Литературная Россия
       
Литературная Россия
Еженедельная газета писателей России
Редакция | Архив | Книги | Реклама |  КонкурсыЖить не по лжиКазачьему роду нет переводуЯ был бессмертен в каждом слове  | Наши мероприятияФоторепортаж с церемонии награждения конкурса «Казачьему роду нет переводу»Фоторепортаж с церемонии награждения конкурса «Честь имею» | Журнал Мир Севера
     RSS  

Новости

17-04-2015
Образовательная шизофрения на литературной основе
В 2014 году привелось познакомиться с тем, как нынче проводится Всероссийская олимпиада по литературе, которой рулит НИЦ Высшая школа экономики..
17-04-2015
Какую память оставил в Костроме о себе бывший губернатор Слюняев–Албин
Здравствуйте, Дмитрий Чёрный! Решил обратиться непосредственно к Вам, поскольку наши материалы в «ЛР» от 14 ноября минувшего года были сведены на одном развороте...
17-04-2015
Юбилей на берегах Невы
60 лет журнал «Нева» омывает берега классического, пушкинского Санкт-Петербурга, доходя по бесчисленным каналам до всех точек на карте страны...

Архив : №24. 11.06.2010

Цикл рассказов Александра Трапезникова, журнал «Москва», 2009, № 9

Слож­но, на­вер­ное, пред­ста­вить для со­вре­мен­но­го на­сто­я­ще­го ли­те­ра­то­ра бо­лее не­бла­го­дар­ную де­я­тель­ность, чем об­ра­ще­ние к жиз­ни сто­лич­ных жи­те­лей и сто­ли­цы в це­лом. По­рою ка­жет­ся, что в клас­си­че­с­кой ли­те­ра­ту­ре ещё с мо­мен­та вы­хо­да в свет ро­ма­нов И.А. Гон­ча­ро­ва все точ­ки над «i» в этой об­ла­с­ти рас­став­ле­ны на мно­го лет впе­рёд. Да­же ки­но, ис­кус­ст­во бо­лее зри­мое, не­же­ли ли­те­ра­ту­ра, ос­ве­ти­ло, ка­за­лось бы, все ос­нов­ные и не­зыб­ле­мые сто­ро­ны сто­лич­ной жиз­ни. Так, дав­но и без тру­да за­уче­на фра­за, что «Моск­ва сле­зам не ве­рит», и каж­дый её, Моск­ву, на­се­ля­ю­щий, ка­ким бы го­ря­чим, ам­би­ци­оз­ным и жиз­не­лю­би­вым ха­рак­те­ром ни об­ла­дал, об­ре­чён, в луч­шем слу­чае, на за­ни­ма­ние и от­ста­и­ва­ние соб­ст­вен­ной ни­ши в ог­ром­ном и не­объ­ят­ном ме­ха­низ­ме ме­га­по­ли­са. Так бы­ло две­с­ти лет на­зад, так ос­та­ёт­ся и по­ны­не. Ли­те­ра­ту­ра же, в ос­нов­ной мас­се – бел­ле­т­ри­с­ти­ка, вы­нуж­де­на из го­да в год, по инер­ции, ка­тить­ся по дав­но про­ло­жен­ным рель­сам.

Не­смо­т­ря на это, ма­лая и круп­ная про­за Алек­сан­д­ра Тра­пез­ни­ко­ва, мос­ков­ско­го пи­са­те­ля ха­ба­ров­ско­го про­ис­хож­де­ния и об­ще­рус­ско­го мас­шта­ба, пол­но­стью ли­бо от­ча­с­ти по­свя­щён­ная ис­то­ри­че­с­кой Моск­ве и её жи­те­лям – это тот ред­кий слу­чай, ког­да чи­та­те­лю пре­до­став­ля­ет­ся воз­мож­ность уви­деть и вос­при­нять что-то со­вер­шен­но но­вое в та­ком при­выч­ном и зна­ко­мом ста­ром.

 

 

С каж­дым оче­ред­ным про­из­ве­де­ни­ем пи­са­те­ля Моск­ва при­об­ре­та­ет до­пол­ни­тель­ные чер­ты, по­сте­пен­но ста­но­вясь не про­сто ме­с­том пре­бы­ва­ния ху­до­же­ст­вен­ных пер­со­на­жей, но и жи­вым со­уча­ст­ни­ком ос­нов­но­го дей­ст­вия. Зна­чи­мой за­слу­гой Тра­пез­ни­ко­ва мож­но счи­тать то, что в его об­нов­ля­ю­щем­ся твор­че­ст­ве сто­ли­ца со­вре­мен­но­с­ти пре­об­ра­зу­ет­ся в сто­ли­цу ис­то­ри­че­с­кую, в часть ис­то­ри­че­с­кой Рос­сии.

На пер­вый взгляд мо­жет по­ка­зать­ся, что ос­нов­ной мо­тив его «мос­ков­ской» про­зы – это но­с­таль­гия по со­зи­да­тель­но­му про­шло­му, то­с­ку­ю­щий взгляд из бес­пер­спек­тив­но­го на­сто­я­ще­го. В этом пла­не она со­звуч­на од­но­му из ран­них сти­хо­тво­ре­ний-пред­ска­за­ний Ма­ри­ны Цве­та­е­вой «До­ми­ки ста­рой Моск­вы» (ок. 1911–12 гг.): «До­ми­ки зна­ком по­ро­ды, // C ви­дом её сто­ро­жей, // Вас за­ме­ни­ли уро­ды, – // Груз­ные, в шесть эта­жей…».

Ни один из рас­ска­зов «сто­лич­но­го» цик­ла Тра­пез­ни­ко­ва не об­хо­дит­ся без экс­кур­са в ста­рую пер­во­пре­с­толь­ную. Свет­лая па­мять о про­шлом, о слав­ных пред­ках со­вре­мен­ных «сред­не­ста­ти­с­ти­че­с­ких» моск­ви­чей слу­жит, ка­за­лось бы, ис­клю­чи­тель­но для кон­тра­с­та с ви­да­ми и нра­ва­ми со­вре­мен­но­с­ти. Так, Са­пож­ни­ков, ве­ду­щий пер­со­наж «До­ход­но­го до­ма и сун­ду­ка с зо­ло­том», рас­ска­зы­ва­ет се­мье и де­тям ра­дуж­ную «сказ­ку» по по­во­ду сво­е­го от­сут­ст­вия, в ос­но­ве ко­то­рой ле­жит ре­аль­ная ис­то­рия о его пред­ке-ме­це­на­те. В дру­гом рас­ска­зе с от­нюдь не ра­дуж­ным на­зва­ни­ем «По­след­ний рус­ский двор­ник» слы­шит­ся пря­мой уп­рёк со­вре­мен­ным го­род­ским жи­те­лям: «Ле­нив стал на­род ра­зу­мом, оме­ща­нил­ся, ему не столь важ­но, на чьей ули­це или пло­ща­ди жить, глав­ное, чтоб «Ко­пей­ка» ря­дом бы­ла, ма­га­зин ка­кой-ни­будь». О жиз­ни обык­но­вен­ной моск­вич­ки Иры Сам­со­но­вой, пер­вой люб­ви ка­пи­та­на Ро­ди­о­но­ва («Се­ре­на­да сол­неч­ной ду­би­ны»), вдруг сла­до­ст­но при­гре­зив­шей­ся по­сле трид­ца­ти лет су­пру­же­с­ко­го бы­та, в кон­тек­с­те ис­то­ри­че­с­ко­го опи­са­ния од­но­го из мос­ков­ских па­мят­ни­ков с лёг­кой иро­ни­ей го­во­рит­ся сле­ду­ю­щее: «Не ста­ла она гра­фи­ней Ра­зу­мов­ской, да и спорт­с­мен­кой то­же…».

Глав­ные ге­рои «мос­ков­ской» про­зы Тра­пез­ни­ко­ва, как пра­ви­ло, лю­ди с ог­ра­ни­чен­ны­ми воз­мож­но­с­тя­ми, за­ня­тые, на пер­вый взгляд, сво­ей обыч­ной еже­днев­ной и жиз­нен­но не­об­хо­ди­мой ру­ти­ной, по­гло­ща­ю­щей поч­ти всё их вре­мя.

Но для каж­до­го сво­е­го «ма­лень­ко­го ге­роя», ка­за­лось бы, об­ре­чён­но­го за­те­рять­ся в мно­го­люд­ной тол­пе та­ких же за­уряд­ных, как он, лич­но­с­тей, Тра­пез­ни­ков в каж­дом про­из­ве­де­нии на­хо­дит свой тон опи­са­ния и по­ве­ст­во­ва­ния, да­же ка­кой-то соб­ст­вен­ный, осо­бый в каж­дом слу­чае, язык. По­рой, ув­лёк­шись чте­ни­ем, за­бы­ва­ешь о том, что рас­сказ ве­дёт­ся не от пер­во­го ли­ца. Так, ге­роя «Се­ре­на­ды сол­неч­ной ду­би­ны», офи­ци­аль­но быв­ше­го во­ен­но­го Ро­ди­о­но­ва, пи­са­тель ат­те­с­ту­ет не ина­че как «ка­пи­тан за­па­са и кру­то­го за­ква­са». При опи­са­нии од­но­об­раз­ной де­я­тель­но­с­ти Вла­ди­ми­ра Льво­ви­ча («По­след­ний рус­ский двор­ник») Тра­пез­ни­ков так­же на­хо­дит жиз­не­ра­до­ст­ные и жиз­не­ут­верж­да­ю­щие сло­ва, слов­но бы про­из­не­сён­ные са­мим глав­ным пер­со­на­жем: «Дру­зья по­сле за­сто­лий на сле­ду­ю­щий день го­ло­вой ма­ют­ся, а двор­ник вы­шел на чи­с­тый воз­дух, про­вен­ти­ли­ро­вал моз­ги и лёг­кие в усерд­ном тру­де – и по­ря­док».

Лю­ди с твор­че­с­ким скла­дом ума, не­за­ви­си­мо от их про­фес­сии или ро­да де­я­тель­но­с­ти, та­кие, как ве­ду­щие пер­со­на­жи двух ос­тав­ших­ся рас­ска­зов «До­ход­ный дом и сун­дук с зо­ло­том» и «Со­ба­ка по клич­ке Ули­ца Крас­ной Со­сны, Дом 24» – это осо­бая те­ма для раз­го­во­ра в рам­ках твор­че­ст­ва пи­са­те­ля. По­жа­луй, имен­но к ним, вы­мы­ш­лен­ным со­бра­ть­ям по пе­ру, Тра­пез­ни­ков предъ­яв­ля­ет на­и­боль­шие за­про­сы. Не сра­зу мож­но за­ме­тить эту осо­бую тре­бо­ва­тель­ность, за­ре­ту­ши­ро­ван­ную за­дор­ным, по­рой слег­ка ёр­ни­че­с­ким по­ве­ст­во­ва­ни­ем, где ав­тор­ская мысль по­рой поч­ти сли­ва­ет­ся с вы­ска­зан­ны­ми и не­вы­ска­зан­ны­ми фан­та­зи­я­ми ге­ро­ев.

Так же по-сво­е­му тре­бо­ва­те­лен к соб­ст­вен­но­му сло­ву бе­зы­мян­ный кор­рек­тор, ве­ду­щий пер­со­наж лег­ко­вес­но­го и про­ход­но­го, на пер­вый взгляд, рас­ска­за «Со­ба­ка по клич­ке Ули­ца Крас­ной Со­сны, Дом 24». Ему не раз и «мно­го при­хо­ди­лось вы­прав­лять вся­кой му­та­ген­ной му­ти», по­это­му соб­ст­вен­ные, со­кро­вен­ные сти­хи он пуб­ли­ко­вать бо­ит­ся. Лишь об­ре­те­ние не­о­жи­дан­но­го чи­та­те­ля-кри­ти­ка-цен­зо­ра «в ли­це» обык­но­вен­ной двор­ня­ги, об­ла­да­ю­щей не­о­бык­но­вен­ным ли­те­ра­тур­ным чу­ть­ём, по­мог­ло ему на­пи­сать, вы­ве­рить и пу­с­тить в свет соб­ст­вен­ное со­кро­вен­ное Сло­во, ожи­да­ю­щее даль­ней­ших чи­та­тель­ских от­кли­ков.

Ле­о­нид Ива­но­вич Бо­ро­дин в ав­то­био­гра­фи­че­с­ком по­ве­ст­во­ва­нии «Без вы­бо­ра» («Моск­ва», 2003, №№ 8–10) спра­вед­ли­во под­чёр­ки­вал, что лю­бое го­су­дар­ст­во пе­ре­ста­ёт су­ще­ст­во­вать, ког­да на­род, раз­де­лив­шись в се­бе, пре­вра­ща­ет­ся в на­се­ле­ние, где каж­дый за­нят про­бле­ма­ми соб­ст­вен­ны­ми и ра­зу­чил­ся ви­деть ра­дость и осо­бен­но бе­ду, про­ис­хо­дя­щую во­круг. О по­дав­ля­ю­щем боль­шин­ст­ве ге­ро­ев про­зы Тра­пез­ни­ко­ва раз­ных лет мож­но сме­ло ска­зать сле­ду­ю­щее: они, как пра­ви­ло, да­лё­кие от бе­зус­лов­но­го иде­а­ла, всё же со­хра­ня­ют за со­бой пра­во на­зы­вать­ся рус­ски­ми, яв­лять­ся ча­с­тью рус­ско­го на­ро­да. На­вскид­ку мож­но при­ве­с­ти в ка­че­ст­ве при­ме­ра «взрос­ле­ю­щих» ге­ро­ев со­вре­мен­но­с­ти, на­пи­сан­ных в раз­ные, не­од­но­род­ные, ка­за­лось бы, по со­дер­жа­нию вре­ме­на: Алё­ши Бар­та­шо­ва («И дам ему звез­ду ут­рен­нюю») и Ко­ли Не­фё­до­ва («Цар­ские вра­та»).

Впол­не по­ло­жи­тель­ный, по об­щим мер­кам на­ча­ла-се­ре­ди­ны 90-х, Алё­ша окон­ча­тель­но об­ре­та­ет ис­тин­ную рус­скость не сра­зу. Его жизнь, по­на­ча­лу ог­ра­ни­чен­ная за­бо­той о ма­те­ри­аль­ной са­мо­сто­я­тель­но­с­ти и за­бо­те о близ­ких, до­ро­гих лич­но ему (ка­за­лось бы, че­го уж боль­ше?), по­сте­пен­но ста­но­вит­ся бо­лее пол­но­кров­ной, вы­хо­дит на со­вер­шен­но иной ду­хов­но-нрав­ст­вен­ный уро­вень. В раз­ное вре­мя пре­дан­ный как раз не са­мы­ми без­раз­лич­ны­ми для не­го людь­ми (пер­вой де­вуш­кой и стар­шим бра­том), ис­пу­гав­ши­ми­ся и ус­ту­пив­ши­ми на­си­лию из­вне, он на оп­ре­де­лён­ном эта­пе ду­хов­но­го взрос­ле­ния про­ни­ка­ет­ся зна­чи­мым пра­во­слав­ным прин­ци­пом: «На­сколь­ко уме­ешь про­щать ты, на­столь­ко про­стят и те­бя». На­сто­я­щих со­оте­че­ст­вен­ни­ков Алё­ша на­хо­дит в «слу­чай­но» встре­тив­ших­ся ему обез­до­лен­ных лю­дях, чьи ли­ше­ния и чья со­кро­вен­ная боль «вдруг» ста­но­вят­ся для не­го на­мно­го важ­ней, чем соб­ст­вен­ная, ви­ся­щая на во­ло­с­ке жизнь.

Схо­жие ис­пы­та­ния чу­жой бо­лью, по­рой не­по­силь­ной от­вет­ст­вен­но­с­тью за близ­ких и «да­лё­ких», а так­же на­бо­лев­шим во­про­сом о под­лин­ных пу­тях мо­лит­вен­ной и де­я­тель­ной хри­с­ти­ан­ской жиз­ни про­хо­дит и пра­во­слав­ный не­о­фит Ко­ля Не­фё­дов, жи­ву­щий дру­гой, мос­ков­ской, жиз­нью и слеп­лен­ный, ка­за­лось бы, из ино­го те­с­та, не­же­ли тве­ри­ча­нин Бар­та­шов. На­ив­ная, по­рой бе­зо­гляд­ная ве­ра в лю­дей ино­гда ме­ша­ет ему во­вре­мя от­ли­чить дру­зей от не­дру­гов, во мно­гом спо­соб­ст­ву­ет сры­ву, ед­ва не по­влёк­ше­му не­о­бра­ти­мые по­след­ст­вия. Кли­ни­че­с­кая смерть Ко­ли, с рож­де­ния стра­да­ю­ще­го по­ро­ком серд­ца, уси­лен­ная сло­ва­ми его ан­ти­по­да Ми­ша­ни За­бо­лот­но­го: «По­мнишь ли Ко­лю Не­фё­до­ва? Умер», так­же сви­де­тель­ст­ву­ет о нрав­ст­вен­ном пе­ре­рож­де­нии ге­роя, о пол­ной го­тов­но­с­ти сле­до­вать пу­ти Спа­си­те­ля, смер­тью смерть по­прав­ше­го.

По­доб­ную не­из­ле­чи­мую ве­ру в ближ­не­го не­сёт в се­бе и дру­гой, взрос­лый ре­бё­нок – Вла­ди­мир Льво­вич, ге­рой рас­ска­за «По­след­ний рус­ский двор­ник». Жа­ле­ю­щий всех, он по­рой ста­но­вит­ся жерт­вой сво­ей мяг­ко­те­ло­с­ти и ус­туп­чи­во­с­ти. Не­смо­т­ря на это, его жизнь нель­зя на­звать про­ход­ной, ли­шён­ной зна­чи­мых по­ступ­ков.

Роб­кая лю­бовь-при­вя­зан­ность двор­ни­ка с му­зы­каль­ным об­ра­зо­ва­ни­ем и смер­тель­но боль­ной Та­ни, встре­тив­ших друг дру­га тог­да, ког­да уже и на­дежд на лич­ное сча­с­тье дав­но не ос­та­лось, яв­ля­ет пре­крас­ный при­мер жиз­ни ра­ди дру­го­го, вос­пе­той ещё А.С. Пуш­ки­ным в «Сказ­ке о ца­ре Сал­та­не…».

Эти от­нюдь не иде­а­ли­зи­ро­ван­ные ав­то­ром пер­со­на­жи, объ­е­ди­нив­шись, вно­сят свою леп­ту в ук­реп­ле­ние ис­то­ри­че­с­кой Рос­сии, стре­мясь, по ме­ре воз­мож­но­с­ти, очи­с­тить па­мять со­вре­мен­ни­ков, сте­реть из неё лже­ге­ро­ев про­шло­го – пе­ре­име­но­вать бли­жай­шую пло­щадь, на­зван­ную ког­да-то в честь од­но­го из па­ла­чей рус­ско­го на­ро­да.

Ре­ша­ю­щим ис­пы­та­ни­ем для Вла­ди­ми­ра Льво­ви­ча ста­но­вит­ся бе­зу­с­пеш­ная борь­ба за жизнь Та­ни (чьё крат­кое опи­са­ние со­сед­ст­ву­ет с изо­б­ра­же­ни­ем без­душ­ных яв­ле­ний дей­ст­ви­тель­но­с­ти – ле­че­ни­ем че­ло­ве­ка ра­ди по­лу­че­ния де­нег со сто­ро­ны вра­чей), а за­тем и смерть по­след­ней. И это ис­пы­та­ние не про­хо­дит да­ром, обо­ра­чи­ва­ет­ся окон­ча­тель­ным про­зре­ни­ем для ге­роя. По­те­ряв са­мое до­ро­гое, он не за­мк­нул­ся в се­бе, но, при­дя в зна­ко­мый храм, су­мел по-на­сто­я­ще­му взгля­нуть не про­сто на «ок­ре­ст­но­с­ти», но на «лю­дей, на рус­скую (не толь­ко мос­ков­скую. – В.П.) зем­лю, оси­ро­тев­шую на че­ло­ве­ка». Про­зрев­шая ду­ша ге­роя смог­ла под­нять­ся над су­ет­но­с­тью жи­тей­ско­го бы­та, а за­тем – «ус­лы­шав не­бес­ную му­зы­ку», ус­т­ре­мить­ся вверх, в сто­ро­ну гор­не­го бы­тия.

Ка­пи­то­ли­на Кок­ше­нё­ва, ана­ли­зи­руя ког­да-то про­шу­мев­ший ро­ман Алек­сан­д­ра Про­ха­но­ва «Гос­по­дин Гек­со­ген», от­ме­ча­ла ед­ва ли не един­ст­вен­ные ху­до­же­ст­вен­ные до­сто­ин­ст­ва ро­ма­на в удач­ном изо­б­ра­же­нии со­вре­мен­ной Моск­вы – «ме­га­по­ли­су мо­гу­ще­ст­ва, си­лы, ме­с­ту оби­та­ния вла­с­тей и спец­служб, сто­ли­цы для бо­га­тых» («Рус­ская кри­ти­ка», 2007). Вряд ли кто бу­дет спо­рить, что су­ще­ст­ву­ет та­кая сто­ли­ца. Ду­ма­ет­ся, что не спо­рит с этим и сам Тра­пез­ни­ков, не раз изо­б­ра­зив­ший в сво­ей про­зе по­доб­ные жи­ву­чие не­при­гляд­ные сто­ро­ны Моск­вы. Но не­пре­рыв­ный по­иск ис­тин­ных, не все­гда за­мет­ных де­я­те­лей не про­пал для не­го да­ром. Прав­да Моск­вы рус­ской, по­та­ён­ной до по­ры до вре­ме­ни от чу­жо­го гла­за, всё слыш­нее зву­чит в его твор­че­ст­ве, как ко­ло­коль­ный звон, как мо­лит­ва о все­об­щем ста­нов­ле­нии на ис­тин­ный рус­ский путь, по­мо­га­ю­щий пра­вить бу­ду­щее.


Владимир ПЕДЧЕНКО
г. АРМАВИР




Поделитесь статьёй с друзьями:
Кузнецов Юрий Поликарпович. С ВОЙНЫ НАЧИНАЮСЬ… (Ко Дню Победы): стихотворения и поэмы Бубенин Виталий Дмитриевич. КРОВАВЫЙ СНЕГ ДАМАНСКОГО. События 1967–1969 гг. Игумнов Александр Петрович. ИМЯ ТВОЁ – СОЛДАТ: Рассказы Кузнецов Юрий Поликарпович. Тропы вечных тем: проза поэта Поколение Егора. Гражданская оборона, Постдайджест Live.txt Вячеслав Огрызко. Страна некомпетентных чинуш: Статьи и заметки последних лет. Михаил Андреев. Префект. Охота: Стихи. Проза. Критика. Я был бессмертен в каждом слове…: Поэзия. Публицистика. Критика. Составитель Роман Сенчин. Краснов Владислав Георгиевич.
«Новая Россия: от коммунизма к национальному
возрождению» Вячеслав Огрызко. Юрий Кузнецов – поэт концепций и образов: Биобиблиографический указатель Вячеслав Огрызко. Отечественные исследователи коренных малочисленных народов Севера и Дальнего Востока Казачьему роду нет переводу: Проза. Публицистика. Стихи. Кузнецов Юрий Поликарпович. Стихотворения и поэмы. Том 5. ВСЁ О СЕНЧИНЕ. В лабиринте критики. Селькупская литература. Звать меня Кузнецов. Я один: Воспоминания. Статьи о творчестве. Оценки современников Вячеслав Огрызко. БЕССТЫЖАЯ ВЛАСТЬ, или Бунт против лизоблюдства: Статьи и заметки последних лет. Сергей Минин. Бильярды и гробы: сборник рассказов. Сергей Минин. Симулянты Дмитрий Чёрный. ХАО СТИ Лица и лики, том 1 Лица и лики, том 2 Цветы во льдах Честь имею: Сборник Иван Гобзев. Зона правды.Роман Иван Гобзев. Те, кого любят боги умирают молодыми.Повесть, рассказы Роман Сенчин. Тёплый год ледникового периода Вячеслав Огрызко. Дерзать или лизать Дитя хрущёвской оттепели. Предтеча «Литературной России»: документы, письма, воспоминания, оценки историков / Составитель Вячеслав Огрызко Ительменская литература Ульчская литература
Редакция | Архив | Книги | Реклама | Конкурсы



Яндекс цитирования