Архив : №52. 24.12.2010

Лестница

  Ста­рый Ал­ха­зур, по сво­е­му обык­но­ве­нию про­снув­ший­ся ра­но, про се­бя по­ра­до­вал­ся: день обе­щал быть по­го­жим, ни об­лач­ка на не­бе; и над Крас­ной го­рой, тем­нея, не клу­бят­ся туч­ки, пре­ду­преж­дая: по­сле по­луд­ня жди­те не­по­го­ды. Не­смо­т­ря на то, что на дво­ре сто­я­ло ле­то, уже боль­ше двух не­дель дер­жа­лось не­на­с­тье: шли ко­рот­кие гро­зы, каж­дый день, ког­да солн­це пе­ре­ва­ли­ва­ло на за­пад, се­ло оку­ты­вал ту­ман, да та­кой гу­с­той, что не раз­гля­дишь вы­тя­ну­тую ру­ку.

Се­го­дня у Ал­ха­зу­ра был по­вод, что­бы вый­ти в се­ло. Он ви­дел сон. Длин­ная, ско­ло­чен­ная из до­сок ле­ст­ни­ца под­ни­ма­лась от зем­ли, про­па­дая верх­ним кон­цом в вы­ши­не. На ле­ст­ни­це, вы­со­ко-вы­со­ко, вид­не­лись че­ты­ре то­чеч­ки – чет­ве­ро под­ни­ма­лись в не­бес­ную высь. Он до­га­ды­вал­ся, кто эти лю­ди… Сам ста­рик сто­ял вни­зу, ду­мал: «От­ку­да же взя­лись та­кие длин­ные до­с­ки?» – и бес­по­ко­ил­ся, ви­дя, что ле­ст­ни­ца про­ги­ба­ет­ся: до­ста­точ­но ли она креп­кая? Он под­нял­ся на две или три сту­пень­ки, твёр­до упи­ра­ясь но­га­ми, по­пы­тал­ся кач­нуть ле­ст­ни­цу, но она да­же не дрог­ну­ла…

Ста­ру­хе он ни­че­го не ска­зал о сво­ём сне.

– Си­дел бы спо­кой­но до­ма, че­ло­век! – ска­за­ла Сач­ла ста­ри­ку, по­ло­жи­ла пе­ред ним связ­ку клю­чей. – Не­дав­но ведь хо­дил… И ме­сяц не про­шёл…

Ал­ха­зур смол­чал; каж­дый раз, со­би­ра­ясь вый­ти в се­ло, он слы­шал от Сач­лы что-ни­будь по­хо­жее, и её сло­ва для не­го ни­че­го не зна­чи­ли. На­вер­ное, и ста­ру­ха по­ни­ма­ла это, зна­ла: ста­рик всё рав­но сде­ла­ет по-сво­е­му, по­это­му до­ба­ви­ла:

– На­день ко­с­тюм. Дру­зей не на­ве­ща­ют оде­тым как па­с­тух. – Опять же зна­ла: ста­рик на­де­нет ко­с­тюм, и за­ра­нее при­го­то­ви­ла и по­ве­си­ла его на стул.

Ал­ха­зур вы­ря­дил­ся, чув­ст­вуя, что ко­с­тюм, в преж­ние го­ды плот­но об­ле­гав­ший те­ло, те­перь не­лов­ко ви­сит на нём, по­то­му сто­ял спи­ной к зер­ка­лу в уг­лу ком­на­ты. Ста­ру­ха всё по­ни­ма­ла; по­пра­вив то­пор­щив­ший­ся во­рот­ник, она ска­за­ла:

– Те­перь я слу­жу те­бе зер­ка­лом, да?

– Ты все­гда бы­ла мо­им зер­ка­лом. – Ска­зал с це­лью, что­бы у ста­ру­хи, по­свет­лев ту­с­к­лы­ми се­ры­ми гла­за­ми на мор­щи­ни­с­том ли­це, в серд­це за­ж­глась ис­кор­ка ра­до­с­ти.

Ста­ру­ха по-сво­е­му оце­ни­ла ста­ра­ние ста­ри­ка:

– Пе­ре­дай при­вет сво­им дру­зь­ям. Ви­жу, ты не на­ме­рен ос­тав­лять их, по­ка они не за­бе­рут те­бя к се­бе.

– Ког­да они за­бе­рут ме­ня, я и те­бя возь­му с со­бой. – От­вет Ал­ха­зу­ра про­зву­чал не ме­нее ехид­но.

Во­дру­зив на го­ло­ву ка­ра­ку­ле­вую па­па­ху, пред­наз­на­чен­ную для осо­бых слу­ча­ев, раз­де­лив клю­чи на две куч­ки и опу­с­тив их в два кар­ма­на пи­д­жа­ка, от­че­го пи­д­жак за­вис ещё боль­ше, Ал­ха­зур вы­шел на ве­ран­ду. Он то­же знал: трость сле­дом вы­не­сет са­ма ста­ру­ха.

По ле­ст­ни­це под­ни­ма­лась Гев­хер с пол­ным кув­ши­ном за спи­ной, что обо­д­ри­ло Ал­ха­зу­ра:

– До­б­рое ут­ро, дочь моя. С пол­ным кув­ши­ном – хо­ро­шая при­ме­та. Ну, как мне не ид­ти…

– До­б­рое ут­ро, дя­дюш­ка… Да, ты прав на­счёт при­ме­ты…

Од­на­ко Гев­хер, все­гда ве­сё­лая и го­вор­ли­вая, не сы­па­ла, как обыч­но, шут­ка­ми, за­ра­жая и ста­ри­ков. За­ме­тив это, ста­ру­ха Сач­ла не пре­ми­ну­ла спро­сить у мо­ло­дой жен­щи­ны:

– Что слу­чи­лось, доч­ка? Ка­кая-то ты кис­лая се­го­дня…

– Ай­вар не но­че­вал до­ма… Вче­ра ушёл, ска­зав, что идёт на свадь­бу в Ниж­нее се­ло.

Ста­ру­ха Сач­ла не­воль­но под­нес­ла па­лец к гу­бам:

– Ну-у! На ка­кую ещё свадь­бу под вче­раш­ним дож­дём?

– Мо­ло­дым что твой дождь или снег? – ска­зал Ал­ха­зур. – Те­ле­фо­на нет у не­го?

– От­клю­чён­ный.

– Кто с ним был из дру­зей-при­яте­лей?

– Дру­зья все у се­бя до­ма… Ни­че­го не го­во­рят…

– Не на­до вол­но­вать­ся, дочь моя, – ус­по­ко­ил её Ал­ха­зур. – Ай­вар не из тех, у ко­го ве­тер в го­ло­ве… Сту­дент ведь чув­ст­ву­ет се­бя взрос­лым… По­зво­ни ко­му-ни­будь в Ниж­нее се­ло.

– Зво­ни­ла… На свадь­бе его ви­де­ли… И на ве­чер­них тан­цах, го­во­рят, во­всю от­пля­сы­вал…

Се­дые усы Ал­ха­зу­ра дрог­ну­ли в улыб­ке:

– По­явит­ся он… Мо­ло­дой… У не­го свои тай­ны… Я в се­ле то­же по­рас­спро­шу… Ай­вар не из тех, нет. Зна­ет стар­ших-млад­ших, что хо­ро­шо, а что пло­хо… Вче­ра он встре­тил­ся мне во дво­ре, честь по че­с­ти поз­до­ро­вал­ся, по­рас­спро­сил обо всём. Ра­зуз­нал, ког­да я иду на­ве­с­тить сво­их дру­зей. Он не раз хо­дил со мной, по­мо­гал… По­явит­ся он…

Ал­ха­зур взял из рук ста­ру­хи трость и спу­с­тил­ся по ле­ст­ни­це.

Ста­рик ува­жал Гев­хер как род­ную дочь. Кро­ме сы­на Ай­ва­ра со­сед­ка рас­ти­ла ещё двух ма­лень­ких до­че­рей. Гла­ва се­мьи Се­лим, сто­ляр, по­сто­ян­но про­па­дал на сто­ро­не, на за­ра­бот­ках, и до­ма его ви­де­ли ред­ко. В ны­неш­нем го­ду, ког­да Ай­вар за­кон­чил шко­лу, он при­ехал, ос­та­вив свои де­ла, ус­т­ро­ил сы­на в Ма­хач­ка­ле в уни­вер­си­тет и опять уе­хал. В до­маш­них за­бо­тах Се­лим пол­но­стью до­ве­рял­ся же­не. Гев­хер во всём оп­рав­ды­ва­ла до­ве­рие му­жа и ис­пол­ня­ла свои обя­зан­но­с­ти так, как по­ло­же­но до­б­ро­по­ря­доч­ной го­рян­ке, уме­ла на­ла­жи­вать до­б­рые от­но­ше­ния с од­но­сель­ча­на­ми. Каж­дое ут­ро она при­но­си­ла два кув­ши­на во­ды Ал­ха­зу­ру и Сач­ла, у ко­то­рых не бы­ло ря­дом сы­на или не­ве­ст­ки, при не­об­хо­ди­мо­с­ти все­гда ока­зы­ва­ла и про­чую по­силь­ную по­мощь.

Ал­ха­зу­ру, хо­тя и не по­дал ви­ду при Гев­хер, не по­нра­ви­лось, что Ай­вар не но­че­вал до­ма. «Вре­мя пло­хое, – по­ду­мал ста­рик. – Мно­го раз­ве­лось та­ких, кто сво­дит мо­ло­дых с пра­виль­но­го пу­ти. Да хра­нит нас Все­выш­ний от не­до­б­рых дел…»

Он ша­гал, опи­ра­ясь тро­с­тью в под­сох­шую зем­лю, в ко­то­рой ос­та­ва­лись ма­лень­кие ям­ки. В се­ле всё ды­ша­ло спо­кой­ст­ви­ем. Обыч­ные кар­ти­ны: до­ма по улоч­ке, зе­лё­ные по­ля, яс­ные очер­та­ния гор… Од­но толь­ко из­ме­ни­лось по­сле про­длив­ше­го­ся не­на­с­тья: гор­ные вер­ши­ны вда­ли по­бе­ле­ли. И силь­нее до­но­сил­ся шум Боль­шой ре­ки, сов­сем, ка­за­лось, не слыш­ный в дни, по­дёр­ну­тые гу­с­тым ту­ма­ном, но и в этом шу­ме то­же не бы­ло ни­че­го но­во­го. Ал­ха­зур ре­шил пой­ти в об­ход ки­му¹, знал, что там не бу­дет ни­ко­го близ­ко­го ему по воз­ра­с­ту. Бу­дут око­ла­чи­вать­ся двое-трое из тех, у ко­го по­сле вче­раш­ней пьян­ки рас­ка­лы­ва­ет­ся го­ло­ва, и до­жи­дать­ся, кто бы их вы­ле­чил…

Се­ло по­сте­пен­но пу­с­те­ло, всё боль­ше ста­но­ви­лось за­бро­шен­ных до­мов. Хо­тя по­жи­лых бы­ло мно­го, они не­о­хот­но по­яв­ля­лись на ки­ме. Как счи­тал Ал­ха­зур, по­то­му, что мо­ло­дые уез­жа­ли в да­лё­кие го­ро­да: ес­ли нет мо­ло­дых, ко­го ты бу­дешь на­став­лять уму-ра­зу­му, ко­му по­слу­жишь об­раз­цом в по­ве­де­нии? Не ос­та­лось и ка­ких-ли­бо мир­ских во­про­сов, об­суж­да­е­мых, как преж­де, со­об­ща. А ес­ли они и воз­ни­ка­ли, то ре­ша­лись без ве­до­ма ми­ра, от­дель­ны­ми людь­ми. Ким за­ра­с­тал кра­пи­вой. Обы­чаи и тра­ди­ции, ухо­дя­щие в глубь ты­ся­че­ле­тий, де­лав­шие на­род на­ро­дом, ис­че­за­ли на гла­зах, че­ло­ве­че­с­кие за­ко­ны ос­та­ва­лись не­вос­тре­бо­ван­ны­ми, лю­ди ме­ня­лись по­не­во­ле, вре­мя вы­нуж­да­ло их при­нять но­вое.

Вот по­че­му Ал­ха­зур не лю­бил вы­хо­дить в се­ло. Его близ­кие дру­зья уш­ли из это­го ми­ра, их до­ма пу­с­то­ва­ли, сы­но­вья и до­че­ри жи­ли в го­ро­дах, ред­ко вспо­ми­ная о род­ных ме­с­тах, и ещё ре­же там по­яв­ля­ясь. При жи­вых ро­ди­те­лях нет-нет да при­ез­жа­ли, а без них за­бы­ва­ли сов­сем.

От­то­го Ал­ха­зур и на­шёл се­бе за­ня­тие к кон­цу жиз­ни: при­сма­т­ри­вать за до­ма­ми по­кой­ных дру­зей, на­сколь­ко мог со­дер­жать их в по­ряд­ке. «Не хо­ди, – ска­за­ла сна­ча­ла же­на, – за­чем те­бе пу­с­тые до­ма, на ко­то­рые сы­но­вья и до­че­ри по­кой­ных мах­ну­ли ру­кой?» – «До­ма то­же име­ют ду­шу, – по­яс­нил он. – Пу­с­тые, они то­с­ку­ют по лю­дям. Каж­дая сте­на в до­ме, каж­дый кир­пич в сте­не, каж­дая дверь и ок­но хра­нят в се­бе всё, что ви­де­ли, хра­нят чув­ст­ва и мыс­ли, тай­ны, сбыв­ши­е­ся и не­сбыв­ши­е­ся же­ла­ния тех, кто жил в до­ме. Вот что пред­став­ля­ет со­бой ду­ша до­ма. Грех не ува­жать ду­шу… – Он за­ду­мал­ся, по­том, по­ве­се­лев, про­дол­жил: – В на­ча­ле жиз­ни, как толь­ко по­креп­че стал на но­ги, я по­мо­гал от­цу па­с­ти яг­нят. По­вз­рос­лев, стал объ­езд­чи­ком, как ты вы­ра­жа­лась, «гу­ляй­по­лем»? Те­перь же, ког­да но­гам ма­ло ос­та­лось ме­ня но­сить, я ста­ну об­ход­чи­ком за­бро­шен­ных до­мов…»

– Са­лам алей­кум, Мах­муд! – ска­зал Ал­ха­зур, дой­дя до во­рот боль­шо­го дву­х-э­таж­но­го до­ма. Вы­та­щив из кар­ма­на, он по­до­б­рал ключ, во­шед­ший в сква­жи­ну уве­си­с­то­го ви­ся­че­го зам­ка. – При­шёл на­ве­с­тить те­бя.

От­крыв во­ро­та, он во­шёл во двор; обо­шёл дом, ог­ля­дел кры­шу, кры­тую ши­фе­ром, во­до­сточ­ные тру­бы. Од­на тру­ба обо­рва­лась, и во­да раз­мы­ва­ла сте­ну. Ни­ка­ких по­сто­рон­них сле­дов. Ал­ха­зур ра­зо­мк­нул за­мок на крыш­ке ле­ст­ни­цы, под­нял­ся на ве­ран­ду.

–Те­перь мы мо­жем по­го­во­рить, Мах­муд. Спра­ши­ва­ешь, как я? Те­бе луч­ше, чем мне… Вот, с ниж­ней ули­цы до­шёл до верх­ней и за­ды­ха­юсь. – Он стал, упи­ра­ясь спи­ной о по­то­лоч­ный столб. – Я сей­час возь­му стул. Ся­ду… Ты не бес­по­кой­ся… – Снял за­мок с две­ри пе­ред­ней ком­на­ты. За­тем, от­кры­вая две­ри по оче­ре­ди, ос­мо­т­рел вну­т­рен­ние по­кои.

Всё как все­гда и по­дёр­ну­то пе­ча­лью, как ки­се­ёй.

На всех че­ты­рёх сте­нах гос­те­вой ком­на­ты на ко­в­рах ви­се­ли фо­то­гра­фии, оп­рав­лен­ные в рам­ки. Ал­ха­зур за­дер­жал­ся пе­ред боль­шим пор­т­ре­том Мах­му­да.

Друг, с за­кру­чен­ны­ми на кон­цах уса­ми, смо­т­рел на не­го мо­ло­до, уве­рен­ным взгля­дом глаз, пол­ных жиз­ни.

Ал­ха­зур опу­с­тил­ся на стул.

– Ста­ру­ха чув­ст­ву­ет се­бя не­пло­хо. Бол­та­ет, ко­неч­но: это не так, то не так. Но оби­ха­жи­ва­ет ме­ня, она силь­нее… Сы­но­вья, спра­ши­ва­ешь? При­ез­жа­ют… Один по­ка­зал се­бя и уе­хал. Рас­ска­зы­вал же я те­бе в тот раз… Се­го­дня-за­в­т­ра жду дру­го­го, с вну­ка­ми. Зво­нил… Те­перь, друг, по­яви­лись те­ле­фо­ны без про­во­дов. Зво­ни се­бе, ког­да по­же­ла­ешь. Та­ких те­ле­фо­нов, как на поч­те, где ты ра­бо­тал, не ос­та­лось. По­мнишь: при­хо­ди­лось кри­чать до хри­по­ты, на том кон­це те­бя не по­ни­ма­ют, а ты его не слы­шишь. Ты ра­но умер… Ес­ли бы эти те­ле­фо­ны по­яви­лись при те­бе, ты бы ещё по­жил… Ты бы зво­нил, те­бе бы зво­ни­ли… О тво­их ни­че­го не слыш­но. Ни­че­го о се­бе не со­об­ща­ют. Со­сед Се­лим во­зил в Рос­сию ка­пу­с­ту, за­шёл по ад­ре­су тво­е­го стар­ше­го сы­на. Там его уже нет… И о дру­гом ни­кто ни­че­го не зна­ет. Оба при­ез­жа­ли, ког­да умер­ла твоя ста­ру­ха. По­ста­ви­ли над­гро­бия над ва­ши­ми мо­ги­ла­ми… Не ос­та­ви­ли, как Ша­ба­та, без над­мо­гиль­но­го кам­ня. И то хва­ла Все­выш­не­му… – Ста­рик по­мол­чал, буд­то слу­шая но­вый во­прос. – Ну что ты, ку­да они де­нут­ся?.. Слу­чи­лось бы что, из­ве­с­ти­ли бы. Са­мих не дож­дёшь­ся, но ве­с­ти до­хо­дят бы­с­т­ро… Что де­лать, друг, судь­бы люд­ские. Бы­ли бы жи­вы ты с су­пру­гой, на­вер­ное, они при­ез­жа­ли бы… Ни­че­го осо­бен­но­го, о чём мож­но бы­ло бы ска­зать те­бе… Го­во­рят, про­шлой но­чью Ай­вар не но­че­вал до­ма… Не зна­ешь его? В про­шлый раз вме­с­те со мной он при­хо­дил сю­да. По­мог мне вы­не­с­ти на ве­ран­ду су­ма­ги и ко­в­ры. По­дер­жа­ли их на солн­це… Хо­ро­ший па­рень. Сын со­се­да Се­ли­ма… Да, хо­ро­шо, что вспом­нил! У тво­е­го до­ма тру­ба во­до­сто­ка от­ва­ли­лась… Вер­нёт­ся Се­лим, по­про­шу его, что­бы от­ре­мон­ти­ро­вал. Я уже не мо­гу за­би­рать­ся на кры­шу, друг. Уж не обес­судь… Знаю, что не оби­жа­ешь­ся. Воз­мож­но, ты по­ни­ма­ешь ме­ня луч­ше, чем я по­ни­маю са­мо­го се­бя… С тво­е­го раз­ре­ше­ния, те­перь я вста­ну… Ты же зна­ешь, мне ещё на­до на­ве­с­тить Ид­ри­са, Ша­ба­та, Кшта­ра. Те­перь я об­ход­чик до­мов, друг, об­ход­чик пу­с­тых до­мов!

За­мк­нув все зам­ки, ко­то­рые он от­кры­вал, Ал­ха­зур вы­шел на ули­цу. Прой­дя уз­кой улоч­кой, он ока­зал­ся у до­ма Ид­ри­са.

– Са­лам алей­кум, друг мой, мож­но вой­ти? – вы­нул из кар­ма­на и на­шёл нуж­ный ключ, снял за­мок с во­рот…

И здесь Ал­ха­зур обо­шёл дом, под­нял­ся на ве­ран­ду, но в ком­на­ты не за­шёл, не бы­ло не­об­хо­ди­мо­с­ти: ни сле­да то­го, что здесь кто-то по­бы­вал. На ве­ран­де ви­се­ла кра­соч­ная кар­ти­на – ра­бо­та, ког­да-то вы­пол­нен­ная вну­ком, при­ехав­шим на ка­ни­ку­лы. Де­душ­ка до­ро­жил по­дар­ком сво­е­го от­пры­с­ка, вста­вил кар­ти­ну в рам­ку и по­ве­сил так, что­бы ви­де­ли все, кто к ним при­хо­дил. Прав­да, де­душ­ка на кар­ти­не не очень по­хо­дил на се­бя, но Ид­рис ут­верж­дал об­рат­ное и хва­лил­ся. Он был изо­б­ра­жён в ча­бан­ской бур­ке, с боль­шим кин­жа­лом в ру­ке, на фо­не Шал­буз­да­га и зе­лё­но­го лу­га, по ко­то­ро­му рас­ки­ну­лась ота­ра. Вло­жив в ру­ку де­душ­ки вме­с­то яр­лы­ги кин­жал, юный ху­дож­ник, на­вер­ное, хо­тел по­ка­зать, что глав­ным де­лом для Ид­ри­са яв­ля­ет­ся ох­ра­на этих гор и аль­пий­ских лу­гов. И при ис­пол­не­нии этой глав­ной обя­зан­но­с­ти ота­ра ка­за­лась чем-то не та­ким важ­ным, до­су­жим…

Раз­го­вор с Ид­ри­сом у Ал­ха­зу­ра по­лу­чил­ся по­хо­жим на тот, что он вёл с Мах­му­дом, раз­ве что с не­ко­то­ры­ми раз­ли­чи­я­ми.

– До­мой не зай­ду, друг, не оби­жай­ся… Нет ни вре­ме­ни, ни сил. Сов­сем од­рях­лел я, сам ви­дишь… Нет, друг, нет… Спро­си у мо­ей ста­ру­хи. Она луч­ше зна­ет… Вор­чит, ког­да я вы­хо­жу на ули­цу, мол, слаб стал. Жа­ле­ет ме­ня… Ес­ли ста­ру­ха жа­ле­ет, зна­чит, дей­ст­ви­тель­но ос­ла­бел. Она пра­ва… Не при­ни­май к серд­цу… По­ка мо­гу, бу­ду на­ве­щать те­бя… По­мощ­ни­ка, го­во­ришь? Где мне его взять? Се­ло пу­с­те­ет… Не ос­та­лось мо­ло­дых, по­слуш­ных… Тот па­рень? А-а, Ай­ва­ра име­ешь в ви­ду? Нет, ко­неч­но, не пло­хой па­рень… Бу­дет учить­ся в го­ро­де… Отец, Се­лим, ус­т­ро­ил его в уни­вер­си­тет. Кто зна­ет, вер­нёт­ся ли он об­рат­но?.. Го­во­рят, что вче­ра по­шёл на свадь­бу и но­чью не при­шёл до­мой… Я? В его воз­ра­с­те? Се­бе за­да­вай этот во­прос? Ког­да был та­ким, как Ай­вар, те­бя ча­с­то на­хо­ди­ли до­ма?.. Ну да, мы ра­бо­та­ли. Вой­на ведь шла. Вме­с­те с ма­те­ря­ми за­ме­ня­ли от­цов в по­ле, в са­ду, в ого­ро­де. Но и мо­ло­ды бы­ли, и озо­ро­ва­ли. Вот гре­хов­ны­ми де­ла­ми не за­ни­ма­лись… Ны­не мо­ло­дые бе­зот­вет­ст­вен­ны, пе­ре­ста­ли раз­ли­чать ме­ру до­б­ра и зла, хо­ро­ше­го и пло­хо­го… Твой сын зво­нил не­де­лю на­зад. Рас­спра­ши­вал, ин­те­ре­со­вал­ся со­сто­я­ни­ем до­ма. Го­во­рил, что хо­чет при­ехать, но не по­лу­ча­ет­ся… И дочь твоя зво­ни­ла. Обе­ща­ла при­ехать, по­ка у де­тей не за­вер­ши­лись ка­ни­ку­лы… Она, как при­едет, при­бе­рёт. В до­ме жи­лым ду­хом по­ве­ет… Да, в на­ше вре­мя и это­го не ма­ло. Да бу­дет Все­выш­ний до­во­лен ими… Ну, пой­ду я. Мах­му­да на­ве­с­тил, с то­бой по­го­во­рил, на­до ещё за­гля­нуть к Ша­ба­ту и Кшта­ру. Раз­ре­ши мне уй­ти…

У Ал­ха­зу­ра, при­бли­жа­ю­ще­го­ся к до­му Ша­ба­та, под уса­ми за­иг­ра­ла не­воль­ная улыб­ка. Ша­ба­та, ве­сель­ча­ка, ма­с­те­ра иг­ры на зур­не, в се­ле осо­бен­но лю­би­ли, его, по­кой­но­го, и те­перь вспо­ми­на­ли с улыб­кой и с не­из­мен­ным ува­же­ни­ем.

У не­го бы­ла при­выч­ка: уви­дев ко­го-ни­будь на ули­це, он под­кра­ды­вал­ся сза­ди, стук­нув то­го по пле­чу сво­им тя­жё­лым ку­ла­ком, под­ни­мал вверх боль­шой па­лец и вос­кли­цал: «Гя­ур!» При­чём не раз­би­рал, кто пе­ред ним, ре­бё­нок ли, жен­щи­на или муж­чи­на. Но к его вы­ход­кам при­вык­ли, и на не­го ни­кто не оби­жал­ся, слов­но ре­шив, что не за­зор­но вы­гля­деть гя­у­ром пе­ред та­ким ве­сё­лым че­ло­ве­ком.

На свадь­бах всё мень­ше иг­ра­ли на зур­не, Ша­ба­ту это не нра­ви­лось, но он не жа­ло­вал­ся на но­вые вре­ме­на, хо­тя сам не ме­нял­ся. Бы­ва­ло, его при­гла­ша­ли сы­г­рать на свадь­бе по­жи­лые или же, в уго­ду тем, мо­ло­дые, и он не от­ка­зы­вал­ся, и ис­пол­нял ста­рин­ные ме­ло­дии. Ша­бат ни­ког­да не сто­ро­нил­ся ни од­но­го ве­сё­ло­го или пе­чаль­но­го со­бы­тия. Иг­рал и один, ког­да уш­ли из жиз­ни его на­пар­ни­ки – вто­рой зур­нач Мен­себ и ма­с­тер-ба­ра­бан­щик Ка­тиб, хо­тя и при­зна­вал, что без них у не­го по­лу­ча­ет­ся не так хо­ро­шо, и не тре­бо­вал от од­но­сель­чан ни­ка­кой пла­ты. Но по­сле то­го, как умер­ла же­на, Ша­бат пе­ре­стал иг­рать на зур­не, ни­ко­го не сту­чал по пле­чу, под­кра­ды­ва­ясь сза­ди, и не вос­кли­цал: «Гя­ур!» По­рой на го­де­ка­не пы­та­лись его рас­ше­ве­лить, на­по­ми­ная его ста­рую при­выч­ку, но не уда­ва­лось.

Ша­ба­ту бы­ло от­че­го пасть ду­хом: трое его сы­но­вей, как уе­ха­ли по­сле по­хо­рон ма­те­ри, так ни ра­зу и не на­ве­с­ти­ли от­ца. В по­след­ний раз сы­но­вья при­еха­ли, что­бы по­хо­ро­нить и от­ца, боль­ше их в род­ном се­ле не ви­де­ли…

Ал­ха­зур обо­шёл од­но­этаж­ное стро­е­ние Ша­ба­та, про­ве­рил, не от­кры­ва­ли ли ок­на или две­ри, не вхо­дил ли кто-ни­будь внутрь, но не на­шёл ни­ка­ких сле­дов.

– Са­лам алей­кум! – улыб­нул­ся Ал­ха­зур, че­рез две сту­пень­ки под­няв­шись на кры­леч­ко и от­кры­вая дверь на за­стек­лён­ную ве­ран­ду. – Мож­но вой­ти?.. По­че­му я за­кры­ваю ок­на? Нет, гя­ур, я не при­вык ла­зить в ок­на… Ты по­мнишь, что про­изо­ш­ло в про­шлый раз? Че­ло­век пять со­бу­тыль­ни­ков с тво­ей ули­цы за­лез­ли к те­бе в дом и ус­т­ро­и­ли здесь за­сто­лье. Ну я их про­гнал… На­прас­но, го­во­ришь, про­гнал? Пья­ниц? Бе­зо­бид­ные, го­во­ришь?.. За­лез­ли в дом, ува­жая те­бя? Да! Боль­шое ува­же­ние ока­за­ли! Как мож­но за­хо­дить в чу­жой дом, где нет хо­зя­и­на? Да ещё за­лезть в ок­но!.. Зна­чит, что­бы не за­ле­за­ли в ок­но, на­до ос­тав­лять от­кры­той дверь? Здесь ты был без­за­бот­ным ве­сель­ча­ком, и там ос­тал­ся та­ким же! Я-то за­был за­крыть ок­но из­ну­т­ри… Да, те­ряю па­мять… Что?! И мне на­до бы­ло прий­ти сю­да с бу­тыл­кой? Ты бы хо­тел, что­бы я вы­пил сто грам­мов здесь, в тво­ём до­ме? Ну, уж нет, при­ятель, я – сто­ро­на. Боль­ше не мо­гу.

На длин­ную ве­ран­ду вы­хо­ди­ли че­ты­ре две­ри ком­нат, где пах­ло сы­ро­с­тью. «Один этаж ведь, – по­ду­мал Ал­ха­зур – По­ча­ще на­до про­ве­т­ри­вать. Но тре­бу­ет­ся хо­зя­ин…»

Он сел на топ­чан у сте­ны.

– Что тол­ку в раз­го­во­рах? О чём го­во­рить? О тво­их сы­но­вь­ях, за­быв­ших до­ро­гу к от­че­му до­му?.. Здесь ты пра­виль­но ру­га­ешь­ся, я со­гла­сен. Мог­ли бы при­ехать, хо­тя бы ка­мень по­ста­вить на тво­ей мо­ги­ле… Трое сы­но­вей – и ни од­но­го до­стой­но­го!.. Ну да, те­бе ка­мень на мо­ги­ле не ну­жен, он ну­жен нам, сель­ча­нам.

Да, пра­виль­но. И кам­ням, как и лю­дям, по­ло­жен пре­дел, всё уй­дёт в не­бы­тие, не ос­та­вив сле­да… Но всё рав­но па­мять о че­ло­ве­ке со­хра­ня­ют не­мно­го доль­ше, вы­ре­зая его имя на кам­не. Так уж по­ве­лось. Опыт ушед­ших слу­жит уро­ком для жи­вых, под­дер­жи­ва­ет и все­ля­ет уве­рен­ность в труд­ную по­ру… Вот что не осо­зна­ют твои бес­пут­ные сы­но­вья…

– Я то­же, как и ты, ру­гаю их, и всё се­ло ру­га­ет. Чтоб не жить им на бе­лом све­те! По­мнишь, как стар­ший сын зво­нил те­бе из Моск­вы? «Отец, и сю­да до ме­ня до­шёл слух, что ты пьёшь. Не пей, не по­зорь нас…» Бо­ял­ся опо­зо­рить­ся в Моск­ве! И не до­га­ды­вал­ся, что опо­зо­рил се­бя в род­ном се­ле…. Будь он про­клят, счи­тал, что те­бе, оди­но­ко­му, как со­ва, греш­но вы­пить кап­лю-дру­гую… Ты прав. Не сто­ит вспо­ми­нать, пусть их… Я по­став­лю ка­мень на твою мо­ги­лу! По­про­шу Се­ли­ма, что­бы он вы­ру­бил из ска­лы, над­пись вы­ре­жу сам. Я знаю, ка­кая долж­на быть над­пись на тво­ём мо­гиль­ном кам­не… Я знал, что ты ска­жешь:

 

Ког­да ум­ру, по­ло­жи­те В мо­ги­лу бур­дюк с ви­ном. На за­ку­с­ку лук зе­лё­ный, по­ми­до­ры и огур­цы. Про ще­по­точ­ку со­ли не за­будь­те!

 

Это бы­ли твои лю­би­мые сти­хи. Нет, я вы­се­ку дру­гое… На кам­не ещё бу­дет твоя фо­то­гра­фия, где ты иг­ра­ешь на зур­не на клуб­ной сце­не… Ты кра­си­во бу­дешь смо­т­реть­ся, так кра­си­во, ка­ким не был в жиз­ни. С под­ня­той зур­ной, из за ко­то­рой не ви­ден твой длин­ный нос. У те­бя са­мо­го не бы­ло та­кой фо­то­гра­фии, у ме­ня есть. А над­пись бу­дет гла­сить: «По­кой­ни­ку, име­ю­ще­му сы­но­вей, мо­гиль­ный ка­мень по­став­лен за счёт се­ла».

Ал­ха­зур вы­слу­шал без­звуч­ный от­вет и уди­вил­ся:

– Я злюсь? Как это те­бе не нуж­ны ни ка­мень, ни над­пись на нём? Нет, нет, что за­ду­мал, то я сде­лаю… У те­бя и не спро­шу, друг, уж не обес­судь… Ме­ня что-то бес­по­ко­ит, го­во­ришь?... Про­шлой но­чью Ай­вар не но­че­вал до­ма. Тот са­мый, мой по­мощ­ник… В его воз­ра­с­те да, бы­ва­ло, и мы не но­че­ва­ли до­ма. Го­во­ри, го­во­ри. Мы ведь то­же бы­ли мо­ло­ды!.. Это ког­да мы с Кшта­ром по­ш­ли к мо­ло­дым учи­тель­ни­цам, при­ехав­шим из Рос­сии? Да, бы­ло де­ло. И что те­перь? А ты раз­ве не хо­дил? Ты вспом­ни, как по­лу­чил пят­кой по лбу и оп­ро­ки­нул­ся… Ну, до­воль­но, с то­бой раз­го­во­ру не бу­дет кон­ца. Мне на­до на­ве­с­тить ещё Кшта­ра.

Ал­ха­зур встал, за­крыл ок­но. Вы­хо­дя со дво­ра, оки­нул взгля­дом сад. Боль­шие де­ре­вья, как ему по­ка­за­лось, за­мет­но оди­чав­шие, сто­я­ли, сник­нув под тяж­ким гру­зом яб­лок и груш. Он глу­бо­ко вздох­нул: у не­го не бы­ло сил уха­жи­вать ни за сво­им са­дом, ни за са­да­ми дру­зей.

Не­о­жи­дан­но Ал­ха­зур ос­та­но­вил­ся; Ша­бат не всё ус­пел ска­зать дру­гу.

– Не за­кры­вать во­ро­та, что­бы де­ти хо­ди­ли в сад? Пусть едят фрук­ты?.. Нет, я сде­лаю по-дру­го­му. Я при­ве­ду из шко­лы де­тей во гла­ве с од­ним из учи­те­лей, и пусть они со­бе­рут уро­жай тво­е­го са­да. Без стар­ше­го нель­зя пу­с­кать де­тей, друг, они на­вре­дят са­ду… Уро­жай-то в ны­неш­нем го­ду хо­рош… Что?.. Нет, я те­бе ска­зал: в этом де­ле – я сто­ро­на… На­счёт ста грам­мов по­смо­т­ри сам. Там, ведь, го­во­рят, те­кут вин­ные ре­ки… Ты те­перь уз­нал, что там ни­че­го нет? Тог­да не на­до бы­ло ухо­дить…

Ал­ха­зур вы­шел на ули­цу. Об­ща­ясь с дру­зь­я­ми, он весь ухо­дил в се­бя и пе­ре­ста­вал за­ме­чать что-ли­бо в на­руж­ном ми­ре. Не­о­жи­дан­но он вспом­нил ле­ст­ни­цу из сво­е­го сно­ви­де­ния, и ему по­ка­за­лось, что он под­ни­ма­ет­ся по этой ле­ст­ни­це; бы­ло тя­же­ло, но не­ви­ди­мая си­ла тя­ну­ла его вверх, что бы­ло при­ят­но ста­ри­ку. «Дей­ст­ви­тель­но бы­ла бы та­кая ле­ст­ни­ца, – по­ду­мал он. – От­ту­да, с вы­со­ты, воз­мож­но, я уви­дел бы Ай­ва­ра». Он не за­ме­тил, как ока­зал­ся у до­ма Кшта­ра. По пу­ти он встре­тил не­сколь­ко од­но­сель­чан, но не рас­слы­шал ни их при­вет­ст­вий, ни рас­спро­сов. На­вер­ное, они по­ду­ма­ли, что ста­рик вко­нец спя­тил, от­ку­да им бы­ло знать, где ви­та­ют его мыс­ли.

Так же от­ре­шён­но он по­во­зил­ся с зам­ком в во­ро­тах Кшта­ра и опо­мнил­ся лишь во дво­ре. Ос­та­но­вил­ся, за­но­во осо­зна­вая, где он на­хо­дит­ся и для че­го он сю­да при­шёл.

– Са­лам алей­кум, Кштар, до­ро­гой друг! – по­при­вет­ст­во­вал он не­ви­ди­мо­го. И с осо­бым чув­ст­вом до­ба­вил: – Учи­тель Кштар!

И уди­вил­ся то­му, что от­вет не по­сле­до­вал. Что-то бы­ло не так; Ал­ха­зур вни­ма­тель­но ос­мо­т­рел­ся. Ле­ст­ни­цы, ско­ло­чен­ной из до­сок, ко­то­рая все­гда ле­жа­ла, при­сло­нён­ная к сте­не хле­ва за до­мом, не ока­за­лась на ме­с­те. Кштар поль­зо­вал­ся ею, что­бы под­ни­мать­ся на не ­кры­тую ши­фе­ром кры­шу хле­ва. В дожд­ли­вую по­го­ду ему или его ста­ру­хе при­хо­ди­лось ут­рам­бо­вы­вать и раз­рав­ни­вать мет­лой пло­с­кую кры­шу, что­бы не тек­ло. В хле­ву учи­тель хра­нил фрук­ты из сво­е­го са­да и ово­щи. Те­перь же хлев пу­с­то­вал, и ле­ст­ни­ца ле­жа­ла без вся­ко­го при­ме­не­ния. «Ку­да де­лась ле­ст­ни­ца?» – чуть бы­ло в го­лос не спро­сил у дру­га Ал­ха­зур. И по­ду­мал: «Из до­сок, гру­бо ско­ло­чен­ная, ко­му она по­на­до­би­лась? Не та­кая вещь, на ко­то­рую кто-то по­за­рит­ся…»

– На­вер­ное, оби­жа­ешь­ся на ме­ня, друг, не от­ве­ча­ешь на при­вет­ст­вие? – про­шеп­тал он. – Что, мол­чи? Ты хо­чешь, что­бы я мол­чал? Па­рень, я при­шёл по­го­во­рить с то­бой, а ты… Что слу­чи­лось? К до­б­ру ли это?.. Ну, ес­ли к до­б­ру…

Ал­ха­зур, сняв за­мок, тя­же­ло под­нял ле­ст­нич­ную крыш­ку и сту­пил на за­стек­лён­ную ве­ран­ду.

Дверь, вы­хо­дя­щая на ве­ран­ду, и два ок­на по сто­ро­нам от неё бы­ли за­кры­ты. Ви­се­ли фо­то­гра­фии в рам­ках, пор­т­рет Кшта­ра – от­дель­но. Мо­ло­дой учи­тель, в ши­ро­ко­по­лой шля­пе, в гал­сту­ке, смо­т­рел, бле­с­тя гла­за­ми. Та­ко­му мо­лод­цу и не сто­и­ло за­ле­зать к мо­ло­дым учи­тель­ни­цам в ок­но, ему охот­но от­кры­ли бы дверь. Шля­па Кшта­ра слу­жи­ла пред­ме­том шу­ток для его дру­зей. «Не но­си шля­пу, – го­во­ри­ли ему, на­ме­кая на то, что он учи­тель би­о­ло­гии. – В ней ты на­по­ми­на­ешь гриб». Но, по прав­де го­во­ря, шля­па под­хо­ди­ла к его вы­со­ко­му рос­ту. Да и Кштар не по­слу­шал­ся дру­зей, но­сил свою шля­пу и зи­мой и ле­том, так и про­хо­дил в ней до са­мо­го ухо­да на пен­сию. А дру­зья, в кон­це кон­цов, ус­ту­пи­ли. «Пусть и сре­ди нас один бу­дет в шля­пе», – ре­ши­ли они.

Но од­наж­ды Кштар уди­вил сель­чан: вы­шел из до­ма в вы­со­кой ка­ра­ку­ле­вой па­па­хе. «Хва­тит! – за­явил он, от­ве­чая на во­про­сы. – Те­перь я бу­ду греть кам­ни ки­ма». В этот день ему ис­пол­ни­лось семь­де­сят лет. Но не­дол­го грел учи­тель кам­ни ки­ма: сна­ча­ла умер­ла его ста­ру­ха, по­том ушёл и сам. За­снул, си­дя на го­де­ка­не, и не про­снул­ся. Де­тей у них не бы­ло.

– Че­го-то я не пой­му, друг… Па­рень, ку­да де­лась ле­ст­ни­ца в тво­ём дво­ре?

Ал­ха­зур от­крыв дверь, во­шёл в ко­ри­дор; и за­дер­жал­ся, преж­де чем за­гля­нуть в од­ну из вну­т­рен­них ком­нат.

– По­че­му «по­ти­ше…», па­рень? Я ви­но­ват раз­ве, ес­ли у те­бя две­ри скри­пят?

Бес­по­кой­ст­во ов­ла­де­ло Ал­ха­зу­ром. Он знал: сто­ит лишь ле­гонь­ко толк­нуть, и двух­с­твор­ча­тая дверь рас­пах­нёт­ся, и, в от­ли­чие от ос­таль­ных, без скри­па. Пра­вая створ­ка от­кры­ва­ет­ся сов­сем бес­шум­но, на нее и на­да­ви­ла су­хая и в мор­щи­нах, с вы­пи­ра­ю­щи­ми си­ни­ми про­жил­ка­ми, ру­ка Ал­ха­зу­ра. Пер­вое, на что упал его взгляд в ком­на­те, – бы­ла ле­ст­ни­ца, при­сло­нён­ная к сте­не, на­про­тив, под по­до­кон­ни­ком. Вну­т­ри у ста­ри­ка вспых­ну­ло. Кто-то ре­шил под­шу­тить? Над кем же? Сжав по­креп­че трость, он шаг­нул в ком­на­ту.

От уви­ден­ной кар­ти­ны ох­ва­тив­ший бы­ло Ал­ха­зу­ра гнев мгно­вен­но про­пал, ру­ка, дер­жав­шая трость, рас­слаб­ла, он про­дол­жал дер­жать её на ве­су, бо­ясь стук­нуть об пол, пусть и с на­сте­лен­ным ко­в­ром.

– Тс-с! – он при­жал па­лец к гу­бам, как буд­то сло­ва Кшта­ра, об­ра­щён­ные к не­му, мог ус­лы­шать ещё кто-то.

На же­лез­ной кро­ва­ти у сте­ны спа­ли Ай­вар с де­вуш­кой. Го­ло­ва де­вуш­ки по­ко­и­лась на пле­че пар­ня, а её длин­ные во­ло­сы раз­ме­та­лись по его гру­ди… «Раз­ве у неё нет от­ца и ма­те­ри?..» Но так слад­ко мог­ли спать толь­ко ан­ге­лы… Ал­ха­зур опо­мнил­ся; на одеж­де, в спеш­ке сбро­шен­ной на пол, он уви­дел мо­биль­ник Ай­ва­ра. Он под­нял его и вы­шел на ве­ран­ду: «Вот по­че­му ло­бо­тряс вы­пы­ты­вал у ме­ня, ког­да же я пой­ду ос­ма­т­ри­вать до­ма дру­зей. А крю­чок ок­на в тот раз сам на­роч­но от­ки­нул…»

– Не тро­ну я их… Его мать бес­по­ко­ит­ся. Бед­ная жен­щи­на, по­ка я дой­ду… Так она бы­с­т­рее най­дёт его…

Ал­ха­зур про­крал­ся в ком­на­ту, где спа­ли мо­ло­дые, по­ло­жил вклю­чён­ный мо­биль­ник на преж­нее ме­с­то, там же ос­та­вил и клю­чи и вы­шел, бес­шум­но за­крыв дверь.

– Да, я то­же кое-что по­ни­маю в этой жиз­ни… Ты прав, друг. Ты го­во­рил, что все де­ти, ко­то­рые учи­лись у те­бя, яв­ля­ют­ся тво­и­ми. Да бу­дет так…

Опу­с­тив крыш­ку ле­ст­ни­цы, Ал­ха­зур со­шёл во двор. За­шёл за сте­ну и стал под ок­ном ком­на­ты, где они спа­ли. «Опа­сал­ся, что я при­ду, и под­нял ле­ст­ни­цу в ком­на­ту. Раз­ве я мог не за­ме­тить, что её нет на ме­с­те? Не сов­сем ведь спя­тил… А ты ещё не со­зрел, мой юный друг…»

Он до­жи­дал­ся: не про­шло и пол­ми­ну­ты, как на­вер­ху в ком­на­те прон­зи­тель­но за­ве­ре­щал мо­биль­ник.

– Мать зво­нит, – про­го­во­рил Ал­ха­зур и по­спе­шил к во­ро­там.

---

¹ Ким –  ме­с­то, где в сво­бод­ное от ра­бо­ты вре­мя со­би­ра­ет­ся часть взрос­ло­го муж­ско­го на­се­ле­ния.

---

Арбен КАРДАШ,
г. МАХАЧКАЛА