Архив : №14. 08.04.2011

На грани возможностей

 – Ма­мед Му­шу­то­вич, рас­ска­жи­те, ког­да вы уе­ха­ли в Тур­цию и по­че­му?

– На за­ка­те гор­ба­чёв­ской пе­ре­ст­рой­ки я ре­дак­ти­ро­вал по­пу­ляр­ный в Азер­бай­д­жа­не жур­нал «Мо­ло­дость». По­том, ког­да у нас по­бе­дил на­род­ный фронт, ме­ня при­гла­си­ли стать пред­се­да­те­лем те­ле­ра­ди­о­ве­ща­тель­ной ком­па­нии Азер­бай­д­жа­на. Ви­ди­мо, мне не нуж­но бы­ло со­гла­шать­ся на эту за­тею. За­чем я сду­ру ввя­зал­ся в но­вое для се­бя де­ло? В об­щем, вско­ре ре­аль­ная власть вер­ну­лась к не­бе­зыз­ве­ст­но­му Гей­да­ру Али­е­ви­чу Али­е­ву. Но я с ним не по­ла­дил.

– По­че­му?

– По од­ной про­стой при­чи­не. Али­ев хо­тел, чтоб на те­ле­ви­де­нии его по­сто­ян­но хва­ли­ли. Я воз­ра­жал. Я счи­тал, что моя ро­ди­на пе­ре­жи­ва­ла труд­ные вре­ме­на (вспом­ни­те На­гор­ный Ка­ра­бах хо­тя бы) и на­род нуж­дал­ся сов­сем в дру­гих пе­ре­да­чах. По­это­му я в лоб ска­зал Али­е­ву, что в Моск­ве сю­же­ты про Ель­ци­на в про­грам­ме «Вре­мя» и «Ве­с­ти» длят­ся не боль­ше пя­ти ми­нут, в Тур­ции на цен­т­раль­ных ка­на­лах ин­фор­ма­ции про пре­зи­ден­та Су­лей­ма­на Де­ми­ре­ля то­же дли­лись не боль­ше чем пять ми­нут. Ка­ким же об­ра­зом я дол­жен был по пять ча­сов в день пре­воз­но­сить Али­е­ва? Но его это не вол­но­ва­ло.

Встав во гла­ве Вер­хо­во­го со­ве­та Азер­бай­д­жа­на, Али­ев за­хо­тел, что­бы мы в эфи­ре за­чи­та­ли все при­шед­шие на его имя из раз­ных стран по­з­д­ра­ви­тель­ные те­ле­грам­мы. Я от­ка­зал­ся. Ес­ли бы я со­гла­сил­ся, то в гла­зах на­ро­да вы­гля­дел бы тряп­кой: как это, че­ло­век, ко­то­рый всё вре­мя во­е­вал за прав­ду, пи­сал свои сти­хи и кри­ти­ко­вал силь­ных ми­ра се­го, вдруг стал  ли­зать власть.

Про ме­ня го­во­ри­ли (мо­жет, не­скром­но об этом вспо­ми­нать), что я со­вер­шил ре­во­лю­цию в азер­бай­д­жан­ской прес­се. И ес­ли я ра­ди со­хра­не­ния долж­но­с­ти бу­ду хва­лить это­го че­ло­ве­ка, на­род это­го не пой­мёт. И я ска­зал, что я уй­ду. И мне Али­ев ска­зал, что ес­ли я уй­ду, то но­вой долж­но­с­ти мне ни­кто не пред­ло­жит. При­мер­но три го­да я про­си­дел без ра­бо­ты. И во­круг ме­ня со­зда­ли та­кую сте­ну мол­ча­ния – как буд­то та­ко­го по­эта Ма­ме­да Ис­ма­и­ла не су­ще­ст­ву­ет. Да­же пес­ни, ко­то­рые бы­ли по мо­им сти­хам, за­пре­ти­ли пе­ре­да­вать по те­ле­ви­де­нию и ра­дио. И чет­ве­ро мо­их де­тей – до­че­ри у ме­ня – ис­пы­та­ли ре­прес­сии на се­бе. Они по­лу­чи­ли выс­шее об­ра­зо­ва­ние с от­ли­чи­ем, но ни­кто их не брал на ра­бо­ту – как вра­гов на­ро­да.

Азер­бай­д­жан – это моя ро­ди­на, моя со­весть, но мне бы­ли со­зда­ны та­кие ус­ло­вия, что я вы­нуж­ден был по­ки­нуть стра­ну. Тог­да бы­ло два пу­ти – ехать ли­бо в Рос­сию, ли­бо в Тур­цию. В Рос­сию в то вре­мя я не мог по­ехать, по­это­му по­ехал в Тур­цию. И до сих пор я там жи­ву, ме­ня там пуб­ли­ку­ют, ува­жа­ют, лю­бят.

– Сей­час вы то­же не мо­же­те вер­нуть­ся в Азер­бай­д­жан?

– Нет. Я был про­тив Али­е­ва. Но не я один. В стра­не – силь­ная оп­по­зи­ция, ко­то­рая от­кры­то мо­жет вы­ра­жать, в том чис­ле и че­рез пе­чат­ные СМИ, своё к не­му от­но­ше­ние. Но он – не про­стой че­ло­век, он це­нит по­эзию. Мо­жет, ес­ли бы я был во­ен­ным че­ло­ве­ком или об­ла­дал ка­кой дру­гой си­лой, он бы мстил мне. Но у ме­ня кро­ме слов ни­че­го не бы­ло и нет. Сло­ва­ми, к со­жа­ле­нию, ни­че­го не­воз­мож­но бы­ло сде­лать в Азер­бай­д­жа­не – бы­ло сов­сем дру­гое вре­мя. Тог­да рух­нул Со­вет­ский Со­юз, и ме­с­то пи­са­те­лей и по­этов за­нял сам Гей­дар Али­е­вич. Да­же хо­дил та­кой анек­дот – у лю­дей по­ло­мал­ся те­ле­ви­зор, они вы­зва­ли ма­с­те­ра. Он чи­нил-чи­нил – ни­че­го не вы­шло. В ито­ге по­ста­вил пе­ред эк­ра­ном пор­т­рет Али­е­ва – по­ка нуж­ных де­та­лей нет, смо­т­ри­те на пор­т­рет, раз­ни­цы не за­ме­ти­те.

Гей­дар Али­ев хо­ро­шо знал, как ру­ко­во­дить на­ро­дом. И сло­ва при этом не мог­ли ни на что по­вли­ять. Я пи­сал для ис­то­рии. И сей­час я сво­бод­но при­ез­жаю в Азер­бай­д­жан, ни­кто мне не за­пре­ща­ет. Ме­ня в на­ро­де ува­жа­ют, лю­бят. Я при­ез­жаю, даю ин­тер­вью – не важ­но, что го­во­рю, пусть да­же ру­гаю власть, всё рав­но мне ра­ды. Не­дав­но пра­зд­но­ва­ли моё 70-ле­тие. За­ка­за­ли мои то­ва­ри­щи са­лон по бла­ту в глу­хом ме­с­те – я ду­мал, на­ро­ду сов­сем ни­ко­го не бу­дет. Но в са­ло­не бы­ло око­ло ты­ся­чи че­ло­век! И я по­нял, что не­смо­т­ря на то, что я в Ба­ку не жи­ву, на­род ме­ня по­мнит и лю­бит. То­го че­ло­ве­ка, ко­то­рый бо­ле­ет за на­род, на­род не за­бу­дет. Га­зе­ты и те­ле­ви­де­ние вы­нуж­де­ны бы­ли ос­ве­тить та­кое мас­штаб­ное со­бы­тие. Сей­час ко­му-то да­ют зва­ние «на­род­ный по­эт Азер­бай­д­жа­на» или «на­род­ный пи­са­тель Азер­бай­д­жа­на», да­ют пен­сии, квар­ти­ры, а мне, не­смо­т­ря на то, что я один из луч­ших по­этов, ни­че­го. Я не знаю, есть ли у Юрия Куз­не­цо­ва зва­ние на­род­но­го по­эта Рос­сии?

– Кста­ти о Юрии Куз­не­цо­ве, он в чис­ле луч­ших по­этов Рос­сии пе­ре­во­дил ва­ши сти­хи. Сей­час их кто-ни­будь пе­ре­во­дит?

– Ко­неч­но, рань­ше и Юрий Куз­не­цов пе­ре­во­дил, близ­кий мне по ду­ху, как брат, и Алек­сандр Куш­нер, Лев Озе­ров, Во­ло­дя Бо­я­ри­нов, и мно­го кто. Сей­час есть та­кой Ми­ха­ил Си­не­ль­ни­ков, ко­то­ро­му за пе­ре­во­ды ни­кто не пла­тит, но он до­б­ро­воль­но ме­ня пе­ре­во­дит, бла­го­да­ря ему мои сти­хи чи­та­ют в Рос­сии. Боль­ше, по­жа­луй, ни­кто не пе­ре­во­дит.

– Мы се­го­дня сов­сем ни­че­го не зна­ем о со­вре­мен­ной ли­те­ра­ту­ре в Азер­бай­д­жа­не. Сле­ди­те ли вы за ней?

– Это очень хо­ро­ший во­прос. Я чи­таю, ког­да на­чи­на­ет­ся но­вый век, а на­ча­ло ве­ков, как дет­ст­во раз­ных лю­дей, име­ет мно­го об­ще­го. В на­ча­ле каж­до­го ве­ка слу­ча­ют­ся уди­ви­тель­ные ве­щи. Взять зо­ло­той, XIX век в рус­ской ли­те­ра­ту­ре, Се­ре­б­ря­ный век – это всё на­ча­ло ве­ка. Не­смо­т­ря на то, что пред­ста­ви­те­ли то­го же Се­ре­б­ря­но­го ве­ка та­кие раз­ные – Блок, Ма­я­ков­ский, Есе­нин, Ах­ма­то­ва, Па­с­тер­нак, Цве­та­е­ва – они все по­эты, не по­хо­жие друг на дру­га. Но все они жи­ли и пи­са­ли в од­но и то же вре­мя! В кон­це 90-х я чи­тал, что в но­вом сто­ле­тии с не­ба бу­дет ис­хо­дить ка­кая-то энер­гия, бла­го­да­ря ко­то­рой от­кро­ют­ся но­вые гра­ни че­ло­ве­че­с­ких воз­мож­но­с­тей. И в азер­бай­д­жан­ской по­эзии сей­час про­ис­хо­дят те же про­цес­сы, что и в Рос­сии сто лет на­зад. Се­го­дня у нас столь­ко мо­ло­дых 19–20-лет­них по­этов! Чи­та­ешь и удив­ля­ешь­ся!

Мне по эле­к­трон­ной поч­те из уни­вер­си­те­та при­шло пись­мо, в ко­то­ром мой друг рас­ска­зы­вал о мо­ло­дой де­вуш­ке, ко­то­рая пи­шет сти­хи и ко­то­рая бы очень хо­те­ла со мной дер­жать связь. Мой ад­рес ей не да­ли, но её – ука­за­ли, ес­ли я сам за­хо­чу с ней свя­зать­ся. Она на­пи­са­ла по­эму, по­свя­щён­ную мне. Она уча­ст­во­ва­ла в по­эти­че­с­ком кон­кур­се. Так ей ска­за­ли, что по­эма, бе­зус­лов­но, очень хо­ро­шая, но по­свя­ще­ние Ма­ме­ду Ис­ма­и­лу нуж­но уб­рать. Толь­ко в этом слу­чае ей по­обе­ща­ли пер­вое ме­с­то, но она от­ка­за­лась. Я за­ин­те­ре­со­вал­ся, мне при­сла­ли сти­хи, я был про­сто по­ра­жён. Та­кое ощу­ще­ние, что сти­хи пи­са­ла не 17-лет­няя де­вуш­ка-сту­дент­ка, а мой ро­вес­ник. И она са­ма на­пи­са­ла, что мы с ней ро­вес­ни­ки по ду­ху. Зо­вут её Лей­ла Ха­ли­ло­ва. Ма­ло то­го, что она очень мо­ло­да, к то­му же жен­щи­на та­кие сти­хи на­пи­сать, я был уве­рен, не в си­лах! И я сво­е­го дру­га про­фес­со­ра по­про­сил уз­нать – су­ще­ст­ву­ет та­кая де­вуш­ка или нет. Он ска­зал, что су­ще­ст­ву­ет и да­же бу­дет уча­ст­во­вать в мо­ём юби­лей­ном ве­че­ре. Шесть ча­сов про­длил­ся этот ве­чер. И в са­мом кон­це она так вы­сту­пи­ла. Имен­но бла­го­да­ря её вы­ступ­ле­нию я по­нял, что ве­чер про­шёл не зря.

Но это не един­ст­вен­ный при­мер. У нас есть жур­на­лы «Звез­да» и «Азер­бай­д­жан», в ко­то­рых то и де­ло по­яв­ля­ют­ся очень хо­ро­шие сти­хи мо­ло­дых по­этов. Я их срав­ни­ваю с те­ми сти­ха­ми, что сам пи­сал в мо­ло­до­с­ти, и по­ни­маю, на­сколь­ко я был не­о­пы­тен. Это на­чи­тан­ные лю­ди, они ис­поль­зу­ют опыт всей ми­ро­вой ли­те­ра­ту­ры, да ещё и та­кое ощу­ще­ние, что они из не­ба под­пи­ты­ва­ют­ся энер­ги­ей. Очень ин­те­рес­ные по­эты и пи­са­те­ли по­яви­лись. Есть очень сво­е­об­раз­ный по­эт Ак­шин. Он пи­шет вер­либр. В Рос­сии вер­либр и бе­лый стих ут­вер­дил­ся ге­ни­ем Ма­я­ков­ско­го, в азер­бай­д­жан­ской по­эзии та­ки­ми ге­ни­я­ми ста­но­вят­ся, это уже по­нят­но, пред­ста­ви­те­ли но­во­го по­ко­ле­ния.

Та­кое вот за­ме­ча­тель­ное вре­мя сей­час в азер­бай­д­жан­ской по­эзии. Это сов­сем не зна­чит, что мы опоз­да­ли или это не­свое­вре­мен­но. Каж­дый на­род жи­вёт в сво­ём вре­ме­ни. В Аф­ри­ке есть на­ро­ды, ко­то­рые жи­вут в XI ве­ке, есть на­ции, ко­то­рые жи­вут в XVIII ве­ке, есть на­ро­ды, ко­то­рые, мо­жет, жи­вут в XXII ве­ке.

– Над чем сей­час ра­бо­та­е­те?

– По­след­ние 15 лет я жи­ву и ра­бо­таю в ту­рец­ком го­ро­де Ча­нак­ка­ле. Он на­хо­дит­ся как раз там, где про­лив Дар­да­нел­лы. Это за­ме­ча­тель­ное ис­то­ри­че­с­кое ме­с­то. Там есть уни­вер­си­тет, в ко­то­ром я пре­по­даю рус­скую и азер­бай­д­жан­скую ли­те­ра­ту­ру. Что ка­са­ет­ся твор­че­ст­ва, у Бло­ка есть за­ме­ча­тель­ная фра­за: «У по­эта нет ка­рь­е­ры, у по­эта есть судь­ба». И я ду­маю, что каж­до­го че­ло­ве­ка, ког­да он по­яв­ля­ет­ся на бе­лый свет, Бог спра­ши­ва­ет, ка­кую про­фес­сию он хо­тел бы вы­брать. И мы вы­би­ра­ем. Ино­гда лю­ди на зем­ле за­бы­ва­ют о пу­ти, ко­то­рый они вы­бра­ли пе­ред Бо­гом, тог­да жизнь у них не скла­ды­ва­ет­ся. Те лю­ди, ко­то­рые не за­бы­ва­ют, ста­но­вят­ся очень та­лант­ли­вы­ми. Я ду­маю, я Бо­гу ска­зал, что хо­чу быть по­этом. И мне ка­жет­ся, что эта ссыл­ка на чуж­би­ну по­сла­на мне Бо­гом. Он мне го­во­рил: «Ты же хо­тел быть по­этом, за­чем те­бе те­ле­ви­де­ние?» И толь­ко тут я стал сво­бод­ным че­ло­ве­ком. Де­ти мои жи­вут во Фран­ции и Фин­лян­дии, бла­го­да­ря Али­е­ву они не смог­ли ос­тать­ся на ро­ди­не. Хо­тя Азер­бай­д­жан для ме­ня – всё! Там мо­ги­ла мо­ей ма­те­ри. Но там ни для ме­ня, ни для мо­ей се­мьи, ни для мо­их де­тей не на­шлось ме­с­та.

За по­след­ние 15 лет я сде­лал столь­ко, сколь­ко за пре­ды­ду­щие 50 не сде­лал. Я сво­бод­ный че­ло­век. Вре­мя при­над­ле­жит мне. Я жи­ву в пре­крас­ном ме­с­те, где бы­ли и Бай­рон, и Брод­ский. Че­ст­но вам ска­жу, при Со­вет­ском Со­ю­зе я че­рез ино­ст­ран­ную ко­мис­сию каж­дый год по­да­вал за­яв­ле­ние о том, что я хо­тел бы по­ехать в Тур­цию. Но мне от­ка­зы­ва­ли. По той при­чи­не, что это мой язык, мой на­род. Го­во­ри­ли, что очень боль­шая оче­редь, по­сы­ла­ли ме­ня на Ку­бу, во Вьет­нам, в Ла­ос – толь­ко что­бы я не по­пал в Тур­цию. 34 го­су­дар­ст­ва я объ­е­хал! У ме­ня есть сти­хо­тво­ре­ние, не знаю, как луч­ше пе­ре­ве­с­ти на рус­ский, при­мер­но так: «Я – Дар­да­нель­ский про­лив, вся жизнь че­рез ме­ня идёт». Я на­пи­сал эти стро­ки в 1985 го­ду, ког­да был за­прет да­же на про­из­но­ше­ние слов «Тур­ция, ту­рец­кий». По­че­му я на­пи­сал не «Бе­рин­гов про­лив», не «Кон­стан­ти­но­поль­ский про­лив». По­че­му «Дар­да­нел­лы»? Я вдруг оч­нул­ся – я иду по бе­ре­гу Дар­да­нел­л. Че­рез 19 лет по­сле на­пи­са­ния сти­хо­тво­ре­ния я по­пал ту­да. Как буд­то мне кто-то шё­по­том ска­зал: «Пи­ши Дар­да­нель­ский, всё рав­но ты там жить бу­дешь».

Кро­ме сти­хов у ме­ня ни­че­го нет. Я очень мно­го пи­шу. Вы­сту­паю на ме­ст­ном ту­рец­ком те­ле­ви­де­нии, пе­ча­та­юсь в ме­ст­ной прес­се. Ме­ня спра­ши­ва­ют: «При­знай­ся, сти­хи, ко­то­рые ты сей­час пуб­ли­ку­ешь, ты ведь дав­ным-дав­но на­пи­сал?» И спра­ши­ва­ют се­рь­ёз­но. Я сме­юсь – как же я мог их рань­ше на­пи­сать, всё сей­час пи­шу. А мне не ве­рят, что я в 70 лет та­кую лю­бов­ную ли­ри­ку пи­шу. Сла­ва Бо­гу, Бог не по­ки­нул ме­ня, и вдох­но­ве­ние не по­ки­ну­ло ме­ня, и я сей­час пи­шу сти­хи на гра­ни сво­их воз­мож­но­с­тей.

Беседу вела Любовь ГОРДЕЕВА