Архив : №48. 26.11.2010

Резкость или спасительная мягкость

 В но­ме­ре «Ли­те­ра­тур­ной Рос­сии» от 22.10.2010 опуб­ли­ко­ван сим­па­тич­ный рас­ска­зик Алек­сан­д­ра Ка­ра­сё­ва «Лю­бов­ная дра­ма Лё­ши Ры­боч­ки­на». Рас­сказ об иди­о­тиз­ме, ца­ря­щем в ра­бо­те со­вре­мен­ных из­да­тельств, о том, как этот иди­о­тизм вос­при­ни­ма­ет­ся мо­ло­дым ав­то­ром, глав­ным ге­ро­ем Ры­боч­ки­ным, ска­зы­ва­ет­ся на его лич­ной жиз­ни. О мы­тар­ст­вах мо­ло­до­го пи­са­те­ля во­об­ще. Пи­са­но, по­хо­же, по мо­ти­вам ре­аль­ных со­бы­тий (Ры­боч­кин – Ка­ра­сёв). Как это за­ве­лось у Ка­ра­сё­ва, часть пер­со­на­жей и ин­сти­ту­ций да­ны под ре­аль­ны­ми име­на­ми (из­да­тель­ст­во «Лим­бус-Пресс», кри­тик Ва­дим Ле­вен­таль).

Я не боль­шой зна­ток и тем бо­лее не по­клон­ник про­зы А.Ка­ра­сё­ва, то, что мне по­па­да­лось, я ед­ва смог про­честь – или не­ин­те­рес­но, или пло­хо, аг­рес­сив­но на­пи­са­но, и вез­де из всех ще­лей прут не­ве­ро­ят­ные, а зна­чит, не­о­бос­но­ван­ные ам­би­ции ав­то­ра и его уз­ко­ло­бая ка­те­го­рич­ность. Я по­до­зре­ваю, что при­чи­на оп­ре­де­лён­но­го ус­пе­ха Алек­сан­д­ра в сто­ли­це – страх ме­ст­ной мяг­ко­те­лой пи­са­тель­ской тус­ни пе­ред этим рез­ким, не­га­тив­ным пар­нем, ещё и про­шед­шим Чеч­ню. Его про­сто ис­пу­га­лись, по­это­му и под­дер­жа­ли. А то он ведь и убить мо­жет. Ну или стук­нуть пре­боль­но. Что ж, ес­ли этих за­жрав­ших­ся сно­бов в мос­ков­ских ре­дак­ци­ях и из­да­тель­ст­вах ина­че не взять, по­че­му бы нет? Пусть си­дят, бо­ят­ся, шта­ны су­шат, лич­но я толь­ко за.

Но с пе­ре­ез­дом в Санкт-Пе­тер­бург в Ка­ра­сё­ве, ка­жет­ся, по­яв­ля­ет­ся спа­си­тель­ная мяг­кость, близ­кая уже к тер­пи­мо­с­ти, к по­ни­ма­нию че­го-ли­бо, к вы­слу­ши­ва­нию дру­гих лю­дей и то­го, что го­во­рит мир, все­лен­ная. А мо­жет, хоть и не­боль­шая, но всё же су­ще­ст­ву­ю­щая из­ве­ст­ность ска­зы­ва­ет­ся: за­ра­бо­тал чу­ток сла­вы Алек­сандр, и ду­ша его по­ус­по­ко­и­лась, не­мно­го сми­ри­лась с дей­ст­ви­тель­но­с­тью. По­мяг­че был пре­ды­ду­щий рас­ска­зик, что-то уже поч­ти соп­ли­вое (на пу­ти ис­прав­ле­ния без край­но­с­тей не обой­тись) и по­стыд­но ба­наль­ное, да ещё и про шко­лу (по ка­че­ст­ву так­же на школь­ном уров­не) – как учи­тель­ни­ца, про­дав се­рёж­ки, от­пра­ви­ла не­ра­ди­во­го уче­ни­ка в сто­ли­цу уж не по­мню за­чем: ка­жет­ся, за выс­шим об­ра­зо­ва­ни­ем.

В «Ры­боч­ки­не» всё на­мно­го луч­ше и ве­се­лее: аб­сурд­ные пись­ма из «Лим­бу­са» по­лу­ча­ет глав­ный ге­рой, в этих пись­мах Ва­дим Ле­вен­таль (ре­аль­но­му Ва­ди­му ис­крен­ний си­бир­ский ре­с­пект за до­б­рое сло­во) спра­ши­ва­ет мо­ло­до­го, но уже на слу­ху про­за­и­ка, как он от­но­сит­ся к то­му или ино­му рус­ско­му клас­си­ку. Дож­дав­шись от ге­роя по­ло­жи­тель­но­го от­ве­та (Ры­боч­кин лю­бит Ку­при­на, но за­бра­ко­вал Тур­ге­не­ва), Ле­вен­таль про­сит его на­пи­сать ста­тью в школь­ный учеб­ник об Алек­сан­д­ре Ива­но­ви­че: это та­кой про­ект («Ли­те­ра­тур­ная ма­т­ри­ца»), мо­ло­дые из­ве­ст­ные пи­са­те­ли рас­ска­зы­ва­ют о сво­их «клас­си­че­с­ких» лю­бим­цах. Го­но­рар обе­щан хо­ро­ший, Ры­боч­кин ещё ве­дёт­ся на «из­ве­ст­но­го пи­са­те­ля» – здесь Ка­ра­сёв хо­ро­шо и до­стой­но тру­нит над со­бой и сво­ей из­ве­ст­но­с­тью (это ес­ли Ры­боч­кин – Ка­ра­сёв). По­том всё про­сто: текст Ры­боч­ки­на из­да­тель­ст­во пе­ре­ра­ба­ты­ва­ет до не­уз­на­ва­е­мо­с­ти, ав­тор воз­му­ща­ет­ся, Ле­вен­таль вы­став­ля­ет ра­бо­ту о Ку­при­не на об­суж­де­ние, в ито­ге мне­ние «Лим­бу­са» по­беж­да­ет, Ры­боч­кин от­ка­зы­ва­ет­ся от ста­тьи, не по­лу­ча­ет де­нег, и от не­го ухо­дит де­вуш­ка, не вы­нес­шая тя­гот су­ще­ст­во­ва­ния мо­ло­до­го ли­те­ра­то­ра в со­вре­мен­ной Рос­сии.

Текст Ка­ра­сёв со­здал не­му­д­ря­щий, но лёг­кий, за­ни­ма­тель­ный, с боль­шим ду­шев­ным вло­же­ни­ем, в то же вре­мя спо­кой­ный, куль­тур­ный, ме­с­та­ми с юмо­ром. С мо­мен­та по­яв­ле­ния Ле­вен­та­ля в рас­ска­зе я ждал, мельк­нёт ли ев­рей­ский во­прос или нет, хо­тя бы са­мо это сло­во. Мельк­нул, не удер­жал­ся Са­ша, в са­мом кон­це ус­та­ми де­вуш­ки Ры­боч­ки­на ав­тор про­из­но­сит: «Ви­но­ва­ты ев­реи». Но сам же в сле­ду­ю­щей стро­ке от­ре­ка­ет­ся от де­вуш­ки­ной ка­те­го­рич­но­с­ти: «Не лю­би­ла она его». Фра­зы ча­с­тень­ко зо­щен­ков­ские, че­го рань­ше у Ка­ра­сё­ва, ка­жет­ся, не бы­ло: «Я, мо­жет быть, де­вуш­ка». Да и фи­наль­ное пред­ло­же­ние чуть ли не ци­та­та из Ми­ха­и­ла Ми­хай­ло­ви­ча: «Я ду­маю, про­сто не лю­би­ла она его. И не­че­го ему так силь­но пе­ре­жи­вать».

Су­дя по при­ве­дён­ным в рас­ска­зе ци­та­там из двух эс­се о Ку­при­не – ори­ги­наль­но­го и ис­прав­лен­но­го – и Ры­боч­кин, и ре­дак­тор «Лим­бу­са» на­пи­са­ли об Алек­сан­д­ре Ива­но­ви­че пло­хо: стан­дарт­но, без огонь­ка, не то что­бы для сред­не­го – для по­сред­ст­вен­но­го школь­но­го за­ве­де­ния. Вот, на­при­мер, из эс­се Ры­боч­ки­на (фраг­мен­ты Лим­бу­сов­ско­го эс­се не при­во­жу – это пол­ная бре­дя­ти­на): «На­зна­чен­ные «го­лые ко­ро­ли» от ли­те­ра­ту­ры схо­дят со сце­ны. Ку­прин не со­шёл. Он не был «го­лым ко­ро­лём». Его про­за про­шла от­бор вре­ме­нем, вы­сто­я­лась в этом вре­ме­ни, как ста­рин­ное ви­но в ду­бо­вых боч­ках».

Ба­наль­ность до­гна­ла штамп и грох­ну­ла его об­щим ме­с­том. «Го­лые ко­ро­ли», «схо­дят со сце­ны», «от­бор вре­ме­нем», «ви­но в боч­ках». Так при­мер­но сей­час все и пи­шут, Ка­ра­сёв то­же поч­ти весь та­кой. Был. Но эс­се всё же при­над­ле­жит не Ка­ра­сё­ву, а его пер­со­на­жу, и ес­ли где-то эти два «рыб­ных» сов­па­да­ли, здесь они, по всей ви­ди­мо­с­ти, раз­два­и­ва­ют­ся. Хо­тя тон ав­то­ра в этом от­рыв­ке ско­рее воз­му­ти­тель­ный, чем иро­нич­ный, всё же оп­ре­де­лен­ную ав­тор­скую на­смеш­ку над со­вре­мен­ны­ми «мо­ло­ды­ми и уже из­ве­ст­ны­ми» гра­фо­ма­на­ми (ка­ким, су­дя по эс­се о Ку­при­не, и пред­ста­ёт в ито­ге Ры­боч­кин) до­пу­с­тить сле­ду­ет.

Антон НЕЧАЕВ,
г. КРАСНОЯРСК