Архив : №25. 18.06.2010

Когда совсем нет света

 Майские деньки выдались горячими. Праздник Великой Победы, творческие командировки, работа на приусадебном участке, возня с детьми и прочие житейские хлопоты захлестнули меня целиком.

Но тут, как всегда неожиданно, пошли знаменитые петербургские дожди, и появилась возможность просмотреть корреспонденцию и периодические издания, пришедшие по почте. Первым я открыл конверт, пришедший из Иркутска, в котором был красивый на вид журнал «Сибирь». Как человек, имеющий отношение к поэтическому цеху, я всегда начинаю просмотр журналов с того, что издатели печатают под рубрикой «Поэзия». Номер открывался стихами лауреата многих премий Николая Зиновьева из п. Кореновска Краснодарского края. С него я и начал. И прочитал следующее: «Я надавал русскому народу пощёчин, чтоб он пришёл в себя». Цитирую по памяти, но за смысл ручаюсь.

Я причисляю себя к тому самому русскому народу, которому Николай Зиновьев этак по-барски, осердясь, надавал по мордам, и потому оставить без последствий подобное публичное оскорбление просто не мог. К тому же я – плохой христианин и сильно сомневаюсь, что подставил бы другую щёку, чтобы по ней съездил Николай Зиновьев. А тут на тебе… При всём при том и приходить в себя, для чего виртуально меня и отхлестали по щекам, мне было не нужно; потому ничего иного не оставалось, как из себя выйти. Что я и сделал.

Но сначала я подошёл к зеркалу, чтобы внимательно разглядеть недостойное, покрытое пощёчинами, отвратительное лицо своё.

И (о ужас!) заметил на щеке новую морщину, которая оказалась не чем иным, как отпечатком «линии жизни» с руки Николая Зиновьева.

И начал я её внимательно рассматривать...

 

Пер­вая за­мет­ная пуб­ли­ка­ция сти­хов Ни­ко­лая Зи­но­вь­е­ва бы­ла лет шесть или семь на­зад как раз в «ЛР». Глав­ный ре­дак­тор В.Ог­рыз­ко тог­да под­дер­жал на­чи­на­ю­ще­го по­эта из глу­бин­ки, на­зна­чив ему ве­со­мую пре­мию. Я по­ду­мал тог­да: «Вот мо­ло­дец, пе­ча­та­ет и под­дер­жи­ва­ет по­этов не толь­ко в пре­де­лах Са­до­во­го коль­ца».

Но уже в этой пер­вой под­бор­ке сти­хов Ни­ко­лая Зи­но­вь­е­ва ме­ня на­сто­ро­жи­ло весь­ма воль­ное его об­ра­ще­ние с Ис­ти­на­ми веч­ны­ми. Что­бы не быть го­ло­слов­ным, ци­ти­рую:

 

В сте­пи, по­кры­тый пы­лью брен­ной, Си­дел и пла­кал че­ло­век. А ми­мо шёл Тво­рец Все­лен­ной. Ос­та­но­вив­шись, он из­рек: «Я друг уни­жен­ных и бед­ных, Я всех убо­гих бе­ре­гу, Я знаю мно­го слов за­вет­ных, Я есмь твой Бог. Я всё мо­гу. Ме­ня пе­ча­лит вид твой гру­ст­ный, Ка­кой бе­дою ты те­сним?» А че­ло­век ска­зал: «Я – рус­ский». И Бог за­пла­кал вме­с­те с ним.

 

И тут всё моё ес­те­ст­во за­про­те­с­то­ва­ло. Я да­же по­пы­тал­ся в ду­ше Ни­ко­лая Зи­но­вь­е­ва оп­рав­дать. Ну лад­но, ду­мал я, не зна­ет про­вин­ци­аль­ный по­эт, что Бог не­ли­це­при­я­тен, то есть ни­кто из жи­вых его не ви­дел. Ну, воз­мож­но, не слы­шал по­эт о да­ро­ва­нии За­ве­та, о не­о­па­ли­мой ку­пи­не и об ан­ге­лах – по­слан­цах Бо­га. Но са­мое глав­ное: бы­ло в этом сти­хо­тво­ре­нии что-то про­те­с­тант­ское, па­ни­брат­ское. Осо­бый про­тест у ме­ня вы­зва­ли строч­ки о пла­чу­щем рус­ском че­ло­ве­ке, по­кры­том «пы­лью брен­ной».

Это же А.В. Су­во­ров вос­кли­цал: «Мы рус­ские! Ка­кой вос­торг!» Ве­ли­кий рус­ский по­эт о них го­во­рил: «Сы­ны лю­би­мые по­бе­ды!»

А тут ка­кое-то сплош­ное по­хо­рон­ное всхли­пы­ва­ние. И ес­ли бы Ни­ко­лай Зи­но­вь­ев был один. Имя им – ле­ги­он!

К при­ме­ру, Жан­на Би­чев­ская всё вре­мя рас­пе­ва­ет: «И ес­ли на­па­дут на нас по­га­ные, мы в бой пой­дём с кре­с­та­ми на гру­ди!» Ка­кие ещё по­га­ные долж­ны на нас на­пасть, ес­ли у нас и так де­мо­кра­тия – власть са­та­ны.

И да­лее: «Мы рус­ские! Мы рус­ские! Мы рус­ские! Мы всё рав­но под­ни­мем­ся с ко­лен!»

Ей вто­рит и наш по­эт:

 

Как ли­ку­ет за­гра­ни­ца И от сча­с­тья во­ет во­ем, Что мы вста­ли на ко­ле­ни. А мы вста­ли на ко­ле­ни – По­мо­лить­ся пе­ред бо­ем.

 

И не­вдо­мёк на­ше­му пи­и­ту, воз­гла­ша­ю­ще­му: «Не за Ве­ли­кую Рос­сию – /Я вста­ну за Свя­тую Русь!», и стро­го пре­ду­преж­да­ю­ще­му нас, си­рых, о том, что те, кто не ви­дит раз­ни­цы меж­ду Ве­ли­кой Рос­си­ей и Свя­той Ру­сью, – в тех «не пуль­си­ру­ют ве­ка», и рус­ски­ми они не яв­ля­ют­ся, что рус­ские лю­ди на ко­ле­ни ста­но­вят­ся толь­ко пе­ред Бо­гом.

И во­об­ще вы­зы­ва­ет удив­ле­ние от­нюдь не по­эти­че­с­кая дер­зость, а от­кро­вен­ное на­халь­ст­во, с ко­то­рым же­но­во­ди­мый Ни­ко­лай Зи­но­вь­ев при­сва­и­ва­ет се­бе пра­во го­во­рить от име­ни рус­ско­го на­ро­да. Всё мы да мы. Всё на ко­ле­нях да на ко­ле­нях. До­ро­гой Ни­ко­лай, луч­ше го­во­ри от пер­во­го ли­ца, оно вер­нее и бе­зо­пас­нее бу­дет. И ни­ка­кой Шем­шу­чен­ко не при­це­пит­ся.

Да­лее «ли­ния жиз­ни» Ни­ко­лая Зи­но­вь­е­ва и мои лич­ные на­блю­де­ния при­ве­ли ме­ня к сле­ду­ю­щим не­уте­ши­тель­ным вы­во­дам: чем боль­ше бла­го­де­я­ний и пре­мий ва­ли­лось ему на го­ло­ву, тем гром­че ста­но­ви­лись его всхли­пы­ва­ния и сте­на­ния о по­ги­бе­ли Рос­сии и рус­ско­го на­ро­да. Но за­то в сти­хах по­яви­лись и учи­тель­ские нот­ки, а на­зва­ния книг при­об­ре­ли эта­кую про­во­ка­ци­он­ную тен­ден­ци­оз­ность: «Я – рус­ский», «Крест» и т.д. Это, на­вер­но, тот са­мый крест, ко­то­рый Ни­ко­лай Зи­но­вь­ев в од­ном из сво­их сти­хо­тво­ре­ний на­звал «плю­си­ком». Это он так о пра­во­слав­ном кре­с­те на мо­ги­ле вы­ска­зал­ся.

 

Мож­но ци­ти­ро­вать и ци­ти­ро­вать этот плач о по­ги­бе­ли без кон­ца и края и прий­ти к оши­боч­но­му вы­во­ду, что пи­шет это че­ло­век не от ми­ра се­го. Но дол­жен за­ме­тить, что за этим мни­мым юрод­ст­вом пря­чет­ся точ­ный рас­чёт: мне не раз при­хо­ди­лось слу­шать рас­ска­зы тех, кто имел не­о­сто­рож­ность пуб­лич­но по­хва­лить Ни­ко­лая Зи­но­вь­е­ва. Тут же ли­бо по поч­те, ли­бо че­рез на­роч­но­го он по­лу­чал сбор­ни­ки сти­хов по­эта с ука­за­ни­ем це­ны за шту­ку и об­щей сум­мы про­пи­сью. Мне и са­мо­му пред­ла­га­ли за­нять­ся рас­про­ст­ра­не­ни­ем сти­хов Зи­но­вь­е­ва в Санкт-Пе­тер­бур­ге. Я от этой по­чёт­ной мис­сии ук­ло­нил­ся. И вот по­че­му.

 

Мне все­гда как-то при­выч­нее и ком­форт­нее бы­ло об­ра­щать­ся с жуж­жа­щи­ми, ку­са­ю­щи­ми­ся и кро­во­со­су­щи­ми «смер­дя­ко­вы­ми» всех ма­с­тей и ран­гов. Их уку­сы бо­лез­нен­ны, но этих яв­ных кро­во­со­сов все­гда мож­но с раз­ма­ху при­хлоп­нуть. А сад­ня­щую боль мож­но уме­рить, ли­бо по­брыз­гав ме­с­то уку­са оде­ко­ло­ном, ли­бо по­чи­тав на сон гря­ду­щий хо­ро­шие сти­хи.

Со сти­ха­ми Ни­ко­лая Зи­но­вь­е­ва всё ока­за­лось слож­нее. Они, как кле­щи. За­пол­за­ют не­слыш­но и впи­ва­ют­ся без бо­ли. Но ког­да ты их об­на­ру­жи­ва­ешь и пы­та­ешь­ся из­влечь, от­ча­ян­но со­про­тив­ля­ют­ся. Но са­мое не­при­ят­ное – это то, что ты уже ока­зал­ся за­ра­жён этим сло­вес­ным эн­це­фа­ли­том. Яд в сти­хах сла­бень­кий, но при от­сут­ст­вии им­му­ни­те­та и в боль­ших до­зах впол­не мо­жет по­вре­дить ду­шев­но­му здо­ро­вью. Что­бы не быть го­ло­слов­ным, при­ве­ду ци­та­ту из сво­е­го «ге­роя»:

 

К те­бе, брат, речь я об­ра­щаю, Коль с бо­лью ты ду­ши зна­ком. Её с то­бой не раз­де­ляю, А за­би­раю це­ли­ком.   Во­брать в се­бя всю боль люд­скую? А по­че­му, ска­жи­те, нет? За­да­чу имен­но та­кую При­хо­дит в мир ре­шать по­эт.

 

Ии­сус Хри­с­тос – он Спа­си­тель. Он ис­ку­пил гре­хи че­ло­ве­че­ст­ва.

Ни­ко­лай Зи­но­вь­ев хо­чет взять на се­бя всю боль че­ло­ве­че­ст­ва, хо­тя на­ша боль: и фи­зи­че­с­кая, и ду­шев­ная – сви­де­тель­ст­ву­ет о том, что мы ещё жи­вы. А по по­во­ду пред­наз­на­че­ния по­эта есть и бо­лее убе­ди­тель­ные суж­де­ния. «Ми­лость к пад­шим» при­зы­вал, к при­ме­ру, А.С. Пуш­кин. А Ни­ко­лай Зи­но­вь­ев их по ще­кам, по ще­кам… На­род свой лю­бить на­до и жа­леть.

Не ска­жу, что я не де­лал по­пы­ток этой риф­мо­ван­ной ча­хот­ке про­ти­во­сто­ять. Ког­да Ни­ко­лая Зи­но­вь­е­ва вы­дви­ну­ли на со­ис­ка­ние пре­мии «Хру­с­таль­ная ро­за Вик­то­ра Ро­зо­ва», я как член По­пе­чи­тель­ско­го со­ве­та пре­мии был ка­те­го­ри­че­с­ки про­тив. Со мной бы­ли со­ли­дар­ны чле­ны По­пе­чи­тель­ско­го со­ве­та кри­тик Ни­ко­лай Пе­ре­яс­лов и быв­ший рек­тор, а ны­не зав. ка­фе­д­рой Ли­тин­сти­ту­та Сер­гей Есин. И всё-та­ки кан­ди­да­ту­ра Зи­но­вь­е­ва бы­ла про­дав­ле­на.

Я как сей­час ви­жу Ни­ко­лая Зи­но­вь­е­ва на вру­че­нии пре­мии. Он си­дит за сто­лом ря­дом с же­ной, в ру­ке его бо­кал с ви­ном, а пря­мо пе­ред ним ле­жит от­кры­тая пач­ка си­га­рет «PARLAMENT» – фир­мен­ный знак всех пле­бе­ев и при­спо­соб­лен­цев. Он гля­дит вдаль. Поз­же мне при­хо­ди­лось чи­тать его бла­го­дар­ст­вен­ные вер­но­под­дан­ни­че­с­кие опу­сы. Тош­ни­ло.

И, тем не ме­нее, я силь­но со­мне­вал­ся в сво­ей пра­во­те. Но мне до­ве­лось встре­тить­ся с Вик­то­ром Ли­хо­но­со­вым, с ко­то­рым дав­но дру­жу. Я по­ин­те­ре­со­вал­ся, как он от­но­сит­ся к Ни­ко­лаю Зи­но­вь­е­ву, по­сколь­ку они с ним – зем­ля­ки. Вик­тор Ли­хо­но­сов от­ве­тил, как от­ре­зал: «Зи­но­вь­ев – вред­ный, ан­ти­рус­ский по­эт».

Я ни­как не мог для се­бя сфор­му­ли­ро­вать: что же эти сти­хи мне на­по­ми­на­ют, чьи чув­ст­ва им со­звуч­ны? И тут ме­ня осе­ни­ло. Так это же из «Иу­дей­ской вой­ны» Ио­си­фа Фла­вия: «По­се­му был ве­ли­кий плач во Из­ра­и­ле, во всех ме­с­тах его. Сте­на­ли на­чаль­ни­ки и ста­рей­ши­ны, из­не­мо­га­ли де­вы и юно­ши, и из­ме­ни­лась кра­со­та жен­ская. Вся­кий же­них пре­да­вал­ся пла­чу и си­дя­щие во брач­ных чер­то­гах бы­ли в скор­би. Вос­тре­пе­та­ла зем­ля за оби­та­ю­щих на ней, и весь дом Иа­ко­ва об­лёк­ся сты­дом…»

 

Рус­ских лю­дей и Рос­сию сей­час толь­ко ле­ни­вый не пы­та­ет­ся об­ви­нить во всех смерт­ных гре­хах, при­зы­ва­ют к по­ка­я­нию, имея свой ко­ры­ст­ный дья­воль­ский ин­те­рес. А мно­гие на­ши по­эты ры­да­ют в го­лос по уми­ра­ю­щей Рос­сии и жи­вь­ём её хо­ро­нят. И са­мое при­скорб­ное – толь­ко мо­гиль­щи­ков Рос­сии под­ни­ма­ют на щит и не­сут на ру­ках тай­ные и яв­ные не­же­ла­те­ли до­б­ра сво­ей стра­не и осы­па­ют их пре­ми­я­ми.

 

Мои тя­жё­лые раз­ду­мья пре­рвал поч­та­ль­он. Я от­крыл па­кет, в ко­то­ром ока­зал­ся аль­ма­нах «Бий­ский ве­ст­ник» со сти­ха­ми Ни­ко­лая Зи­но­вь­е­ва.

Я бег­ло про­смо­т­рел оче­ред­ные тво­ре­ния, на­по­ми­на­ю­щие об­рыв­ки риф­мо­ван­ной пуб­ли­ци­с­ти­ки, один из ко­то­рых не мо­гу не про­ци­ти­ро­вать:

 

И жизнь не во спа­се­ние, И му­ке быт срод­ни. На­вер­но, у Есе­ни­на Та­кие ж бы­ли дни.

 

Ну, вот и Есе­нин в ход по­шёл. У Сер­гея Алек­сан­д­ро­ви­ча Есе­ни­на, как ока­за­лось, бы­ли та­кие же дни, как у Ни­ко­лая Зи­но­вь­е­ва. Не удер­жал­ся, под­вер­стал к се­бе Ве­ли­ко­го рус­ско­го по­эта.

Я уж бы­ло хо­тел за­кон­чить свой сбив­чи­вый рас­сказ строч­кой из сти­хо­тво­ре­ния Вла­ди­ми­ра Ма­я­ков­ско­го, на­пи­сан­ного на смерть Сер­гея Есе­ни­на: «Не поз­во­лю мям­лить стих и мять!», но слу­жан­ка-па­мять пред­ло­жи­ла мне сти­хо­тво­ре­ние Ев­ге­ния Че­пур­ных, не­до­оце­нён­но­го и ти­хо спи­ва­ю­ще­го­ся в Са­ма­ре по­эта, ко­то­рое, на мой взгляд, к Ни­ко­лаю Зи­но­вь­е­ву под­хо­дит как нель­зя луч­ше:

 

Ку­д­ря­вое рез­вое чу­до, Сме­ясь, се­ме­нит по лу­чу. – Как звать те­бя маль­чик? – Иу­да. – А хо­чешь ма­ли­ны? – Хо­чу.   Ешь гор­стью и смей­ся бес­печ­но, И щё­ки из­мажь, и че­ло. – А де­неж­ку хо­чешь? – Ко­неч­но.   Вот с это­го всё и по­ш­ло.

Владимир ШЕМШУЧЕНКО,
г. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ