Архив : №26. 25.06.2010

Вагон амбиций – это хорошо

 Но под ва­го­ном долж­ны быть рель­сы

 

Несмотря на то, что я очень настороженно отношусь к окружающим, с опаской и недоверием, да и вообще к ним особой любви не питаю, я понял одно – любой город – это в первую очередь – люди. То есть не толпа, а несколько конкретных человек. Без них – город просто архитектурная конструкция, населённая каким-то видом каких-то существ. Несколько площадей, проспектов, улиц, переулков, с коробками-домами и кучей в них живущих, которые тебя вертели, и ты их вертел. То есть, вот Новосибирск для меня – это Виктор Iванiв и Данила с Яной. Пока они там живут, город пульсирует и существует, пусть я их сто лет ещё не увижу, но это так. Если они уедут из Энска, город окончательно станет чужим, обезличенным, большим, пыльным и на хер мне не нужным. Но это как бы лирическое отступление.

 

Суть в том, что не­де­лю на­зад мы ска­та­лись в Томск: я, Ан­д­рей Прав­да и Та­ня Крав­чен­ко. Та­кой ке­ме­рун­ский де­сант: пи­са­те­ли и из­да­те­ли. Мы се­ли в ма­ши­ну и по­еха­ли в Томск по при­гла­ше­нию ме­ст­ной ли­те­ра­тур­ной об­ще­ст­вен­но­с­ти – по­чи­тать сти­шат и по­уча­ст­во­вать в лит­про­цес­се, по­смо­т­реть, кто и что здесь пи­шет, ну и взять что-ни­будь для «Зна­ков». Ни для ко­го не се­к­рет, что том­ский лит­про­цесс – это ок­сю­мо­рон. Ке­ме­ров­ский лит­про­цесс то­же, ко­неч­но, но тут па­ра-трой­ка че­ло­век ше­ве­лит­ся, Ива­нов ше­ве­лит­ся, Алё­хин, хоть и в СПб сей­час, но ро­дом от­сю­да, как и Спе­ран­ский, ещё Мур­зин ше­ве­лит­ся, Та­ня, и я ше­ве­люсь, не­смо­т­ря на ал­ко­го­лизм. А в Том­ске по­сле смер­ти Ка­зан­це­ва не ше­ве­лит­ся ни хре­на, кро­ме си­них бо­род ме­ст­ных ху­дож­ни­ков, ко­то­рые и при­ни­ма­ли нас в здо­ро­вен­ной ма­с­тер­ской на пя­том эта­же по ули­це Твер­ская. Я-то до­га­ды­вал­ся, ку­да мы по­па­дём, по­сколь­ку уже был год на­зад на так на­зы­ва­е­мых «Че­хов­ских пят­ни­цах». «Че­хов­ские пят­ни­цы» – это ког­да на На­бе­реж­ной со­би­ра­ет­ся уй­ма на­ро­да (это плюс Том­ску, ко­неч­но, в Ке­ме­ро­ве на та­кое со­бы­тие при­шли бы па­ра ка­лек, да осо­бо ал­чу­щие бух­ла по­сле чте­ний око­ло­ли­те­ра­тур­ные ре­бя­та), и лю­бой му­дак, со­гла­со­вав свои сти­ша­та с ад­ми­ни­с­т­ра­то­ром этих чте­ний (по се­к­ре­ту ска­жу, то­же боль­шим му­да­ком), вы­хо­дит к ми­к­ро­фо­ну и тра-та-та, чёрт по­де­ри! Да­ёт боль­шой по­эзии по пол­ной. Ещё на та­ких ве­че­рах есть па­ра му­зы­кан­тов, вы­да­ю­щих ди­кую ла­бат­ню на аку­с­ти­че­с­кой ги­та­ре под ви­дом ав­тор­ской пес­ни, от­врат­но иг­ра­ю­щие Am Dm Em Am, ну и A7, ра­зу­ме­ет­ся, ку­да без не­го, и не ме­нее от­врат­но по­ющие. В этом го­ду, мы, сла­ва Бо­гу, опоз­да­ли на та­кие пят­ни­цы и при­еха­ли про­сто в гос­ти. Но не тут-то бы­ло.

Как толь­ко мы при­нес­ли крас­но­го ви­на в трёх боль­ших ко­роб­ках, за сто­лом ожи­ви­лись, а си­де­ло за ним че­ло­век две­над­цать. На­ча­лись сти­хи по кру­гу, мы вы­слу­ша­ли мно­го жут­кой ла­бат­ни, и тут к нам по­до­шёл не­вы­со­кий се­до­ва­тый му­жи­чок с каф­ки­ан­ским ужа­сом в гла­зах.

– Вот, поз­воль­те по­да­рить, – ска­зал он Та­не и под­пи­сал не­вз­рач­ную книж­ку-ма­лыш­ку ти­ра­жом 100 эк­земп­ля­ров.

– Я пи­шу про­сто, лег­ко, – про­дол­жал он, – по­чи­тай­те-по­чи­тай­те.

Мы по­чи­та­ли. Му­жи­чок по­до­шёл ко мне.

– Как вам мои сти­хи?

– Ни­как.

– По­че­му?

– Как я вам объ­яс­ню, по­че­му? Про­сто не нра­вят­ся, по-мо­е­му, это пло­хие сти­хи.

– Что ж, оби­деть по­эта мо­жет каж­дый, – ска­зал му­жи­чок и за­со­пел.

– Вы зна­е­те, – про­дол­жил он, по­ду­мав, – вот вы го­во­ри­те тут про экс­перт­ную оцен­ку, а кто эти су­дьи-то?! Су­дьи-то кто?! Я ни­ко­го не знаю, о ком вы го­во­ри­ли, и знать не хо­чу, по­че­му кто-то дол­жен ре­шать за ме­ня – по­эт я или нет, ког­да я знаю – да! Я по­эт!

(А ра­нее я го­во­рил про уб­люд­ст­во ре­сур­сов со сво­бод­ной пуб­ли­ка­ци­ей, про ли­те­ра­тур­ный Ру­нет во­об­ще, про «Ме­га­лит» и «НЛКР», на­зы­вал не­ко­то­рых экс­пер­тов, в т.ч. Ко­с­тю­ко­ва, Пу­ха­но­ва, Кузь­ми­на, Пе­т­руш­ки­на, Не­ча­е­ва и т.п.)

– Я пи­шу про­сто, – до­ба­вил му­жи­чок, – ещё не­мно­го по­мол­чав, – я… я ведь как Руб­цов.

 

Для че­го я всё это на­пи­сал. Кое-кто ме­ня спра­ши­ва­ет: «Не­уже­ли, Игорь, в Том­ске всё так хре­но­во с ли­те­ра­ту­рой?» Так вот, я от­ве­чаю: «Нет ни­че­го хре­но­во­го, всё по-на­сто­я­ще­му очень ху­ё­во». Гля­дя на то, чем за­ни­ма­ют­ся Па­нов и Скар­лы­гин, ста­но­вит­ся по­нят­но, от­ку­да вы­рос­ла мо­дель и кон­цеп­ция этих «Пят­ниц» и по­доб­ных по­си­де­лок в «До­ме ху­дож­ни­ка», или как он там на­зы­ва­ет­ся. Эта мо­дель вы­рос­ла из дол­ба­ных со­юз­пи­сов с их ли­те­ра­тур­ной бю­ро­кра­ти­ей, стран­ны­ми ме­ха­низ­ма­ми вну­т­ри­це­хо­во­го при­зна­ния и боль­ной за­вы­шен­ной са­мо­оцен­кой чле­нов со­юз­пи­сов. Ва­гон ам­би­ций – это хо­ро­шо. Но под ва­го­ном долж­ны быть рель­сы. Ре­дак­то­ра ме­ст­ных пе­ри­о­ди­че­с­ких ли­тиз­да­ний го­во­рят: «Да лад­но, ре­ги­о­наль­ная ли­те­ра­ту­ра по­лу­ча­ет вто­рое ды­ха­ние, мы дер­жим­ся». Ре­ги­о­наль­ная ли­те­ра­ту­ра по­лу­ча­ет вто­рое ды­ха­ние по­след­ние лет пят­над­цать и всё ни­как не по­лу­чит. По­то­му что кис­ло­род­ная ма­с­ка за­ст­ря­ла где-то на Ура­ле по пу­ти к нам из Моск­вы. А по­ка ре­ги­о­наль­ная ли­те­ра­ту­ра, та­кая как в Том­ске или в Ке­ме­ро­ве, на­хо­дит­ся в апа­тич­ном по­лу­об­мо­роч­ном со­сто­я­нии, ти­ка­ет ка­пель­ни­ца, ли­те­ра­ту­ра хо­дит в ут­ку, а её на­блю­да­ю­щих вра­чей это, в прин­ци­пе, ус­т­ра­и­ва­ет. Мне лич­но всё рав­но, что тут из­да­ёт­ся, ка­кой аль­ма­нах «Ка­мен­ный мост» или «Куз­нец­кая Кре­пость», «Ка­мы­ши Ка­мы­ши­на» или ещё что, оди­на­ко­во, ни­че­го о них ни­ко­му неиз­ве­ст­но, и в гла­за эти из­да­ния ни­кто ни­ког­да не ви­дел, хо­тя ре­дак­то­ры/из­да­те­ли ут­верж­да­ют об­рат­ное. Боль­шин­ст­во ав­то­ров та­ких из­да­ний при­над­ле­жат, ясен пе­рец, к яр­кой из­ве­ст­ной пле­я­де со­вре­мен­ных по­этов, о ко­то­рых ни­ко­му ни хре­на не­из­ве­ст­но, да­же че­ло­ве­ку, сле­дя­ще­му за тем, что тво­рит­ся в ре­ги­о­нах.

Един­ст­вен­ный бо­нус во вре­мя этой по­езд­ки – зна­ком­ст­во с внят­ным и ин­те­рес­ным по­этом Оль­гой Ко­ма­ро­вой. С ней мы за­ду­ма­ли (вку­пе с Кле­мен­ко) как-ни­будь ожи­вить всё это де­ло: со­брать и опуб­ли­ко­вать по воз­мож­но­с­ти в «Зна­ках», пред­ло­жить для пуб­ли­ка­ции в дру­же­ст­вен­ных нам из­да­ни­ях («Де­ти Ра», «Но­вая ре­аль­ность», «ДиН» и др.) зву­ча­щих то­ми­чей с их тек­с­та­ми.

А во­об­ще Томск для ме­ня все­гда был род­ным по­то­му, что в нём жи­ли Со­ня и Да­ша. В Со­ню я лет пять на­зад был очень влюб­лён, а Да­ша в се­ре­ди­не-кон­це ну­ле­вых бы­ла мо­ей един­ст­вен­ной том­ской со­рат­ни­цей и про­сто по­дру­гой. Вме­с­те мы ор­га­ни­зо­ва­ли и про­ве­ли не­сколь­ко не­пло­хих ли­те­ра­тур­ных ак­ций, кру­тых квар­тир­ни­ков, в об­щем, здо­ро­во бы­ло. От это­го Томск ста­но­вил­ся Да­ши­ным и Со­ни­ным и ка­ким-то уют­ным. И вот Да­ша уе­ха­ла в СПб. Ни­че­го ме­ня, на­вер­ное, уже с эти­ми де­вуш­ка­ми не свя­зы­ва­ет и ни­ког­да не свя­жет. Но свой фо­ку­си­ру­ю­щий ка­мень Томск, как те­ле­порт, по­те­рял. Ес­ли вы по­ня­ли, о чём я, ко­неч­но.

Игорь КУЗНЕЦОВ,
КЕМЕРОВО – ТОМСК