Архив : №22. 28.05.2010

Современному поэту стоит быть маргиналом

 Когда я слушаю Кублановского, у меня возникает ощущение, что общаюсь с одним из последних классических наших интеллигентов. Чувство собственного достоинства, даже величия в облике, некоторая степенная вальяжность в нём...

 

– Вы и до сих пор член ред­кол­ле­гии жур­на­ла «Но­вый мир» и, оче­вид­но, на про­тя­же­нии всей сво­ей ра­бо­ты там име­ли де­ло с ог­ром­ным ко­ли­че­ст­вом сти­хо­твор­цев раз­но­го уров­ня. По­это­му пер­вый во­прос у ме­ня к вам та­кой: по ка­ким при­зна­кам вы от­ли­ча­е­те силь­но­го ав­то­ра от гра­фо­ма­на?

– Объ­яс­нить это слож­но, так как при­ро­да та­лан­та, ко­неч­но, не­од­но­знач­на. Во-пер­вых, врож­дён­ный по­эти­че­с­кий слух. Он, ви­ди­мо, та­кой же при­ро­ды, как и му­зы­каль­ный. Или че­ло­век с ним рож­да­ет­ся, или его нет. Во-вто­рых, опыт и со­при­кос­но­ве­ние в те­че­ние жиз­ни с не­ис­чис­ли­мым мно­же­ст­вом сти­хо­твор­ных тек­с­тов.

От­сю­да – опыт: сей­час мне до­ста­точ­но двух-трёх строф, что­бы оп­ре­де­лить твор­че­с­кую со­сто­я­тель­ность ав­то­ра. Ещё сов­сем не­дав­но, лет 10–15 на­зад очень мно­гие пи­са­ли в ин­то­на­ци­ях Ио­си­фа Брод­ско­го: не­сколь­ко брюз­жа­щее, де­жур­но-пес­си­ми­с­тич­ное на­ст­ро­е­ние. Та­кие тек­с­ты я сра­зу же от­кла­ды­вал: то, что у Брод­ско­го бы­ло вы­но­ше­но и ор­га­нич­но, у его под­ра­жа­те­лей вы­гля­де­ло за­ём­ным эпи­гон­ст­вом. По­то­му что ин­то­на­ция в по­эзии и есть тот нерв, ко­то­рый сви­де­тель­ст­ву­ет о ми­ро­воз­зрен­че­с­кой ори­ги­наль­но­с­ти ав­то­ра.

Хо­тя соб­ст­вен­но сам рус­ский тра­ди­ци­он­ный стих да­ле­ко не ис­чер­пал сво­их воз­мож­но­с­тей – тра­ди­ци­он­ные раз­ме­ры ко­чу­ют от ав­то­ра к ав­то­ру, и вну­т­ри раз­ме­ра мож­но су­ще­ст­во­вать впол­не све­жо и без вся­кой эк­лек­ти­ки. Для на­сто­я­ще­го сти­хо­тво­ре­ния не­об­хо­ди­мо, что­бы не бы­ло за­трё­пан­ных эпи­те­тов; най­ти един­ст­вен­но нуж­ное в дан­ном слу­чае сло­во; со­здать мак­си­маль­ное со­от­вет­ст­вие то­му, что ри­су­ет­ся в во­об­ра­же­нии; от­сут­ст­вие фо­не­ти­че­с­кой ка­ши, не­раз­бе­ри­хи…

– Как вы от­но­си­тесь к сти­хо­твор­но­му обу­че­нию (в Ли­тин­сти­ту­те, к при­ме­ру)?

– Ска­жу, мо­жет быть, ка­те­го­рич­но, но че­ст­но: я про­тив ли­те­ра­тур­ной учё­бы. Счи­таю, что учить­ся в Ли­те­ра­тур­ном ин­сти­ту­те по­эту не обя­за­тель­но. Глав­ное – уси­лен­ное чте­ние рус­ской по­эзии – как не­дав­ней, так и клас­си­че­с­кой. Раз­ме­ры сто­ит ос­во­ить, но боль­шо­му да­ро­ва­нию Ли­тин­сти­тут не по­мо­жет, а сред­нее мо­жет за­кис­нуть в ре­мес­лен­ном при­ёме. Ка­жет­ся, я все­гда мо­гу от­ли­чить по­эта, ко­то­рый окон­чил Ли­тин­сти­тут, от то­го, кто там не учил­ся. Хо­тя вот Оле­ся Ни­ко­ла­е­ва – не­смо­т­ря на то, что в своё вре­мя и окон­чи­ла этот вуз, но, ка­жет­ся, впос­лед­ст­вии толь­ко при­ум­но­жи­ла своё да­ро­ва­ние. От по­ступ­ле­ния в Ли­тин­сти­тут ме­ня от­го­ва­ри­вал в своё вре­мя ещё Ан­д­рей Воз­не­сен­ский, и я вы­брал па­рал­лель­ную – ис­кус­ст­во­вед­че­с­кую – про­фес­сию. И ни­ког­да не жа­лел об этом.

– Как со­че­та­ет­ся ис­кус­ст­во­зна­ние со сти­хо­твор­ст­вом? По­че­му вы по­сту­па­ли на ис­кус­ст­во­ве­де­ние?

– Ри­со­ва­ни­ем я за­ни­мал­ся ещё со шко­лы: ле­том пи­сал этю­ды чуть ли не еже­днев­но, зи­мой хо­дил не­сколь­ко раз в не­де­лю в изо­сту­дию. Лет в 15 я по­нял, что стать боль­шим ху­дож­ни­ком не су­мею, по­то­му что не ви­жу, ка­ким мо­жет быть се­го­дня на­сто­я­щее ори­ги­наль­ное изо­б­ра­зи­тель­ное ис­кус­ст­во. Его «съел» аван­гар­дизм и вся­кие да­лё­кие от жи­во­пи­си кун­штю­ки. Но, ко­неч­но, мно­гое от тех за­ня­тий при­го­ди­лось в по­эзии: пей­заж, ви­зу­аль­ное впе­чат­ле­ние – это от­ту­да.

Дип­лом я пи­сал по из­ве­ст­но­му объ­е­ди­не­нию 10-х го­дов про­шло­го ве­ка «Го­лу­бая ро­за». В то вре­мя, ког­да я учил­ся, Се­ре­б­ря­ный век был по­лу­за­пре­щён­ным, и моя по­пыт­ка апо­ло­ге­ти­че­с­ки на­пи­сать о нём вы­гля­де­ла до­ста­точ­но хра­б­ро. Тог­да я ещё не чув­ст­во­вал тех изъ­я­нов, ко­то­рые со­при­су­щи рус­ско­му де­ка­дан­су. Впро­чем, ис­кус­ст­во­вед­че­с­кие тру­ды я чи­таю и посе­го­дня.

– Рас­ска­жи­те по­дроб­нее о ра­бо­те в жур­на­ле «Но­вый мир». Ка­ко­ва бы­ла прак­ти­ка от­ка­зов, от­бо­ра? Слу­ча­лись ли ка­кие-то ку­рь­ёз­ные слу­чаи на этой поч­ве?

– У ме­ня в шка­фу ле­жа­ло око­ло ты­ся­чи ру­ко­пи­сей, а жур­нал мог опуб­ли­ко­вать в год не бо­лее по­лу­сот­ни. Осо­бен­но ме­ня ра­до­ва­ло, ког­да при­хо­ди­ли та­лант­ли­вые сти­хи из про­вин­ции: ведь там и до сих пор встре­ча­ют­ся на­сто­я­щие са­мо­род­ки с ори­ги­наль­ным по­эти­че­с­ким ми­ро­воз­зре­ни­ем. Осо­бых ку­рь­ё­зов не при­пом­ню: хо­тя од­наж­ды, ког­да я по­ста­вил в 12-й но­мер од­но­го мэ­т­ра с ещё со­вет­ским опы­том жур­наль­ных пуб­ли­ка­ций, он оби­дел­ся, счи­тая, что я тем са­мым «за­ко­пал» его на­роч­но. Мол, в 12-й но­мер «сли­ва­ют» всё то, что жур­нал не вме­с­тил до это­го в те­че­ние го­да. Вот та­кие при­чу­ды. Сам я ни­ког­да не при­ни­мал уча­с­тия в со­вет­ском ли­те­ра­тур­ном про­цес­се, все­гда был «са­миз­дат­чи­ком», и та­ко­го ро­да тон­ко­стей, ко­неч­но, не знал.

Тог­даш­ний глав­ный ре­дак­тор «Но­во­го ми­ра» С.П. За­лы­гин имел сход­ные со мной убеж­де­ния, но по­сле его кон­чи­ны я с об­лег­че­ни­ем пе­ре­шёл с пуб­ли­ци­с­ти­ки на по­эзию: 90-е го­ды бы­ли вре­ме­нем рын­ка без бе­ре­гов, в том чис­ле и в куль­ту­ре, а с мо­им поч­вен­ным со­зна­ни­ем за­ве­до­вать от­де­лом пуб­ли­ци­с­ти­ки в ли­бе­раль­ном жур­на­ле бы­ло очень не­про­сто.

Прав­да, по­след­ние три го­да я жи­ву и ра­бо­таю за гра­ни­цей, а по­эзию в жур­на­ле ве­дёт куль­ту­ро­лог Па­вел Крюч­ков, и это ока­за­лось на поль­зу: поз­во­ли­ло дис­тан­ци­ро­вать­ся от по­эти­че­с­ко­го по­то­ка, в ко­то­ром я чуть бы­ло не за­хлеб­нул­ся.

– Как вы от­но­си­тесь к со­вре­мен­ным «тол­стым» жур­на­лам? Ка­кие из них ка­жут­ся вам на­и­бо­лее ин­те­рес­ны­ми?

– Се­го­дня нет спе­ци­аль­ной «жур­наль­ной» ли­те­ра­ту­ры, ведь в преж­ние вре­ме­на меж­ду жур­наль­ной пуб­ли­ка­ци­ей и вы­хо­дом этих тек­с­тов кни­гой про­хо­ди­ли, бы­ва­ло, го­ды. Сей­час та­ко­го за­зо­ра нет: пуб­ли­ку­е­мое в жур­на­ле поч­ти сра­зу из­да­ёт­ся и кни­гой. Дру­гое де­ло, ко­неч­но, сти­хи: тре­бу­ет­ся вре­мя, что­бы они со­бра­лись в кни­гу, тог­да как ём­кая жур­наль­ная под­бор­ка зна­ко­мит чи­та­те­ля с по­эти­че­с­ки­ми но­вин­ка­ми опе­ра­тив­но. Для ме­ня же в «тол­стом» жур­на­ле ин­те­рес­на его вто­рая по­ло­ви­на: кри­ти­ка, пуб­ли­ци­с­ти­ка, ли­те­ра­ту­ро­ве­де­ние, об­зо­ры. Вот это­го боль­ше ни­где не про­чи­та­ешь. Ес­ли «тол­стых» жур­на­лов вдруг не ста­нет, это на­не­сёт боль­шой урон на­шей куль­ту­ре. Я очень це­ню «про­вин­ци­аль­ные» жур­на­лы – «Вол­гу», «Си­бир­ские ог­ни» и дру­гие… Я знаю, что су­ще­ст­во­вать им ещё труд­нее, чем жур­на­лам сто­лич­ным. Ни в ко­ем слу­чае им нель­зя по­гиб­нуть.

– Ви­ди­те ли вы ка­кие-ли­бо ха­рак­тер­ные де­фек­ты в те­ку­щем по­эти­че­с­ком про­цес­се?

– Слиш­ком мно­гие при­ме­ня­ют ре­цеп­ты, по ко­то­рым яко­бы со­зда­ёт­ся по­эти­че­с­кий мир. Чи­та­тель­ский слух сей­час сбит, за­мы­лен ёр­ни­че­ст­вом, сар­каз­мом, гру­бо­с­тью, ма­тер­ком. Ли­те­ра­тур­ная пря­мо­та, столь свой­ст­вен­ная на­шей по­эзии от Пуш­ки­на до Ман­дель­ш­та­ма, ис­крив­ля­ет­ся в уго­ду но­вой со­ци­аль­ной конъ­юнк­ту­ре. Это ста­ло уже чем-то де­жур­ным. А ор­га­ны пе­ча­ти, под­дер­жи­ва­ю­щие та­кую по­эзию, име­ют спон­со­ров, ко­то­рым она на ру­ку и по вку­су. За­да­чи пе­ред ны­неш­ним сти­хо­твор­цем сто­ят не ме­нее слож­ные, чем в со­вет­ское вре­мя: тог­да при­хо­ди­лось пре­одо­ле­вать «ро­гат­ки» со­вет­ской цен­зу­ры, а се­го­дня – им­мо­раль­ность оли­гар­хи­че­с­ко­го ре­жи­ма.

– Дол­жен ли рус­ский по­эт, по ва­ше­му мне­нию, быть ди­дак­тич­ным?

– Ни­ког­да не сто­ит ре­шать внеш­ние за­да­чи, ка­ки­ми бы бла­го­род­ны­ми они ни ка­за­лись. Идея сти­хо­тво­ре­ния долж­на быть вы­но­ше­на вну­т­рен­ним ми­ро­чув­ст­во­ва­ни­ем, ко­то­рое преж­де все­го нуж­но вы­ра­бо­тать мо­ло­до­му сти­хо­твор­цу. Тре­с­ку­чей дек­ла­ра­тив­но­с­тью чи­та­те­ля не прой­мёшь. Сей­час ведь как – не ред­кость хо­ро­шие сти­хи, но лич­но­с­ти сти­хо­твор­ца за ни­ми с лу­пой не раз­гля­дишь.

– На­до ли со­вре­мен­но­му ли­те­ра­то­ру «рас­кру­чи­вать» се­бя в об­ще­ст­ве? Ка­ко­во ва­ше от­но­ше­ние к кон­кур­сам, фе­с­ти­ва­лям и про­чим ор­га­ни­зу­ю­щим ли­те­ра­тур­ный про­цесс ме­ро­при­я­ти­ям?

– Зна­е­те, хо­тя я по­эт до­ста­точ­но из­ве­ст­ный, но не рас­кру­чен­ный. В Ин­тер­не­те не при­сут­ст­вую со­зна­тель­но, так как не мо­гу ви­деть по­эти­че­с­кий текст на эк­ра­не: я глу­бо­ко убеж­дён, что он не­от­де­лим и от шриф­та, и от стра­нич­ной гра­ни­цы. А се­го­дня по­эта «рас­кру­чи­ва­ет», с од­ной сто­ро­ны, ту­сов­ка, с дру­гой – Ин­тер­нет: по мне – так и то, и дру­гое по­эзии лишь ме­ша­ет. Со­вре­мен­но­му по­эту, что­бы убе­речь­ся от рын­ка, ви­ди­мо, сто­ит быть мар­ги­на­лом. Так что чем доль­ше ты не бу­дешь се­бя оза­бо­чи­вать по­пу­ляр­но­с­тью, тем луч­ше для тво­ей ли­ри­ки. Я, на­при­мер, в своё вре­мя не пе­ча­тал­ся до трид­ца­ти лет и не жа­лею об этом. По­мни­те пуш­кин­ское: «Ты ге­ний свой вос­пи­ты­вал в ти­ши…» На­до чув­ст­во­вать се­бя впи­сан­ным в об­щий кон­текст рус­ской ли­те­ра­ту­ры, су­ще­ст­во­вать, по точ­но­му вы­ра­же­нию Вас. Ро­за­но­ва, «под уг­лом веч­ных бес­по­койств».

А по по­во­ду кон­кур­сов… Ли­те­ра­тур­ная пре­мия «Де­бют», на­при­мер, до­ста­точ­но по­пу­ляр­на сре­ди на­шей мо­ло­дё­жи, но я уве­рен, что на­сто­я­щим ли­те­ра­то­ром мож­но стать и дер­жась по­даль­ше от всей этой ми­шу­ры.

– А что, по ва­ше­му мне­нию, да­ёт чи­та­те­лю по­эзия? Что вы ду­ма­е­те о при­ро­де вдох­но­ве­ния?

– Во-пер­вых, по­эзия за­ка­ля­ет ха­рак­тер, во-вто­рых, при­но­сит эс­те­ти­че­с­кое и ду­шев­ное на­слаж­де­ние. Не­об­хо­ди­мо сде­лать ин­тел­лек­ту­аль­ное уси­лие, что­бы вой­ти в мир по­эта, ко­то­рый за­ча­с­тую до­ста­точ­но гер­ме­ти­чен. Но уж ес­ли вой­дёшь – то поз­же, уве­ряю вас, не по­жа­ле­ешь… Пуш­кин, Лер­мон­тов, Ман­дель­ш­там – веч­ные спут­ни­ки мо­ей жиз­ни: я пе­ре­чи­ты­ваю их и чув­ст­вую, что об­нов­ля­юсь сам и умом, и серд­цем.

При­ро­да вдох­но­ве­ния до кон­ца не яс­на. Есть сти­хо­твор­цы, ко­то­рые си­дят на вдох­но­ве­нии как на иг­ле: ме­сяц не пи­шут – и на­чи­на­ет­ся лом­ка. Я же не под­стё­ги­ваю се­бя и пи­шу толь­ко тог­да, ког­да не мо­гу не пи­сать. Ну а уж ес­ли вдох­но­ве­ние не при­дёт – что ж, спа­си­бо и за то, что бы­ло, и тут роп­тать бес­по­лез­но.

– Ло­зун­гом об­ще­ст­ва «СМОГ», в ко­то­рое вы с Ле­о­ни­дом Гу­ба­но­вым и Вла­ди­ми­ром Алей­ни­ко­вым вхо­ди­ли в со­вет­ские го­ды, бы­ли сло­ва «Сме­лость, Мысль, Об­раз, Глу­би­на». Со­хра­ня­ют­ся ли для вас сей­час эти прин­ци­пы и как вы во­об­ще от­но­си­тесь к ли­те­ра­тур­но­му об­ще­нию, объ­е­ди­не­ни­ям ли­те­ра­то­ров?

– Об­щать­ся на­до преж­де все­го для сов­ме­ст­но­го по­ис­ка ис­ти­ны. Го­ды «СМОГ’а» ста­ли для ме­ня шко­лой нон­кон­фор­миз­ма: мы – «смо­ги­с­ты» – со­шлись, так как не за­хо­те­ли со­труд­ни­чать с со­вет­ской ли­те­ра­ту­рой. Мне уже с сем­над­ца­ти-во­сем­над­ца­ти лет всё со­вет­ское, марк­сист­ско-ле­нин­ское бы­ло от­вра­ти­тель­но, и я ни­ког­да не ло­мал се­бя в уго­ду иде­о­ло­гии. Прин­ци­пы «СМОГ’а» – веч­ны. Глав­ное – вну­т­рен­няя сво­бо­да; нуж­но быть го­то­вым на лю­бое сжа­тие, и тог­да ни­кто те­бя с тво­е­го пу­ти не со­бьёт. Как го­во­рил Пуш­кин – «са­мо­сто­я­нье че­ло­ве­ка – за­лог ве­ли­чия его».

– Ва­ше от­но­ше­ние к со­вре­мен­ной кри­ти­ке?

– К со­жа­ле­нию, рус­ские кри­ти­ки, как пра­ви­ло, за­иде­о­ло­ги­зи­ро­ван­ные, «пар­тий­ные» лю­ди, а за­од­но – по­пу­гаи: один ска­жет, а по­том де­ся­ти­ле­ти­я­ми все за ним, по су­ти, то же са­мое по­вто­ря­ют. Им не хва­та­ет ум­ст­вен­ной са­мо­сто­я­тель­но­с­ти и важ­но быть в сво­ей стае.

– Что вы ду­ма­е­те о бу­ду­щем по­эзии че­рез двад­цать лет?

– Не­сколь­ко лет на­зад за­ме­ча­тель­ный со­вре­мен­ный по­эт Ма­рия Ва­ту­ти­на вы­ска­за­ла мрач­ное, энер­гич­ное про­ро­че­ст­во:

 

И на­ши го­ло­са то­ро­пят­ся По­знать ро­ди­тель­скую речь, И пе­чи вар­вар­ские то­пят­ся, Где на­ши кни­ги бу­дут жечь…

 

Дей­ст­ви­тель­но, не на­до да­же на­пря­гать слух, что­бы рас­слы­шать треск за двер­ца­ми этих то­пок.

И всё-та­ки я бу­ду­щее Рос­сии без по­эзии не мо­гу се­бе пред­ста­вить. Это бу­дет уже ка­кая-то дру­гая стра­на, в ко­то­рой я ни за что не хо­тел бы жить.

Беседу вёл Борис КУТЕНКОВ