Архив : №45-46. 12.11.2010

Притяжение одиночек

 Стран­ная про­за Ка­ра­сё­ва. Его кни­га «Че­чен­ские рас­ска­зы» (М.: Ли­те­ра­тур­ная Рос­сия), при­слан­ная с над­пи­сью, бы­ла про­чи­та­на мгно­вен­но. На­вер­ное, не след срав­ни­вать про­зу со спирт­ным, но что де­лать, та­ков мой ор­га­низм: хо­ро­шая кни­га пья­нит. Да и вы­пи­ва­ют на её стра­ни­цах, это уж так, что впол­не со­от­вет­ст­ву­ет дей­ст­ви­тель­но­с­ти: ар­мей­ские на­груз­ки тре­бу­ют раз­ряд­ки, аса­нам – йо­ги­че­с­ким по­зам и ре­лак­са­ции – на­ши ря­до­вые и май­о­ры ещё не обу­че­ны.

Рас­ска­зы Ка­ра­сё­ва, осо­бен­но из пер­вой ча­с­ти, стре­ми­тель­ны, как по­ток го­ря­че­го-ле­дя­но­го воз­ду­ха, бью­щий в ли­цо, ког­да ты на бро­не. Стиль его су­хо­ват, ино­гда не­ло­вок; по­рой ка­жет­ся, что всё по­хо­же на «слу­чай­ную ка­ме­ру»: в объ­ек­тив по­па­да­ют ли­ца, ко­то­рые мы боль­ше так и не уви­дим. Ды­ха­ние рас­сказ­чи­ка пре­ры­ви­с­то. Как буд­то слу­ша­ешь рас­сказ за сто­лом или в по­ез­де. Этим при­ёмом – рас­сказ в рас­ска­зе – хо­ро­шо из­ве­ст­ным по рус­ской про­зе про­шло­го – Ка­ра­сёв с удо­воль­ст­ви­ем поль­зу­ет­ся. И раз­го­вор­ные ин­то­на­ции уда­ют­ся, нет ни­ка­кой фаль­ши, а это­го до­бить­ся – под гру­зом тра­ди­ции – не так-то про­сто. И поч­ти каж­дый та­кой рас­сказ за­кан­чи­ва­ет­ся вне­зап­но. Слов­но бы рас­сказ­чик вдруг за­бы­ва­ет о слу­ша­те­лях и, ус­т­ре­мив взгляд в ок­но, на плы­ву­щий пей­заж, ухо­дит в не­до­ступ­ные слои ат­мо­сфе­ры – про­шло­го. А ты со­жа­ле­ешь об этом. Хо­чет­ся слу­шать даль­ше, – для ме­ня это вер­ный при­знак на­сто­я­щей про­зы.

Поч­ти все рас­ска­зы Ка­ра­сё­ва фраг­мен­тар­ны. Их хо­чет­ся про­дол­жить, до­пи­сать, до­мыс­лить, сце­пить ро­ман­ны­ми скре­па­ми. Его стран­ные ге­рои при­тя­ги­ва­ют, это оди­ноч­ки, за­те­рян­ные сре­ди ле­ст­ниц и стен об­шар­пан­ных ком­нат, за­те­рян­ные в сво­ём про­шлом – как пра­ви­ло, во­ен­ном; ге­рои, ве­ду­щие мар­ги­наль­ный, по­лу­под­поль­ный об­раз жиз­ни, взи­ра­ю­щие во­круг с не­до­уме­ни­ем, жел­чью и мрач­но­с­тью. Они яв­но зна­ко­мы с та­ки­ми же оди­ноч­ка­ми Ре­мар­ка, Ку­при­на. Над ни­ми вы­сит­ся Пе­тер­бург (и те­ни дру­гих го­ро­дов ле­жат на их ли­цах). Они ис­пы­ты­ва­ют боль, но пред­по­чи­та­ют тер­пе­ли­во мол­чать; и при­чи­ня­ют боль дру­гим. У них раз­ные име­на. Но всех объ­е­ди­ня­ет не­мой во­прос. Этот во­прос с осо­бен­ной си­лой зву­чит в по­след­нем рас­ска­зе сбор­ни­ка – «Пер­вый снег». Ни­че­го вро­де бы осо­бен­но­го: при­зыв­ни­ки едут из род­но­го се­ла в ав­то­бу­се, идёт снег, но в рас­ска­зе столь­ко рез­кой све­же­с­ти, жиз­ни, ра­до­с­ти, на­дежд, что у чи­та­те­ля бе­гут му­раш­ки по ко­же. И свет­лый дух это­го рас­ска­за ре­зо­ни­ру­ет со всем, толь­ко что про­чи­тан­ным – со звуч­ной стра­да­тель­ной си­лой.

Олег ЕРМАКОВ,
г. СМОЛЕНСК