А вообще за Вас-то я спокоен, в литературе Вы будете.
Юрий Домбровский, 19 октября 1966 года
Величальная
Дивонька,
синеглазая,
дивись, золотая!
В честь тебя, моя ласковая,
на солнце сверкая,
сосульки звенят, что бубенчики, –
переливаются.
В снежном саду карусельщики
перекликаются:
– Как там? Пришла Анюта?
– Скоро придёт, скоро!
Видишь, какое утро
в салазках катится с горок,
видишь, небо какое –
широкое,
голубое…
В сад выбегает Анюта,
и так на свету легко ей!
* * *
Что будет? Я пишу стихи
моей любимой.
Они навязчивы, плохи –
не те, что надо.
В снегу промёрзла и бела,
совсем седая
ночь – не могу уснуть,
себе чужой я.
Что будет? Я пишу стихи
моей любимой.
На фотографию взглянуть –
что сердце вынуть.
Рукой в пространстве шевельнуть –
куда страшнее.
Паркету тень прошелестит:
– Не оцарапай.
* * *
И вот опять раскрылся сад,
и пласт листвы упруго-розов.
Под лёгким инеем висят
пять яблок, тронутых морозом.
А мимо нашего двора,
белёсым паром обдавая,
товарняки бегут с утра
туда, где светит узловая.
И вряд ли вспомнит машинист,
спеша к заманчивому югу,
как на ветру озябший лист
был грузным грохотом напуган,
как он, послушный, трепетал,
храбрился на краю откоса,
и как, зажмурившись, упал
под равнодушные колёса.
СОЛНЦЕ ГОНИМЫХ
(Из Байрона)
But oh haw could!
Гонимых солнце – и всегда звезда
неспящим и уснувшим навсегда,
мучительная радость
прежних дней,
чем ярче ты, тем ночь моя темней.
Зачем, зачем в безжизненной ночи
ты, словно слёзы, льёшь свои лучи
в сиянье слёз… Печальней нету сна:
светла, но далека, чиста,
но холодна.
* * *
Е.Тарасовой
По-августовски свежий и глубокий
лимонный свет
стреноженной луны.
Хребты домов и вербы вдоль дороги
густейшей тенью вкось отражены.
В такую ночь собаку тянет в поле,
в такую ночь предчувствие беды…
Пересчитав штакетники околиц,
луна струит над речкой
белый дым.
Стоишь-стоишь и вздрогнешь
ненароком,
когда в саду, скатившись
по листам,
опадыш стукнет в корень
мокрым боком
и заблестит,
похожий на кристалл.
Седая груша оперлась о крышу,
хрустят ежи примятою травой.
А на стекле рушник
крестами вышит –
рушник звезды холодной, но живой.
Уже роса, а с нею запах мёда
от тёмных слив, от брюквы,
от коры…
И светосонь – хорошая погода,
а вот о ведьмах тянет говорить.
…В художественном освоении мира Виталий Мухин ориентируется на глубинный духовный опыт народной традиции. В этом смысле он поэт, не только взыскательный к себе, ищущий собственного слова, собственной краски, но и взыскующий идеала.
Николай Тряпкин, 25 ноября 1989 года.
* * *
И имя этой звезде – Полынь.
На русскую славу и пламенный Спас
слепых откровений ударил мой час,
слепых откровений.
Не вороны-вепри за Бугом кричат,
не реки иссохшие в венах стучат,
а ужас прозренья.
Живым только мёртвые
верность хранят,
и только она, как стрела наугад,
сшивает столетья.
Что в землю ушло,
то взойдёт из земли,
о счастье недолгом поют ковыли –
и грезят бессмертьем.
Но нет и не будет его никогда,
а русская слава всегда молода –
но горечь полыни…
Но колокол веры – и вечность
как миг,
лишь русской тревогою
держится мир
и в прошлом, и ныне.
20.04.1986
* * *
Снеготанец, снеговалеж,
синь, сугробы и товарищ,
синеглазый мой товарищ –
лучшего на свете нет.
С ним готов куда угодно,
потому-то и сегодня –
эх, души моей разводье! –
заявлюсь домой чуть свет.
Заругает меня мама:
«Ты, сыночек, нонче пьяный,
где шатался, полуночник,
с кем делил кутёж?..» В ответ
я отважно рожу скорчу,
деловито лоб наморщу,
из кармана выну молча
спички, пачку сигарет:
– Не шуми, мать. Нынче в мире
снеготанцы, снеголивни!
1967
Виталий МУХИН
Виталий Олегович Мухин – автор трёх книг, член Союза писателей СССР. Известен как первый редактор-составитель знаменитого сборника стихов Владимира Высоцкого «Нерв» (М.: «Современник», 1982).