Архив : №42. 15.10.2010

Греческая трагедия «поколения нулевых»

 Кому достанутся три миллиона рублей за «Большую книгу»

 

Ан­д­рей Ру­да­лёв: А вот ты зна­ешь, на мой взгляд, не по­лу­чит Сен­чин за «Ел­ты­ше­вы» «Боль­шую кни­гу». Ско­рее все­го, не поз­во­лят это сде­лать, лит­по­ли­ти­ка нын­че та­кая. На «Бу­ке­ре» про­ка­ти­ли, но там своя кух­ня, своя иг­ра бы­ла. На «Нац­бе­с­те», рас­хва­ли­вая, по­счи­та­ли, что слиш­ком мра­чен, не­ду­хо­подъ­ё­мен и для бед­ных... Вот и сей­час не да­дут, ина­че нуж­но бу­дет при­знать но­вую ли­те­ра­ту­ру, «но­вый ре­а­лизм», будь он нела­ден... Ведь по от­но­ше­нию ко все­му это­му у мно­гих кри­вая ус­меш­ка и вы­со­ко­мер­ная брез­г­ли­вость на­блю­да­ет­ся. На­до бу­дет при­знать и эти ре­а­лии, опи­сан­ные в ро­ма­не, а от них луч­ше спря­тать­ся в пе­сок, вы­да­вив: «чер­ну­ха». На­до бу­дет со­гла­сить­ся, что «Ел­ты­ше­вы» – идут в рус­ле клас­си­че­с­кой рус­ской ли­те­ра­ту­ры, а ведь мно­гое из то­го, что нам сей­час на­вя­зы­ва­ют, к ней не име­ет ров­ным счё­том ни­ка­ко­го от­но­ше­ния, яв­ля­ясь рус­ско­языч­ной по­дел­кой.

Во­прос, ко­неч­но, не в пре­ми­ях, а в от­но­ше­нии. Об­ра­ти вни­ма­ние: «Па­то­ло­гии» и «Сань­кя» За­ха­ра При­ле­пи­на, дей­ст­ви­тель­но боль­шая кни­га Гер­ма­на Са­ду­ла­е­ва «Я – че­че­нец!», «Ура!» Сер­гея Шар­гу­но­ва, «Че­чен­ские рас­ска­зы» Алек­сан­д­ра Ка­ра­сё­ва и ряд дру­гих зна­ко­вых книг де­ся­ти­ле­тия, кро­ме раз­го­во­ров, не удо­с­то­и­лись, по боль­шо­му счё­ту, ни­чего. На­вер­ное, это о чём-то го­во­рит?!..

А ты как ду­ма­ешь, по­че­му «Ел­ты­ше­вы» Сен­чи­на, при­ни­мая, не при­ни­ма­ют?

Сер­гей Бе­ля­ков: По­че­му же не при­ни­ма­ют? «Ел­ты­ше­вы» в шорт-ли­с­тах че­ты­рёх пре­стиж­ных пре­мий, при­чём в фа­во­ри­тах хо­ди­ли. Это не толь­ко луч­шая вещь Ро­ма­на Сен­чи­на, но и са­мая вос­тре­бо­ван­ная, са­мая по­пу­ляр­ная, са­мая из­ве­ст­ная. Так что пи­са­те­лю грех жа­ло­вать­ся. Но и не­при­ятие кни­ги мно­ги­ми, очень мно­ги­ми кри­ти­ка­ми, ре­дак­то­ра­ми, про­сто чи­та­те­ля­ми не­слу­чай­но. Ро­ман Сен­чин слиш­ком тес­но свя­зан с по­ко­ле­ни­ем «но­вых ре­а­ли­с­тов». Лип­кин­ское по­ко­ле­ние пи­са­те­лей слиш­ком бы­с­т­ро во­шло в ли­те­ра­ту­ру, слиш­ком ра­но на­ча­ло по­лу­чать пре­мии. «Яс­ная По­ля­на» и «Нац­бест» у За­ха­ра При­ле­пи­на, «Бу­кер» у Де­ни­са Гуц­ко, «Пре­мия Со­ко­ло­ва» у Дми­т­рия Но­ви­ко­ва, «Но­вая Пуш­кин­ская пре­мия» у Пу­с­то­вой, я уж не го­во­рю о «Де­бю­те». Они слиш­ком уж об­ла­с­ка­ны пре­ми­я­ми, жур­на­ла­ми, кри­ти­ка­ми. Ус­пе­хи этих ре­бят, ещё толь­ко-толь­ко на­учив­ших­ся бо­лее или ме­нее гра­мот­но пи­сать, вы­зва­ли сна­ча­ла не­до­уме­ние, по­том раз­дра­же­ние, на­ко­нец – не­на­висть. А Ро­ман Сен­чин ока­зал­ся на­сто­я­щим ли­де­ром это­го по­ко­ле­ния. Не Ва­ле­рия Пу­с­то­вая, она всё боль­ше по­гру­жа­ет­ся в ли­те­ра­ту­ро­ве­де­ние. Не Сер­гей Шар­гу­нов, ему ми­лее по­ли­ти­ка. А имен­но Сен­чин. Про­за Сен­чи­на – луч­шее оп­рав­да­ние «ре­а­ли­с­ти­че­с­ко­го по­во­ро­та» в оте­че­ст­вен­ной ли­те­ра­ту­ре. Но и от­ве­чать Ро­ма­ну при­хо­дит­ся не толь­ко за се­бя, но и за це­лое по­ко­ле­ние про­за­и­ков, ча­с­то не очень гра­мот­ных, а то и не­ве­же­ст­вен­ных, на­халь­ных, не­да­лё­ких. Мне ка­жет­ся, Сер­гей Ганд­лев­ский ре­шил «на при­ме­ре Сен­чи­на» про­учить за­рвав­ших­ся мо­ло­дых пи­са­те­лей. Вот Ро­ма­ну и при­шлось рас­пла­чи­вать­ся за всех «но­вых ре­а­ли­с­тов».

А.Р.: Со­гла­сись, ка­кая-то стран­ная иг­ра лит­ст­ра­те­гий по­лу­ча­ет­ся. И она ма­ло че­го об­ще­го име­ет как с ли­те­ра­ту­рой, так и с дек­ла­ри­ру­е­мым мно­ги­ми при­ма­том ка­че­ст­ва. На по­вер­ку по­ру­ча­ет­ся, что за всей вы­со­ко­пар­щи­ной по­мыс­лов и вы­со­ких ус­т­рем­ле­ний скры­ва­ет­ся ба­наль­ное: ро­жа мне твоя не нра­вит­ся, па­цан...

Что та­кое пре­мия? Во­об­ще весь сло­жив­ший­ся пре­ми­аль­ный про­цесс до­воль­но уни­зи­те­лен для пи­са­те­ля, эта­кая мор­ков­ка для не­го. По боль­шо­му счё­ту, на­до бы се­рь­ёз­но про­ана­ли­зи­ро­вать не толь­ко плю­сы, но и вред от сло­жив­ше­го­ся пре­ми­аль­но­го фе­но­ме­на. Но это дру­гой и дол­гий раз­го­вор. Вот тот же Сен­чин в не­дав­ней ин­тер­нет-кон­фе­рен­ции ска­зал, что «не все­гда при­суж­де­ние пре­мии луч­ше ос­та­нов­ки в ша­ге от неё». Ко­неч­но, эта дис­тан­ция ша­га не­об­хо­ди­ма для ли­те­ра­тур­но­го мо­лод­ня­ка, ведь имен­но этот шаг мо­жет до не­уз­на­ва­е­мо­с­ти пе­ре­фор­ма­ти­ро­вать лю­бой та­лант.

Про­бле­ма ещё в том, что Сен­чин по­пал в по­ко­лен­че­с­кие ти­с­ки. Все­гда све­жие мо­ло­дые шли по оп­ре­де­лён­ной кво­те. Па­роч­ку при­ме­ти­ли, и лад­но. А здесь це­лое со­цве­тие «вы­ско­чек»! Всё это мо­жет на­ру­шить про­цесс ли­те­ра­тур­ной пре­ем­ст­вен­но­с­ти, и так оче­редь за те­ми же пре­ми­я­ми силь­но пе­ре­пу­та­лась, за­шли те, кто не сто­ял. Вот уфи­мец Игорь Фро­лов все­гда от­но­си­тель­но Сен­чи­на с пре­дель­ным скеп­си­сом вы­ска­зы­ва­ет­ся и отъ­яв­лен­ной гра­фо­ма­ни­ей кли­чет. Хо­тя из его разъ­яс­не­ния я так и не по­нял, по­че­му. Ес­те­ст­вен­но, го­во­ря о Сен­чи­не, он ду­ма­ет о «но­вом ре­а­лиз­ме».

Но стран­но, что ма­ло кто из ху­ли­те­лей ви­дит, что имен­но Сен­чин до­ка­зал пра­виль­ность вы­бран­ной в на­ча­ле «ну­ле­вых» стра­те­гии, ког­да ре­аль­ность бо­га­че лю­бой вы­дум­ки. И ведь не за­вяз, не ос­та­но­вил­ся на од­ном ме­с­те, не стал ба­рах­тать­ся в тря­си­не до­тош­но­го бы­то­опи­са­тель­ст­ва, а эво­лю­ци­о­ни­ро­вал, раз­ви­вал­ся, ста­но­вил­ся всё ин­те­рес­нее. Это не толь­ко «Ел­ты­ше­вы» до­ка­зы­ва­ют, но и пре­ды­ду­щий ро­ман «Лёд под но­га­ми», и по­весть «Ко­нец се­зо­на».

С.Б.: Игорь Фро­лов по­вто­ря­ет ста­рую ошиб­ку: пы­та­ет­ся най­ти кри­те­рий для от­де­ле­ния ли­те­ра­ту­ры от гра­фо­ма­нии, при­ду­мы­ва­ет пра­ви­ла, воз­вра­ща­ет­ся к ста­ро­му спо­ру о сю­же­те и фа­бу­ле, спо­ру уже схо­ла­с­ти­че­с­ко­му, бес­плод­но­му. Ус­та­но­вить «пра­ви­ла иг­ры» здесь не­воз­мож­но, не раз ведь пы­та­лись, да всё без тол­ку. Смеш­но, ког­да кри­тик, пи­са­тель, ре­дак­тор го­во­рит: «ли­те­ра­ту­ра долж­на…», «ли­те­ра­ту­ра – это» и так да­лее и то­му по­доб­ное. «Про­ве­рить ал­ге­б­рой гар­мо­нию…» На мой взгляд, всё это чушь. Пер­вич­но чув­ст­во. Мне ро­ман (по­весть, рас­сказ) по­нра­вил­ся/не по­нра­вил­ся. Ос­та­вил рав­но­душ­ным или за­ин­те­ре­со­вал.

Один глу­пый сту­дент в днев­ни­ке так опи­сал свои впе­чат­ле­ния от пер­вой по­ста­нов­ки «Трёх се­с­тёр» в Мос­ков­ском ху­до­же­ст­вен­ном те­а­т­ре: «У ме­ня сжи­ма­лись ку­ла­ки!» Че­хов­скую пье­су он вос­при­нял как при­зыв к ре­во­лю­ци­он­ной борь­бе. Меж­ду тем, за этой глу­по­с­тью мож­но раз­гля­деть и не­что бо­лее важ­ное: эмо­ци­о­наль­ное по­тря­се­ние. По­тря­се­ние вы­зва­ла са­ма пье­са, по­ста­нов­ка Ста­ни­слав­ско­го, иг­ра ак­тё­ров. Но чув­ст­во на­до ещё ра­ци­о­наль­но вы­ра­зить, объ­яс­нить (хо­тя бы са­мо­му се­бе), что же те­бе по­нра­ви­лось. Ра­зум разъ­яс­ня­ет че­ло­ве­ку то, что ра­ци­о­наль­но­му по­зна­нию, на са­мом де­ле, не под­да­ёт­ся. Он его об­ма­ны­ва­ет.

«Ел­ты­ше­вы», су­дя по от­кли­кам кри­ти­ков и, са­мое глав­ное, чи­та­те­лей, вы­зва­ли чрез­вы­чай­но силь­ное пе­ре­жи­ва­ние, эмо­ци­о­наль­ный всплеск, да­же по­тря­се­ние. А уж за­тем лю­ди на­ча­ли объ­яс­нять се­бе и дру­гим, чем так хо­рош и так ва­жен этот ро­ман. Вот как бы ты объ­яс­нил ус­пех «Ел­ты­ше­вых», зна­че­ние «Ел­ты­ше­вых», их ме­с­то в со­вре­мен­ной ли­те­ра­ту­ре?

А.Р.: Ес­ли не вда­вать­ся в схо­ла­с­ти­ку, а го­во­рить на уров­не чувств, то Сен­чин уга­дал по мно­гим па­ра­ме­т­рам. Во-пер­вых, ко­неч­но, ге­рой и си­с­те­ма пер­со­на­жей. Он вы­вел их пре­дель­но жи­вы­ми, это не кар­тон­ные ма­не­ке­ны, лю­ди-схе­мы, идеи, кон­ст­рук­ции, ко­то­ры­ми в пре­из­быт­ке на­сы­ща­лась на­ша сло­вес­ность в по­след­ние го­ды. По­том, и это мне ка­жет­ся важ­ным, Сен­чин из­бе­жал жа­н­ро­вой од­но­сто­рон­но­с­ти.  Что та­кое «Ел­ты­ше­вы»? Се­мей­ная са­га, но­вая ре­ин­кар­на­ция де­ре­вен­ской про­зы, по­ве­ст­во­ва­ние о ма­лень­ких лю­дях, зер­ка­ло эпо­хи пе­ри­о­да рас­па­да дер­жа­вы и за­рож­де­ния но­вой фор­ма­ции? И пер­вое, и вто­рое, и тре­тье. Раз­ве сей­час нет та­ких се­мейств, раз­ве рань­ше их не бы­ло? Лю­бят го­во­рить о бес­про­свет­но­с­ти, о том, что нет та­лан­тов раз­гля­деть свет... А раз­ве «Ел­ты­ше­вы» та­кая уж и ту­пи­ко­вая ис­то­рия? А внук, рас­ту­щий в чу­жой се­мье, под иной фа­ми­ли­ей, но в ко­то­ром те­чёт кровь Ел­ты­ше­вых? Раз­ве это не свет, не на­деж­да, раз­ве се­мья вы­го­ра­ет до­тла и впе­ре­ди нет ни­ка­кой пер­спек­ти­вы?

Дей­ст­ви­тель­но, се­мей­ст­во ухо­дит, один за од­ним от­па­да­ют в не­бы­тие её чле­ны. Кто-то че­рез грех, кто-то под гру­зом об­сто­я­тельств. Во всём этом ви­дит­ся ал­ле­го­рия раз­ви­тия стра­ны, жер­но­вов ис­то­ри­че­с­ко­го про­цес­са, в ко­то­рых мно­гое пе­ре­ма­лы­ва­ет­ся в тру­ху, от­па­да­ет без­воз­врат­но. Ос­та­ёт­ся толь­ко пре­да­ние, па­мять, уро­ки, да внук Ро­дя. Род, Ро­ди­на... Внук, ко­то­рый вы­бро­шен в иную си­ту­а­цию, но у ко­то­ро­го есть шанс пре­рвать дур­ную при­чин­но-след­ст­вен­ную связь, ис­пра­вить ро­до­вой грех. А ког­да он уз­на­ет свою на­сто­я­щую фа­ми­лию, как он рас­по­ря­дит­ся сво­им зна­ни­ем?

Как это ни ба­наль­но бу­дет звучать, но чем боль­ше раз­мы­ш­ля­ешь над «Ел­ты­ше­вы­ми», тем бо­лее по­ни­ма­ешь, что это жи­вая пуль­си­ру­ю­щая кни­га, для ко­то­рой непри­ме­ни­ма та или иная фор­му­ла, но за ко­то­рой шлейф во­про­сов и сво­бо­да ва­ри­ан­тов вы­бо­ра.

С.Б.: Непри­ме­ни­ма фор­му­ла – это вер­но. Тем бо­лее не сто­ит при­чис­лять «Ел­ты­ше­вых» к де­ре­вен­ской про­зе. У нас слиш­ком воль­но ис­поль­зу­ют это сло­во­со­че­та­ние. К де­ре­вен­ской про­зе при­чис­ля­ют всё, что на­пи­са­но о де­рев­не. Но тог­да и «Ба­рыш­ня-кре­с­ть­ян­ка» – де­ре­вен­ская про­за, и «За­пи­с­ки охот­ни­ка». Не раз слы­шал от про­фес­си­о­наль­ных фи­ло­ло­гов, кан­ди­да­тов и док­то­ров на­ук, что квинт­эс­сен­ция де­ре­вен­ской про­зы – это «Ма­т­рё­нин двор», хо­тя рас­сказ Со­лже­ни­цы­на так же да­лёк от неё, как и че­хов­ские «Му­жи­ки». Со­лже­ни­цын был со­ве­ст­ли­вым го­род­ским ин­тел­ли­ген­том, «Ма­т­рё­нин двор» ро­дил­ся из чув­ст­ва ви­ны, ко­то­рое Алек­сандр Иса­е­вич пе­ре­нял у раз­но­чин­цев по­за­про­ш­ло­го ве­ка. У Че­хо­ва это­го ком­плек­са не бы­ло, кре­с­ть­ян он не знал, не по­ни­мал и не лю­бил.

Де­ре­вен­ская про­за – фе­но­мен не толь­ко ли­те­ра­тур­ный, но и со­ци­аль­ный, и да­же ис­то­ри­че­с­кий. Её ав­то­ры – лю­ди ста­рой де­ре­вен­ской куль­ту­ры, по­лу­чив­шие го­род­ское об­ра­зо­ва­ние. Бог не оби­дел та­лан­том, ре­дак­то­ры при­ве­ти­ли. Аб­ра­мов, Бе­лов, Рас­пу­тин, Ли­па­тов, Мо­жа­ев, Ас­та­фь­ев зна­ли о де­рев­не та­кое, че­го ни один го­ро­жа­нин не на­шёл и не по­нял. Они ус­пе­ли рас­ска­зать о де­ре­вен­ской куль­ту­ре, ког­да она уже уми­ра­ла.

Ро­ман Сен­чин, как и Ел­ты­ше­вы, го­ро­жа­нин, ко­то­рый ког­да-то (в от­ли­чие от сво­их ге­ро­ев, не на­всег­да) при­ехал в де­рев­ню из го­ро­да. Ге­рои Сен­чи­на при­ез­жа­ют уже в мёрт­вую де­рев­ню. Лю­ди-то ос­та­лись, но тра­ди­ци­он­ный об­раз жиз­ни рус­ской де­рев­ни этим лю­дям чужд. «Лад» Бе­ло­ва – о де­рев­не ещё жи­вой, «Про­ща­ние с Ма­тё­рой» о де­рев­не уми­ра­ю­щей, о ги­бе­ли всей рус­ской сель­ской ци­ви­ли­за­ции. «Ел­ты­ше­вы» – о су­ще­ст­во­ва­нии по­сле смер­ти, о мёрт­вом ми­ре, ми­ре, ко­то­рый вос­кре­сить нель­зя. Мо­жет быть, мож­но по­ст­ро­ить но­вый, но Сен­чин в свет­лое бу­ду­щее не ве­рит: «Не­ма­ло по­яви­лось в на­ча­ле де­вя­но­с­тых лю­дей в де­рев­нях, по­пы­тав­ших­ся за­жить в ней креп­ко и сыт­но, не бо­я­щих­ся ра­бо­ты. И кое-кто из ме­ст­ных, по­ве­рив, что те­перь они хо­зя­е­ва сво­е­го бла­го­по­лу­чия, за­су­чи­ли ру­ка­ва, а ещё боль­ше ока­за­лось та­ких сре­ди при­ез­жих – вы­рван­ных об­сто­я­тель­ст­ва­ми из го­ро­да и вы­нуж­ден­ных обу­с­т­ра­и­вать­ся на зем­ле... И те, и дру­гие очень бы­с­т­ро вы­дох­лись, сник­ли, по­гру­зи­лись в этот тя­жё­лый, обес­си­ли­ва­ю­щий по­лу­сон, рас­тво­ри­лись в тём­ной де­ре­вен­ской бед­но­с­ти». Это из очер­ка «Ва­лер­ка», ко­то­рый Сен­чин опуб­ли­ко­вал на стра­ни­цах жур­на­ла «Си­бир­ские ог­ни» (2009, № 8).

А.Р.: Дей­ст­ви­тель­но, де­рев­ня в ро­ма­не со­вер­шен­но иной за­бы­тий­ный мир. Хо­тя и до го­ро­да все­го пять­де­сят ки­ло­ме­т­ров, но да­же кли­мат дру­гой – су­ро­вый. Здесь цар­ст­ву­ет прак­ти­че­с­ки бес­ко­неч­ная осень-зи­ма. С ав­гу­с­та идут дож­ди, сме­ня­ю­щи­е­ся сне­гом, не­бо, за­тя­ну­тое ту­ча­ми. Всё это вку­пе с «бес­си­ли­ем и без­дей­ст­ви­ем» лю­дей тя­нет их к спир­ту, от ко­то­ро­го они сго­ра­ют.

Сле­ду­ет ска­зать, что Сен­чин не уни­ка­лен в сво­ём вос­при­я­тии де­рев­ни. К при­ме­ру, у Ири­ны Ма­ма­е­вой в по­ве­с­ти «Зем­ля Гай» пред­став­лен за­хо­лу­ст­ный за­бро­шен­ный ле­с­пром­хоз. Его уга­са­ние ска­зы­ва­ет­ся и на лю­дях: «Каж­дый в от­дель­но­с­ти – да, че­ло­век. Ког­да трез­вый. А все вме­с­те – ста­до ко­ров, про­сти гос­по­ди, быд­ло…» Хо­тя у Сен­чи­на всё же не де­ре­вен­ские об­сто­я­тель­ст­ва ста­но­вят­ся не­умо­ли­мым фа­ту­мом, ко­то­рый гнёт, а по­том уби­ва­ет лю­дей. Лю­ди са­ми из­на­чаль­но с чер­во­то­чин­кой, и эта гниль раз­ра­с­та­ет­ся, хоть в де­рев­не, хоть в го­ро­де, как в ро­ма­не «Лёд под но­га­ми». Но сам че­ло­век ни­че­го не де­ла­ет, что­бы про­ти­во­сто­ять этим про­цес­сам. Он по­дав­лен при­выч­кой к жиз­ни.

Во­об­ще ос­нов­ной во­прос, ко­то­рый под­ни­ма­ет­ся у Сен­чи­на, и не толь­ко в «Ел­ты­ше­вых», не о си­ле, а о бес­си­лии че­ло­ве­ка, не о подъ­ё­ме, дви­же­нии вверх, а о не­у­клон­ном сколь­же­нии вниз, вплоть до ни­зин, вплоть до бо­лот. Схо­жее вы­яв­лял в твор­че­ст­ве Че­хо­ва в сво­ей зна­ме­ни­той ста­тье «Че­хов как мыс­ли­тель» Сер­гий Бул­га­ков. Че­ло­век слаб, он бес­си­лен что-то ра­ди­каль­но из­ме­нить, вы­би­ра­ет се­рень­кое, од­но­об­раз­ное, ко­то­рое ду­шит его, втап­ты­ва­ет в рас­кис­шую зем­лю.

Про­зу Сен­чи­на, как и Че­хо­ва, ха­рак­те­ри­зу­ет пол­ное от­сут­ст­вие ге­ро­и­че­с­ко­го в пер­со­на­жах. Он пред­став­ля­ет по­сред­ст­вен­ных лю­дей, прак­ти­че­с­ки без ка­ких-ли­бо яр­ких про­бле­с­ков, ко­то­рые да­же лю­бой на­мёк на та­лант ста­ра­тель­но ду­шат в обы­ден­ной жиз­ни. Но ведь это сле­пок с на­ше­го се­го­дня...

С.Б.: Я ведь пи­сал ещё па­ру лет на­зад о «По­ко­ле­нии С», по­ко­ле­нии ста­биль­но­с­ти, се­ро­с­ти, о на­сту­пив­шем цар­ст­ве обы­ва­те­ля. Ни­че­го дур­но­го в этом нет, сре­ди обы­ва­те­лей жить спо­кой­нее, но к чрез­вы­чай­ным об­сто­я­тель­ст­вам обы­ва­те­ли при­спо­саб­ли­ва­ют­ся с тру­дом. Анек­дот о рус­ском му­жи­ке, ко­то­рый и на Кам­чат­ке не рас­те­ря­ет­ся, на­де­нет ру­ка­ви­цы, возь­мёт в ру­ки то­пор и ста­нет ру­бить се­бе из­бу – дав­но по­те­рял ак­ту­аль­ность.

По­смо­т­рим на ге­ро­ев Сен­чи­на с точ­ки зре­ния те­о­рии Льва Ни­ко­ла­е­ви­ча Гу­ми­лё­ва. В се­мье Ел­ты­ше­вых пред­став­ле­ны все три ти­па, вы­де­лен­ные Гу­ми­лё­вым: обы­ва­те­ли (лю­ди гар­мо­нич­но­го скла­да), суб­пас­си­о­на­рий и пас­си­о­на­рий. Ни­ко­лай Ми­хай­ло­вич и Ва­лен­ти­на Вик­то­ров­на – обы­ва­те­ли. Они мо­гут хо­ро­шо жить и ра­бо­тать в нор­маль­ных, ста­биль­ных ус­ло­ви­ях. Но пер­вая же гла­ва ро­ма­на по­гру­жа­ет их в мир не­при­выч­ный, не­нор­маль­ный мир, в аг­рес­сив­ную и чу­жую сре­ду, к ко­то­рой они так и не смо­гут при­спо­со­бить­ся. Не хва­та­ет сил, энер­гии, го­тов­но­с­ти тру­дить­ся не­смо­т­ря ни на что. Ар­тём – суб­пас­си­о­на­рий. Ле­ни­вый, пас­сив­ный, «не­до­де­лан­ный». Он и в при­выч­ной, го­род­ской, и в не­при­выч­ной, де­ре­вен­ской жиз­ни бе­зы­ни­ци­а­ти­вен, бес­по­мо­щен, не­леп: «Ро­ди­те­ли, ви­дя его ти­хость, ино­гда го­во­ри­ли с ус­меш­кой: «Фи­ло­соф рас­тёт. Всё ду­ма­ет». Но Ар­тём как-то осо­бен­но ни о чём не ду­мал, ма­ло что за­ме­чал, за­по­ми­нал. Каж­дый но­вый день встре­чал без ра­до­с­ти, ещё лё­жа в по­сте­ли пред­став­лял, сколь­ко все­го бу­дет за этот день, в ка­кой кру­го­во­рот, толь­ко сто­ит под­нять­ся, он по­па­дёт, и под­ни­мать­ся не хо­те­лось».

Но ведь его млад­ший брат, Де­нис, че­ло­век энер­гич­ный, ре­ши­тель­ный, сме­лый, ак­тив­ный. Пас­си­о­на­рий. Его и тюрь­ма не сло­ми­ла. Не по­лу­чи он за­точ­кой в серд­це, судь­ба Ел­ты­ше­вых мог­ла и пе­ре­ме­нить­ся. Но та­ких, как Де­нис, у нас всё мень­ше, каж­дый на вес зо­ло­та.

А.Р.: На са­мом де­ле га­дать от­но­си­тель­но воз­мож­ной судь­бы Де­ни­са ед­ва ли есть смысл. Ес­ли рас­суж­дать тра­фа­рет­но, то, ско­рее все­го, по­хар­че­вал­ся бы он у ро­ди­те­лей, а по­том дви­нул в го­род, где сам бы с этой за­точ­кой хо­дил. Ис­пра­вить ни­че­го нель­зя, все они в ту­пи­ке, за­гнан­ные ту­да сво­и­ми и чу­жи­ми гре­ха­ми. Из­ле­че­ние воз­мож­но толь­ко че­рез пол­ное об­нов­ле­ние, ведь, по су­ти, от Ел­ты­ше­вых да­же фа­ми­лии не ос­та­ёт­ся. Вся се­мья уже дав­но в цар­ст­ве мёрт­вых. Бу­ду­чи ещё фи­зи­че­с­ки жи­вые, они за­ви­до­ва­ли мёрт­вым: вна­ча­ле Ни­ко­лай Ми­хай­ло­вич, ко­то­рый «стал не лю­бить жи­вых», по­том и Ва­лен­ти­на Вик­то­ров­на встре­ти­ла смерть му­жа с за­ви­с­тью.

Ро­ман – сколь­же­ние на дно, мо­жет быть, где-то в на­ча­ле про­тив сво­ей во­ли, но по­том свы­ка­ешь­ся и бе­рёшь за дан­ность этот не­умо­ли­мый рок льда. Спол­за­ние на дно внеш­нее и вну­т­рен­не. Внеш­не­му дви­же­нию старт был дан ещё с аре­с­та Де­ни­са. Вну­т­рен­нее не так оче­вид­но, но ещё бо­лее ка­та­ст­ро­фич­но: «ког­да мо­раль­ные ни­ти ста­ли рвать­ся од­на за дру­гой и не­до­пу­с­ти­мое ра­нее ста­ло до­пу­с­ти­мо, и в ито­ге до­пу­с­ти­мо ста­ло всё...». Для Ва­лен­ти­ны Вик­то­ров­ны этот тум­б­лер гра­ни щёлк­нул, ког­да она по­еха­ла на ав­то­бу­се на ры­нок яго­ды про­да­вать. Ры­нок рас­по­ло­жен не­вда­ле­ке от их быв­ше­го до­ма, и эта по­езд­ка как срав­не­ние су­деб, двух жиз­ней: преж­ней и на­сто­я­щей. Раз­ме­рен­ной жиз­ни биб­ли­о­те­кар­ско­го ра­бот­ни­ка и сколь­же­ние вниз, по­то­му как про­кля­тое бы­тие оп­ре­де­ля­ет со­сто­я­ние тво­е­го ну­т­ра, фор­ма­ти­ру­ет мозг, де­ла­ет со­вер­шен­но ино­го че­ло­ве­ка. И как ни цеп­ляй­ся, по­кры­тие скольз­кое, и ты мед­лен­но, но вер­но бу­дешь дви­гать­ся вниз. Здесь дви­же­ние толь­ко в од­ном на­прав­ле­нии. Лёд под но­га­ми.

С.Б.: В кни­ге – да. Сча­ст­ли­вый фи­нал не гар­мо­ни­ро­вал бы с по­эти­кой это­го ро­ма­на. Ка­жет­ся, Вла­ди­мир Гу­бай­лов­ский срав­нил «Ел­ты­ше­вых» с гре­че­с­кой тра­ге­ди­ей. В на­ши дни ред­кий пи­са­тель под­ни­ма­ет­ся так вы­со­ко. Де­ло тут не толь­ко в та­лан­те пи­са­те­ля. Есть у нас ма­с­те­ра сю­же­та, есть тон­кие сти­ли­с­ты. Но Сен­чин их обо­шёл. Ве­ро­ят­но, по­то­му что ав­тор «Ел­ты­ше­вых» от­но­сит­ся к ли­те­ра­ту­ре се­рь­ёз­но. Ли­те­ра­ту­ра для не­го не иг­ра, не толь­ко иг­ра, вы­мы­сел, но не об­ман. Этим он от­ли­ча­ет­ся от боль­шин­ст­ва пи­са­те­лей «по­ко­ле­ния ну­ле­вых». Он раз­го­ва­ри­ва­ет с чи­та­те­лем се­рь­ёз­но, не ду­ра­чась, не гри­мас­ни­чая, не об­ма­ны­вая. По­это­му и воз­ни­ка­ет ощу­ще­ние, буд­то за его «Ел­ты­ше­вы­ми» сто­ит прав­да, ко­то­рой поч­ти что не ос­та­лось в со­вре­мен­ной рус­ской ли­те­ра­ту­ре.