Архив : №14. 08.04.2011

Оптимист пессимизма

 Бокс на­учил ме­ня ни­ког­да не ос­та­вать­ся ле­жать,

все­гда быть го­то­вым вновь ата­ко­вать…

бы­с­т­ро и жё­ст­ко, по­доб­но бы­ку.

Э.Хе­мин­гу­эй

 

Ли­те­ра­ту­ра се­го­дня по боль­шей ча­с­ти – чти­во, раз­вле­че­ние, про­чи­тан­ные кни­ги лег­ко за­бы­ва­ют­ся.

Гер­ма­на Са­ду­ла­е­ва лег­ко чи­тать нель­зя, по­хо­же, его со­зна­тель­ная по­зи­ция – за­труд­нить вос­при­я­тие чи­та­те­ля, с тем, что­бы тот вы­пол­нял не столь пас­сив­ную роль, ка­кую обыч­но на се­бя бе­рёт чи­та­тель. По­зи­ция пи­са­те­ля – удив­лять не сло­вом, а но­вой те­мой, ко­то­рую от не­го не ждут.

Кри­ти­ки не по­ни­ма­ют, что ком­по­зи­ци­он­ные и об­раз­ные мо­де­ли книг Са­ду­ла­е­ва ор­га­ни­че­с­ки свя­за­ны с ма­те­ри­а­лом его ро­ма­нов, с их нрав­ст­вен­ны­ми и эмо­ци­о­наль­ны­ми мо­ти­ва­ми. Гер­ман пи­шет ис­клю­чи­тель­но о том, что луч­ше все­го зна­ет – «че­чен­ская те­ма», зна­чит че­чен­ская те­ма. Об «офис­ном планк­то­не» – так ведь сам не­по­сред­ст­вен­но ра­бо­та­ет в этой сфе­ре и т.д.

В про­зе пи­са­те­ля есть что-то «хе­мин­гу­эев­ское». Я бы на­звал Гер­ма­на – оп­ти­ми­с­том пес­си­миз­ма. Его про­за очень точ­на, ре­а­ли­с­тич­на и с вну­т­рен­ним над­ры­вом, что не всем уда­ёт­ся, я уж не го­во­рю о той иро­нии и юмо­ре, ко­то­рые скво­зят в каж­дом его тек­с­те.

Ког­да я об­ра­тил­ся к Гер­ма­ну Са­ду­ла­е­ву с прось­бой от­ве­тить на ряд мо­их во­про­сов, по­лу­чил до­ста­точ­но ори­ги­наль­ный от­вет. «Я мо­гу вир­ту­аль­но по­го­во­рить, но смо­т­ря о чём. Я не даю ин­тер­вью о том ме­с­те, ко­то­рое нель­зя на­зы­вать, том на­ро­де, ко­то­рый нель­зя на­зы­вать, и том че­ло­ве­ке, име­ни ко­то­ро­го нель­зя на­зы­вать. Ведь мы не на­зы­ва­ем име­ни то­го, чье­го име­ни нель­зя на­зы­вать».

Я до­га­ды­вал­ся, на что на­ме­ка­ет Гер­ман, вспом­нил­ся не­бе­зыз­ве­ст­ный ге­рой «пот­те­ри­а­ны», чьё имя ни­как нель­зя на­зы­вать. Я от­ве­тил в са­ду­ла­ев­ском ду­хе. «Ува­жа­е­мый Гер­ман! Ваш от­вет бес­по­до­бен. Я не бу­ду спра­ши­вать о том ме­с­те, ко­то­рое нель­зя на­зы­вать, о том на­ро­де, ко­то­рый нель­зя на­зы­вать, и том че­ло­ве­ке, име­ни ко­то­ро­го нель­зя на­зы­вать. И мы не на­зо­вём име­ни то­го, чье­го име­ни нель­зя на­зы­вать». В от­вет по­лу­чил: «Тог­да пре­крас­но. При­сы­лай­те во­про­сы».

 

– Го­во­рят, о ха­рак­те­ре че­ло­ве­ка мож­но су­дить по то­му, как он об­ра­ща­ет­ся с те­ми, с кем ему не обя­за­тель­но об­ра­щать­ся хо­ро­шо. Что вы мо­же­те ска­зать о сво­ём ха­рак­те­ре?

– У ме­ня пло­хая па­мять и омер­зи­тель­ный нрав. Я не мо­гу при­нять сто­ро­ну – я не знаю ни­ко­го, кто не прав. Это ска­зал не я, а БГ. Но с воз­ра­с­том мы все ста­но­вим­ся про­свет­лён­ны­ми.

– Жить без до­стой­ной це­ли – всё рав­но что стре­лять по ми­ше­ни без яб­лоч­ка. Ка­ко­ва ва­ша цель, ра­ди ко­то­рой сто­ит жить?

– Ког­да я был мал – я знал то, что знал, и со­ба­ки не бра­ли мой след. А те­перь – я по­ве­сил ми­ше­ни на грудь, сто­ит лишь те­ти­ву на­тя­нуть. И ещё – ког­да я был млад­ше, я рас­ста­вил весь мир по ме­с­там. Это сно­ва БГ. У вас на ава­та­ре очень ми­лый маль­чик. Вот в та­ком воз­ра­с­те и ду­ма­ешь, что есть ка­кие-то це­ли и что жизнь – это стрель­ба по ми­ше­ням. А по­том по­ни­ма­ешь, что ты сам и есть своя соб­ст­вен­ная цель. В смыс­ле – ми­шень. И ты стре­ля­ешь в се­бя. И весь мир то­же стре­ля­ет в те­бя. Те­бя да­же от­кры­то на­зы­ва­ют так: тар­гет групп. По­мни­те, по­сле бом­бё­жек Сер­бии бы­ли по­пу­ляр­ны май­ки с ми­ше­нью – цель­ся в ме­ня. Весь мир толь­ко этим и за­нят. А ты ду­ма­ешь: в ко­го они стре­ля­ют? Кро­ме Бо­га здесь ни­ко­го нет…

– Гер­ман, на ава­та­ре мой лю­би­мый пле­мян­ник. Ему ско­ро пять лет, и я его обо­жаю. Смы­ш­лё­ный па­ца­нё­нок рас­тёт. Ког­да-то и я та­ким был.

– На­де­юсь, что вы имен­но та­ким и бы­ли.

– У ко­го-то вы­чи­тал ак­си­о­му: вся аме­ри­кан­ская ли­те­ра­ту­ра вы­шла из «Гекль­бер­ри Фин­на», что ска­же­те в со­от­вет­ст­вии с этой фор­му­лой о рус­ской ли­те­ра­ту­ре?

– Не знаю, из ка­ко­го со­ра вы­рос­ла аме­ри­кан­ская ли­те­ра­ту­ра, я в ней не спе­ци­а­лист. Мой друг Ан­д­рей Аст­ва­ца­ту­ров – он спе­ци­а­лист. Ну и вы, на­вер­ное, то­же, раз за­яв­ля­е­те так бе­за­пел­ля­ци­он­но. Но будь­те ос­то­рож­ны с клас­си­фи­ка­ци­я­ми, ведь на каж­до­го клас­си­фи­ка­то­ра най­дёт­ся свой тер­ми­на­тор, как го­ва­ри­вал ВП. Хо­тя Гек Финн чу­де­сен, в дет­ст­ве я за­чи­ты­вал его до дыр. Я бы сам не про­тив вый­ти из че­го-то та­ко­го. Или вой­ти. А луч­ше – пря­мо там и ос­тать­ся.

Рус­ская ли­те­ра­ту­ра – это вы­дав­ли­вать из се­бя по кап­ле Че­хо­ва, по­ка не по­те­чёт чи­с­тый Со­ро­кин.

– Твор­че­ст­во – это сво­е­го ро­да ко­о­пе­ра­ция, в ко­то­рой от Бо­га – та­лант, а от че­ло­ве­ка – труд. На­сколь­ко вы твор­че­с­ки тру­до­лю­би­вый?

– Ес­ли вер­но ва­ше сле­ду­ю­щее оп­ре­де­ле­ние (клас­си­фи­ка­ция) твор­че­ст­ва, то в мо­ём твор­че­с­ком ко­о­пе­ра­ти­ве оба пай­щи­ка – прой­до­хи. Один вло­жил та­кую мел­кую кру­пи­цу, что под ми­к­ро­ско­пом на­до рас­сма­т­ри­вать, дру­гой – лен­тяй и иж­ди­ве­нец.      

– Бу­ду­щее – это ког­да лю­ди бу­дут уми­рать не за ро­ди­ну, пар­тию или зна­мя, а про­сто по­то­му, что они – лю­ди. Вы за та­кое бу­ду­щее?

– Вы ме­ня яв­но под­са­жи­ва­е­те на из­ме­ну. Я дол­жен быть за та­кое бу­ду­щее, где лю­дей бу­дут мо­чить про­сто за то, что они лю­ди? А кто бу­дет мо­чить? Ма­т­ри­ца?

– Аме­ри­кан­ский пи­са­тель Ап­дайк дал мо­ло­дым ли­те­ра­то­рам со­вет. «Чи­тай­те клас­си­ку до тех пор, по­ка она не за­хва­тит вас це­ли­ком. Од­ним из важ­ней­ших ка­честв пи­са­те­ля яв­ля­ет­ся спо­соб­ность опи­рать­ся на чу­жие кни­ги. В пер­вую оче­редь про­из­ве­де­ния клас­си­ков». Что по­со­ве­ту­е­те вы чи­тать мо­ло­дё­жи?

– Чи­тать Ап­дай­ка я не со­ве­тую. Он пло­хо пи­шет. Луч­ше чи­тать Мар­ка Тве­на – те же «При­клю­че­ния ГФ».

– За­чем жить?

– За па­зу­хой. Же­ла­тель­но у Хри­с­та. На край­ний слу­чай – за ка­мен­ной сте­ной. То­же сой­дёт.

– Пи­са­тель как «со­весть на­ции» – это пра­виль­ное оп­ре­де­ле­ние?

– Ну, ес­ли ин­тел­ли­ген­ция – мозг на­ции, то да. А ес­ли гов­но? Мы че­ст­но ста­ра­лись быть ес­ли не со­ве­с­тью, то хо­тя бы фи­зи­о­ло­ги­че­с­ки­ми нерв­ны­ми ре­цеп­то­ра­ми, бо­ле­вы­ми клет­ка­ми. Но со­вре­мен­ное об­ще­ст­во не лю­бит бо­ли. Оно пред­по­чи­та­ет за­жи­во гнить – лишь бы не знать и не чув­ст­во­вать бо­ли. Сол­па­де­ин – бьёт точ­но в цель! У бо­ли нет ни­ка­ко­го шан­са. У пи­са­те­лей то­же.

– Есть ка­кая-то ва­ша кни­га, ко­то­рую, вы счи­та­е­те, кри­ти­ки обо­шли сво­им вни­ма­ни­ем?

– Луч­ше бы они все мои кни­ги обо­шли вни­ма­ни­ем. Кри­ти­ка – это что-то не­при­лич­ное. Хо­ро­шо, ког­да есть ум­ный чи­та­тель. Он мо­жет быть по сов­ме­с­ти­тель­ст­ву и ли­те­ра­тур­ным кри­ти­ком, а мо­жет и не быть им – это не важ­но. Вот чи­та­те­ли – важ­ны. И мои кни­ги кто-то чи­та­ет, че­му я сам удив­лён. Не­дав­но Ро­ман Баг­да­са­ров на­пи­сал та­кое эс­се про «Ша­лин­ский рейд»! Он всё про­чёл, всё уви­дел! Я ду­мал, это во­об­ще не­воз­мож­но. Я ду­мал, что я один та­кой ум­ный, ока­за­лось – мой чи­та­тель го­раз­до ум­нее ме­ня. А ещё то­же не­дав­но мне в со­ци­аль­ной се­ти чи­та­тель на­пи­сал, что про­чёл «Ра­дио Fuck», и это клё­вая кни­га. Она вы­шла в ка­ком-то лох­ма­том, не по­мню ка­ком го­ду! А кто-то чи­та­ет, от­кры­ва­ет для се­бя. Я пла­кал от гор­до­с­ти и от ра­до­с­ти.

– О кри­ти­ках не бу­ду пи­сать ху­до­го сло­ва, но был очень удив­лён, что они фак­ти­че­с­ки обо­шли вни­ма­ни­ем ваш сбор­ник «Бич Бо­жий». Счи­таю, что – это по­ка ваш выс­ший пи­са­тель­ский пи­ло­таж. Че­ло­век бес­смер­тен… по­то­му что у не­го есть ду­ша, по­то­му что он спо­со­бен к со­ст­ра­да­нию, жерт­вен­но­с­ти и стой­ко­с­ти. Кни­га ведь об этом. Ка­кие те­мы в ли­те­ра­ту­ре вы счи­та­е­те ак­ту­аль­ны­ми и ин­те­рес­ны­ми для се­бя?

– Ну, это, что­бы бы­ло ув­ле­ка­тель­но. Та­кие как бы при­клю­че­ния. Или про лю­бовь. Ещё ми­с­ти­ка. Де­тек­тив то­же ни­че­го. Или про ис­то­рию. И что­бы бы­ли та­кие фра­зы, ко­то­рые мож­но по­том ци­ти­ро­вать в Од­но­класс­ни­ках или на Фейс­бу­ке по­ста­вить в ста­тус. Ти­па – «о чём вы сей­час ду­ма­е­те?». А вот о чём: «Лю­бая до­ро­га ве­дёт к Бо­гу. Вот толь­ко хо­дить по ней мож­но в обе сто­ро­ны».

– Вы пи­ше­те по вдох­но­ве­нию, по не­об­хо­ди­мо­с­ти за­ра­ба­ты­вать или по при­нуж­де­нию?

– Ме­ня за­став­ля­ет же­на. Она у ме­ня стро­гая. Чуть на­пор­та­чил с си­нек­до­хой – она ме­ня скал­кой по паль­цам. А за рых­лость сю­же­та бьёт в жи­вот. У ме­ня уже все вну­т­рен­но­с­ти от­би­ты.

– Мно­гие зло­сло­ви­ли по по­во­ду то­го, что вы не по­лу­чи­ли ни­ка­ких пре­мий за «Ша­лин­ский рейд». Вы не чув­ст­ву­е­те се­бя зе­б­рой, ко­то­рая долж­на всем объ­яс­нять, по­че­му она по­ло­са­тая?

– Так мне же их не да­ли! Вот я и не по­лу­чил. Ес­ли бы да­ли – я бы взял, на­вер­ное. На­при­мер, жур­нал «Зна­мя» дал мне за «ШР» свою пре­мию, я по­лу­чил и пре­мно­го бла­го­да­рен. А кто зло­сло­вит? Те, кто по­лу­чил – они раз­ве зло­сло­вят? Нет, они пьют. А те, кто зло­сло­вит – они же са­ми то­же ни­че­го не по­лу­чи­ли. Так что я то­же мо­гу зло­сло­вить. Но мне не­о­хо­та. Я луч­ше вы­пью. А зе­б­ра – это та­кая ло­шадь. Чёр­ная в бе­лую по­ло­с­ку. Тут двух мне­ний быть не мо­жет.

– Хе­мин­гу­эй од­наж­ды на­пи­сал: «Мир пре­кра­сен. За не­го сто­ит бо­роть­ся!» Со вто­рой фра­зой я со­гла­сен, а вы как счи­та­е­те?

– Очень стран­но, что вы не счи­та­е­те мир пре­крас­ным, но при этом со­би­ра­е­тесь за не­го бо­роть­ся. За­чем же бо­роть­ся за то, что от­вра­ти­тель­но и ужас­но? Не на­до бо­роть­ся. Оно са­мо при­дёт и на­ста­нет. И ещё во­прос: а вы­бор есть? По­ка­жи­те мне сна­ча­ла все ми­ры, по­том я по­ду­маю.

– Веч­ный во­прос: от­ку­да бе­рёт­ся пи­са­тель? Вы ча­с­то уча­ст­ву­е­те в пи­са­тель­ских се­ми­на­рах. Это по­то­му, что вы счи­та­е­те, что пи­са­тель­ст­ву мож­но на­учить, или это дань про­фес­си­о­наль­но­му со­об­ще­ст­ву? Раз­де­ля­е­те ли вы пес­си­мизм 2000-х от­но­си­тель­но ро­ли пи­са­те­ля? Не­ко­то­рые уже на­зы­ва­ют пи­са­те­лей «поч­ти ис­че­за­ю­щим ви­дом».

– Ну, ес­ли во­прос – веч­ный, ста­ло быть, от­ве­та на не­го не­ту. Ина­че кто-ни­будь уже сфор­му­ли­ро­вал бы, за це­лую-то веч­ность! Я не ча­с­то уча­ст­вую, толь­ко ког­да по­зо­вут. Че­ло­ве­ка во­об­ще ни­че­му нель­зя на­учить, но тем не ме­нее все по­сто­ян­но че­му-то учат­ся. Пи­са­тель­ско­му со­об­ще­ст­ву я бы с удо­воль­ст­ви­ем но­сил ка­кую-ни­будь дань, толь­ко ни­ка­ко­го пи­са­тель­ско­го со­об­ще­ст­ва у нас нет. У ме­ня есть дру­зья сре­ди ли­те­ра­то­ров – вот с ни­ми я и встре­ча­юсь каж­дый раз, ког­да пред­став­ля­ет­ся воз­мож­ность.

Ес­ли где-то есть ка­кой-ни­будь пес­си­мизм, то я его с удо­воль­ст­ви­ем раз­де­ляю. Пусть всё ока­жет­ся луч­ше – бу­дет при­ят­ный сюр­приз. Но дей­ст­ви­тель­ность обыч­но пре­вос­хо­дит все са­мые пес­си­ми­с­ти­че­с­кие ожи­да­ния. Я уже не по­ни­маю, до ка­кой сте­пе­ни нуж­но быть пес­си­ми­с­том, что­бы быть ре­а­ли­с­том?

Пи­са­те­ли как вид, увы, не ис­че­за­ют. В Рос­сии не­сколь­ко де­сят­ков ты­сяч толь­ко чле­нов со­ю­зов. И что? Хоть бы пи­во вы­да­ва­ли. Ис­че­за­ет чи­та­тель как вид – так мож­но ска­зать. Но и это не­прав­да. Чи­та­ют же, про­сто что-то дру­гое. Ну и ме­ня чи­та­ют – толь­ко ма­ло. А ког­да до­ста­точ­но? Не знаю. Мо­жет, до­ста­точ­но иметь од­но­го чи­та­те­ля, или двух. Но на­сто­я­щих. А у ме­ня их че­ты­ре­с­та толь­ко в Фейс­бу­ке. Не счи­тая Вкон­так­те и Од­но­класс­ни­ков. Я ме­газ­вез­да.

– Я не все­гда знаю, о чём го­во­рю, но знаю, что прав – это так или нет?

– Да, есть та­кое свой­ст­во – эмо­ци­о­наль­ная убе­ди­тель­ность, про­ис­те­ка­ю­щая от вну­т­рен­ней убеж­дён­но­с­ти в сво­ей пра­во­те. Ино­гда оно по­лез­но, ино­гда – нет. Ког­да ты – ора­тор, три­бун – ты про­сто обя­зан быть убеж­дён­ным, что­бы убе­дить дру­гих. А на­еди­не и раз­мы­ш­ляя – все­гда и во всём со­мне­ва­ешь­ся. Че­ло­век мыс­ля­щий есть че­ло­век со­мне­ва­ю­щий­ся.

– Вас по­се­ща­ет оди­но­че­ст­во, твор­че­с­кая де­прес­сия?

– Толь­ко не од­но­вре­мен­но. Уе­ди­не­ние – луч­шее ус­ло­вие для твор­че­ст­ва. Да и во­об­ще для жиз­ни. Сей­час я в де­рев­не (прав­да, в не­мец­кой). Один в до­ме. Кол­ле­га, серб Звон­ко Ка­ра­но­вич из вил­лы на­про­тив ино­гда зай­дёт в гос­ти, и всё. И, зна­е­те, я по это­му по­во­ду со­вер­шен­но не впа­даю в де­прес­сию. Ко­неч­но, ску­чаю по близ­ким. Но толь­ко что при­ез­жа­ли же­на и дочь, так что всё пре­крас­но.

– Я мно­го слы­шал о та­ком фе­но­ме­не, как рус­ское уп­рям­ст­во. Про­све­ти­те, что же та­кое рус­ское уп­рям­ст­во по Са­ду­ла­е­ву?

– А вы уве­ре­ны, что мне мож­но го­во­рить о ка­ких бы то ни бы­ло рус­ских фе­но­ме­нах? Я же фран­цуз. Вот, в про­шлом го­ду в жур­на­ле «Зна­мя» по­явил­ся мой рас­сказ «Мо­ро­зо­вы». Кто-то пря­мо не­до­уме­вал: за­чем он тро­га­ет на­шу ис­то­рию, рус­скую.

– Я ду­маю, в каж­дом из нас жи­вёт ГЕ­РОЙ! Опи­ши­те сво­е­го ге­роя.

– Да ну. Во мне ни­ка­ко­го ге­роя не жи­вёт. Во мне жи­ву толь­ко я сам. А ког­да в че­ло­ве­ке кро­ме не­го са­мо­го жи­вут ещё ка­кие-то ге­рои: че­ло­век-па­ук, на­при­мер, или бэт­ман, – то это ши­зо­фре­ния.

– Вы меч­та­е­те по­лу­чить Но­бе­лев­скую пре­мию?

– В смыс­ле мно­го де­нег? Мно­го де­нег мне бы не по­ме­ша­ло. Я да­же точ­но по­счи­тал, сколь­ко мне нуж­но: два мил­ли­о­на дол­ла­ров. Сра­зу. Я бы взял ча­с­тя­ми, но са­ми зна­е­те. Эти день­ги я раз­дал бы род­ным и близ­ким, что­бы меж­ду на­ми ос­та­лись толь­ко чи­с­тые друж­ба и лю­бовь, ни­ка­ко­го за­еда­ю­ще­го бы­та.

– Бер­нард Шоу счи­тал, что пи­са­тель дол­жен ми­ни­мум не­сколь­ко ча­сов в день по­свя­щать твор­че­ст­ву, от­сю­да его зна­ме­ни­тая фра­за: «Ни дня без строч­ки». По ка­ким пи­са­тель­ским пра­ви­лам жи­вё­те вы?

– Ко­неч­но, Бер­нард Шоу был прав в том, что ес­ли ты на­звал­ся пи­са­те­лем и по­лу­ча­ешь вот это всё обыч­ное в на­шей про­фес­сии – вос­тор­ги пуб­ли­ки, по­чёт, ав­то­ри­тет в об­ще­ст­ве, вос­хи­ще­ние юных ба­ры­шень, тол­пы по­сле­до­ва­те­лей, ар­мии по­клон­ни­ков и по­клон­ниц, че­мо­да­ны де­нег – ну, вы зна­е­те, вы же то­же пи­са­тель – или я пу­таю пи­са­те­лей с рэ­пе­ра­ми? В об­щем, ес­ли на­звал­ся – то на­до ра­бо­тать. Пи­сать. Ина­че это при­твор­ст­во. Не по­ни­маю пи­са­те­лей, ко­то­рые раз в два го­да пуб­ли­ку­ют один но­вый рас­сказ. Не ве­рю, что всё это вре­мя они его шли­фо­ва­ли. На­вер­ня­ка про­сто вод­ку пи­ли и те­ле­ви­зор смо­т­ре­ли. И, кста­ти, не я это при­ду­мал – Сти­вен Кинг вы­ра­жал не­до­уме­ние по по­во­ду сво­их фа­таль­но не­пло­до­ви­тых кол­лег, по­яв­ля­ю­щих­ся на оче­ред­ных сбо­рах и фе­с­ти­ва­лях всё с тем же сбор­нич­ком пя­ти­лет­ней дав­но­с­ти.

Дру­гое де­ло, что не все­гда обя­за­тель­но пи­сать но­вый ро­ман. Это ведь долж­но со­зреть. Но ра­бо­тать нуж­но все­гда – изу­чать что-то но­вое, чи­тать, пи­сать эс­се, ста­тьи, на­бро­с­ки – ра­бо­тать и ду­мать, а не впа­дать в ни­что­же­ст­во.

– Что вас раз­дра­жа­ет и что мо­жет при­ве­с­ти в уми­ле­ние?

– Лю­ди и кош­ки, со­от­вет­ст­вен­но.

– «Ис­то­рия жиз­ни че­ло­ве­ка, ка­кой бы жизнь ни бы­ла, есть ис­то­рия не­уда­чи», – пи­сал Жан-Поль Сартр в фи­ло­соф­ском трак­та­те «Бы­тие и ни­что». Вы с та­кой фор­му­ли­ров­кой со­глас­ны?

– Да. И по­ни­мать это – зна­чит быть фи­ло­со­фом. Лю­ди обыч­но­го, бы­то­во­го со­зна­ния ча­с­то уп­ре­ка­ют фи­ло­со­фию в пес­си­миз­ме и жиз­не­от­ри­ца­нии: вот, вас по­слу­шать – так всё пло­хо, ни­че­го не по­лу­чит­ся, все ум­рём – тог­да за­чем жить? Нет, я бу­ду оп­ти­ми­с­том, бу­ду та­кой весь по­зи­тив­ный, бу­ду ра­до­вать­ся, бу­ду ве­рить, что всё у ме­ня по­лу­чит­ся и бла-бла-бла, смо­т­ри­те лю­бой вы­пуск жур­на­ла «Ко­с­мо­по­ли­тен».

Но это по-на­сто­я­ще­му глу­по. Во что они ве­рят? Что у них по­лу­чит­ся? Они что, не ум­рут? Они все ста­нут мил­ли­о­не­ра­ми и звёз­да­ми эк­ра­на? Да­же ес­ли ста­нут – это сде­ла­ет их сча­ст­ли­вы­ми? Нет же.

А столк­нув­шись с лю­бой бе­дой или да­же про­сто не­при­ят­но­с­тью, они на­чи­на­ют ве­ре­щать: о Бо­же, по­че­му это слу­чи­лось со мной? А по­че­му не с то­бой, при­ду­рок? По­че­му это все­гда долж­но слу­чать­ся с кем-то дру­гим?

И где тог­да их Па­у­ло Ко­э­льо и «Ко­с­мо­по­ли­тен»?

Спо­кой­ная и трез­вая фи­ло­со­фия – ос­но­ва на­сто­я­ще­го жиз­не­ут­верж­де­ния и ис­точ­ник луч­шей мо­ти­ва­ции. Мы зна­ем, что об­ре­че­ны, зна­ем, что упа­дём на по­ле этой бит­вы – ра­но или по­зд­но. Зна­ем, что на­ши луч­шие меч­ты не сбу­дут­ся, а то, что сбу­дет­ся – ока­жет­ся из­де­ва­тель­ст­вом и про­фа­на­ци­ей. Мы не ждём сча­с­тья и со­вер­шен­ст­ва.

Но мы жи­вём и лю­бим, мы про­дол­жа­ем сра­жать­ся, мы на­хо­дим в бы­тии и ра­дость, и смысл, и зна­че­ние. Just do it – это не «Найк» при­ду­мал, это из древ­ней «Бха­га­вад-Ги­ты», ко­то­рая, к сло­ву, ока­за­ла боль­шое вли­я­ние на фран­цуз­ских фи­ло­со­фов-эк­зи­с­тен­ци­а­ли­с­тов.

– Вы ска­за­ли, что Ан­д­рей Аст­ва­ца­ту­ров ваш друг? За­оч­но я зна­ком с Ан­д­ре­ем, на­пи­сал не­сколь­ко ма­те­ри­а­лов о нём. Во­прос на за­сып­ку: меж­ду пи­са­те­ля­ми дей­ст­ви­тель­но мо­жет быть на­сто­я­щая муж­ская друж­ба?

– Что же тут на за­сып­ку? Или вы вкла­ды­ва­е­те в по­ня­тие «муж­ской друж­бы» ка­кой-то со­мни­тель­ный под­текст? Это сло­во­со­че­та­ние ча­с­то ис­поль­зу­ет­ся как бы иро­ни­че­с­ки.

– Нет, не вкла­ды­ваю. Для ме­ня этот во­прос очень ва­жен.

– Но без под­ко­лов и при­ко­лов – друж­ба дей­ст­ви­тель­но есть. Она все­гда бы­ла, и у пи­са­те­лей бы­ли дру­зья, и меж­ду со­бой они дру­жи­ли. В ис­то­рии ли­те­ра­ту­ры не­ма­ло при­ме­ров. Не мень­ше, чем при­ме­ров враж­ды и со­пер­ни­че­ст­ва. Ко­то­рые то­же бы­ли и есть.

Что ка­са­ет­ся кон­крет­но на­ше­го кру­га, то я мо­гу ска­зать, что мы все хо­ро­шие дру­зья: Ан­д­рей Аст­ва­ца­ту­ров, Гер­ман Са­ду­ла­ев, За­хар При­ле­пин, Ро­ман Сен­чин, Сер­гей Шар­гу­нов, Ми­ха­ил Ели­за­ров, Ва­ле­рий Ай­ра­пе­тян, Дми­т­рий Оре­хов – и это не пол­ный спи­сок. У нас есть друг-ху­дож­ник, ге­ни­аль­ный Ни­ко­лай Ко­пей­кин. Друг-по­эт, ве­ли­ко­леп­ный Все­во­лод Еме­лин. Мы – ма­фия.

Хо­тя мы не учи­лись вме­с­те в шко­ле, не слу­жи­ли вме­с­те в од­ном пол­ку. Не пи­ли на ска­мей­ках – вер­нее, пи­ли, но уже по­сле то­го, как по­дру­жи­лись. Мы ча­ще все­го зна­ко­ми­лись друг с дру­гом по твор­че­ст­ву. Ни­ко­го мы не тол­ка­ем, не та­щим, и ни­ко­го не от­пи­хи­ва­ем. Нам ин­те­рес­на ли­те­ра­ту­ра, нам лю­бо­пыт­но всё но­вое, мы с вос­тор­гом при­ни­ма­ем всё на­сто­я­щее.

На­при­мер, по­яви­лась кни­га Ва­си­лия Ав­чен­ко «Пра­вый руль». Па­рень во­об­ще с Даль­не­го Вос­то­ка, мы его ни ра­зу не ви­де­ли. Но мы, все, кста­ти, по­ня­ли – это на­сто­я­щее. И за­хо­те­ли с ним дру­жить. И ста­ли дру­жить. Вот и всё!

Так что по­пасть в на­шу «ма­фию» очень про­сто. На­до на­пи­сать что-то хо­ро­шее, на­сто­я­щее. И не быть гнус­ным уб­люд­ком при этом. Тог­да: до­б­ро по­жа­ло­вать в брат­ст­во коль­ца! Хм, рус­ской ли­те­ра­ту­ры…

 

«Брат­ст­во коль­ца» – за­ман­чи­во зву­чит. И мне бы хо­те­лось со вре­ме­нем стать его чле­ном, а по­ка Ан­д­рей Аст­ва­ца­ту­ров так оха­рак­те­ри­зо­вал сво­е­го со­бра­та по коль­цу, по мо­ей прось­бе: «Гер­ман Са­ду­ла­ев – бле­с­тя­щий пи­са­тель, эс­се­ист с не­пе­ре­да­ва­е­мо ин­ди­ви­ду­аль­ной ин­то­на­ци­ей. Му­д­рый, до­стой­ный че­ло­век, ко­то­рый мо­жет быть на­сто­я­щим дру­гом».

Ему вто­рит и дру­гой до­стой­ный член брат­ст­ва – Сер­гей Шар­гу­нов: «Это силь­ный пи­са­тель и силь­ный муж­чи­на. Он по­ни­ма­ет вре­мя, че­с­тен до бес­ст­ра­шия. Кро­ме уни­каль­но­го опы­та, ко­то­рый Са­ду­ла­ев транс­ли­ру­ет, Гер­ман об­ла­да­ет от­лич­ным жи­вым чув­ст­вом юмо­ра. Ря­дом с тра­гич­ны­ми су­ро­вы­ми за­ри­сов­ка­ми его ми­ро­воз­зрен­че­с­кие от­ступ­ле­ния афо­ри­с­тич­ны, как то­с­ты».

Артур АКМИНЛАУС