Архив : №02-03. 21.01.2011

Изумляемся вместе с Сергеем Шаргуновым

 У но­во­го Пе­ле­ви­на ни­че­го не удив­ля­ет

 

Я люб­лю Пе­ле­ви­на. Как ни стран­но, за ху­до­же­ст­вен­ность. Ран­ние рас­ска­зы, по­весть «Жёл­тая стре­ла», «Ча­па­ев и Пу­с­то­та» – это, не­со­мнен­но, кра­соч­ные и ду­ши­с­тые ху­до­же­ст­вен­ные ми­ры. Ещё Пе­ле­вин чу­де­сен вне­зап­но­с­тя­ми. Эф­фект­ны­ми, как в цир­ке, сю­жет­ны­ми по­во­ро­та­ми и раз­вяз­ка­ми.

Все­го это­го нет в его но­вой кни­ге. Есть юмор, ко­то­рый мож­но бы­ло бы на­звать фир­мен­ным пе­ле­вин­ским, ес­ли бы не гру­ст­ное по­ни­ма­ние, что и здесь да­ле­ко до преж­ней ис­кро­мёт­но­с­ти. На­при­мер, шут­ку о том, что «рас­пя­тие – это вну­т­рен­нее ев­рей­ское де­ло», мож­но бы­ло ещё че­ты­ре го­да на­зад ус­лы­шать от те­ле­ве­ду­ще­го Вла­ди­ми­ра Со­ло­вь­ё­ва.

Тем не ме­нее, на шут­ках всё и дер­жит­ся. Ша­ла­мов го­во­рил о Ба­бе­ле: убе­ри ме­та­фо­ры и эпи­те­ты – всё про­па­дёт. В слу­чае но­во­го Пе­ле­ви­на – убе­ри хох­моч­ки и шу­тей­ные ре­флек­сии – ни­че­го не ос­та­нет­ся. То есть это не сов­сем про­за, или, вер­нее, про­за осо­бо­го ти­па.

Кни­га Пе­ле­ви­на за­нят­на про­пор­ци­о­наль­ным со­от­но­ше­ни­ем кра­сок и суж­де­ний. Кни­га ин­тел­лек­ту­аль­ная, но ма­ло­ху­до­же­ст­вен­ная. Лю­ди не изо­б­ра­жа­ют­ся, а обо­зна­ча­ют­ся. Кни­га ос­т­ро­ум­ная, но сю­жет­но схе­ма­тич­ная. Со­бы­тия не изо­б­ра­жа­ют­ся, а на­зы­ва­ют­ся.

Кни­га ос­тав­ля­ет впе­чат­ле­ние по­спеш­но­с­ти. Воз­мож­но, сро­ки, обо­зна­чен­ные из­да­тель­ст­вом, под­жи­ма­ли. Ко­неч­но, ед­ва ли всё бы­ло на­пи­са­но сра­зу на­бе­ло. По­сто­ян­ные от­сыл­ки к сай­ту «Ви­ки­ликс» ав­тор мог вста­вить в текст уже пе­ред под­пи­са­ни­ем в пе­чать. Ак­ту­аль­но по­лу­чи­лось с «Ви­ки­лик­сом»? Ну да. Ос­т­ро­ум­но? На преж­нее ос­т­ро­умие вре­ме­ни, по­хо­же, не ос­та­ва­лось.

Чи­тать Пе­ле­ви­на с его ком­пью­тер­ны­ми и тех­ни­че­с­ки­ми по­ст­ро­е­ни­я­ми мне бы­ло слож­но­ва­то и скуч­но­ва­то. Ку­с­ки, со­став­ля­ю­щие кни­гу, не­пло­хо смо­т­ре­лись бы в жур­на­лах ти­па «Тех­ни­ка – Мо­ло­дё­жи» или «Зна­ние – Си­ла». Ве­ро­ят­но, он и сам это по­ни­ма­ет, и ря­дом с вос­по­ми­на­ни­ем об этих жур­на­лах не­о­жи­дан­но воз­вра­ща­ет­ся к ли­риз­му, да­ёт ху­до­же­ст­вен­но оба­я­тель­ное опи­са­ние де­рев­ни с го­ря­щи­ми ок­на­ми. Пе­ле­вин тут и то­нок, и тих, и изя­щен, и то­с­к­ли­во-прон­зи­те­лен. На­сто­я­щий. Ху­дож­ник, как и ког­да-то. И мысль, как и бы­ва­ло рань­ше, сле­ду­ет за об­ра­зом, а не на­обо­рот.

«Шёл бу­хой че­ло­век по за­сне­жен­но­му дво­ру к вы­греб­ной яме, за­смо­т­рел­ся на блеск лам­пад­ки в окон­ной на­ле­ди, под­нял го­ло­ву, уви­дел чёр­ную пу­с­ты­ню не­ба с ос­т­ры­ми точ­ка­ми звёзд – и вдруг до та­кой бо­ли, до та­кой то­с­ки рва­ну­ло его к этим ог­ням пря­мо с еже­днев­ной сса­ной тро­пин­ки, что поч­ти до­ле­тел».

А во­об­ще, у но­во­го Пе­ле­ви­на ни­че­го не удив­ля­ет. Раз­вле­ка­ет не­по­лит­кор­рект­ная, хо­тя и ам­би­ва­лент­ная, по­ли­ти­че­с­кая са­ти­ра. Но нет ни­ка­ких вне­зап­но­с­тей. Да­же в ос­т­ро­сю­жет­ном рас­ска­зе «Тха­ги», уже пуб­ли­ко­вав­шем­ся жур­на­лом «Сноб».

А всё же са­мый че­ло­веч­ный текст в кни­ге – «Отель хо­ро­ших во­пло­ще­ний». Гру­ст­ный, жа­ло­ст­ный, без­жа­ло­ст­ный. Быть мо­жет, се­к­рет Пе­ле­ви­на в ма­с­тер­ст­ве че­ло­веч­но, то уба­ю­ки­ва­ю­ще-мяг­ко, то взрыв­ча­то-ве­се­ло из­ла­гать бес­че­ло­веч­ные кон­цеп­ции. За это я его лю­бил.

Но­вый Пе­ле­вин, увы, не та­кой.

 

_{^{Вик­тор Пе­ле­вин. Ана­нас­ная во­да для пре­крас­ной да­мы. – М.: Экс­мо, 2011.}}

---

Кни­га Аст­ва­ца­ту­ро­ва пол­на за­па­хов

 

Это вто­рая кни­га пи­тер­ца, чью фа­ми­лию так слож­но вы­го­во­рить. Но у ме­ня по­лу­ча­ет­ся. Вот, по­жа­луй­ста: «Аст­ва­ца­ту­ров, Аст­ва­ца­ту­ров, Аст­ва­ца­ту­ров»! В фа­ми­лии слы­шат­ся «ас­т­ры» и «Ват­сон». Не бу­ду уг­луб­лять­ся в ас­со­ци­а­ции, ска­жу толь­ко, что ав­тор со­еди­ня­ет в се­бе две ипо­с­та­си: куль­тур­но­го че­ло­ве­ка и за­бул­ды­ги-вер­то­пра­ха. Он и про­фес­си­о­наль­ный фи­ло­лог, и за­ме­ча­тель­ный рас­сказ­чик.

Вот про­хо­жий об­ра­ща­ет­ся на пи­тер­ской ули­це:

«– Вы не под­ска­же­те, где тут у вас эта… ка­ме­ра скун­сов?

– Ка­кая ка­ме­ра?

– Да этих, блин, скун­сов. Хо­жу тут уже пол­ча­са, всех спра­ши­ваю… ни­кто не зна­ет».

Ока­за­лось, спра­ши­вал о кун­ст­ка­ме­ре.

Соб­ст­вен­но, кни­га эта пред­наз­на­че­на всем, кто лю­бит слу­шать ув­ле­ка­тель­ные ис­то­рии. Они здесь ко­рот­кие, пре­иму­ще­ст­вен­но – жи­тей­ские и ли­те­ра­тур­ные анек­до­ты. Я чи­тал и ус­ме­хал­ся. И это уже вто­рая кни­га Ан­д­рея (по­сле де­бют­ной «Лю­ди в го­лом»), ко­то­рую, чи­тая, по­сме­и­ва­юсь че­рез каж­дые две стра­ни­цы.

Кни­га про­во­ци­ру­ет осо­бый смех – скри­пу­чий и ос­тав­ля­ю­щий при­вкус го­ре­чи. Мир Аст­ва­ца­ту­ро­ва – мир ны­тья, су­ту­ло­го су­ще­ст­во­ва­ния – мир или ми­рок, лич­но ме­ня ча­ру­ю­щий.

Ге­роя бро­си­ла же­на, в дет­ст­ве ро­ди­те­ли об­суж­да­ли на кух­не злых ка­гэ­бэш­ни­ков, а ры­же­го мяс­ни­ка из со­сед­не­го ма­га­зи­на в шут­ку про­зва­ли «Ося Брод­ский». Ге­рой по взгля­дам буд­то бы ле­вый, но впол­не ра­фи­ни­ро­ван­ный, и яв­но чу­ра­ю­щий­ся той за­га­доч­ной ко­с­ма­той жиз­ни, ко­то­рая ры­чит за ок­на­ми. От­клик на эту чуж­дую тре­во­жа­щую ре­аль­ность – скеп­ти­че­с­кий смех. Смех дроб­ный, вер­нее, дро­бя­щий ре­аль­ность. Смех оди­ноч­ки.

«Фраг­мен­ты жиз­ни уво­ра­чи­ва­ют­ся, ког­да пы­та­ешь­ся их сло­вить не­ук­лю­жим пин­це­том и су­нуть под ми­к­ро­скоп. Спа­се­ние – в оди­но­ком би­е­нии серд­ца».

В кни­ге Аст­ва­ца­ту­ро­ва – мно­го за­па­хов. Низ­ких. Аро­ма­ты пи­ва, мо­че­вой под­во­рот­ни, та­бач­но­го ды­ма. И ря­дом с их вос­про­из­ве­де­ни­ем ав­тор вдруг пе­ре­хо­дит на неж­ней­шую ли­ри­ку. Всё пря­мо-та­ки по Бах­ти­ну, ло­ги­ка кар­на­ва­ла, низ­кое за­ме­ща­ет вы­со­кое. Но кар­на­вал бо­рет­ся с ре­аль­ность – вот в чём ме­тод. Осо­бен­но это яр­ко вид­но в глав­ке, где на­пи­са­но про хлеб. Сна­ча­ла ге­рой, ус­лы­шав в дет­са­ду, что Иван-ца­ре­вич но­сил хлеб в «ши­рин­ке» (ста­рин­ное сло­во, оз­на­ча­ю­щее по­ло­тен­це), дол­го пред­став­лял се­бе, как же это бы­ло. По­том он пу­с­ка­ет­ся в раз­мы­ш­ле­ния о том, мо­жет ли хлеб во­нять. По­том вспо­ми­на­ет раз­нос, ко­то­рый им ус­т­ро­и­ли в том же са­ду, ког­да де­ти ста­ли ле­пить из не­про­пе­чён­но­го хле­ба пи­с­то­лет и фо­то­ап­па­рат. Со­вет­ские вос­пи­та­тель­ни­цы кри­ча­ли о ко­щун­ст­ве и бло­ка­де.

На са­мом де­ле, хлеб – это, бе­зус­лов­но, сим­вол. Аст­ва­ца­ту­ров сим­вол по­беж­да­ет, на­гра­див изящ­ны­ми от­пе­чат­ка­ми иро­нии. Во­об­ще те­ма борь­бы с хле­бом и вы­сме­и­ва­ния хле­ба мог­ла бы по­слу­жить от­лич­ным по­со­би­ем для пси­хо­ана­ли­ти­ка. И од­но­вре­мен­но лю­бо­пыт­на ав­тор­ская те­ма сор­тир­ных по­зы­вов и про­ис­ше­ст­вий, пе­ре­хо­дя­щая из преж­ней кни­ги в но­вую.

Го­во­рю всё это без осуж­де­ния. По­то­му что со­зна­ние столь ред­ко­го в на­ши дни ин­тел­ли­ген­та (ко­неч­но, ни­ка­ко­го не ле­во­го, а впол­не ли­бе­раль­но­го) мне внят­но и не вы­зы­ва­ет раз­дра­же­ния. На­про­тив, с кни­гой Аст­ва­ца­ту­ро­ва – уют­но. Тут есть ло­ги­ка не­ве­сё­ло­го по­ве­ст­во­ва­ния, чем ще­д­рее рас­сы­па­ны сме­шин­ки, тем ещё бо­лее гру­ст­но­го. Та­кой мо­но­лог блед­но­го со­ро­ка­лет­не­го пи­тер­ско­го Пье­ро над круж­кой пи­ва «Бал­ти­ка» и то­ми­ком Сар­т­ра. И всё рав­но, при всей строй­но­с­ти по­ве­ст­во­ва­ния, Аст­ва­ца­ту­ро­ва мож­но от­кры­вать на лю­бой глав­ке. От­крыв, я на­слаж­да­юсь, от­ды­хаю, по­сме­и­ва­юсь. Про­тив мо­ей фи­зи­о­ло­гии эта кни­га не идёт, хо­тя боль­ше по­ло­ви­ны ре­флек­сий и ме­ло­дий в ней мне ед­ва ли близ­ки.

Жду от Ан­д­рея про­дол­же­ния ин­те­рес­ных ба­ек и тон­ких рас­суж­де­ний.

 

^{Ан­д­рей Аст­ва­ца­ту­ров. Скун­ска­ме­ра. – М.: Ад Мар­ги­нем, 2010.}

---

Оле­ся Ни­ко­ла­е­ва пи­шет о чу­де­сах

 

По­весть «Кор­фу», вы­пу­шен­ная от­дель­ной кни­гой и хо­ро­шим ти­ра­жом, о люб­ви и чу­де­сах. Пи­са­тель­ни­ца от­прав­ля­ет­ся с му­жем на гре­че­с­кий ос­т­ров Кор­фу. Там они то па­лом­ни­ча­ют к не­тлен­ным мо­щам свя­ти­те­ля Спи­ри­до­на и свя­той ца­ри­цы Фе­о­до­ры, то взби­ра­ют­ся к гор­ным вер­ши­нам, то спу­с­ка­ют­ся к бе­ре­гам Ио­ни­че­с­ко­го мо­ря.

Я чи­тал эту по­весть в жур­на­льном ва­ри­ан­те, и гла­за ув­лаж­ня­лись. Сей­час че­рез па­ру лет рас­крыл книж­ку, и всё по­вто­ри­лось.

Сквоз­ной сю­жет по­ве­с­ти – вот ка­кой. Ав­то­ру по­ру­че­но мос­ков­ским из­да­ни­ем на­пи­сать две­над­цать лю­бов­ных ис­то­рий, и, пу­те­ше­ст­вуя по ос­т­ро­ву, Оле­ся Ни­ко­ла­е­ва пе­ре­би­ра­ет в го­ло­ве раз­ные ис­то­рии. И всю­ду от­кры­ва­ет­ся чу­до. На­при­мер, сво­е­го бу­ду­ще­го му­жа она встре­ти­ла в по­ли­кли­ни­ке Лит­фон­да ещё школь­ни­цей – то­же школь­ни­ка.

«На­прав­ля­ясь к гар­де­ро­бу по су­ме­реч­но­му уны­ло­му ко­ри­до­ру, я за­ме­ти­ла в его кон­це си­лу­эт че­ло­ве­ка. И в этот са­мый мо­мент пря­мо воз­ле мо­е­го пра­во­го уха раз­дал­ся (или так: спра­ва от ме­ня про­зву­чал) не­ве­до­мый го­лос: «Этот че­ло­век бу­дет тво­им му­жем».

По­том они встре­ти­лись в Ли­тин­сти­ту­те, по­том ста­ли об­щать­ся, по­том по­лю­би­ли друг дру­га. Оле­ся пи­шет о не­пре­лож­ном за­ко­не воз­да­ния. Жен­щи­на, вы­шед­шая по рас­чё­ту за не­при­ят­но­го ей бо­га­ча и его от­ра­вив­шая, сго­ре­ла вме­с­те с до­че­рью в рос­кош­ном особ­ня­ке с ре­шёт­ка­ми на ок­нах. Пи­шет Ни­ко­ла­е­ва тон­ко, с боль­шим вку­сом и так­том, но и го­ря­чо. Рас­ска­зы­ва­ет о том, как с юных лет во­ро­ти­ло её от муж­чин, про­из­но­сив­ших за­вле­ка­тель­ное: «По­едем ко мне, по­си­дим, у ме­ня фрук­ты, ви­но, хо­ро­шая му­зы­ка».

Кни­га Ни­ко­ла­е­вой мог­ла бы по­ка­зать­ся из­лиш­не ро­ман­тич­ной, и да­же так – по-ин­тел­ли­гент­ски ро­ман­тич­ной – ес­ли бы не об­жи­га­ю­щие жи­тей­ские опы­ты, о ко­то­рых она пи­шет.

На­при­мер, рас­ска­зы­ва­ет о том, как в де­ка­б­ре 1941-го ше­ст­над­ца­ти­лет­ний её отец ехал на по­ез­де из Моск­вы с та­ки­ми же, как и он, кур­сан­та­ми. В том же ва­го­не её ба­буш­ка уво­зи­ла в эва­ку­а­цию сво­их до­че­рей. На га­зет­ном об­рыв­ке кур­сант на­пи­сал один­над­ца­ти­лет­ней де­воч­ке: «Вер­нусь с по­бе­дой – ты бу­дешь мо­ей же­ной». Та взя­ла ка­ран­да­шик и на­пи­са­ла: «Ду­рак».

Че­рез че­тыр­над­цать лет фрон­то­вик ужи­нал с же­ной и тё­щей. Вспом­нил тот ва­гон.

«Ба­буш­ка из­ме­ни­лась в ли­це, по­смо­т­ре­ла на не­го ка­ким-то но­вым взгля­дом и ах­ну­ла. Па­па мол­ча встал, где-то по­рыл­ся и из­влёк кро­шеч­ную бу­маж­ку – га­зет­ный срез. Он раз­вер­нул её и про­тя­нул мо­ло­дой же­не. Она про­чи­та­ла: «Вер­нусь с по­бе­дой – ты бу­дешь мо­ей же­ной».

Та­кая кни­га. Я же вам го­во­рю, о чу­де­сах.

 

^{Оле­ся Ни­ко­ла­е­ва. Кор­фу. – М.: Из­да­тель­ст­во хра­ма свя­той му­че­ни­цы Та­ти­а­ны, 2010.}

---

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Сергей ШАРГУНОВ