Архив : №20-21. 21.05.2010

Мы не мастера, а полезные писатели

Парадокс: в подмосковном писательском городке Переделкино до сих пор есть улица Петра Павленко. Люди знают, что она названа в честь какого-то литератора. Но что написал этот литератор, уже никто и не помнит. Эту ситуацию, кстати, предвидел и приятель Павленко – Александр Фадеев. Ещё в 1936 году он писал своему товарищу, что никакой ценности как писатели друзья никогда не представляли. «Мы не мастера, – подчёркивал Фадеев, – а полезные писатели. Утешимся, Петя, что мы писатели «полезные».

Пётр Андреевич Павленко родился 29 июня (по новому стилю 11 июля) 1899 года в Санкт-Петербурге. «Отец был воинским писарем, – рассказывал он в своей автобиографии в 1951 году, – мать – сельской учительницей. Через год после родов мать заболела туберкулёзом, и отец увёз её на Кавказ, в Грузию, которая стала для меня второй родиной. Там отец занимался ремесленничеством, был переплётчиком, букинистом, потом устроился в качестве мелкого служащего на железную дорогу. В Тифлисе мать умерла» («Советские писатели: Автобиографии», том 2, М., 1959).

В детстве Павленко мечтал о Петровско-Разумовской академии. Но судьба распорядилась иначе: он смог поступить лишь на сельхозотделение Бакинского политехнического института. А потом началась гражданская война.

Павленко изначально сделал ставку на большевиков. «В условиях мусавистского подполья, – писал он в 1951 году, – я вступил в партию, а в апреле или мае 1920 года, как только вошла в Баку 11-я армия, вступил в её ряды добровольцем». Затем были трёхмесячная партийная школа и назначение военным комиссаром на пароход «Бекетов» в Куринскую речную флотилию.

К проблемам сельского хозяйства Павленко вернулся в 1921 году. Сначала он попробовал себя в Муганской степи с роли хлопкороба. Потом ему предложили перейти в сельхозотдел армейской газеты «Красный воин». Затем его пригласили в Закавказский крайком партии.

По некоторым косвенным данным, Павленко уже тогда сблизился с чекистами. Не случайно в 1924 году он получил должность секретаря советского торгпредства в Турции. Позже появились слухи, что за границей несостоявшийся агроном научился разбираться не только в ковровых орнаментах. Якобы он стал отменным специалистом по организации тайных операций. Но, похоже, в 1927 году случился какой-то прокол, и секретаря торгпредства из Турции отозвали в Россию.

Уже в 1929 году Павленко сообщал Николаю Тихонову (с ним он впервые познакомился перед отъездом в Турцию в Тифлисе в 1924 году): «Моя анкета такова: конец 24, 25, 26, 27 года – Турция, Сирия, кусок Курдистана, Греция, Италия, Египет с моря. Декабрь 27 года – Москва. Риск первого рассказа. <...> В мае я редактор в Одессе <...> Потом уговорились с Пильняком и Шкловским ехать на Турксиб – там джунгли, рыба с лошадь величиной, безлюдье и, прежде всего – социализм в виде железной дороги. Потом охота съездить на Урал в качестве избранника ВЦСПС и на его харчах. Половина лит. Москвы соблазнена этим ВЦСПС – дают деньги, выбирай себе завод, сиди месяц, вдохновляйся, напиши 3–4 очерка. <...> За границей я ходил в высоких чинах – был коммерческим директором Аркоса в Турции и даже – никому не рассказывай, заменял торгпреда, а полный мой титул едва умещался на визитной карточке биржевого – в папиросную коробку – образца» (цитирую по журналу «Знамя», 1968, № 4).

 

 

Пер­вые рас­ска­зы Пав­лен­ко бы­ли на­пе­ча­та­ны в 1928 го­ду в жур­на­ле «Но­вый мир». Су­дя по все­му, у них был со­ав­тор – Бо­рис Пиль­няк. «Пи­шу не за се­бя, – со­об­щал 2 сен­тя­б­ря 1928 го­да Пиль­няк Ти­хо­но­ву, – а за дру­га мо­е­го Пе­т­ра Пав­лен­ку, с ко­им кре­щу я по­след­нее вре­мя сов­ме­ст­но ще­нят».

Ров­но че­рез год власть до­пу­с­ти­ла Пав­лен­ко до Со­лов­ков, где раз­ме­щал­ся пер­вый со­вет­ский конц­ла­герь для по­ли­ти­че­с­ких за­клю­чён­ных СЛОН. Ка­кая у пи­са­те­ля бы­ла тог­да мис­сия, до сих пор не­из­ве­ст­но. Но­вое за­да­ние он по­лу­чил в 1930 го­ду – под­го­то­вить вме­с­те с Ти­хо­но­вым пер­вый круп­ный пи­са­тель­ский де­сант в Сред­нюю Азию. Но ес­ли как к ор­га­ни­за­то­ру к не­му пре­тен­зий не бы­ло, то как са­мо­сто­я­тель­но­го со­чи­ни­те­ля его дол­го ни­кто не при­зна­вал. Вы­шед­ший в 1932 го­ду ро­ман «Бар­ри­ка­ды» о Па­риж­ской ком­му­не ин­тел­лек­ту­а­лы оси­лить так и не смог­ли. Как за­ме­тил один из кри­ти­ков, по­лу­чи­лась «не­удач­ная вещь с ве­ли­ко­леп­ны­ми за­пла­та­ми».

Но вла­с­ти на все эти оцен­ки бы­ло на­пле­вать. Она це­ни­ла Пав­лен­ко не за эс­те­ти­че­с­кий вкус, а за го­тов­ность от­ста­и­вать пар­тий­ные ус­та­нов­ки. Уже в 1932 го­ду пи­са­те­лю да­ли про­стор­ные хо­ро­мы в До­ме Гер­це­на. Его со­се­дя­ми ста­ли су­пру­ги Ман­дель­ш­там. Поз­же На­деж­да Ман­дель­ш­там вспо­ми­на­ла, как на «бар­ской по­ло­ви­не» у Пав­лен­ко по­явил­ся гость – Ти­хо­нов. «Это про­изо­ш­ло в день па­де­ния РАП­Па, 23 ап­ре­ля 1932 го­да – мы уз­на­ли об этом со­бы­тии ут­ром, раз­вер­нув га­зе­ты. Оно бы­ло не­о­жи­дан­но для всех. Я за­ста­ла Ти­хо­но­ва и Пав­лен­ко за сто­лом, пе­ред бу­ты­лоч­кой ви­на. Они чо­ка­лись и пра­зд­но­ва­ли по­бе­ду. «До­лой РАПП­ство, – кри­чал на­ход­чи­вый Ти­хо­нов, а Пав­лен­ко, че­ло­век го­раз­до бо­лее ум­ный и страш­ный, толь­ко по­мал­ки­вал...» (Н.Ман­дель­ш­там. Вос­по­ми­на­ния. М., 1989).

Поз­же Пав­лен­ко во­шёл в орг­ко­ми­тет по со­зда­нию Со­ю­за пи­са­те­лей. Он стал спе­ци­а­ли­с­том по ор­га­ни­за­ции по­ез­док пи­са­тель­ских бри­гад по быв­шим ок­ра­и­нам рос­сий­ской им­пе­рии. Пер­вым де­лом ему за­хо­те­лось ук­ре­пить свои по­зи­ции в Да­ге­с­та­не и Гру­зии. «Мне по­жа­ло­ва­на Гру­зия», – не скры­вал он сво­ей ра­до­с­ти в пись­ме от 20 сен­тя­б­ря 1933 го­да Ти­хо­но­ву. По­том, уже по­сле съез­да Пав­лен­ко с та­ким же эн­ту­зи­аз­мом со­брал­ся на Даль­ний Вос­ток, от­ку­да он вер­нул­ся с прак­ти­че­с­ки го­то­вым ро­ма­ном «На Вос­то­ке».

Од­на­ко в 1936 го­ду ка­рь­е­ра Пав­лен­ко чуть не рух­ну­ла. При оче­ред­ной чи­ст­ке ру­ко­во­дя­щих ка­д­ров ка­кой-то до­тош­ный слу­жа­ка об­на­ру­жил, что у пи­са­те­ля «ли­по­вый» пар­тий­ный стаж. Вдо­ба­вок не­кая ли­те­ра­тор­ша Лю­ся Ар­бу­жин­ская (она же Ар­гу­тин­ская) за­яви­ла, что соб­ст­вен­ны­ми гла­за­ми ви­де­ла фо­то­гра­фию Пав­лен­ко с Ге­ор­ги­ев­ским кре­с­том. По­яви­лись слу­хи, буд­то в граж­дан­скую вой­ну пи­са­тель слу­жил у бе­лых. Кто-то из че­кист­ско­го ру­ко­вод­ст­ва пред­ло­жил Пав­лен­ко сроч­но вы­ехать в Ба­ку и най­ти до­ку­мен­ты, под­тверж­дав­шие факт его вступ­ле­ния в пар­тию в 1919 го­ду. Но пи­са­тель по­че­му-то от этой по­езд­ки ук­ло­нил­ся.

При­яте­ли ви­де­ли, что с Пав­лен­ко тво­ри­лось что-то не­лад­ное. «Пе­тя Пав­лен­ко, – пи­сал сво­им близ­ким в ок­тя­б­ре 1936 го­да Вла­ди­мир Лу­гов­ской, – про­сто не «жи­лец на бе­лом све­те». У не­го на­ча­лось рас­ст­рой­ст­во ди­на­ми­ки моз­го­во­го кро­во­об­ра­ще­ния. Был у не­го два ра­за. От­прав­ля­ли его, на­вер­ное, то­же в Бар­ви­ху».

Вско­ре к не­при­ят­но­с­тям с парт­с­та­жем до­ба­ви­лась бо­лее страш­ная тра­ге­дия: по­сле ро­дов умер­ла же­на Пав­лен­ко.

Од­на­ко в на­ча­ле 1938 го­да от пи­са­те­ля вдруг от­ста­ли. Что? Сме­нил­ся по­ли­ти­че­с­кий кли­мат? Пав­лен­ко до­ка­зал свою не­ви­нов­ность? Или по­мог­ли ста­рые свя­зи со спец­служ­ба­ми?

Ес­ли ве­рить вос­по­ми­на­ни­ям Эм­мы Гер­ш­тейн, Пав­лен­ко в 1937 го­ду сы­г­рал ро­ко­вую роль в судь­бе Оси­па Ман­дель­ш­та­ма. Дру­гая ме­му­а­ри­ст­ка – На­та­лья Иль­и­на бы­ла убеж­де­на в том, что пи­са­тель «сдал» так­же Пиль­ня­ка. Вот она – пла­та за сво­бо­ду.

В 1938 го­ду Пав­лен­ко же­нил­ся во вто­рой раз. Но­вой его же­ной ста­ла дочь дра­ма­тур­га Тре­нё­ва – На­та­лья Тре­нё­ва. 15 мар­та 1941 го­да но­вые род­ст­вен­ни­ки – Тре­нёв и Пав­лен­ко – ста­ли ла­у­ре­а­та­ми Ста­лин­ской пре­мии. Тре­нёв был от­ме­чен за пье­су «Лю­бовь Яро­вая», по­став­лен­ную в но­вой ре­дак­ции в 1937 го­ду. Пав­лен­ко же по­лу­чил пре­мию как сце­на­рист филь­ма Эй­зен­штей­на «Алек­сандр Нев­ский».

В вой­ну Пав­лен­ко офи­ци­аль­но чис­лил­ся кор­ре­с­пон­ден­том га­зе­ты «Крас­ная звез­да». «Мне до­ве­лось, – пи­сал он в сво­ей ав­то­био­гра­фии, – по­бы­вать на За­пад­ном, Брян­ском, Крым­ском, За­кар­пат­ском и 3-м Ук­ра­ин­ском фрон­тах». Но эти по­езд­ки на фронт но­си­ли, как бы по­мяг­че ска­зать, эта­кий ту­ри­с­ти­че­с­кий ха­рак­тер.

Свою се­мью пи­са­тель ещё ле­том со­рок пер­во­го го­да эва­ку­и­ро­вал в Та­та­рию. Ис­то­рик со­вет­ской ли­те­ра­ту­ры На­та­лья Гро­мо­ва вы­яс­ни­ла: «На­та­лья Пав­лен­ко – дочь дра­ма­тур­га Тре­нё­ва и же­на – Пав­лен­ко – жи­ла в Чи­с­то­по­ле вме­с­те с от­цом. Муж из­ред­ка на­ве­щал се­мью. На ру­ках у неё бы­ло двое де­тей и две со­ба­ки: ог­ром­ный дог и мел­кая со­бач­ка, что край­не изум­ля­ло ме­ст­ных жи­те­лей. В пись­ме Мар­га­ри­те Али­гер она по-сво­е­му опи­сы­ва­ет чи­с­то­поль­ский быт: «<…> поль­зу­ясь без­вы­ход­но­с­тью по­ло­же­ния, мы тут, тем вре­ме­нем, вос­пи­ты­ва­ем в се­бе ка­че­ст­ва до­б­рот­ных жён-до­мо­хо­зя­ек. Мы ста­но­вим­ся прак­тич­ны­ми и хо­зяй­ст­вен­ны­ми. Мы на­учи­лись на вкус от­ли­чать гни­лую му­ку от хо­ро­шей. Мы изо­б­ре­та­ем пе­че­нье из ко­фей­ной гу­щи с от­ру­бя­ми (да, да – факт!). Мы уме­ем де­лать сту­день <…> Бы­то­вые труд­но­с­ти уже не тер­за­ют, как в пер­вое вре­мя, ибо мы при­тер­пе­лись. С про­дук­та­ми хоть и труд­но, но луч­ше, чем во мно­гих ме­с­тах...» И ещё, глав­ная до­сто­при­ме­ча­тель­ность Чи­с­то­по­ля – не­пе­ча­та­е­мый Па­с­тер­нак, от­то­го им об­ме­ни­ва­ют­ся как цен­но­с­тью. По­это­му в за­клю­чи­тель­ной ча­с­ти пись­ма она пред­ла­га­ет: «Кста­ти, хо­ти­те по­след­ние сти­хи Па­с­тер­на­ка? Они у ме­ня есть, мо­гу Вам при­слать» (ци­ти­рую по кни­ге Н.Гро­мо­вой «Даль­ний Чи­с­то­поль на Ка­ме…», М., 2005).

Су­дя по вос­по­ми­на­ни­ям оче­вид­цев, се­мья Пав­лен­ко в Чи­с­то­по­ле ма­ло в чём нуж­да­лась. Она бы­ла за­щи­ще­на име­нем пи­са­те­ля, ко­то­ро­го, по су­ти, ни­кто не чи­тал. Вла­с­ти, а тем бо­лее дру­гие эва­ку­и­ро­ван­ные ли­те­ра­то­ры, пред­по­чи­та­ли с нею не свя­зы­вать­ся. По­ка­за­те­лен в свя­зи с этим эпи­зод воз­вра­ще­ния чи­с­то­поль­ской пи­са­тель­ской ко­ло­нии в Моск­ву, рас­ска­зан­ный Ва­ди­мом Бе­ло­цер­ков­ским. «B пер­вом клас­се еха­ли «клас­си­ки» ли­те­ра­ту­ры, во вто­ром – все ос­таль­ные, вни­зу – на­род с меш­ка­ми и гря­зью. <...> Се­мья Пав­лен­ко – пи­са­те­ля, осо­бо при­бли­жён­но­го к Ста­ли­ну, – еха­ла с со­ба­кой, здо­ро­вен­ным, как те­лё­нок, до­гом. Дер­жать со­ба­ку во вре­мя вой­ны, да ещё та­кую ог­ром­ную, мог поз­во­лить се­бе, ко­неч­но же, толь­ко близ­кий ко дво­ру пи­са­тель <...> В один из пре­крас­ных дней на­ше­го пу­те­ше­ст­вия дог Пав­лен­ко на­ло­жил на па­лу­бе ку­чу, при­чём со­от­вет­ст­ву­ю­щую сво­им га­ба­ри­там. Уло­жил её на са­мой се­ре­ди­не. Дви­же­ние фла­ни­ро­вав­ших по па­лу­бе пи­са­те­лей ос­та­но­ви­лось. Пе­ред ку­чей ско­пи­лась тол­па.

– В чём де­ло? – на­пи­ра­ли сза­ди не­о­све­дом­лён­ные.

– Бе­зо­б­ра­зие, – воз­му­ща­лись пе­ред­ние. – На­до пой­ти за ка­пи­та­ном!

Но ни­кто не шёл, каж­дый пи­са­тель ждал, что пой­дёт кто-то дру­гой, ме­нее ве­ли­кий. Из не­ве­ли­ких, ко­неч­но же, на­шлось бы мно­го же­ла­ю­щих ус­лу­жить, од­на­ко они ро­бе­ли: зна­ли, из-под чьей со­ба­ки ку­ча. Бо­я­лись быть не­пра­виль­но по­ня­ты­ми, буд­то бы име­ют ка­кие-то пре­тен­зии к хо­зя­е­вам по это­му по­во­ду. На­до за­ме­тить, что чле­нов се­мьи Пав­лен­ко в этот мо­мент на па­лу­бе не бы­ло.

Итак, воз­дух на па­лу­бе был под­пор­чен, да и сто­ять пе­ред ку­чей, слов­но на ми­тин­ге, бы­ло как-то не­ле­по. И пи­са­те­ли ста­ли ти­хо рас­хо­дить­ся по сво­им ка­ю­там и за­дра­и­вать ок­на. Па­лу­ба опу­с­те­ла. Один я за­меш­кал­ся (де­жу­рил по амур­ной ча­с­ти око­ло од­но­го окош­ка!) и стал сви­де­те­лем ис­то­ри­че­с­кой сце­ны. Я вдруг уви­дел, что на па­лу­бе по­явил­ся Бо­рис Ле­о­ни­до­вич Па­с­тер­нак с дет­ским со­воч­ком и щёт­кой в ру­ках. Па­с­тер­нак по­до­шёл к ку­че и, взды­хая и во­ро­тя нос, на­чал сгре­бать ку­чу на со­вок, по­том вы­бро­сил её за борт и уда­лил­ся. <...>. Че­рез не­сколь­ко ми­нут при­от­кры­лось ка­кое-то ок­но, кто-то вы­гля­нул на па­лу­бу (в ка­ю­тах всё же бы­ло душ­но, да и скуч­но си­деть!), уви­дел, что ку­чи не ста­ло, и, об­ра­до­вав­шись, скрыл­ся. При­от­кры­лось дру­гое ок­но, тре­тье – и пи­са­те­ли с до­сто­ин­ст­вом ста­ли вы­хо­дить на па­лу­бу. Про­ме­над во­зоб­но­вил­ся».

По­сле вой­ны Пав­лен­ко по­се­лил­ся в Кры­му (вра­чи об­на­ру­жи­ли у не­го ос­т­рую сер­деч­ную не­до­ста­точ­ность). Он, как го­во­ри­ли, во­шёл в чис­ло лю­бим­чи­ков Ста­ли­на. Под­тверж­де­ние то­му – ка­с­кад пре­мий, об­ру­шив­ших­ся на пи­са­те­ля в 1947–1950 го­дах: за ки­но­сце­на­рий «Клят­ва», ро­ман «Сча­с­тье» и фильм «Па­де­ние Бер­ли­на».

Умер Пав­лен­ко 16 ию­ня 1951 го­да в Моск­ве. Его смерть вы­зва­ла в пи­са­тель­ских кру­гах мно­го пе­ре­су­дов. Уз­нав о кон­чи­не пи­са­те­ля, Юрий Оле­ша на­пи­сал в сво­ём днев­ни­ке: «Я его ни­ког­да не лю­бил. Дёр­га­ю­щий ве­ком глаз, не ар­ти­с­ти­че­с­кая ду­ша, внеш­ность. То на­чи­нал вме­с­те с Пиль­ня­ком, то вдруг та­кой пры­жок в ру­ко­вод­ст­во, в «ве­ду­щие пи­са­те­ли». Пи­са­ние пьес в со­труд­ни­че­ст­ве с Рад­зин­ским! За­знал­ся, жизнь не по ду­шев­но­му бю­д­же­ту. Ял­та, где он, ви­ди­те ли, жи­вёт по тре­бо­ва­ни­ям здо­ро­вья! По­ду­ма­ешь, как тре­бо­ва­лось бе­речь Пав­лен­ко, не убе­рег­ши Ма­я­ков­ско­го и ещё мно­гих <…> Умер в рос­кош­ной квар­ти­ре пи­са­те­ля-чи­нов­ни­ка – поч­ти оди­но­ко, на ру­ках рай­он­но­го вра­ча, за­быв­ше­го за­хва­тить с со­бой ни­т­ро­гли­це­рин, умер, как са­мый обык­но­вен­ный со­вет­ский слу­жа­щий, – он, ко­то­рый мог бы уме­реть, со­звав всех вра­чей Ял­ты и Моск­вы! При­чём умер не от ча­хот­ки, от ко­то­рой ле­чил­ся, а от серд­ца – ско­ро­по­с­тиж­но! Всё это не­прав­да! Не бы­ло там ни ча­хот­ки, ни Ита­лии, ни ли­те­ра­ту­ры! Ско­ро­спе­лая ка­рь­е­ра, опи­рав­ша­я­ся, с од­ной сто­ро­ны, на то, что бы­ло схва­че­но у Пиль­ня­ка, с дру­гой – на на­ив­ность Горь­ко­го. Ко­лос­саль­ное ма­те­ри­аль­ное бла­го­по­лу­чие, по­зор­но ко­лос­саль­ное при очень ма­лень­ком да­ро­ва­нии». В за­пис­ных книж­ках И.Ильф, как все­гда, ос­т­ро­ум­но, за­ме­тит: «Ес­ли бы Тол­стой пи­сал так ту­ман­но, как Пав­лен­ко, ни­ког­да бы мы не уз­на­ли, за ко­го вы­шла за­муж На­та­ша Рос­то­ва».

И сов­сем по-дру­го­му про­ре­а­ги­ро­вал на из­ве­с­тие о смер­ти Пав­лен­ко Бо­рис Ла­в­ре­нёв. «15-го ве­че­ром, – со­об­щал пи­са­тель же­не, – я ви­дел его на от­кры­тии ук­ра­ин­ской де­ка­ды, и он был со­вер­шен­но здо­ров, ве­сел, бодр. Вер­нул­ся до­мой, вы­пил чаю и сел ра­бо­тать. В по­ло­ви­не пер­во­го по­чув­ст­во­вал силь­ную боль в об­ла­с­ти серд­ца и че­рез пять ми­нут был без­воз­врат­но мёртв. (Ему и 50 нет.) Но осо­бен­но боль­но и жал­ко, что ушёл один из са­мых не толь­ко та­лант­ли­вых, но и куль­тур­ней­ших пи­са­те­лей. На за­дри­с­тан­но-се­ром фо­не ны­неш­них ка­ли­фов на час, по­лу­гра­мот­ных, не­ве­же­ст­вен­ных, тём­ных Пер­вен­це­вых, Гри­ба­чё­вых, Бу­бен­но­вых, Маль­це­вых и дру­гой шпа­ны, име­на еси Гос­по­ди ве­си, – Пе­тя Пав­лен­ко свер­кал бле­с­ком не­под­дель­но­го дра­го­цен­но­го кам­ня. Не го­во­ря обо всём дру­гом, его по­след­няя вещь, в № 4 «Нов. ми­ра», – очер­ки об Ита­лии, – бы­ла на­пи­са­на с та­ким со­вер­шен­ст­вом зна­ния пред­ме­та, сво­е­об­ра­зи­ем мыс­ли, на­блю­да­тель­но­с­тью и ос­т­ро­той, что я, при­вык­ший чи­тать всё про­фес­си­о­наль­но ме­ха­ни­че­с­ки, в пер­вый раз за мно­го лет ув­лёк­ся и чи­тал так, как чи­тал толь­ко в дет­ст­ве – с за­хлё­бом и вос­хи­ще­ни­ем. Се­го­дня мы хо­ро­ним его, и у ме­ня та­кое ощу­ще­ние, слов­но я хо­ро­ню ку­сок са­мо­го се­бя, по­то­му что Пе­тя, вы­ра­жа­ясь язы­ком во­ен­ным, был од­ним из по­след­них мо­их од­но­пол­чан, рус­ских ин­тел­ли­ген­тов вы­со­ко­го клас­са. Нас ста­но­вит­ся всё мень­ше и мень­ше, и мы ос­тав­ля­ем ли­те­ра­ту­ру на рас­тер­за­ние рва­чам, спе­ку­лян­там, Ми­т­ро­фа­нуш­кам. И по­на­до­бит­ся ещё не­ма­ло вре­ме­ни, по­ка вы­ра­с­тет и ок­реп­нет та но­вая мо­ло­дая ин­тел­ли­ген­ция, ко­то­рая лет че­рез 50 возь­мёт вы­пав­шее из на­ших рук ору­жие боль­шой куль­ту­ры и, взяв на­гай­ку, вы­го­нит из хра­ма тор­га­шей ли­те­ра­ту­рой, на­гле­цов и ха­мов» (Б.Ла­в­ре­нёв. Со­бра­ние со­чи­не­ний. Том 8, М., 1995).

Од­на­ко в 1956 го­ду но­вый со­вет­ский вождь Ни­ки­та Хру­щёв офи­ци­аль­но на­звал Пав­лен­ко под­ле­цом. Так зад­ним чис­лом власть ре­ши­ла све­с­ти счё­ты со ста­лин­ским лю­бим­чи­ком.

Вячеслав ОГРЫЗКО