Архив : №38. 17.09.2010

Циник на Олимпе

 Сергей Михалков дожил до 96 лет. Но что от него в литературе осталось? Неужели один «Дядя Стёпа»? Получается, его запомнили только за долголетие? Или я ошибаюсь? Ведь это же всё о нём, о Михалкове, в начале «нулевых» годов писал Станислав Рассадин: «Он был одарён редкостно, уникальное обаяние его детских стихов соперничало с обаянием Чуковского, быть может, превосходя в этом смысле самого Маршака, – но уже с конца тридцатых (!) годов серьёзная критика озабоченно замечает, что молодой поэт склонен к тому, чтобы писать всё небрежнее и небрежнее. И Твардовский, делая в 1957 году наброски речи на Первом съезде Союза писателей РСФСР, сожалеет, что нету ныне искромётных стихов для детей, которые напоминали бы «Маршака или молодого Михалкова» (Ст. Рассадин. Книга прощаний. М., 2004).

 

Сер­гей Вла­ди­ми­ро­вич Ми­хал­ков ро­дил­ся 28 фе­в­ра­ля (по но­во­му сти­лю 13 мар­та) 1913 го­да в Моск­ве. Его отец про­ис­хо­дил из по­том­ст­вен­ных дво­рян и был юри­с­том, но ко­то­ро­му во­лею су­деб в кон­це двад­ца­тых го­дов до­ве­лось за­нять­ся пти­це­во­дством и взять­ся за со­зда­ние пер­во­го со­вет­ско­го ин­ку­ба­то­ра в Пя­ти­гор­ске. Имен­но он в своё вре­мя под­толк­нул сы­на к сти­хо­твор­но­му твор­че­ст­ву. «Как-то отец, – рас­ска­зы­вал Ми­хал­ков в 1970-е го­ды сво­е­му би­о­гра­фу В.Ба­ви­ной, – пред­ло­жил мне на­пи­сать де­ся­ток чет­ве­ро­сти­ший для пла­ка­тов, по­свя­щён­ных пти­це­вод­ст­ву… Я охот­но вы­пол­нил прось­бу от­ца. Чет­ве­ро­сти­шия, про­слав­ляв­шие кол­хоз­ных пти­це­во­дов, аги­ти­ру­ю­щие за со­вре­мен­ные ме­то­ды пти­це­вод­ст­ва, бы­ли опуб­ли­ко­ва­ны. Отец креп­ко по­жал мне ру­ку, и это ру­ко­по­жа­тие бы­ло до­ро­же вся­кой на­гра­ды».

По­сле окон­ча­ния в 1930 го­ду шко­лы Сер­гей Ми­хал­ков вер­нул­ся в Моск­ву и ус­т­ро­ил­ся раз­но­ра­бо­чим на Моск­во­рец­кую ткац­ко-от­де­лоч­ную фа­б­ри­ку. По­том его взя­ли в изы­с­ка­тель­скую пар­тию Мос­ков­ско­го уп­рав­ле­ния воз­душ­ных ли­ний на Вол­гу. По­сле он по­про­бо­вал свои си­лы у ге­о­ло­го­раз­вед­чи­ков в Вос­точ­ном Ка­зах­ста­не. Но на­сто­я­щим при­зва­ни­ем Ми­хал­ко­ва ста­ла по­эзия.

В 1933 го­ду мо­ло­дой по­эт по­сту­пил в Ли­тин­сти­тут. Од­но­вре­мен­но ему уда­лось при­ст­ро­ить­ся в га­зе­ту «Из­ве­с­тия» раз­би­рать чи­та­тель­скую поч­ту.

Пер­вую сла­ву Ми­хал­ко­ву при­нес­ло сти­хо­тво­ре­ние «Свет­ла­на». Оно бы­ло 29 ию­ня 1935 го­да на­пе­ча­та­но в «Из­ве­с­ти­ях» и, как рас­ска­зы­ва­ли, очень по­нра­ви­лось Ста­ли­ну, чью дочь то­же зва­ли Свет­ла­ной. Прав­да, по­эт поз­же ут­верж­дал, что он, ког­да пи­сал своё сти­хо­тво­ре­ние, яко­бы ду­мал о сов­сем дру­гой де­вуш­ке. «Во-пер­вых, – го­во­рил Ми­хал­ков в од­ном из ин­тер­вью, – хо­чу ска­зать, что «Свет­ла­на» не име­ла к до­че­ри Ста­ли­на ни­ка­ко­го от­но­ше­ния. Мог­ла быть «Клав­дия», мог­ла «Ев­ге­ния» – кто угод­но. Я тог­да был мо­ло­дым и уха­жи­вал за сту­дент­кой Ли­тин­сти­ту­та, ко­то­рая бы­ла стар­ше ме­ня. Её зва­ли Свет­ла­на. Я спро­сил: «Хо­чешь, за­в­т­ра в «Из­ве­с­ти­ях» вый­дут сти­хи, по­свя­щён­ные те­бе?» У ме­ня уже сто­я­ло в но­ме­ре сти­хо­тво­ре­ние под на­зва­ни­ем «Ко­лы­бель­ная». Она осо­бо­го вни­ма­ния на мои сло­ва не об­ра­ти­ла. Я по­ехал в ре­дак­цию и по­про­сил по­ме­нять на­зва­ние. На дру­гой день это бы­ло на­пе­ча­та­но. Я её встре­тил, спро­сил: ну как? Но ей бы­ло всё рав­но. А все ре­ши­ли, что это сти­хи про дочь Ста­ли­на. Ни­че­го по­доб­но­го» («Из­ве­с­тия», 2008, 13 мар­та).

Но, по­хо­же, Ми­хал­ков, да­вая это ин­тер­вью на­ка­ну­не сво­е­го 95-ле­тия, кое-что за­па­мя­то­вал. Во вся­ком слу­чае, не­сколь­ки­ми де­ся­ти­ле­ти­я­ми ра­нее он рас­сказ о не­ко­ей Свет­ла­не из Ли­тин­сти­ту­та все­гда со­про­вож­дал сле­ду­ю­щей кон­цов­кой: «Так вы­шло, что я «за­во­е­вал серд­це» сов­сем дру­го­го че­ло­ве­ка. Я был на­за­в­т­ра вы­зван в ЦК ВКП(б), и от­вет­ст­вен­ный ра­бот­ник С.Ди­на­мов мне ска­зал: «Ва­ши сти­хи, мо­ло­дой че­ло­век, по­нра­ви­лись Ста­ли­ну. Он по­ин­те­ре­со­вал­ся, как вы жи­вё­те, не нуж­да­е­тесь ли в чём». Как ока­за­лось, по­яв­ле­ние ми­хал­ков­ско­го сти­хо­тво­ре­ния в «Из­ве­с­ти­ях» яко­бы слу­чай­но сов­па­ло с днём рож­де­ния до­че­ри Ста­ли­на – Свет­ла­ны.

А что нуж­но бы­ло мо­ло­до­му по­эту? Сту­дент Ли­тин­сти­ту­та очень хо­тел, что­бы от не­го на­ко­нец от­вя­за­лись кри­ти­ки. Мос­ков­ские зо­и­лы уже ус­пе­ли до­стать Ми­хал­ко­ва сво­и­ми шпиль­ка­ми в ад­рес его по­эмы «Дя­дя Стё­па». На­вер­ху на­мёк по­ня­ли. Ес­те­ст­вен­но, сам Ста­лин в ли­те­ра­тур­ную по­ле­ми­ку вме­ши­вать­ся не стал. Роль за­щит­ни­ка власть по­ру­чи­ла Фа­де­е­ву.

По дру­гой вер­сии, Ми­хал­ков из­на­чаль­но свои сти­хи ад­ре­со­вал до­че­ри Ста­ли­на. Это поз­же под­твер­дил Юли­ан Се­мё­нов, ко­то­рый был же­нат на пад­че­ри­це Ми­хал­ко­ва. В своё вре­мя Се­мё­нов рас­ска­зы­вал кри­ти­ку Рас­са­ди­ну: «Буд­то бы мо­ло­дой С.В. про­бил­ся на при­ём к са­мо­му Бу­ха­ри­ну, тог­да ре­дак­то­ру «Из­ве­с­тий». Буд­то бы тот за­ма­хал ру­ка­ми: не ко мне, не ко мне, в от­дел ли­те­ра­ту­ры! Буд­то бы ви­зи­тёр не сму­тил­ся: вы за­ме­ти­ли, как на­зы­ва­ет­ся сти­хо­тво­ре­ние? Вы по­мни­те, чей за­в­т­ра день рож­де­ния?.. А Бу­ха­ри­ну, не­дав­не­му «Бу­хар­чи­ку», бы­ло са­мое вре­мя по­про­бо­вать вновь за­слу­жить бла­го­во­ле­ние «Ко­бы». Бу­хар­чи­ку, как зна­ем, не по­мог­ло». За­то по­мог­ло, да ещё как, мо­ло­до­му сту­ден­ту Ли­тин­сти­ту­та.

В 1936 го­ду Ми­хал­ков же­нил­ся. Его из­бран­ни­цей ста­ла дочь из­ве­ст­но­го ху­дож­ни­ка На­та­лья Кон­ча­лов­ская, ко­то­рая бы­ла за­ня­та вос­пи­та­ни­ем ре­бён­ка от пер­во­го бра­ка. Вла­с­ти тут же мо­ло­дым вы­де­ли­ли рос­кош­ную квар­ти­ру на Твер­ской, 6. А уже 20 ав­гу­с­та 1937 го­да у них ро­дил­ся пер­вый сын Ан­д­рей.

Ну а по­том на Ми­хал­ко­ва по­сы­пал­ся град на­град. В 1939 го­ду ему в 26 лет да­ли выс­ший ор­ден стра­ны – ор­ден Ле­ни­на. Кро­ме то­го, пе­ред са­мой вой­ной он по­лу­чил Ста­лин­скую пре­мию вто­рой сте­пе­ни.

Зна­чит ли это, что Ми­хал­ков уже тог­да был за­кон­чен­ным ка­рь­е­ри­с­том и ци­ни­ком? Не ду­маю. Ина­че вряд ли же­на Ми­ха­и­ла Бул­га­ко­ва ос­та­ви­ла бы о нём в сво­ём днев­ни­ке хва­леб­ные от­зы­вы. Я при­ве­ду толь­ко две за­пи­си. «Ми­ша по­шёл на­верх к Ми­хал­ко­вым… Он – ос­т­ро­умен, на­блю­да­те­лен, по-ви­ди­мо­му, та­лант­лив, пре­крас­ный рас­сказ­чик, че­му, как ни стран­но, по­мо­га­ет то, что он за­ика­ет­ся». Это за­пись, сде­лан­ная Еле­ной Бул­га­ко­вой в 1938 го­ду. Спу­с­тя год Бул­га­ко­ва при­ве­ла дру­гой эпи­зод: «Ми­хал­ков го­во­рил, как все­гда, очень смеш­ные и ос­т­ро­ум­ные ве­щи. Ми­ша сме­ял­ся… до слёз».

Ког­да на­ча­лась вой­на, Ми­хал­ков стал кор­ре­с­пон­ден­том га­зе­ты Юж­но­го фрон­та «Во сла­ву Ро­ди­ны», но уже в фе­в­ра­ле 1942 го­да его пе­ре­ве­ли в га­зе­ту во­ен­но-воз­душ­ных сил «Ста­лин­ский со­кол».

В 1943 го­ду был объ­яв­лен кон­курс на со­зда­ние со­вет­ско­го гим­на. Ес­ли ве­рить Ан­то­ну Ан­то­но­ву-Ов­се­ен­ко, власть мо­би­ли­зо­ва­ла чуть ли не це­лую ро­ту ком­по­зи­то­ров. Но Ста­лин яко­бы из­на­чаль­но пред­по­чёл му­зы­ку Алек­сан­д­ро­ва. Что ка­са­ет­ся тек­с­та, то свои ва­ри­ан­ты вы­со­ко­му на­чаль­ст­ву пред­ла­га­ли Асе­ев, Дол­ма­тов­ский, Ти­хо­нов, Сур­ков, Свет­лов и не­ко­то­рые дру­гие по­эты. Од­на­ко вождь ос­та­но­вил­ся на сло­вах Эль-Ре­ги­с­та­на и Ми­хал­ко­ва.

Пи­са­тель­ни­ца За­реч­ная ут­верж­да­ла, что со­ав­тор­ст­во воз­ник­ло слу­чай­но. Мол, про­сто од­наж­ды Ми­хал­ков и ре­дак­тор ди­ви­зи­он­ной га­зе­ты Эль-Ре­ги­с­тан креп­ко вы­пи­ли и за рюм­кой на­бро­са­ли текст к из­ве­ст­ной му­зы­ке «Гим­на пар­тии боль­ше­ви­ков».

А как бы­ло в ре­аль­но­с­ти? Уже в 1997 го­ду Ми­хал­ков ут­верж­дал, что од­наж­ды в 1943 го­ду он и Эль-Ре­ги­с­тан по ка­ким-то сво­им де­лам при­еха­ли с фрон­та в Моск­ву, где слу­чай­но уз­на­ли о со­ве­ща­нии у Во­ро­ши­ло­ва по по­во­ду тек­с­та для гим­на. «На дру­гое ут­ро, – вспо­ми­нал Ми­хал­ков, – ра­но-ра­но, раз­дал­ся зво­нок в мою дверь. На по­ро­ге сто­ял Га­бо [та­кое на­сто­я­щее имя бы­ло у Эль-Ре­ги­с­та­на. – В.О.]. «Мне при­снил­ся сон, что мы с то­бой ста­ли ав­то­ра­ми гим­на! – с по­ро­га за­явил он. – Я да­же за­пи­сал не­сколь­ко слов, ко­то­рые уви­дел во сне». Га­бо про­тя­нул мне гос­ти­нич­ный счёт, на ко­то­ром я про­чи­тал: «Ве­ли­кая Русь», «Друж­ба на­ро­дов», «Ле­нин». «Ма­ло­ва­то», – по­ду­мал я. Но мы с ним бы­ли азарт­ные лю­ди и не лю­би­ли сда­вать­ся... Сти­хо­твор­ный раз­мер? Нам обо­им был по ду­ше «Гимн пар­тии боль­ше­ви­ков» со сло­ва­ми В.И. Ле­бе­де­ва-Ку­ма­ча на му­зы­ку А.В. Алек­сан­д­ро­ва. Се­ли за ра­бо­ту. Я со­чи­нял, Га­бо вно­сил пред­ло­же­ния, ре­дак­ти­ро­вал фор­му­ли­ров­ки. Текст вло­жи­ли в кон­верт и по­сла­ли по поч­те Дми­т­рию Дми­т­ри­е­ви­чу Шо­с­та­ко­ви­чу» (С.Ми­хал­ков. От и до… М., 1997). Шо­с­та­ко­вич по­ло­жил сло­ва двух со­ав­то­ров на свою му­зы­ку. Но Ста­ли­ну вро­де бы что-то не по­нра­ви­лось, и он пред­ло­жил пе­ре­дать текст Алек­сан­д­ро­ву.

27 ок­тя­б­ря 1943 го­да, как вспо­ми­нал Эль-Ре­ги­с­тан, по­мощ­ник Ста­ли­на – По­скрё­бы­шев со­об­щил со­ав­то­рам, что с ни­ми хо­чет встре­тить­ся Ста­лин. Пер­вая встре­ча со­сто­я­лась уже 28 ок­тя­б­ря. «Ио­сиф Вис­са­ри­о­но­вич ска­зал Сер­гею, что вот про­слу­ши­ва­ние его убе­ди­ло, что текст ко­рот­ко­ват («ку­цый»): нуж­но до­ба­вить один куп­лет с при­пе­вом. В этом куп­ле­те, ко­то­рый по ду­ху и смыс­лу дол­жен быть во­ин­ст­вен­ным, на­до ска­зать: 1) о Крас­ной Ар­мии, её мо­щи, си­ле; 2) о том, что мы бьём фа­шизм и бу­дем его бить… На то, что­бы это сде­лать, Ста­лин дал не­сколь­ко дней...». Сра­зу по­сле встре­чи с вож­дём со­ав­то­рам вы­де­ли­ли в Крем­ле спе­ци­аль­ный ка­би­нет. Вто­рой раз вождь их при­нял 4 но­я­б­ря.

Ког­да гимн ут­вер­ди­ли, Ста­лин по­ин­те­ре­со­вал­ся, есть ли у ху­дож­ни­ков к не­му ка­кие-ли­бо прось­бы лич­но­го свой­ст­ва. По слу­хам, Алек­сан­д­ров по­про­сил да­чу, Эль-Ре­ги­с­тан за­ик­нул­ся о ма­ши­не, а Ми­хал­ков яко­бы за­хо­тел по­лу­чить ка­ран­даш, ко­то­рым Ста­лин вно­сил в текст свои прав­ки.

Впер­вые но­вый гимн про­зву­чал по все­со­юз­но­му ра­дио в ночь на но­вый, 1944-й год. Ми­хал­ков был на седь­мом не­бе. «Был вче­ра у Ми­хал­ко­ва, – за­пи­сал 1 ян­ва­ря 1944 го­да в сво­ём днев­ни­ке Кор­ней Чу­ков­ский, – он всю ночь про­вёл у Иос. Вис. – вер­нул­ся до­мой в не­ска­зан­ном вос­тор­ге. Он чи­тал Ста­ли­ну мно­го сти­хов, про­чёл да­же шу­точ­ные, от­кро­вен­но ска­зал вож­дю: «Я, И.В., че­ло­век не­об­ра­зо­ван­ный и ча­с­то пи­шу очень пло­хие сти­хи». Про гимн М. го­во­рит: «Ну что ж, все гим­ны та­кие. Здесь кри­те­рии ис­кус­ст­ва не­при­ме­ни­мы! Но за­то дру­гие сти­хи я бу­ду пи­сать – во!» И дей­ст­ви­тель­но его сти­хи пре­вос­ход­ны – осо­бен­но о ста­ри­ке, про­да­вав­шем ко­ро­ву».

Уже по­сле По­бе­ды Ми­хал­ков уз­нал, что его бра­та Ми­ха­и­ла за­пи­са­ли во вра­ги на­ро­да. Он-то ду­мал, что Ми­ха­ил, за­кон­чив­ший в во­сем­над­цать лет по­гран­шко­лу НКВД, по­гиб в вой­ну. А тут вы­яс­ни­лось, что брат в со­рок пер­вом го­ду по­пал в плен. Од­ни го­во­ри­ли, буд­то Ми­ха­ил вы­пол­нял ка­кое-то важ­ное за­да­ние на­шей раз­вед­ки. Дру­гие ут­верж­да­ли, что он слу­жил на фа­ши­с­тов и да­же со­чи­нил гимн для од­ной из ди­ви­зий СС. Но вот что уже пе­ред смер­тью го­во­рил сам Ми­ха­ил Ми­хал­ков: «Я триж­ды по­па­дал в плен и триж­ды бе­жал. За пе­ри­од «тес­но­го об­ще­ния» с фа­ши­с­та­ми вы­ве­дал цен­ные се­к­ре­ты, ко­то­рые поз­же со­об­щил сво­им. 25 фе­в­ра­ля 1945 го­да во вре­мя боя я в фор­ме не­мец­ко­го сол­да­та пе­ре­шёл фронт и по­пал в СМЕРШ. Ска­зал­ся нерв­ный шок – две не­де­ли не мог го­во­рить по-рус­ски! Ме­ня по­са­ди­ли в снеж­ную яму в на­руч­ни­ках и кан­да­лах. Из Цен­т­ра под­твер­ди­ли: брат – Сер­гей Ми­хал­ков, ав­тор Гим­на. И ме­ня ос­та­ви­ли пе­ре­вод­чи­ком в СМЕР­Ше. Но вско­ре об­ви­ни­ли в из­ме­не и по­са­ди­ли в Ле­фор­то­во. Од­наж­ды де­жур­ный по­ин­те­ре­со­вал­ся, прав­да ли, что стар­ший брат на­пи­сал Гимн СССР? Че­рез то­го де­жур­но­го уда­лось со­об­щить род­ным, где я. А они счи­та­ли ме­ня про­пав­шим без ве­с­ти» («Ком­со­моль­ская прав­да», 2006, 9 ян­ва­ря). Сер­гей Ми­хал­ков, что­бы спа­с­ти бра­та, до­шёл до нар­ко­ма Аба­ку­мо­ва. Но ког­да род­ст­вен­ни­ка ос­во­бо­ди­ли, он за­ста­вил его взять дру­гую фа­ми­лию – Ан­д­ро­нов.

По­сле вой­ны Ми­хал­ков стал чле­ном Ко­ми­те­та по при­суж­де­нию Ста­лин­ских пре­мий. Но в но­вом ка­че­ст­ве он преж­де все­го от­ста­и­вал соб­ст­вен­ные ин­те­ре­сы. При­чём по­на­ча­лу пар­тап­па­рат­чи­ки бо­я­лись одёр­нуть пи­са­те­ля. Они не зна­ли, как от­ре­а­ги­ру­ет Ста­лин. Од­на­ко в 1952 го­ду да­же у них лоп­ну­ло тер­пе­ние. Один из ру­ко­во­ди­те­лей агит­про­па В.Круж­ков в сво­ей справ­ке для Г.Ма­лен­ко­ва от­ме­тил: «Пи­са­тель С.Ми­хал­ков, яв­ля­ясь тес­но свя­зан­ным с Цен­т­раль­ным дет­ским те­а­т­ром, без­за­с­тен­чи­во ста­рал­ся не­од­но­крат­но на­вя­зать те­а­т­раль­ной сек­ции и пле­ну­му по­ло­жи­тель­ную оцен­ку спек­так­ля это­го те­а­т­ра «Впе­рёд, от­важ­ные», не от­ли­ча­ю­ще­го­ся вы­со­ки­ми ху­до­же­ст­вен­ны­ми до­сто­ин­ст­ва­ми». Но Ми­хал­ко­ва да­же не по­жу­ри­ли за эти ша­ло­с­ти.

Мно­гие ду­ма­ли, что по­сле смер­ти Ста­ли­на по­ло­же­ние Ми­хал­ко­ва рез­ко по­шат­нёт­ся. Ког­да раз­вен­ча­ние куль­та Ста­ли­на до­стиг­ло сво­е­го апо­гея, Ми­хал­ков как бы не­на­ро­ком по­ин­те­ре­со­вал­ся у Хру­щё­ва: мож­но ли про­дол­жать но­сить зна­ки ста­лин­ских ла­у­ре­а­тов. От­вет был дан в мар­те 1963 го­да на встре­че с ин­тел­ли­ген­ци­ей: «Я сам бы но­сил и гор­дил­ся». По­сле че­го се­к­ре­тарь ЦК КПСС Иль­и­чёв пред­ло­жил Ми­хал­ко­ву пред­ста­вить но­вый текст со­вет­ско­го гим­на на преж­нюю му­зы­ку Алек­сан­д­ро­ва. Прав­да, из-за со­сто­яв­шей­ся вско­ре от­став­ки Хру­щё­ва ре­а­ли­за­цию это­го по­ру­че­ния при­шлось от­ло­жить до 1977 го­да.

Я уже го­во­рил о та­кой чер­те ха­рак­те­ра Ми­хал­ко­ва, как рас­чёт­ли­вость. Он ещё толь­ко до­пи­сы­вал оче­ред­ную пье­су, а в го­ло­ве у не­го уже ро­и­лись мыс­ли, ко­му от­дать бу­ду­щую ру­ко­пись, ко­го за­дей­ст­во­вать в её про­дви­же­нии, ко­го по­про­сить со­чи­нить от­зы­вы. Те­а­т­ро­вед Ана­то­лий Сме­лян­ский, ко­то­ро­го Ми­хал­ков в своё вре­мя вы­та­щил из го­ро­да Горь­кий в Моск­ву, вспо­ми­нал, как пи­са­тель при­нёс в Те­атр Со­вет­ской Ар­мии свою хал­ту­ру о хи­ми­че­с­кой за­щи­те на­се­ле­ния. «Ну, что бббу­дем де­лать с этой куй­нёй, го­во­ри!» – на­чал он до­маш­ний ве­чер­ний раз­го­вор. Я не знал, что с этой куй­нёй де­лать, и тог­да Сер­гей Вла­ди­ми­ро­вич из­ло­жил свой план. «Зна­чит, так. Кон­суль­тан­том ппье­сы бу­дет зам. на­чаль­ни­ка Ген­шта­ба ге­не­рал ар­мии та­кой-то. От­зыв даст зам мми­ни­с­т­ра обо­ро­ны та­кой-то». Я вста­вил на­гло, что в те­а­т­ре, да­же во­ен­ном, от­зыв Ген­шта­ба не так ва­жен, как мне­ние не­ко­то­рых на­род­ных ар­ти­с­ток СССР. Сер­гей Вла­ди­ми­ро­вич тут же при­ду­мал хи­т­ро­ум­ный спо­соб ней­т­ра­ли­за­ции всех на­род­ных ар­ти­с­ток. Ещё ни­кто в те­а­т­ре не ви­дел в гла­за его пье­сы, но он уже пла­ни­ро­вал по­сле­пре­мь­ер­ное бу­ду­щее – кто дол­жен вы­сту­пить в «Прав­де», кто в «Из­ве­с­ти­ях», кто в «Ком­со­мол­ке». Он иг­рал в эту иг­ру с дет­ским азар­том… «Чем ху­же пппьес­са, тем луч­ше пппрес­са!» – сры­ва­ясь на свой зна­ме­ни­тый фаль­цет, во­зо­пил он, и я в оче­ред­ной раз был по­ра­жён его даль­но­вид­но­с­тью».

Поз­же этот ци­нич­ный праг­ма­тизм Ми­хал­ко­ва был вы­сме­ян во мно­гих па­ро­ди­ях и да­же в не­ко­то­рых кни­гах. Ес­ли я не оши­ба­юсь, са­мую пер­вую па­ро­дию со­чи­нил с дру­зь­я­ми Рас­са­дин. Мо­ло­дые ху­ли­га­ны иро­ни­зи­ро­ва­ли: «На­пи­шу – та-та-та – пье­су, сам ор­га­ни­зую прес­су».

Ми­хал­ко­ва это за­де­ло. Он мол­чать не стал и об­ра­тил­ся с жа­ло­бой к по­мощ­ни­ку Хру­щё­ва – Вла­ди­ми­ру Ле­бе­де­ву. «На на­шу уда­чу, – вспо­ми­нал Рас­са­дин, – Ле­бе­дев по­нял ми­зер­ность как на­шей ви­ны, так и жа­ло­бы.

– А что вы хо­ти­те, что­бы мы с ни­ми сде­ла­ли? – спро­сил он Ми­хал­ко­ва; спро­сил раз­дра­жён­но, как со­об­щил нам че­ло­век, близ­кий, чуть ли не бли­жай­ший к С.В., од­на­ко при­ятель­ст­во­вав­ший и с од­ним из со­ав­то­ров-па­ро­ди­с­тов (за­од­но, на вся­кий по­жар­ный слу­чай не упу­с­кав­ший воз­мож­ность явить соб­ст­вен­ную ло­яль­ность «ли­бе­раль­но­му ла­ге­рю»).

– Я н-не знаю, – с не­о­жи­дан­ной рас­те­рян­но­с­тью от­ве­чал С.В.

– Ну так, ког­да уз­на­е­те, тог­да и по­зво­ни­те!..»

По­сле Ми­хал­ко­ву креп­ко до­ста­лось от Ва­лен­ти­на Ка­та­ева. Он сво­е­го кол­ле­гу очень иро­ни­че­с­ки от­ра­зил в по­ве­с­ти «Свя­той ко­ло­дец», вы­ве­дя его в об­ра­зе «че­ло­ве­ка-се­в­рю­ги», го­то­во­го ус­лу­жить лю­бо­му на­чаль­ст­ву. Пи­са­тель с са­ти­рой вновь не сми­рил­ся и ещё дол­го че­рез цен­зу­ру пы­тал­ся кни­гу Ка­та­ева за­пре­тить. Но по­том он, ка­жет­ся, на все кол­ко­с­ти мах­нул ру­кой. Ког­да Ва­лен­тин Гафт пу­с­тил по ру­кам эпи­грам­му: «Рос­сия, слы­шишь страш­ный зуд: три Ми­хал­ко­ва по те­бе пол­зут», он уже са­ти­с­фак­ции не тре­бо­вал и на бле­с­тя­ще­го ак­тё­ра уп­ра­вы не ис­кал.

Ко­неч­но, для та­ко­го че­ло­ве­ка, как Ми­хал­ков, все­гда очень мно­го зна­чи­ла ка­рь­е­ра. Он, как ре­бё­нок, ра­до­вал­ся, ког­да на из­лё­те хру­щёв­ской от­те­пе­ли его из­бра­ли ру­ко­во­ди­те­лем Мос­ков­ской пи­са­тель­ской ор­га­ни­за­ции. Но это во­все не зна­чит, что пи­са­тель веч­но ду­мал лишь о сво­ём крес­ле и не был спо­со­бен на бла­го­род­ные де­ла. В раз­гар хру­щёв­ских го­не­ний на цер­ковь и ста­ри­ну Ми­хал­ков пер­вым под­дер­жал идею эн­ту­зи­а­с­тов о со­зда­нии в стра­не об­ще­ст­ва ох­ра­ны па­мят­ни­ков ис­то­рии и куль­ту­ры. В ию­не 1963 го­да он лич­но пе­ре­дал Хру­щё­ву об­ра­ще­ние на эту те­му де­я­те­лей куль­ту­ры. Дру­гое де­ло, что Хру­щёв да­же слы­шать о но­вом об­ще­ст­ве ни­че­го не хо­тел. При­няв из рук Ми­хал­ко­ва кол­лек­тив­ное пись­мо, вождь де­мон­ст­ра­тив­но на гла­зах сво­е­го ок­ру­же­ния по­рвал его в кло­чья. Об­ще­ст­во бы­ло со­зда­но уже при Бреж­не­ве, в 1965 го­ду.

Имен­но при Бреж­не­ве про­изо­ш­ло окон­ча­тель­ное ук­реп­ле­ние по­зи­ций Ми­хал­ко­ва во вла­с­ти. В 1969–1970 го­дах он всё сде­лал, что­бы за­дви­нуть Со­бо­ле­ва и за­нять на съез­де «ин­же­не­ров че­ло­ве­че­с­ких душ» ме­с­то пред­се­да­те­ля Со­ю­за пи­са­те­лей Рос­сии, про­дер­жав­шись в но­вом крес­ле ров­но двад­цать лет. Вик­тор Ли­хо­но­сов поз­же вспо­ми­нал: «На этом съез­де пар­тия ос­во­бож­да­ла от ру­ко­вод­ст­ва Л.С. Со­бо­ле­ва (со­зда­те­ля рос­сий­ско­го Со­ю­за пи­са­те­лей), и я по­мню, как пи­са­те­ли со знач­ка­ми «Русь» и дру­гие под­го­ва­ри­ва­ли всех бо­лее-ме­нее на­дёж­ных – не го­ло­со­вать за С.В. Ми­хал­ко­ва. Весь бу­ду­щий от­кры­тый рас­клад сил в об­ще­ст­ве при­та­ил­ся тог­да в ли­те­ра­тур­ном ми­ре; про­воз­гла­шать рас­кол при пар­тии бы­ло нель­зя, и про­ти­во­сто­я­ние пря­та­лось под раз­ны­ми до­пу­с­ти­мы­ми иде­я­ми; но всем всё бы­ло яс­но: глу­бо­кие рус­ские пи­са­те­ли со­про­тив­ля­лись тем, кто (в луч­шем слу­чае) не­до­люб­ли­вал Рос­сию, её ис­то­рию и куль­ту­ру. И вот за со­сед­ним сто­ли­ком в ре­с­то­ра­не про­ры­ва­лись в раз­го­во­ре эти мо­ти­вы, эта боль (пусть и хмель­ная), это си­рот­ст­во на сво­ей же зем­ле. Вдруг за тем сто­лом кто-то под­нял­ся и гром­ко воз­нёс­ся сти­хо­твор­ной ре­чью, чи­тал пла­чу­щей ду­шой, чи­тал с вы­зо­вом ко­му-то ви­но­ва­то­му пе­ред рус­ским на­ро­дом, и в ре­с­то­ра­не (бы­ло за­мет­но) ка­кие-то гос­ти Моск­вы, вре­мен­но за­вла­дев­шие но­ме­ра­ми в гос­ти­ни­це, слу­ша­ли (меж­ду про­чим) всё это как что-то ди­кое, поч­ти не­при­лич­ное в по­ря­доч­ном со­вет­ском об­ще­ст­ве с креп­кой ми­ли­ци­ей, пар­тор­га­ми, сту­ка­ча­ми. Русь! Ока­зы­ва­ет­ся, ка­кие-то не­нор­маль­ные ещё что-то по­мнят, чем-то она им ми­ла «в ядер­ную эпо­ху», за­чем-то съе­ха­лась боль­шая тол­па (кто-то ска­зал, что это пи­са­те­ли). Под­вы­пив­шим сти­хо­твор­ным ора­то­ром был Ни­ко­лай Тряп­кин, при­шед­ший в гос­ти­ни­цу в гос­ти к ко­му-то из даль­них пи­са­те­лей, я его в ли­цо преж­де не знал. И так вре­зал­ся мне в па­мять этот со­кро­вен­ный гру­ст­ный миг на­шей рус­ской жиз­ни» («Род­ная Ку­бань», 2009, № 4).

Ли­хо­но­сов, как и мно­гие дру­гие де­ле­га­ты съез­да из ре­ги­о­на, в си­лу сво­е­го тог­даш­не­го про­вин­ци­а­лиз­ма не зна­ли, что Ми­хал­ков в дей­ст­ви­тель­но­с­ти был не столь од­но­зна­чен: да, для вла­с­ти он ос­та­вал­ся в пер­вую оче­редь пре­дан­ным бой­цом пар­тии и вер­ным ин­тер­на­ци­о­на­ли­с­том, но уз­кий круг по­свя­щён­ных лю­дей его про­дол­жал це­нить как раз за дру­гое – за со­хра­не­ние рус­ско­го ду­ха (это, в ча­ст­но­с­ти, все­гда под­чёр­ки­вал ху­дож­ник Илья Гла­зу­нов).

Кста­ти, спу­с­тя го­ды Ли­хо­но­сов своё мне­ние о Ми­хал­ко­ве от­ча­с­ти из­ме­нил. «Я все­гда бу­ду с бла­го­дар­но­с­тью вспо­ми­нать его при­езд в Крас­но­дар в 1974 го­ду, – при­знал­ся Ли­хо­но­сов уже в 2009 го­ду. – Край­ком КПСС с не­ко­то­ры­ми ли­те­ра­тур­ны­ми по­мощ­ни­ка­ми за­те­ял од­но дель­це про­тив ме­ня, ко­то­рое мог­ло пло­хо для ме­ня кон­чить­ся. Ми­хал­ков за­щи­тил. На со­бра­нии в пе­ре­ры­ве от­вёл ме­ня в сто­ро­ну, ска­зал, что чи­тал мою «Эле­гию» в «На­шем со­вре­мен­ни­ке». А «Эле­гия» – это про пуш­кин­ские ме­с­та, «вос­пе­ва­ние дво­рян­ст­ва». И он поч­ти се­к­рет­но ска­зал, по­гля­ды­вая на кру­тив­ше­го­ся в уг­лу фойе се­к­ре­та­ря по иде­о­ло­гии К.: «Ты на­пи­ши им очерк как-ни­будь про пе­ре­до­ви­ков, – мо­жет, от­ста­нут». В вы­ступ­ле­нии пе­ред пи­са­те­ля­ми кос­нул­ся он не­дав­ней вы­сыл­ки из стра­ны Со­лже­ни­цы­на, на­звал его «этот ли­те­ра­тур­ный вла­со­вец». А спу­с­тя 15 лет за­се­да­ли мы вме­с­те в ко­мис­сии по Го­су­дар­ст­вен­ным пре­ми­ям РСФСР в До­ме пра­ви­тель­ст­ва. Пред­став­ле­но бы­ло не­сколь­ко кан­ди­да­тур. И С.Ми­хал­ков вдруг го­во­рит, чуть за­ика­ясь: «Да­вай­те мы в этом го­ду не бу­дем при­суж­дать ни­ко­му, кро­ме... Алек­сан­д­ра Иса­е­ви­ча Со­лже­ни­цы­на». Так и по­сту­пи­ли, но Со­лже­ни­цын пре­мию вы­со­ко­мер­но не при­нял. Ав­тор гим­на Со­вет­ско­го Со­ю­за, ко­то­рый обес­пе­чил ему сча­с­тье на всю дол­гую жизнь, в 90-е го­ды, по­сле ель­цин­ско­го пе­ре­во­ро­та и рас­ст­ре­ла пар­ла­мен­та, по­сле рас­па­да Со­вет­ско­го Со­ю­за, не сдер­жал­ся и при­нял от Ель­ци­на... ор­ден, ка­жет­ся, Друж­бы. Раз­ве не жал­ко бы­ло Со­вет­ско­го Со­ю­за, сво­е­го гим­на и сво­их же слов о Ста­ли­не, об эпо­хе ве­ли­кой По­бе­ды? В цер­ковь он, по-мо­е­му, не хо­дил».

Кста­ти, об ор­де­нах и пре­ми­ях. По­сколь­ку Ми­хал­ков ста­рал­ся сле­до­вать ука­за­ни­ям Крем­ля, он, ес­те­ст­вен­но, не был об­де­лён и на­гра­да­ми. Ещё при Ста­ли­не он по­лу­чил три Ста­лин­ских пре­мии: в 1941 го­ду за «Сти­хи для де­тей», в 1942 – за ки­но­фильм «Фрон­то­вые по­дру­ги» и в 1950 – за пье­сы «Илья Го­ло­вин» и «Я хо­чу до­мой!». В 1970 го­ду ему за про­из­ве­де­ния для до­шко­лят да­ли уже Ле­нин­скую пре­мию. Ну а к 60-ле­тию на его гру­ди за­си­я­ла звез­да Ге­роя Со­ци­а­ли­с­ти­че­с­ко­го Тру­да.

И здесь вновь воз­ни­ка­ет во­прос: ува­жа­ли ли за это Ми­хал­ко­ва в пи­са­тель­ском со­об­ще­ст­ве? По­хо­же, нет. Мно­гие вос­при­ни­ма­ли пи­са­те­ля все­го лишь как вер­но­го под­руч­но­го пар­тии. Не зря Твар­дов­ский в сво­их ра­бо­чих те­т­ра­дях име­но­вал его не ина­че как «се­дой гну­са­вец» (под­тверж­де­ние то­му – за­пись за 16 сен­тя­б­ря 1967 го­да).

В 1968 го­ду Ми­хал­ков на ка­ком-то со­бра­нии, не вы­би­рая вы­ра­же­ний, точ­но цеп­ной пёс, на­бро­сил­ся на дис­си­ден­тов. «Га­лан­ско­ва и Гинз­бур­га на­звал уго­лов­ни­ка­ми, – от­ме­тил в сво­ём днев­ни­ке «но­во­ми­рец» Лев Ле­виц­кий. – О тех же, кто в свя­зи с про­цес­сом над ни­ми вы­ска­зал ес­те­ст­вен­ное бес­по­кой­ст­во, он в со­кру­шён­ном то­не го­во­рит, что в се­мье не без уро­да. Се­мья – это мос­ков­ские пи­са­те­ли, ко­то­ры­ми он ру­ко­во­дит. Уро­ды – мы, под­пи­сав­шие пись­ма. По мне­нию Ми­хал­ко­ва, боль­шин­ст­во под­пи­сав­ших ни­чем не обо­га­ти­ли ли­те­ра­ту­ру. Где уж Ка­ве­ри­ну и Па­у­с­тов­ско­му, Ка­за­ко­ву и Ак­сё­но­ву тя­гать­ся с та­ким ге­ни­ем, как он? Вы­сту­пая, Ми­хал­ков ду­мал толь­ко о се­го­дняш­нем дне и се­го­дняш­нем на­чаль­ст­ве, ко­то­ро­му так хо­чет уго­дить. Но вре­ме­на ме­ня­ют­ся. Есть не толь­ко Бо­жий суд, но и зем­ной. И чем чёрт не шу­тит, ему предъ­я­вят счёт за всё – и за то, что он пи­сал о Па­с­тер­на­ке, и за то, что ли­зал зад­ни­цу Ста­ли­ну, и за то, что де­ла­ет и го­во­рит се­го­дня. По­мню, ког­да осе­нью 56-го об­суж­да­ли в До­ме ли­те­ра­то­ров ро­ман Ду­дин­це­ва, Ми­хал­ков, ре­шив­ший, что на­сту­пи­ла но­вая эпо­ха, рас­ска­зы­вал с три­бу­ны, что де­ло до­шло до то­го, что за­клю­чи­тель­ную фра­зу: «Над кем сме­ё­тесь?» – го­го­лев­ский го­род­ни­чий го­во­рил не за­лу, а по­вер­нув­шись к ак­тё­рам. А се­го­дня на­пе­ча­та­на его речь, в ко­то­рой он го­во­рит бук­валь­но сле­ду­ю­щее: «Не се­к­рет, что иные ре­жис­сё­ры в сво­их, пусть да­же ин­те­рес­ных по­ста­нов­ках про­из­воль­но трак­ту­ют тек­с­ты клас­си­че­с­ких про­из­ве­де­ний, вы­зы­вая этим не­здо­ро­вый ажи­о­таж у оп­ре­де­лён­ной ча­с­ти пуб­ли­ки. При­чём этот ажи­о­таж вы­зы­ва­ет­ся не сме­ло­с­тью сце­ни­че­с­ко­го ре­ше­ния спек­так­ля, а по­ли­ти­че­с­кой ок­ра­с­кой со­вре­мен­ных дей­ст­ву­ю­щих лиц, об­ра­щён­ных не­по­сред­ст­вен­но в пуб­ли­ку, в зри­тель­ный зал». Су­ма пе­ре­мёт­ная. Ла­кей. А го­во­рят, что пред­ки его, как и Оша­ни­на, из бо­яр. Из гря­зи в кня­зи» (Л.Ле­виц­кий. Уте­ше­ние ци­рюль­ни­ка. М., 2005).

Ещё бо­лее ка­те­го­рич­ным в сво­их суж­де­ни­ях ока­зал­ся Юрий На­ги­бин. Вес­ной 1983 го­да у не­го слу­чил­ся спор с Алек­сан­д­ром Кри­виц­ким, ко­то­рый уми­лён­но рас­ска­зал ему о про­шед­шем се­ми­де­ся­ти­ле­тии Ми­хал­ко­ва. «Осо­бен­но Кри­виц­ко­го тро­нул тост юби­ля­ра за же­ну, – рас­ска­зы­вал На­ги­бин, – креп­ко по­ко­ро­бив­ший, как мне из­ве­ст­но, всех ос­таль­ных уча­ст­ни­ков бан­ке­та. «Вот На­та­ша, – ска­зал рас­тро­ган­ный че­ст­во­ва­ни­ем Ми­хал­ков, – зна­ет, что я ей всю жизнь из­ме­нял и из­ме­няю, но она уве­ре­на, что я её ни­ког­да не бро­шу, и меж­ду на­ми мир-друж­ба». Я ска­зал, что ни­ка­ко­го ми­ра и ни­ка­кой друж­бы меж­ду ни­ми нет и в по­ми­не, что На­та­ша же­с­то­ко ос­кор­б­ле­на его по­ве­де­ни­ем, что у неё про­ис­хо­ди­ли омер­зи­тель­ные объ­яс­не­ния с его быв­шей гнус­ной лю­бов­ни­цей и что тост его га­док. Кри­виц­кий аж пе­ре­ко­сил­ся от зло­бы. «В чём вы его об­ви­ня­е­те?» – ска­зал он дро­жа­щим го­ло­сом. «В дан­ном кон­крет­ном слу­чае все­го лишь в вы­зы­ва­ю­щей без­нрав­ст­вен­но­с­ти». – «Вот как! А вы, что ли, луч­ше его? О вас не та­кое го­во­ри­ли!» – «Ос­та­вим в сто­ро­не то, что я зна­чи­тель­но рань­ше раз­вя­зал­ся с этим. Но ког­да я бля­до­вал, то не ру­ко­во­дил Со­ю­зом пи­са­те­лей, не раз­во­дил с три­бу­ны тош­но­твор­ной мо­ра­ли, не по­сы­лал сво­их де­вок за го­су­дар­ст­вен­ный счёт в Фин­лян­дию и Па­риж и сам не мчал­ся за ни­ми сле­дом че­рез Иран. А он раз­врат­ник, ли­це­мер, ха­пу­га, «год­фа­зер», спо­соб­ный ра­ди сво­е­го бла­га на лю­бую га­дость». – «Ко­му он сде­лал пло­хо?» – «Не знаю. Но он слиш­ком мно­го хо­ро­ше­го сде­лал се­бе са­мо­му и сво­ей се­мье. Его при­мер раз­вра­ща­ет, уби­ва­ет в ок­ру­жа­ю­щих по­след­ние ос­тат­ки нрав­ст­вен­но­го чув­ст­ва, он страш­нее Гри­го­рия Рас­пу­ти­на и ку­да ци­нич­нее» (Ю.На­ги­бин. Днев­ник. М., 2005).

Кста­ти, впос­лед­ст­вии жур­на­ли­с­ты из «жёл­тых» из­да­ний ра­зы­с­ка­ли чуть ли не всех по­друг Ми­хал­ко­ва, с ко­то­ры­ми у пи­са­те­ля бы­ли бур­ные ро­ма­ны. В ча­ст­но­с­ти, не­ма­ло лю­бо­пыт­но­го по­ве­да­ла биб­ли­о­те­кар­ша из Пя­ти­гор­ска Та­ть­я­на Ма­ру­то­ва. По её рас­ска­зам, «Ми­хал­ков в Пя­ти­гор­ске все­гда ос­та­нав­ли­вал­ся в са­на­то­рии «Ла­с­точ­ка», в кор­пу­се для вы­со­ко­по­с­тав­лен­ных лю­дей. Сер­гей Вла­ди­ми­ро­вич один ни­ког­да не при­ез­жал, все­гда с со­бой при­во­зил мо­ло­день­ких се­к­ре­тарш, на­вер­ное, и со­хра­нил­ся так хо­ро­шо, и до та­ких лет до­жил, что мо­ло­дой энер­ги­ей под­пи­ты­ва­ет­ся. Ой, за­чем я об этих се­к­ре­тар­шах сей­час рас­ска­зы­ваю? Хо­тя сей­час че­го уж скры­вать? На­та­лии Пе­т­ров­ны Кон­ча­лов­ской дав­но нет в жи­вых, а о та­ких лич­но­с­тях, как Ми­хал­ков, лю­дям ин­те­рес­но знать всё. Ду­маю, что На­та­лья Пе­т­ров­на до­га­ды­ва­лась об адюль­те­рах му­жа, у них бы­ли ка­кие-то ин­те­рес­ные, я бы ска­за­ла, сво­бод­ные от­но­ше­ния. Они ведь да­же жи­ли в Моск­ве в от­дель­ных квар­ти­рах. Во вся­ком слу­чае, ког­да я в сто­ли­це у не­го ос­та­нав­ли­ва­лась, На­та­лию Пе­т­ров­ну у не­го ни­ког­да не ви­де­ла. Ну, это, ко­неч­но, бы­ло их с му­жем лич­ным де­лом» («Экс­пресс га­зе­та», 2007, № 14).

До­бав­лю: Ма­ру­то­ва ро­ди­ла от Ми­хал­ко­ва сы­на Иго­ря.

Ког­да в 1988 го­ду умер­ла Кон­ча­лов­ская, Ми­хал­ков на ка­кое-то вре­мя ушёл в се­бя. У не­го сра­зу про­пал ин­те­рес к де­лам в Со­ю­зе пи­са­те­лей Рос­сии. Он в де­ка­б­ре 1990 го­да да­же не стал бо­роть­ся за своё пе­ре­из­бра­ние и до­б­ро­воль­но ус­ту­пил своё пред­се­да­тель­ское ме­с­то Юрию Бон­да­ре­ву. Но уже че­рез не­сколь­ко ме­ся­цев его уго­во­ри­ли воз­гла­вить орг­ко­ми­тет по под­го­тов­ке со­юз­но­го пи­са­тель­ско­го съез­да. И вот тут Ми­хал­ков впер­вые до­пу­с­тил про­кол: 20 ав­гу­с­та 1991 го­да он под дав­ле­ни­ем сы­на пер­во­го за­ме­с­ти­те­ля пред­се­да­те­ля ГКЧП – Сер­гея Боб­ко­ва, став­ше­го со­вет­ни­ком у од­но­го из глав­ных пут­чи­с­тов – Ген­на­дия Яна­е­ва, пуб­лич­но под­дер­жал ГКЧП. Но ста­рая пар­тий­ная шко­ла всё про­иг­ра­ла. По­бе­ди­ли ель­ци­ни­с­ты. Ми­хал­ков за­па­ни­ко­вал. Но его млад­ший сын – Ни­ки­та, став со­вет­ни­ком у но­во­го рос­сий­ско­го пре­мье­ра Ива­на Си­ла­е­ва, вско­ре всё ула­дил. Вы­пу­тать­ся из скан­да­ла ему по­мог­ли сы­но­вья, ко­то­рые очень бы­с­т­ро убе­ди­ли но­вые вла­с­ти в ло­яль­но­с­ти сво­е­го от­ца.

В оди­но­че­ст­ве Ми­хал­ков про­вёл не­сколь­ко лет, по­ка в 1996 го­ду он в од­ном лет­нем ка­фе слу­чай­но не столк­нул­ся с Юли­ей Суб­бо­ти­ной. Она ока­за­лась до­че­рью из­ве­ст­но­го ака­де­ми­ка-ядер­щи­ка. Не­смо­т­ря на раз­ни­цу в со­рок семь лет, меж­ду ни­ми вспых­ну­ла страсть. И они офи­ци­аль­но офор­ми­ли свой брак.

На­вер­ное, всё бы­ло бы не­пло­хо, но в 2000 го­ду Ми­хал­ков на­ду­мал вер­нуть­ся в пи­са­тель­ские на­чаль­ни­ки. Он воз­гла­вил Меж­ду­на­род­ное со­об­ще­ст­во пи­са­тель­ских со­ю­зов. За­чем это ему по­на­до­би­лось на ста­ро­сти лет, не­по­нят­но. Ре­аль­но все­ми де­ла­ми пи­са­тель­ско­го со­об­ще­ст­ва по­на­ча­лу уп­рав­лял Ар­се­ний Ла­ри­о­нов. Но по­том ему, ви­ди­мо, захотелось своё по­ло­же­ние за­кре­пить де-юре. На этой поч­ве раз­го­рел­ся гран­ди­оз­ный скан­дал. В 2003 го­ду Ла­ри­о­нов по­пы­тал­ся от­пра­вить Ми­хал­ко­ва в от­став­ку, но си­лы ока­за­лись нерав­ны. «Дя­дя Стё­па» всех пе­ре­хи­т­рил, Ла­ри­о­но­ва уво­лил, при­гла­сив на его ме­с­то дру­го­го ин­три­га­на – Фе­лик­са Куз­не­цо­ва. Не­уди­ви­тель­но, что че­рез че­ты­ре с лиш­ним го­да скан­даль­ная ис­то­рия по­вто­ри­лась один в один. И вновь па­т­ри­арх всех под­чи­с­тую обы­г­рал. Толь­ко те­перь вме­с­то Куз­не­цо­ва Ми­хал­ков взял к се­бе в за­ме­с­ти­те­ли по­эта-хо­зяй­ст­вен­ни­ка из Яку­тии Ива­на Пе­ре­вер­зи­на.

Умер Ми­хал­ков 27 ав­гу­с­та 2009 го­да в Моск­ве. По­хо­ро­ни­ли его на Но­во­де­ви­чь­ем клад­би­ще.

Вячеслав ОГРЫЗКО