Архив : №32-33. 06.08.2010

В переводе на русский

 По­мним ли мы, с упо­е­ни­ем пе­ре­чи­ты­ва­ю­щие «Бо­же­ст­вен­ную ко­ме­дию», что дан­тов­ский ше­девр пе­ре­ска­зал нам бли­с­та­тель­ный Ми­ха­ил Ло­зин­ский? Грань меж­ду ав­то­ром и пе­ре­вод­чи­ком го­раз­до труд­нее под­да­ёт­ся оп­ре­де­ле­нию, чем это мо­жет ко­му-то по­ка­зать­ся на пер­вый взгляд. Меж­ду тем грань эта, не­со­мнен­но, су­ще­ст­ву­ет, она сме­ща­ет­ся в каж­дом кон­крет­ном слу­чае в за­ви­си­мо­с­ти от да­ро­ва­ния ав­то­ра и от ма­с­тер­ст­ва пе­ре­вод­чи­ка. Мне при­хо­ди­лось встре­чать мно­го по­сред­ст­вен­ных сти­хов, и не толь­ко пе­ре­вод­ных, и я за­ме­тил од­ну за­ко­но­мер­ность: там, где ав­тор схал­ту­рил, пе­ре­вод, да­же са­мый «улуч­ша­ю­щий», всё рав­но бу­дет вы­гля­деть ху­до­же­ст­вен­но не­убе­ди­тель­ным, блёк­лым. Бы­ва­ют, вы ска­же­те, ис­клю­че­ния. Что ж, ста­рин­ная мак­си­ма об «ис­клю­че­нии, толь­ко под­тверж­да­ю­щем пра­ви­ло», дей­ст­ву­ет и в этом слу­чае.

Всё ска­зан­ное впол­не мо­жет быть при­ме­не­но к сти­хо­тво­ре­ни­ям са­ам­ской по­этес­сы Ок­тя­б­ри­ны Во­ро­но­вой, чьё ори­ги­наль­ное твор­че­ст­во яв­ле­но рус­ско­му чи­та­те­лю в пе­ре­во­дах Вла­ди­ми­ра Смир­но­ва. А то, что до­ступ­но про­сто­му чи­та­те­лю, до­ступ­но и кри­ти­ку. Что же пред­став­ля­ют со­бой дан­ные пе­ре­вод­ные сти­хи?

Сна­ча­ла вспом­ним об их «ос­нов­ном» ав­то­ре. Ок­тя­б­ри­на Во­ро­но­ва – имя зна­ко­вое для са­ам­ской ли­те­ра­ту­ры, и тем бо­лее цен­ное, что ведь «зна­ков» в этой ли­те­ра­ту­ре сов­сем не так уж и мно­го. Са­ам­ская пись­мен­ность воз­ник­ла (бы­ла раз­ра­бо­та­на) толь­ко в на­ча­ле вось­ми­де­ся­тых. Пред­ставь­те се­бе: са­мо­быт­ная куль­ту­ра, с не­за­па­мят­ных вре­мён из­ве­ст­ная на­ро­дам цен­т­раль­ной Ев­ро­пы, сто­ле­ти­я­ми, ты­ся­че­ле­ти­я­ми су­ще­ст­во­ва­ла без ли­те­ра­ту­ры! И всё-та­ки су­ще­ст­во­ва­ла. Ведь речь, как во­да, мо­жет течь сквозь вре­мя, то ис­па­ря­ясь, то воз­ни­кая буд­то из-под зем­ли. Но вот по­до­шёл к кон­цу XX век, и вы­яс­ни­лось: куль­ту­ра са­а­мов, как и боль­шин­ст­ва се­вер­ных эт­но­сов, су­ще­ст­ву­ет на краю про­па­с­ти пол­но­го и окон­ча­тель­но­го ис­чез­но­ве­ния. По­ку­да со­хра­ня­лась из­ве­ст­ная ав­то­хтон­ность са­а­мов-ло­па­рей, тре­во­гу бить бы­ло, по­жа­луй, ра­но, од­на­ко бич на­ше­го вре­ме­ни – кро­ша­щий це­мент на­ций гло­ба­лизм – за­ста­вил по­ду­мать о креп­кой пре­гра­де. И та­кой пре­гра­дой опять-та­ки ста­ла жи­вая речь – но уже в на­дёж­ной оп­ра­ве ал­фа­ви­та. Сло­во, мно­го­крат­но уси­лен­ное ху­до­же­ст­вен­но­с­тью. А пер­вым са­ам­ским ав­то­ром, чьи сти­хи бы­ли за­пи­са­ны бла­го­да­ря но­во­му ал­фа­ви­ту, в раз­ра­бот­ке ко­то­ро­го сам этот ав­тор при­нял не­по­сред­ст­вен­ное уча­с­тие, ста­ла Ок­тя­б­ри­на Во­ро­но­ва.

Не­пра­виль­но ду­мать, буд­то бы на­ро­ды мо­гут со­хра­нить се­бя толь­ко в пол­ной  не­при­кос­но­вен­но­с­ти, в се­бе же и за­мк­нув­шись. На про­тя­же­нии мно­гих де­ся­ти­ле­тий рус­ский на­род осу­ще­ств­лял по от­но­ше­нию к сво­им се­вер­ным со­се­дям не толь­ко во­ин­ст­вен­ную экс­пан­сию, но и про­све­ще­ние, сбе­ре­же­ние их на­ци­о­наль­но­го ук­ла­да. Не­ма­ло в этом на­прав­ле­нии бы­ло сде­ла­но и при со­вет­ской вла­с­ти, бес­по­щад­но раз­ру­шав­шей ве­ко­вые тра­ди­ции го­су­дар­ст­во­об­ра­зу­ю­щей на­ции, но под­час спо­соб­ст­во­вав­шей (боль­шей ча­с­тью впол­не фор­маль­но, ко­неч­но) вы­жи­ва­нию ма­лых эт­но­сов. Ос­нов­ная тя­жесть за­бот лег­ла, как это все­гда у нас бы­ва­ет, на пле­чи эн­ту­зи­а­с­тов. Од­ним из них стал Вла­ди­мир Алек­сан­д­ро­вич Смир­нов – ге­о­лог, мо­ряк, жур­на­лист, по­эт. Уро­же­нец по­сёл­ка Те­ри­бер­ка Мур­ман­ской об­ла­с­ти. Ис­хо­див­ший Коль­ский по­лу­ос­т­ров вдоль и по­пе­рёк, Смир­нов близ­ко к серд­цу при­ни­мал все труд­но­с­ти и про­бле­мы род­но­го края. Он знал са­ам­ский язык, был зна­ком с ме­ст­ны­ми оле­не­во­да­ми, по­всед­нев­ный быт ко­то­рых опи­сы­вал на стра­ни­цах га­зе­ты «За­по­ляр­ный труд». Не­сколь­ко раз бы­вал он и в са­ам­ском се­ле Чальмны-Вар­рэ – на ро­ди­не Ок­тя­б­ри­ны Во­ро­но­вой. Кто же луч­ше не­го мог по­дой­ти на роль скром­но­го тру­же­ни­ка – пе­ре­вод­чи­ка ро­до­на­чаль­ни­цы ме­ст­ной ли­те­ра­ту­ры?

Вот как опи­сы­вал Смир­нов на­ча­ло их твор­че­с­кой друж­бы: «Ка­за­лось, я хо­ро­шо зна­ком с жиз­нью са­а­мов, и об ис­то­рии на­слы­шан, и в се­го­дняш­них сов­хо­зах бы­вал. Но вот по­зна­ко­мил­ся в Рев­де с Ок­тя­б­ри­ной Вла­ди­ми­ров­ной Во­ро­но­вой, и с но­вой сто­ро­ны от­крыл­ся для ме­ня мир оле­не­во­дов: буд­то са­ма тун­д­ра за­го­во­ри­ла со мной язы­ком сти­хов, пе­сен, ска­зок, ле­генд. И ока­за­лось, что са­ам­ский язык очень по­этич­ный: ём­кий, бо­га­тый, об­раз­ный». Это своё от­кры­тие Смир­нов не­мед­лен­но по­ста­рал­ся до­не­с­ти до воз­мож­но боль­ше­го чис­ла лю­дей. Пер­вое из пе­ре­ве­дён­ных им сти­хо­тво­ре­ний Во­ро­но­вой ещё не об­ла­да­ет не­со­мнен­ным ху­до­же­ст­вен­ным со­вер­шен­ст­вом, но в нём уже яс­но ви­ден под­лин­ный, ис­крен­ний ин­те­рес пе­ре­вод­чи­ка:

 

Снег ле­жит су­г­ро­бом пыш­ным, Лёг­кий, мяг­кий, слов­но пы­жик… Солн­це яр­кое с не­бес Оза­ря­ет зим­ний лес. Нет ни об­лач­ка над до­мом. Не­бо ка­жет­ся без­дон­ным. Троп­ку к ле­су про­топ­чу, По­стою и по­мол­чу.                   («Снег ле­жит су­г­ро­бом пыш­ным...»)

 

Вы­шед­шая вско­ре за­тем на рус­ском язы­ке де­бют­ная кни­га Ок­тя­б­ри­ны Во­ро­но­вой «Снеж­ни­ца» (Мур­ман­ское книж­ное из­да­тель­ст­во, 1986) ста­ла, так ска­зать, двой­ным ус­пе­хом. Не­ма­лая за­слу­га в том при­над­ле­жа­ла и пе­ре­вод­чи­ку.

В пре­дис­ло­вии к сбор­ни­ку из­ве­ст­ный нивх­ский по­эт, а в то вре­мя ещё и се­к­ре­тарь прав­ле­ния Со­ю­за пи­са­те­лей РСФСР Вла­ди­мир Сан­ги пи­сал: «Я вни­ма­тель­но, с боль­шим ин­те­ре­сом про­чи­тал ру­ко­пись са­ам­ско­го ав­то­ра и на­пи­сал… пре­дис­ло­вие к пер­вой кни­ге за­чи­на­тель­ни­цы са­ам­ской ли­те­ра­ту­ры Ок­тя­б­ри­ны Во­ро­но­вой.

 

Снег ле­жит су­г­ро­бом пыш­ным, Лёг­кий, мяг­кий, слов­но пы­жик…

 

Так чув­ст­во­вать Се­вер мо­жет толь­ко рож­дён­ный на Се­ве­ре, для ко­то­ро­го Се­вер – не экс­тре­маль­ность, не от­чуж­де­ние, не край ге­ро­и­че­с­ко­го (и су­ро­во­го!) по­ко­ре­ния, а дом род­ной – из­веч­ный, уют­ный, с мяг­ки­ми, как пы­жик, су­г­ро­ба­ми». На­до ли по­яс­нять, на­сколь­ко точ­но эти сло­ва под­хо­дят и к В.Смир­но­ву?

Да­лее по­сле­до­ва­ло ещё не­сколь­ко из­да­ний – во мно­гом по­вто­ря­ю­щих друг дру­га тек­с­ту­аль­но. Так, на­при­мер, пуб­ли­ка­ция про­ци­ти­ро­ван­но­го сти­хо­тво­ре­ния по­вто­ри­лась и в кни­ге «Воль­ная пти­ца» (М., «Со­вре­мен­ник», 1987). На­ря­ду с не­со­мнен­ны­ми уда­ча­ми, здесь по­па­да­ют­ся до­воль­но сла­бые тек­с­ты.

И вот тут мы воз­вра­ща­ем­ся к то­му, с че­го на­ча­ли этот раз­го­вор, – к не­ко­то­рой за­ко­но­мер­но­с­ти ка­че­ст­ва пе­ре­во­дов. До­ста­точ­но срав­нить раз­лич­ные по сво­им эс­те­ти­че­с­ким до­сто­ин­ст­вам тек­с­ты Во­ро­но­вой, как тут же ста­но­вит­ся яс­но: сю­жет­но, ком­по­зи­ци­он­но сла­бые тек­с­ты, со­став­лен­ные из ба­наль­но­с­тей, столь же по­сред­ст­вен­но вы­гля­дят и на рус­ском. На­при­мер:

 

Ку­да же ты, об­ла­с­кан­ная пти­ца? Ос­тыл очаг бы­лых го­ря­чих дней. И что те­бе в род­ном гнез­де не спит­ся? Не­уж­то во­ля впрямь те­бе нуж­ней?               («Ку­да же ты, об­ла­с­кан­ная пти­ца?»)

 

В пе­ре­во­де это­го и не­ко­то­рых дру­гих сти­хо­тво­ре­ний Во­ро­но­вой за­мет­на ещё и рас­хля­бан­ность рифм – сви­де­тель­ст­во точ­но­го сле­до­ва­ния пе­ре­вод­чи­ка не толь­ко бук­ве, но и ду­ху ори­ги­на­ла.

За­то с ка­ким изя­ще­ст­вом вы­пол­нял В.Смир­нов пе­ре­во­ды луч­ших сти­хо­тво­ре­ний! Как ин­те­рес­ны и раз­но­об­раз­ны ста­но­ви­лись у не­го риф­мы! При­ме­ров мож­но при­ве­с­ти мно­же­ст­во, но вот хо­тя бы один:

*** Над ту­ман­ной по­во­ло­кою, Как над во­да­ми озёр, Солн­це ог­нен­ною лод­кою Вы­плы­ва­ет из-за гор.   Твёр­дый наст лу­ча­ми ко­лет­ся – Ни про­ехать, ни прой­ти. И в су­г­ро­бах вла­га ко­пит­ся, Чтоб ру­чь­ям про­бить пу­ти.   Пле­щет не­ба синь да­лё­кая. Со­сны зо­ло­том го­рят. Как у ша­ли ки­с­ти лёг­кие, Над ок­ном со­суль­ки в ряд.   Снег сой­дёт. Прой­дёт рас­пу­ти­ца. На­ве­дёт вес­на кра­су. И ду­ша твоя рас­пу­с­тит­ся, Как под­снеж­ни­ки в ле­су.

 

И та­ких пре­крас­ных сти­хов, зву­ча­щих ме­ло­дич­но, све­жо на язы­ке пе­ре­во­да, как я уже ска­зал, мно­го. Осо­бен­но это за­мет­но в ито­го­вой кни­ге ли­ри­ки О.Во­ро­но­вой «Хо­чу ос­тать­ся на зем­ле» (Мур­манск, 1995), вы­шед­шей че­рез пять лет по­сле её смер­ти.

В том же го­ду, ког­да бы­ло опуб­ли­ко­ва­но на­и­бо­лее пол­ное на се­го­дняш­ний день со­бра­ние тек­с­тов пер­вой са­ам­ской по­этес­сы, не ста­ло и её пе­ре­вод­чи­ка… Па­мять о них и по сию по­ру со­хра­ня­ет­ся в род­ных ме­с­тах. Так, в по­сёл­ке Рев­да от­крыт му­зей са­ам­ской ли­те­ра­ту­ры и пись­мен­но­с­ти им. Ок­тя­б­ри­ны Во­ро­но­вой, на её мо­ги­лу в се­ле Ло­во­зе­ро при­ез­жа­ют пи­са­те­ли. А в шко­ле № 44 го­ро­да Мур­ман­ска про­хо­дят тра­ди­ци­он­ные «Смир­нов­ские чте­ния». Стар­ше­класс­ни­ки учат на­и­зусть сти­хи из по­эти­че­с­ких сбор­ни­ков Вла­ди­ми­ра Алек­сан­д­ро­ви­ча. В его кни­ге «Я жи­ву на Се­ве­ре» есть та­кие стро­ки: «Па­мят­ни­ки при­ро­ды – не­ру­ко­твор­ны. Но они – для лю­дей, для то­го, что­бы не умер­ла у них ду­ша...». А ведь «не­ру­ко­твор­ным па­мят­ни­ком» с пол­ным пра­вом мо­жет быть на­зва­но и че­ло­ве­че­с­кое твор­че­ст­во – ког­да оно ус­т­рем­ле­но к той же свя­той и пра­вед­ной це­ли.

Максим ЛАВРЕНТЬЕВ