Архив : №34-35. 20.08.2010

Дитя века

Наверно, непросто найти женщину, чья судьба была бы столь же противоречива и загадочна, как судьба Натальи Гирей. Довольно много белых пятен в её биографии, а известные факты противоречат друг другу. И к этому руку приложила она сама, большая выдумщица, писавшая свою жизнь как большой и длинный увлекательный роман, который нашёл своего читателя через много лет. Достаточно сказать, что в автобиографиях она указывала четыре разных места своего рождения. Донельзя запутывала все свои биографические данные, выступала под четырьмя разными фамилиями. И судьба помогала ей в этом до самого конца: ведь даже даты смерти у неё оказалось четыре. И в справочных изданиях встречаются недостоверные сведения о Гирей. Например, в двухтомном словаре Сергея Чупринина «Новая Россия: мир литературы» (2003) говорится, что она родилась в итальянском городе Генуя, окончила Ленинградский университет, шесть лет провела в лагерях и т.д. Эти сведения Гирей сообщила в своей анкете, и автор словаря ей доверился. Что ж, она не одинока в своих фантазиях. Итальянский писатель Тонино Гуэрра тоже говорил: «Одной биографии мало, их должно быть по меньшей мере сто».

 

 

Го­род в Хи­би­нах

         

Здесь я по­пы­тал­ся от­се­ять прав­ду от вы­мыс­ла в её би­о­гра­фии, но сна­ча­ла не­сколь­ко слов о том, что пред­став­лял из се­бя Хи­би­но­горск в 1930-е го­ды. В 20-х го­дах ХХ ве­ка ге­о­ло­ги­че­с­кие экс­пе­ди­ции А.Е. Фер­сма­на и А.Н. Ла­бун­цо­ва на­шли бо­га­тей­шие ме­с­то­рож­де­ния апа­ти­та в Хи­бин­ских го­рах за По­ляр­ным кру­гом. Апа­тит ну­жен был для про­из­вод­ст­ва удо­б­ре­ний. В 1929 го­ду на­чал стро­ить­ся го­род Хи­би­но­горск. Для строй­ки тре­бо­ва­лась де­шё­вая ра­бо­чая си­ла, и сю­да ста­ли ссы­лать рас­ку­ла­чен­ных со всей на­шей стра­ны. Их на­зы­ва­ли спец­пе­ре­се­лен­ца­ми. По­сколь­ку жи­лья на всех не хва­та­ло, то вы­слан­ных се­ли­ли в па­лат­ках и шал­ма­нах – са­ра­ях, где в два ря­да бы­ли уло­же­ны на­ры. Спец­пе­ре­се­лен­цам не пла­ти­ли се­вер­ных над­ба­вок, из зар­пла­ты вы­счи­ты­ва­ли день­ги на со­дер­жа­ние ор­га­нов над­зо­ра. Им бы­ло за­пре­ще­но по­ки­дать ме­с­то ссыл­ки, нуж­но бы­ло пе­ри­о­ди­че­с­ки от­ме­чать­ся в ко­мен­да­ту­ре. Все­го в го­ро­де, ко­то­рый по­сле убий­ст­ва С.М. Ки­ро­ва стал на­зы­вать­ся Ки­ров­ском, на 1935 год на­счи­ты­ва­лось свы­ше 30 ты­сяч спец­пе­ре­се­лен­цев. 1930-е го­ды – это вре­мя ак­тив­но­го ос­во­е­ния по­лез­ных ис­ко­па­е­мых Хи­бин­ских гор, боль­шо­го стро­и­тель­ст­ва, мас­со­во­го при­ез­да пи­са­те­лей в Хи­би­ны с це­лью твор­че­с­ки ото­б­ра­зить этот про­цесс. Но преж­де чем при­сту­пить к рас­ска­зу о жиз­ни пи­са­тель­ни­цы, при­ве­ду од­ну ци­та­ту.

  

Ма­ка­рен­ко о по­ве­с­ти

        

«По­весть На­та­льи Ги­рей «Шесть­де­сят вось­мая па­рал­лель» […] вы­зы­ва­ет у ме­ня тя­жё­лое не­до­уме­ние и лиш­ний раз воз­вра­ща­ет к ста­ро­му, дав­но на­до­ев­ше­му во­про­су: до ка­ких пор мы бу­дем пе­ча­тать что по­па­ло, до ка­ких сте­пе­ней мо­жет до­хо­дить у нас ре­дак­тор­ская не­бреж­ность, ли­те­ра­тур­ная и ху­до­же­ст­вен­ная все­яд­ность? […] Кни­га сде­ла­на на­столь­ко не­удач­но, с та­ким на­ру­ше­ни­ем за­ко­нов пер­спек­ти­вы, с та­ким пре­об­ла­да­ни­ем вра­же­с­ких то­нов и вра­же­с­ких слов, с та­ким за­ву­а­ли­ро­ван­ным со­вет­ским го­ри­зон­том, с та­ки­ми по­до­зри­тель­ны­ми срав­не­ни­я­ми и с та­кой хо­лод­но­с­тью, что при всём мо­ём же­ла­нии быть сни­с­хо­ди­тель­ным к мо­ло­до­му ав­то­ру я не мо­гу быть сни­с­хо­ди­тель­ным», – так пи­сал о по­ве­с­ти мо­ло­дой де­вуш­ки из­ве­ст­ный со­вет­ский пе­да­гог Ан­тон Ма­ка­рен­ко в ре­цен­зии «Вред­ная по­весть» («ЛГ», 15 ию­ля 1937). Это бы­ли яв­но не­спра­вед­ли­вые сло­ва. Бу­ду­чи сам пи­са­те­лем, Ма­ка­рен­ко вы­сту­пал и как кри­тик, но его суж­де­ния не все­гда бы­ли бе­зо­ши­боч­ны­ми. На­при­мер, он раз­ру­гал до­воль­но ин­те­рес­ную по­весть «Ре­с­пуб­ли­ка ШкиД», один из ав­то­ров ко­то­рой, Гри­го­рий Бе­лых, впос­лед­ст­вии был аре­с­то­ван и умер от ту­бер­ку­лё­за в тю­рем­ной боль­ни­це.

  

Би­о­гра­фия

 

На­сто­я­щая фа­ми­лия пи­са­тель­ни­цы Са­рач. Ро­ди­лась она 9 (по но­во­му сти­лю 22) ав­гу­с­та 1910 го­да в се­ле Мы­с­ха­ко, на­хо­дя­щем­ся в 6 ки­ло­ме­т­рах от Но­во­рос­сий­ска. Её отец Мо­и­сей Мар­ко­вич был дво­ря­ни­ном и по­ме­щи­ком. Но вско­ре ро­ди­те­ли ра­зо­шлись. Мать в 1912 го­ду вы­шла за­муж за во­ен­но­го вра­ча Ива­нов­ско­го. С 1914 го­да они жи­ли в По­лоц­ке. По­сле Ок­тябрь­ской ре­во­лю­ции Ива­нов­ский слу­жил в Крас­ной Ар­мии, и ему при­хо­ди­лось мно­го разъ­ез­жать. Се­мья жи­ла во мно­гих ме­с­тах юго-за­пад­ной Ук­ра­и­ны. Са­ма На­та­лья пи­са­ла в ав­то­био­гра­фии: «Ино­гда мы с ма­те­рью ос­та­ва­лись у ко­го-ни­будь из бес­чис­лен­ных род­ст­вен­ни­ков. При­хо­ди­ли, ухо­ди­ли бе­лые, Пет­лю­ра, Мах­но, сно­ва при­хо­ди­ли крас­ные. Отец воз­вра­щал­ся. Род­ст­вен­ни­ки до­б­ре­ли и не по­пре­ка­ли боль­ше нас, что мы всю се­мью в опас­но­с­ти ста­ви­ли. По­сле не­сколь­ких дней от­ды­ха и бла­го­по­лу­чия мы ук­ла­ды­ва­ли ве­щи и еха­ли даль­ше». В 1924 го­ду Ива­нов­ский де­мо­би­ли­зо­вал­ся, и се­мья по­се­ли­лась в Но­во­рос­сий­ске. Он стал ра­бо­тать ку­рорт­ным вра­чом, и сно­ва на­ча­лась ко­че­вая жизнь: объ­ез­ди­ли весь бе­рег Чёр­но­го мо­ря. В 1926 го­ду На­та­лью от­пра­ви­ли к сё­с­т­рам Ива­нов­ско­го в Ле­нин­град, где она за­кон­чи­ла шко­лу-де­вя­ти­лет­ку. В 1928 го­ду умер­ла мать. В ав­то­био­гра­фии Ги­рей пи­шет: «В 1929 го­ду осе­нью отец, по со­ве­там дру­зей, ре­шил пе­ре­брать­ся в боль­шой го­род. На­до бы­ло мне «да­вать об­ра­зо­ва­ние». До это­го я учи­лась кое-как, урыв­ка­ми, од­на­ко ус­пе­ла кон­чить 9-лет­ку. Пе­ре­бра­лись в Моск­ву в се­ре­ди­не зи­мы». Здесь Ги­рей со­зна­тель­но до­пу­с­ка­ет не­точ­но­с­ти в сво­ей ав­то­био­гра­фии. В «боль­шой го­род» (Ле­нин­град) она пе­ре­бра­лась в 1926 го­ду, а шко­лу за­кон­чи­ла в 1927-м. Об этом сви­де­тель­ст­ву­ет удо­с­то­ве­ре­ние, вы­дан­ное Са­рач-Ива­нов­ской об окон­ча­нии 15-й со­вет­ской еди­ной тру­до­вой шко­лы Цен­т­раль­но­го рай­о­на Ле­нин­гра­да 15 ию­ня 1927 го­да. Моск­ва здесь, ско­рее все­го, ни при чём, име­ет­ся в ви­ду Ле­нин­град. В её раз­ных ав­то­био­гра­фи­ях мож­но встре­тить и дру­гие про­ти­во­ре­чи­вые све­де­ния. Да­лее На­та­лья пи­шет: «Сре­ди зи­мы по­сту­пать учить­ся бы­ло не­ку­да. И я «ве­ла хо­зяй­ст­во», а фак­ти­че­с­ки эту зи­му ни­че­го не де­ла­ла и чи­та­ла за­по­ем. Боль­шой го­род не по­нра­вил­ся. Я бо­я­лась ав­то­мо­би­лей и трам­ва­ев, и пе­рей­ти ули­цу бы­ло му­че­ни­ем». От­чим в не­при­выч­ном кли­ма­те стал при­хва­ры­вать, и На­та­лья по­сту­пи­ла на ра­бо­ту, где штем­пе­ле­ва­ла ка­кие-то кар­точ­ки. Скуч­ная и нуд­ная ра­бо­та ей не нра­ви­лась: «Это бы­ли не ве­сё­лые юж­ные «при­ра­бот­ки» вро­де сбо­ра и упа­ков­ки фрук­тов или ка­ра­у­ле­ния бах­чей, а служ­ба изо дня в день». Сле­ду­ю­щей зи­мой от­чим умер, и На­та­лья ос­та­лась од­на-оди­нё­шень­ка в чу­жом го­ро­де: «Зна­ко­мые, по­вы­ра­жав со­чув­ст­вие, пе­ре­ста­ли об­ра­щать на ме­ня вни­ма­ние. По ве­че­рам я чув­ст­во­ва­ла се­бя сов­сем по­те­рян­ной и хо­ди­ла на все лек­ции о «даль­них стра­нах». Ка­за­лось, вспых­нет на эк­ра­не вме­с­те с плён­кой о чу­жих кра­ях моё ко­че­вое дет­ст­во, ког­да я бы­ла «доч­кой», а не за­те­рян­ным, ни­ко­му не нуж­ным че­ло­ве­ком». На од­ной из лек­ций вы­сту­па­ли но­во­си­бир­ские пи­са­те­ли, и На­та­лья ре­ши­ла, что Си­бирь – за­ме­ча­тель­ное ме­с­то, где она най­дёт се­бе ин­те­рес­ную ра­бо­ту. Её по­дру­га жи­ла в Но­во­си­бир­ске, бы­ла за­му­жем за ра­бот­ни­ком ис­пол­ко­ма. На­та­лья спи­са­лась с ней и в сен­тя­б­ре 1931 при­еха­ла в Но­во­си­бирск. Ра­бо­та­ла в ма­га­зи­не «Культ­то­ва­ры», по­том – в об­ла­ст­ном из­да­тель­ст­ве, га­зе­те «Но­во­си­бир­ский ра­бо­чий», где про­ве­ла поч­ти год, до осе­ни 1933-го. Но ква­ли­фи­ка­ции не бы­ло, пла­ти­ли ма­ло.

  

В Хи­би­но­гор­ске

 

В де­ка­б­ре 1933 го­ду Ги­рей при­еха­ла в Ле­нин­град. Зна­ко­мые – Вы­год­ские – уго­во­ри­ли На­та­лью по­ехать в Хи­би­но­горск. Отец, ко­то­ро­го она дав­но не ви­де­ла, жи­л на Ук­ра­и­не, а в Ле­нин­гра­де ос­та­вал­ся толь­ко её брат Ан­д­рей – бу­ду­щий сту­дент тех­но­ло­ги­че­с­ко­го ин­сти­ту­та.

Мо­ло­дая На­та­лья меч­та­ла стать пи­са­тель­ни­цей. В по­ис­ках сво­ей те­мы она при­еха­ла в Хи­би­но­горск, где раз­вер­ну­лась гран­ди­оз­ная строй­ка. Са­рач про­жи­ла здесь три го­да. Она со­би­ра­ла ма­те­ри­ал для по­ве­с­ти, в ко­то­рой хо­те­ла по­ка­зать про­цесс пе­ре­ков­ки спец­пе­ре­се­лен­цев в хо­де стро­и­тель­ст­ва го­ро­да в тун­д­ре. Ра­бо­та в «Хи­би­но­гор­ском ра­бо­чем» не за­ла­ди­лась: «Тут моя га­зет­ная ка­рь­е­ра кон­чи­лась в три не­де­ли. Ре­дак­тор на­шёл, что у ме­ня че­рес­чур жи­вая фан­та­зия, а очер­ки долж­ны быть точ­ной ко­пи­ей» (эти сло­ва в ав­то­био­гра­фии Ги­рей пе­ре­чёрк­ну­ты). С 1 мар­та 1935 ста­ла пре­по­да­вать ма­те­ма­ти­ку в тех­ни­че­с­ких круж­ках при энер­го­ком­би­на­те, а с 1 фе­в­ра­ля 1936 – на ста­ха­нов­ских кур­сах в уп­рав­ле­нии же­лез­но­до­рож­ной вет­ки тре­с­та «Апа­тит» и в це­хе эле­к­т­ро­снаб­же­ния. В кон­це 1936 го­да Ги­рей уе­ха­ла в Ле­нин­град.

За вре­мя пре­бы­ва­ния в Ки­ров­ске она на­пи­са­ла по­весть о Хи­би­нах, пер­во­на­чаль­ное на­зва­ние ко­то­рой «Па­ныч с фоль­вар­ка». Ку­ри­ро­вал её ра­бо­ту, по­мо­гал со­ве­та­ми, пра­вил текст пи­са­тель Сер­гей Алек­сан­д­ро­вич Се­мё­нов (1893–1942). Он – уча­ст­ник трёх арк­ти­че­с­ких экс­пе­ди­ций, ав­тор ро­ма­нов «Го­лод» и «На­та­лья Тар­по­ва». Ско­рее все­го, он и по­ре­ко­мен­до­вал по­весть Ги­рей жур­на­лу «Ли­те­ра­тур­ный со­вре­мен­ник», где в но­ме­рах 4 и 5 за 1937 год по­яви­лось это про­из­ве­де­ние под на­зва­ни­ем «Шесть­де­сят вось­мая па­рал­лель» (пер­вая гла­ва по­ве­с­ти но­сит на­зва­ние «Па­нич с фоль­вар­ка»). По­весть не про­шла не­за­ме­чен­ной: по­яви­лась по­ло­жи­тель­ная ре­цен­зия В.Дру­зи­на («Ле­нин­град­ская прав­да», 23 ап­ре­ля 1937). Но в ию­ле 1937 г. бы­ла опуб­ли­ко­ва­на раз­гром­ная ста­тья Ма­ка­рен­ко, вы­звав­шая ряд дру­гих не­га­тив­ных от­кли­ков о по­ве­с­ти мо­ло­до­го ав­то­ра.

  

В боль­ни­це

 

В том же 1937 го­ду На­та­лья по­сту­пи­ла в энер­ге­ти­че­с­кий тех­ни­кум. Но, ви­ди­мо, гру­бая и не­спра­вед­ли­вая оцен­ка её ра­бо­ты, а так­же про­бле­мы в лич­ной жиз­ни (в ав­гу­с­те 1937 го­да был аре­с­то­ван лёт­чик Цой Сик, ко­ре­ец по на­ци­о­наль­но­с­ти, к ко­то­ро­му она бы­ла не­рав­но­душ­на. В 1938-м его рас­ст­ре­ля­ли) при­ве­ли к нерв­но­му сры­ву: 11 сен­тя­б­ря вме­с­то учё­бы На­та­лья по­па­да­ет в пси­хи­а­т­ри­че­с­кую боль­ни­цу. Моль­бой и стра­да­ни­я­ми про­ни­за­ны её пись­ма Се­мё­но­ву из боль­ни­цы. Она умол­яла его за­брать её от­сю­да: «Здесь са­мый воз­дух про­пи­тан бо­лью и че­ло­ве­че­с­ким го­рем. Я уже не ду­маю о ра­до­ст­ной кни­ге, я хо­чу толь­ко как-то вну­т­рен­не вы­жить. Ме­ня по­ло­жи­ли с про­пой­ца­ми и то­му по­доб­ное. У ме­ня от­ня­ли пра­во на моё че­ло­ве­че­с­кое го­ре. Возь­ми­те ме­ня. Мне хо­чет­ся учить­ся, хо­дить по ули­цам, ви­деть мир. Ле­жишь, книг нет. Мыс­ли вер­тят­ся. Са­мое луч­шее, ес­ли нель­зя учить­ся, что­бы раз­ре­ши­ли мне съез­дить в Моск­ву, к крё­ст­ной. Дня два я по­жи­ву в ат­мо­сфе­ре, где со мной бу­дут ла­с­ко­вы» (на штем­пе­ле да­та 13.09.1937).

Вто­рое пись­мо да­ти­ру­ет­ся по штем­пе­лю 21 сен­тя­б­ря: «Сер­гей Алек­сан­д­ро­вич! Возь­ми­те ме­ня от­сю­да. Я, прав­да, те­перь при­чис­ле­на к по­ло­ум­ным, но всё-та­ки до­ста­точ­но со­об­ра­жаю. Быть за­пер­той це­лые дни с ис­те­рич­ка­ми-ал­ко­го­ли­ка­ми, не имея ни книг под ру­кой, ни чем раз­влечь­ся – не спо­соб дать по­чув­ст­во­вать, что жить сто­ит. Кам­ни та­с­кать, на ле­со­за­го­тов­ки – толь­ко от­сю­да. Пи­шу ог­рыз­ком ка­ран­да­ша. Ес­ли хо­ти­те со­хра­нить во мне хоть ку­со­чек не из­му­чен­но­го, не ис­тер­зан­но­го до кон­ца, возь­ми­те ме­ня как мож­но ско­рей от­сю­да. Я ж че­ло­век, а не про­пой­ца. Ещё не­мно­го, и не хва­тит сил. За что та­кая пыт­ка? Ва­ша Н. Ги­рей». Пись­ма на­пи­са­ны ка­ран­да­шом на поч­то­вых кар­точ­ках.

Ви­ди­мо, хло­по­ты Се­мё­но­ва увен­ча­лись ус­пе­хом, и Ги­рей пе­ре­ве­ли в са­на­то­рий «Ор­ли­но» на стан­ции Стро­га­но­во под Ле­нин­гра­дом. В сле­ду­ю­щем пись­ме она бла­го­да­ри­ла Се­мё­но­ва и его же­ну за вни­ма­ние и за­бо­ту: «Здесь гу­ляю, ем, пью, от­сы­па­юсь. Чув­ст­вую се­бя не­важ­но. Док­тор за­пре­тил и ду­мать о ра­бо­те на этот ме­сяц. Чи­таю ис­клю­чи­тель­но «лёг­кие» кни­ги. Ка­та­юсь на лод­ках. Ста­ра­юсь ни о чём не ду­мать, но, увы, это не так про­сто. В са­на­то­рии ко мне очень вни­ма­тель­ны. Па­ла­та ма­лень­кая, на дво­их. Со­сед­ка ти­хая. Здесь раз­вле­ка­ют ки­но и кон­цер­та­ми, но мне при­ят­нее все­го гу­ля­ние, ког­да ти­хо и воз­дух» (пись­мо от 11.10.1937).

  

Арест

 

Пре­бы­ва­ние в са­на­то­рии сде­ла­ло своё де­ло: Ги­рей ста­ло луч­ше. Она вновь взя­лась за учё­бу, но ей не при­шлось да­же за­кон­чить пер­вый курс: во вре­мя вто­ро­го се­ме­с­т­ра её аре­с­то­ва­ли. 1 ап­ре­ля 1938 го­да в её ком­на­те был про­из­ве­дён обыск. Это был уже вто­рой арест: в 1931 го­ду её уже за­би­ра­ло ОГ­ПУ, но че­рез пять-шесть ме­ся­цев вы­пу­с­ти­ли на сво­бо­ду без по­след­ст­вий. Бы­ли изъ­я­ты ме­т­ри­че­с­кое сви­де­тель­ст­во, справ­ка № 286 на пред­мет по­лу­че­ния сти­пен­дии, член­ский би­лет пи­са­те­ля (Ги­рей бы­ла кан­ди­да­том в чле­ны Со­ю­за пи­са­те­лей), ру­ко­пи­си, все на­бро­с­ки и чер­но­ви­ки по­ве­с­ти «68-я па­рал­лель», пись­ма и да­же зна­чок. Ком­на­та (10 кв. ме­т­ров) в ком­му­наль­ной квар­ти­ре на 7 че­ло­век по ули­це Пав­лов­ской, где жи­ла Са­рач, бы­ла опе­ча­та­на. По опи­си мож­но се­бе пред­ста­вить убо­гую об­ста­нов­ку ком­на­ты: стол, ма­т­рас, два сту­ла, три пла­тья жен­ских… В квар­ти­ре не бы­ло ван­ной и те­ле­фо­на. В тюрь­ме Са­рач вы­да­ли кви­тан­цию на ве­щи, ото­б­ран­ные при по­ме­ще­нии в ка­ме­ру: че­мо­дан, порт­фель, ре­зин­ки жен­ские, ку­шак от пла­тья, зер­ка­ло, за­кол­ка и т.п.

Об­ви­не­ние бы­ло предъ­яв­ле­но толь­ко 15 ап­ре­ля. В нём го­во­ри­лось, что Са­рач «яв­ля­ет­ся уча­ст­ни­цей ан­ти­со­вет­ской груп­пы, ве­дёт контр­ре­во­лю­ци­он­ную ра­бо­ту». На всех до­про­сах от 1 ап­ре­ля, 15 и 19 ию­ля Са­рач дер­жа­лась стой­ко и ут­верж­да­ла, что «ни­ка­кой контр­ре­во­лю­ци­он­ной ра­бо­ты не ве­ла». Но сов­сем ина­че по­ве­ли се­бя сви­де­те­ли.

  

Сви­де­те­ли

 

Стар­ший эко­но­мист Лен­за­гот­тор­га На­та­лья По­по­ва по­зна­ко­ми­лась с Ги­рей в 1937 го­ду в Гос­ли­тиз­да­те. До это­го По­по­ва дваж­ды аре­с­то­вы­ва­лась ор­га­на­ми НКВД. Она рас­ска­за­ла, что Ги­рей враж­деб­но от­но­сит­ся к су­ще­ст­ву­ю­ще­му в СССР по­ли­ти­че­с­ко­му строю и не­од­но­крат­но про­яв­ля­ла ан­ти­со­вет­ские на­ст­ро­е­ния: «Са­рач-Ги­рей в раз­го­во­рах со мной го­во­ри­ла, что со­вет­ская власть по­ра­бо­ти­ла ук­ра­ин­цев, за­би­ра­ет от них уголь, хлеб, и яко­бы ко­с­тя­ми ук­ра­ин­цев вы­мо­щен весь Коль­ский по­лу­ос­т­ров. Она так­же в бе­се­дах со мной го­во­ри­ла, что од­ни рож­де­ны, что­бы по­ве­ле­вать, дру­гие по­ви­но­вать­ся, од­ни, что­бы жить кра­си­во и бес­печ­но, дру­гие, что­бы ра­бо­тать на них. У быд­ла (у тех, кто ра­бо­та­ет) нет ду­хов­ных за­про­сов, они при­вык­ли, что­бы с них дра­ли шку­ру. При этом она про­во­ди­ла раз­ни­цу меж­ду так на­зы­ва­е­мой бла­го­род­ной и хам­ской кро­вью. Она за­яв­ля­ла, что она яко­бы на­сто­я­щая шлях­тич­ка и что как бы к ней со­вет­ская [власть. – Е.Ш.] ни от­но­си­лась и в ка­кие бы она ус­ло­вия ни по­па­ла, она ни­ког­да не за­бу­дет, что её пред­ки по­ро­ли со­вре­мен­ных ей ру­ко­во­ди­те­лей. Во вре­мя про­цес­са троц­кист­ско-пра­во­го цен­т­ра Са­рач-Ги­рей в бе­се­де со мной рас­про­ст­ра­ня­ла про­во­ка­ци­он­ные кле­вет­ни­че­с­кие из­мы­ш­ле­ния о ру­ко­во­ди­те­лях ВКП(б) и Со­вет­ско­го пра­ви­тель­ст­ва, за­яв­ля­ла, что яко­бы об­ви­ня­е­мые Гринь­ко и Хо­д­жа­ев […] пра­вы, что буд­то бы они бо­ро­лись за сво­бо­ду ук­ра­ин­цев и уз­бе­ков, а на­ши ру­ко­во­ди­те­ли пре­да­ют свой рус­ский на­род». На­вер­но, сей­час ма­ло кто по­мнит, кто та­кие Гринь­ко и Хо­д­жа­ев. Ук­ра­и­нец Гри­го­рий Гринь­ко был на­род­ным ко­мис­са­ром фи­нан­сов СССР, а уз­бек Фай­зул­ла Хо­д­жа­ев – пред­се­да­те­лем Со­ве­та На­род­ных Ко­мис­са­ров Уз­бек­с­кой ССР. Ле­том 1937 го­да они бы­ли аре­с­то­ва­ны и об­ви­не­ны в троц­киз­ме, шпи­о­на­же и дру­гих гре­хах на Тре­ть­ем Мос­ков­ском про­цес­се. Оба бы­ли рас­ст­ре­ля­ны 15 мар­та 1938 го­да и ре­а­би­ли­ти­ро­ва­ны по­смерт­но.

Сту­дент энер­ге­ти­че­с­ко­го тех­ни­ку­ма Ни­ко­лай Мар­ты­нов, с ко­то­рым она по­зна­ко­ми­лась во вре­мя учё­бы, то­же не за­щи­тил Ги­рей. «Са­рач-Ги­рей в раз­го­во­рах со мной го­во­ри­ла о пло­хой жиз­ни сту­ден­че­ст­ва, что сту­ден­че­ст­во пло­хо обес­пе­чи­ва­ет­ся и Со­вет­ское го­су­дар­ст­во об этом не за­бо­тит­ся и ему не­из­ве­ст­ны ус­ло­вия, в ко­то­рых нам, сту­ден­там, при­хо­дит­ся жить. Она так­же го­во­ри­ла, что она в Ки­ев ехать не мо­жет, т.к. там у неё есть ка­кое-то де­ло, че­го она опа­са­ет­ся». По­след­ние три сло­ва в про­то­ко­ле до­про­са за­чёрк­ну­ты и име­ет­ся при­пи­с­ка Мар­ты­но­ва: «За­чёрк­ну­то с мо­е­го ве­до­ма».

Дру­гой сту­дент Алек­сандр Со­ко­лов, ко­то­ро­го Ги­рей не­сколь­ко раз при­гла­ша­ла к се­бе до­мой, по­ка­зал: «Са­рач-Ги­рей […] в раз­го­во­рах со мной вы­ра­жа­ла не­до­воль­ст­во по­ло­же­ни­ем сту­ден­че­ст­ва, она го­во­ри­ла, что преж­де сту­ден­ты жи­ли луч­ше, они бы­ли обес­пе­че­ны и им не о чем бы­ло ду­мать, а сей­час, при со­вре­мен­ных ус­ло­ви­ях, сту­дент не обес­пе­чен, го­ло­да­ет и жи­вёт ни­щен­ски. Жизнь при со­вет­ской вла­с­ти бес­пер­спек­тив­на, окон­чишь учё­бу и при­дёт­ся опять ду­мать о ку­с­ке хле­ба, т.к. став­ки чрез­вы­чай­но низ­кие и на них не про­жи­вёшь. Сей­час жи­вёт хо­ро­шо толь­ко куч­ка лю­дей, ко­то­рые обес­пе­чи­ва­ют­ся го­су­дар­ст­вом и жи­вут в до­воль­ст­ве, ос­таль­ные вла­чат по­лу­го­лод­ное су­ще­ст­во­ва­ние. Она го­во­ри­ла, что меч­та­ет о хо­ро­шей и обес­пе­чен­ной жиз­ни, но та­кой жиз­ни со­вет­ская власть со­здать не мо­жет. Для это­го нуж­на дру­гая го­су­дар­ст­вен­ная си­с­те­ма».

Ин­те­рес­но, что и Мар­ты­нов, и Со­ко­лов так и не за­кон­чи­ли тех­ни­кум. Мар­ты­нов пе­ре­вёл­ся в за­оч­ный тех­ни­кум при Харь­ков­ском ин­ду­с­т­ри­аль­ном ин­сти­ту­те в сен­тя­б­ре 1938, а Со­ко­лов был от­чис­лен тем же при­ка­зом, что и Са­рач, от 26 ап­ре­ля 1938 го­да «за не­по­се­ще­ние за­ня­тий». Но за­яв­ле­ние Со­ко­ло­ва с прось­бой от­чис­лить его из тех­ни­ку­ма «вви­ду пло­хо­го здо­ро­вья и по­это­му про­пу­с­ки и не­ус­пе­ва­ния в учё­бе» по­че­му-то да­ти­ро­ва­но 8 мая.

  

В ла­ге­рях

 

Не­смо­т­ря на то, что ви­нов­ной Ги­рей се­бя так и не при­зна­ла и ве­ще­ст­вен­ных до­ка­за­тельств по де­лу не бы­ло, она бы­ла осуж­де­на на ос­но­ва­нии по­ка­за­ний сви­де­те­лей. Осо­бое со­ве­ща­ние при НКВД СССР при­го­во­ри­ло её «за контр­ре­во­лю­ци­он­ную аги­та­цию за­клю­чить в ис­прав-труд­ла­герь сро­ком на пять лет, счи­тая срок с 1.04.1938» по ста­тье 58-10, часть 2. В кон­це 1938 го­да бу­дет осуж­дён и рас­ст­ре­лян её отец Са­рач Мо­и­сей Мар­ко­вич.

От­бы­ва­ла на­ка­за­ние Ги­рей в ла­гер­ном пунк­те Се­лян­ка Усоль­ла­га НКВД Перм­ской обл. Во вре­мя от­бы­тия на­ка­за­ния 25 мая 1939 го­да её аре­с­то­ва­ли вто­рич­но, и По­сто­ян­ная сес­сия по уго­лов­ным де­лам Перм­ско­го об­ла­ст­но­го су­да в Со­ли­кам­ске при­го­во­ри­ла её 1 ок­тя­б­ря 1939 го­да к выс­шей ме­ре на­ка­за­ния – рас­ст­ре­лу. Но 5 но­я­б­ря при­го­вор был пе­ре­смо­т­рен и «за контр­ре­во­лю­ци­он­ную аги­та­цию» по ст. 58-10, часть 1, Ги­рей бы­ла осуж­де­на на де­сять лет ли­ше­ния сво­бо­ды с по­ра­же­ни­ем в пра­вах на пять лет. От­быв на­ка­за­ние, Ги­рей уе­ха­ла на юг, в Кир­ги­зию, где ра­бо­та­ла сто­ро­жем на ле­со­с­плав­ном ком­би­на­те. Но и там она бы­ла аре­с­то­ва­на в 1950 го­ду и при­го­во­ре­на по ст. 58-10, часть 1, к 25 го­дам ли­ше­ния сво­бо­ды. 8 фе­в­ра­ля 1955 го­да ре­ше­ни­ем су­деб­ной кол­ле­гии по уго­лов­ным де­лам Вер­хов­но­го Су­да Кир­гиз­ской ССР ме­ра на­ка­за­ния бы­ла сни­же­на до де­ся­ти лет.

  

Жизнь на сво­бо­де

 

По­след­ние го­ды пи­са­тель­ни­ца уже под име­нем Сул­тан-Ги­рей жи­ла в Ба­тай­ске, а по­том – в Рос­то­ве-на-До­ну. По­ме­ня­ла от­че­ст­во и ста­ла Мак­си­мов­ной. В Рос­то­ве бы­ли из­да­ны два её ис­то­ри­че­с­ких ро­ма­на: «Ру­би­кон» (1993) о пе­ри­о­де ги­бе­ли ари­с­то­кра­ти­че­с­кой ре­с­пуб­ли­ки Ри­ма и рож­де­ния им­пе­рии и «Фло­рен­тий­ский из­гнан­ник» (1996) о судь­бе по­эта Дан­те Алигь­е­ри на фо­не ис­то­ри­че­с­ких со­бы­тий в Ита­лии. По­след­ний вы­шел так­же в мос­ков­ском из­да­тель­ст­ве «Тер­ра» (1998). По­смерт­но бы­ла из­да­на её ав­то­био­гра­фи­че­с­кая по­весть «Ди­тя ве­ка». Ги­рей бы­ла при­ня­та в Со­юз пи­са­те­лей в воз­ра­с­те 85 лет. Умер­ла На­та­лья Мак­си­мов­на 8 сен­тя­б­ря 2001 го­да, че­рез не­сколь­ко дней по­сле сво­е­го 90-ле­тия.

Евгений ШТАЛЬ,
Мурманская обл.