Архив : №22. 28.05.2010

Можно ли изгнать Белинского?

Бе­лин­ский ищет ис­ти­ну, а Юрий Пав­лов, су­дя по его ста­тье в «ЛР» за 9 ап­ре­ля, её зна­ет. Бе­лин­ский по­это­му не за­ст­ра­хо­ван от оши­бок, со­мне­ва­ет­ся, ко­леб­лет­ся, фор­си­ру­ет го­лос, ме­ня­ет убеж­де­ния в ночь с чет­вер­га на пят­ни­цу. А Пав­лов бе­зу­пре­чен и не­по­ко­ле­бим.

Бе­лин­ский од­на сплош­ная ра­на. А Пав­лов один сплош­ной ка­мень. Ког­да ра­на об­ре­та­ет пра­во го­ло­са, это не все­гда кра­си­во и все­гда од­но­сто­рон­не и тен­ден­ци­оз­но. Ког­да ка­мень на­чи­на­ет ду­мать, это поч­ти все­гда мысль в фор­ме окон­ча­тель­но­го при­го­во­ра. Где ж им по­нять друг дру­га?

Пав­лов, ра­зу­ме­ет­ся, не­у­яз­вим как по­сле­до­ва­тель­ный ор­то­докс и дог­ма­тик. Он об­ло­жил­ся ссыл­ка­ми, ци­та­та­ми, за­пас­ся с из­быт­ком со­ци­аль­ным и куль­тур­ным опы­том. Он про­из­во­дит свою экс­пер­ти­зу, как гра­мот­ный па­то­ло­го­а­на­том, и на­хо­дит, что Бе­лин­ский был од­ной сплош­ной ошиб­кой.

А су­ди­мый им Бе­лин­ский, ра­зу­ме­ет­ся, без­за­щи­тен. Как мо­жет быть без­за­щи­тен ис­крен­ний, бес­ко­ры­ст­но ищу­щий, не чрез­мер­но оза­бо­чен­ный сво­ей ре­пу­та­ци­ей сре­ди во­цер­ков­лён­ной пуб­ли­ки че­ло­век, дав­но в при­да­чу про­пи­сан­ный на Вол­ко­вом клад­би­ще. Как не­из­мен­но без­за­щи­тен ин­тел­ли­гент.

Пав­лов пи­шет симп­то­ма­тич­но. А это оз­на­ча­ет, что ста­тья его есть яв­ле­ние, обя­зан­ное не толь­ко жиз­ни ду­ха, но и в це­лом мен­таль­но­му, куль­тур­но­му кли­ма­ту, ут­вер­див­ше­му­ся с не­ко­то­рых пор на Рус­ской рав­ни­не. Ста­тья Пав­ло­ва боль­ше го­во­рит о со­вре­мен­но­с­ти, чем о вре­ме­ни Бе­лин­ско­го и чем пер­со­наль­но о нём; при­чём не толь­ко за счёт ак­ту­аль­но­го иде­о­ло­ги­че­с­ко­го жар­го­на ав­то­ра.

Бе­лин­ский – юнец, при­шед­ший в мир, где до не­го поч­ти ни­че­го не бы­ло, поч­ти ни­кто все­рьёз не го­во­рил о ли­те­ра­ту­ре, не про­бо­вал на вкус ос­нов­ные со­ци­аль­ные дан­но­с­ти и про­ек­ты – и где нуж­но бы­ло, ри­с­куя, опо­знать и на­звать но­вы­ми сло­ва­ми мно­гие ве­щи. Пав­лов кон­тек­с­ту­аль­но, ис­то­ри­че­с­ки – ма­с­ти­тый ста­рец; и бо­лее то­го – он го­во­рит о том, что бы­ло, но че­го уже боль­ше нет. Нет ни пра­во­слав­ной мо­нар­хии, ни ре­во­лю­ции, ни ин­тел­ли­ген­ции как ак­ту­аль­ной куль­тур­ной си­лы; ни ве­ли­кой рус­ской ли­те­ра­ту­ры, ни ли­те­ра­ту­ро­цен­т­риз­ма как оп­ре­де­ля­ю­ще­го ка­че­ст­ва куль­ту­ры; ни уг­роз, на стра­хов, ни на­дежд. Ко­нец све­та на од­ной от­дель­но взя­той тер­ри­то­рии, как из­ве­ст­но, уже на­сту­пил. И рус­ское про­шлое ста­ло для слиш­ком мно­гих не лич­ной ра­до­с­тью и бо­лью, а те­мой для на­уч­ных дис­сер­та­ций и по­ли­ти­че­с­ких спе­ку­ля­ций. И уже не­мно­гим его жал­ко, с на­се­ляв­ши­ми его ге­ни­аль­ны­ми бе­зум­ца­ми и про­сто­душ­ны­ми ма­нь­я­ка­ми. Один за дру­гим рус­ские ли­те­ра­то­ры под­вер­га­ют­ся в по­след­ние го­ды уцен­ке или да­же и во­все спи­сы­ва­ют­ся в утиль. Вче­раш­ние бо­ги сбро­ше­ны в тар­тар и пе­ре­име­но­ва­ны в де­мо­нов.

Во­об­ще, че­го им не хва­та­ло, этим ба­ку­ни­ным, бе­лин­ским и про­чим гер­це­нам? За­чем ме­та­лись и бун­та­ши­лись? Спер­ма, что ли, уда­ри­ла в го­ло­ву? За­чем, как пуш­кин­ская Та­ть­я­на в брак, не всту­пи­ли они в при­лич­ный со­юз с му­д­ры­ми вла­с­тя­ми и на­ро­дом-бо­го­нос­цем? По­че­му вме­с­то пра­виль­ных го­го­лев­ских пи­сем пи­са­ли сво­им френ­дам вся­кие га­до­с­ти по­чи­ще гной­но­ре­чи­вых блог­ге­ров Ру­не­та? За­чем, на­ко­нец, от­рек­лись от ге­ге­лев­ской пре­зумп­ции ра­зум­но­с­ти су­ще­го?..

Не­ве­же­ст­во, го­во­рит Пав­лов. Не­об­ра­зо­ван­ность. Язы­ков не зна­ли. Бо­га не бо­я­лись. И вот по­жа­луй­ста: ни бла­го­на­ме­рен­но­с­ти, ни по­слу­ша­ния; сквер­но­сло­вие и вер­хо­гляд­ст­во. Где жен­щи­ны, там и кар­ты, а где кар­ты, там и из­ме­на Ро­ди­не – с чуж­дой нам Ев­ро­пой. Ди­а­гноз.

…Ос­та­ёт­ся на­пом­нить, что Бе­лин­ский жил в стра­не, прав­до­по­доб­но изо­б­ра­жён­ной ру­со­фо­бом Кю­с­ти­ном, где власть пред­по­чи­та­ла дей­ст­во­вать как жан­дарм, стра­хом и при­нуж­де­ни­ем, а не убеж­де­ни­ем и со­гла­со­ва­ни­ем ин­те­ре­сов. Где им­пер­ская мис­сия Тре­ть­е­го Ри­ма слиш­ком ча­с­то обо­ра­чи­ва­лась уг­не­те­ни­ем и про­из­во­лом, да и про­сто ока­за­лась не­вподъ­ём рус­ско­му на­ро­ду. Где боль­шая часть пра­во­слав­но­го на­се­ле­ния на­хо­ди­лась в раб­ст­ве у мень­шей и не уме­ла да­же чи­тать, а пра­вя­щие ар­хи­ереи сми­рен­но с этим со­гла­си­лись. В стра­не стес­нён­но­го цен­зу­рой сло­ва и ед­ва про­клю­нув­ше­го­ся, то­чеч­но вы­ра­жен­но­го ду­хов­но­го по­ры­ва на фо­не поч­ти пол­но­го ис­чер­па­ния рус­ской свя­то­с­ти и про­грес­си­ру­ю­ще­го упад­ка тра­ди­ци­он­ной ве­ры, рас­про­ст­ра­няв­ше­го­ся от вер­хов к про­сто­на­ро­дью как ате­изм – и об­рат­но как су­е­ве­рие. В стра­не, где сво­бод­ная, не­за­ви­си­мая лич­ность на­хо­ди­лась под по­до­зре­ни­ем в го­су­дар­ст­вен­ной из­ме­не и толь­ко-толь­ко на­чал скла­ды­вать­ся круг лю­дей, объ­е­ди­нён­ных по­ис­ком ус­коль­за­ю­щей ис­ти­ны и стрем­ле­ни­ем к труд­но­вы­ра­зи­мо­му иде­а­лу, при­выч­кой ду­мать, а не ими­ти­ро­вать дви­же­ние мыс­ли. В стра­не (за­кон­чу пе­ри­од, чтоб не быть слиш­ком мно­го­слов­ным), где ве­ли­кие на­деж­ды, ко­то­рым не чужд был и Бе­лин­ский, в ко­неч­ном счё­те обер­ну­лись в ХХ ве­ке ве­ли­кой Ка­та­ст­ро­фой. Ины­ми сло­ва­ми, про­бле­мы не столь­ко ре­ша­лись, сколь­ко на­кап­ли­ва­лись и усу­губ­ля­лись, и в ре­зуль­та­те их узел за­тя­нул­ся на­мерт­во. И он был од­ним из пер­вых рус­ских лю­дей, у ко­то­рых поч­ва на­ча­ла вы­хо­дить из-под ног, – нель­зя ска­зать, что он был в этом от­но­ше­нии не­до­ста­точ­но чу­ток.

Поз­во­лю се­бе про­ци­ти­ро­вать то ме­с­то из «Днев­ни­ка пи­са­те­ля» До­сто­ев­ско­го, где его ав­тор на­и­бо­лее внят­но и убе­ди­тель­но ха­рак­те­ри­зу­ет на­ше­го ге­роя: «Бе­лин­ский был по пре­иму­ще­ст­ву не ре­флек­тив­ная лич­ность, а имен­но без­за­вет­но вос­тор­жен­ная, все­гда, во всю его жизнь. <…> Вы­ше все­го це­ня ра­зум, на­уку и ре­а­лизм, он в то же вре­мя по­ни­мал глуб­же всех, что од­ни ра­зум, на­ука и ре­а­лизм мо­гут со­здать лишь му­ра­вей­ник, а не со­ци­аль­ную «гар­мо­нию», в ко­то­рой бы мож­но бы­ло ужить­ся че­ло­ве­ку. Он знал, что ос­но­ва все­му – на­ча­ла нрав­ст­вен­ные. В но­вые нрав­ст­вен­ные ос­но­вы со­ци­а­лиз­ма <…> он ве­рил до бе­зу­мия и бе­зо вся­кой ре­флек­сии; тут был один лишь вос­торг. Но, как со­ци­а­ли­с­ту, ему преж­де все­го сле­до­ва­ло низ­ло­жить хри­с­ти­ан­ст­во; он знал, что ре­во­лю­ция не­пре­мен­но долж­на на­чи­нать с ате­из­ма. Ему на­до бы­ло низ­ло­жить ту ре­ли­гию, из ко­то­рой вы­шли нрав­ст­вен­ные ос­но­ва­ния от­ри­ца­е­мо­го им об­ще­ст­ва. Се­мей­ст­во, соб­ст­вен­ность, нрав­ст­вен­ную от­вет­ст­вен­ность лич­но­с­ти он от­ри­цал ра­ди­каль­но. Без со­мне­ния, он по­ни­мал, что, от­ри­цая нрав­ст­вен­ную от­вет­ст­вен­ность лич­но­с­ти, он тем са­мым от­ри­ца­ет и сво­бо­ду её; но он ве­рил всем су­ще­ст­вом сво­им (го­раз­до сле­пее Гер­це­на, ко­то­рый, ка­жет­ся, под ко­нец усом­нил­ся), что со­ци­а­лизм не толь­ко не раз­ру­ша­ет сво­бо­ду лич­но­с­ти, а, на­про­тив, вос­ста­нов­ля­ет её в не­слы­хан­ном ве­ли­чии, но на но­вых и уже ада­ман­то­вых ос­но­ва­ни­ях». (Оцен­ка со­ци­а­лиз­ма здесь яв­но при­над­ле­жит по­за­про­ш­ло­му ве­ку.)

Бе­лин­ский вхо­дит в круг тех не­сколь­ких де­сят­ков по­движ­ни­ков, кто в XIX ве­ке сво­ей жиз­нью впер­вые или за­но­во офор­ми­ли но­вую ис­то­ри­че­с­кую мис­сию рус­ско­го че­ло­ве­ка, вза­мен из­ну­ря­ю­ще-не­про­дук­тив­но­го, а ча­с­то и бес­смыс­лен­но­го им­пер­ско­го слу­же­ния. Это мис­сия ду­ха, Рос­сия ду­ха, это по­сла­ние ми­ру, глав­ное со­дер­жа­ние ко­то­ро­го не го­то­вые идеи, а иде­а­ли­с­ти­че­с­кий стиль су­ще­ст­во­ва­ния, спо­соб быть. То, что ор­га­нич­нее все­го вкла­ды­ва­ет­ся не в фи­ло­соф­ские фор­му­лы, а в ху­до­же­ст­вен­ный об­раз, и по­то­му обес­пе­чи­ло по­яв­ле­ние ве­ли­ко­го ис­кус­ст­ва в Рос­сии. Че­ло­век пла­мен­ной по­ро­ды, ко­то­рая мно­го­крат­но за­клей­ме­на, иной раз поч­ти по­го­лов­но ис­треб­ле­на, поч­ти ис­сяк­ла и на­пос­ле­док ос­ме­я­на, он ин­те­ре­сен не столь­ко сво­и­ми за­блуж­де­ни­я­ми, ко­то­рых и у нас не­ма­ло, сколь­ко не­по­вто­ри­мой пе­ча­тью лич­но­го опы­та, зиг­за­гом па­ра­док­саль­ной судь­бы, от­кры­ты­ми им го­ри­зон­та­ми ду­хов­но­го опы­та, ве­ли­ким по­чи­ном сво­бод­ной мыс­ли. Из­гнать Бе­лин­ско­го из рус­ской ли­те­ра­ту­ры не­воз­мож­но, про­ще её про­сто за­крыть и за­быть.

Евгений ЕРМОЛИН