (пись­мо В.Бот­ки­ну от 27–28 ию­ля 1841 го­да).

Впол­не ес­те­ст­вен­но, что за­пад­ник Бе­лин­ский на­хо­дит свой иде­ал во Фран­ции, где «брак есть до­го­вор, скреп­лён­ный су­деб­ным ме­с­том, а не цер­ко­вью, там с лю­бов­ни­ца­ми жи­вут как с жё­на­ми, и об­ще­ст­во ува­жа­ет лю­бов­ни­цу на­рав­не с жё­на­ми. Ве­ли­кий на­род!» (пись­мо В.Бот­ки­ну от 27–28 ию­ля 1841 го­да).

Про­ек­ция же фран­цуз­ских «иде­а­лов» на рус­скую дей­ст­ви­тель­ность в за­клю­чи­тель­ной ча­с­ти рас­суж­де­ний кри­ти­ка о Та­ть­я­не Ла­ри­ной при­во­дит к зна­ме­на­тель­но­му вы­во­ду. Срав­ни­вая пуш­кин­скую ге­ро­и­ню с Ве­рой из «Ге­роя на­ше­го вре­ме­ни», ко­то­рая из­ме­ня­ет му­жу, кри­тик ут­верж­да­ет, что «Ве­ра – боль­ше жен­щи­на», «тог­да как Та­ть­я­на – тип рус­ской жен­щи­ны». То есть, вы­вод сле­ду­ет впол­не оче­вид­ный в ду­хе «сам­ца-фран­цу­за»: Та­ть­я­на Ла­ри­на как рус­ский тип жен­щи­ны – это не сов­сем жен­щи­на, не­пол­но­цен­ная жен­щи­на.

Итак, боль­шин­ст­во оце­нок, дан­ных Бе­лин­ским рус­ско­му на­ро­ду в ста­ть­ях и пись­мах, ни­как не по­па­да­ет в раз­ряд «ру­со­филь­ских», «на­ци­о­на­ли­с­ти­че­с­ких». По­это­му всё ска­зан­ное и не ска­зан­ное не поз­во­ля­ет со­гла­сить­ся и с вер­си­ей Сер­ге­е­ва, и с ми­фом о Бе­лин­ском как о «тай­ном сла­вя­но­фи­ле», о про­зрев­шем рус­ском, ми­фом, очень по­пу­ляр­ным сре­ди «пра­вых» в 70–80-е го­ды ХХ ве­ка и пе­ри­о­ди­че­с­ки транс­ли­ру­е­мым се­го­дня. На­пом­ню, что Фё­дор Ми­хай­ло­вич До­сто­ев­ский в «Ста­рых лю­дях», ста­тье из «Днев­ни­ка пи­са­те­ля» за 1873 год, так от­ре­а­ги­ро­вал на дан­ную вер­сию: «О, на­прас­но пи­са­ли по­том, что Бе­лин­ский, ес­ли бы про­жил доль­ше, при­мк­нул бы к сла­вя­но­филь­ст­ву. Ни­ког­да бы не кон­чил он сла­вя­но­филь­ст­вом. Бе­лин­ский, мо­жет быть, кон­чил бы эми­г­ра­ци­ей, ес­ли бы про­жил доль­ше и ес­ли бы уда­лось ему эми­г­ри­ро­вать, и ски­тал­ся бы те­перь, ма­лень­ким и вос­тор­жен­ным ста­рич­ком с преж­нею тёп­лою ве­рой, не до­пу­с­ка­ю­щей ни­ка­ких со­мне­ний, где-ни­будь по кон­грес­сам Гер­ма­нии или Швей­ца­рии или при­мк­нул бы адъ­ю­тан­том к ка­кой-ни­будь не­мец­кой m-me Гё­те, на по­бе­гуш­ках по ка­ко­му-ни­будь жен­ско­му во­про­су».

Ко­неч­но, и «сле­ва», и «спра­ва» мно­гие бла­го­род­но воз­му­тят­ся: как мог мерз­кий кар­лик Пав­лов под­нять ру­ку на ве­ли­ка­на Бе­лин­ско­го? Вот и Сер­ге­ев не­од­но­крат­но име­ну­ет «не­ис­то­во­го Вис­са­ри­о­на» ве­ли­ким кри­ти­ком, и у Вин­ни­ко­ва во всей мо­ей «рез­кой» кни­ге вы­зва­ла от­тор­же­ние моя оцен­ка Бе­лин­ско­го, стран­но за­щи­щая ко­то­ро­го, он не ме­нее стран­но-не­о­жи­дан­но, но за­то с па­фо­сом вос­кли­ца­ет: «Или Бог уже не в прав­де, а в си­ле?»

По­ни­маю я и то, что для Сер­гея Сер­ге­е­ва, как яв­ст­ву­ет из его ста­тьи «Ещё раз о рус­ской клас­си­ке» («Моск­ва», 2009, № 7), До­сто­ев­ский во мно­гих от­но­ше­ни­ях не ав­то­ри­тет, за­то ав­то­ри­тет мо­ло­дые лю­ди, о ко­то­рых пи­шет кри­тик, мо­ло­дые лю­ди, жи­ву­щие се­го­дня граж­дан­ским бра­ком (то есть в блу­де) и не по­ни­ма­ю­щие нрав­ст­вен­ных ис­ка­ний ге­ро­ев рус­ской клас­си­ки. И всё же, как че­ло­век тра­ди­ции, не мо­гу не при­ве­с­ти в этой свя­зи сло­ва До­сто­ев­ско­го из его пи­сем к Ни­ко­лаю Стра­хо­ву от 23 ап­ре­ля и 18 мая 1871 го­да: «Бе­лин­ский (ко­то­ро­го вы до сих пор ещё це­ни­те) имен­но был не­мо­щен и бес­си­лен та­лан­тиш­ком, а по­то­му и про­клял Рос­сию и при­нёс ей со­зна­тель­но столь­ко вре­да…»; «…Я об­ру­гал Бе­лин­ско­го бо­лее как яв­ле­ние рус­ской жиз­ни, не­же­ли ли­цо: это бы­ло са­мое смрад­ное, ту­пое и по­зор­ное яв­ле­ние рус­ской жиз­ни…»; «Вы го­во­ри­те, он был та­лант­лив. Сов­сем нет <…> Я по­мню моё юно­ше­с­кое удив­ле­ние, ког­да я при­слу­ши­вал­ся к не­ко­то­рым чи­с­то ху­до­же­ст­вен­ным его суж­де­ни­ям (на­при­мер, о «Мёрт­вых ду­шах»). Он до бе­зо­б­ра­зия по­верх­но­ст­но и с пре­не­бре­же­ни­ем от­но­сил­ся к ти­пам Го­го­ля и толь­ко рад был до вос­тор­га, что Го­голь об­ли­чил. <…> Он об­ру­гал Пуш­ки­на, ког­да тот бро­сил свою фаль­ши­вую но­ту и явил­ся с «По­ве­с­тя­ми Бел­ки­на» и с «Ара­пом». Он с удив­ле­ни­ем про­воз­гла­сил ни­что­же­ст­во «По­ве­с­тей Бел­ки­на». Он в по­ве­с­ти Го­го­ля «Ко­ля­с­ка» не на­хо­дил ху­до­же­ст­вен­но цель­но­го со­зда­ния и по­ве­с­ти, а толь­ко шу­точ­ный рас­сказ. Он от­рёк­ся от окон­ча­ния «Ев­ге­ния Оне­ги­на». Он пер­вый вы­пу­с­тил мысль о ка­мер-юн­кер­ст­ве Пуш­ки­на. Он ска­зал, что Тур­ге­нев не бу­дет ху­дож­ни­ком, а меж­ду тем это ска­за­но по про­чте­нии чрез­вы­чай­но зна­чи­тель­но­го рас­ска­за Тур­ге­не­ва «Три пор­т­ре­та». Я бы мог Вам на­брать та­ких при­ме­ров сколь­ко угод­но для до­ка­за­тель­ст­ва не­прав­ды его кри­ти­че­с­ко­го чу­тья и «вос­при­им­чи­во­го тре­пе­та» <…> О Бе­лин­ском и о мно­гих яв­ле­ни­ях на­шей жиз­ни су­дим мы до сих пор ещё сквозь мно­же­ст­во чрез­вы­чай­ных пред­рас­суд­ков».

Как го­во­ри­лось, Бе­лин­ский в вы­ра­же­ни­ях не стес­нял­ся, ко­го он толь­ко не «унич­то­жал», не ос­кор­б­лял за свою ко­рот­кую жизнь. Хри­с­та и то­го, по вос­по­ми­на­ни­ям До­сто­ев­ско­го, ру­гал «по-ма­тер­ну». Ка­ких толь­ко не­ле­по­с­тей не на­го­во­рил «не­ис­то­вый Вис­са­ри­он» о рус­ской ли­те­ра­ту­ре и ис­то­рии в сво­их ста­ть­ях. Од­на­ко в вос­при­я­тии мно­гих он был и ос­та­ёт­ся бла­го­род­ным че­ло­ве­ком, ге­ни­аль­ным кри­ти­ком.

Ха­рак­те­ри­зо­вал­ся Бе­лин­ский и рез­ко-не­га­тив­но, прав­да, пре­дель­но ред­ко. Так, Фё­дор До­сто­ев­ский ве­ли­чал его «смрад­ной бу­каш­кой», «шу­ше­рой», а Ва­си­лий Ва­си­ль­е­вич Ро­за­нов на­звал кри­ти­ка «вы­род­ком», «кло­пом», про­полз­шим по рус­ской ли­те­ра­ту­ре. Ду­маю, в этом ря­ду сло­во «эм­б­ри­он» бу­дет на сво­ём ме­с­те. Оно, ад­ре­со­ван­ное Бе­лин­ским не по на­зна­че­нию – Та­ть­я­не Ла­ри­ной и рус­ско­му на­ро­ду, – сум­мар­но точ­но вы­ра­жа­ет мно­гие осо­бен­но­с­ти лич­но­с­ти «не­ис­то­во­го Вис­са­ри­о­на». А при­зра­кам, как име­но­вал се­бя и сво­их дру­зей-за­пад­ни­ков кри­тик, при­зра­кам, от­рав­ляв­шим со­зна­ние, нрав­ст­вен­ность, жизнь Рос­сии столь дол­гое вре­мя, по­ра, на­ко­нец, ука­зать на дверь… И в этом бу­дет прав­да, со­звуч­ная Хри­с­то­вой, ува­жа­е­мый Вла­ди­мир Юрь­е­вич Вин­ни­ков.

 

Юрий ПАВЛОВ,

г. АР­МА­ВИР

 

Кто хо­чет воз­ра­зить?