Архив : №24. 17.06.2011

Без отборного мата

 Прозаик Дмитрий Орехов, несколько лет назад выпустивший книгу «Будда из Бенареса», подвизался на ниве драматургии, и вполне удачно. Его пьесы идут в питерском театре. Недавно спектакль по его пьесе получил «Гран-при» на V Пасхальном театральном фестивале. В своём интервью Дмитрий рассказал о том, что церковь и театр совсем не враги и их объединяет священнодействие, и пообещал, что его романы ещё впереди.

 

– Дми­т­рий, в Пе­тер­бур­ге не­дав­но за­вер­шил­ся V Па­с­халь­ный те­а­т­раль­ный фе­с­ти­валь, и спек­такль по тво­ей пье­се «Сви­де­тель» по­лу­чил там «Гран-при», «луч­шую муж­скую роль» и «луч­шую пье­су». По­з­д­рав­ля­ю те­бя с этим! Рас­ска­жи, за счёт че­го, на твой взгляд, пье­са так удач­но «вы­ст­ре­ли­ла»?

– На­вер­ное, мне по­вез­ло, что пер­вую же мою пье­су, на­пи­сан­ную для сце­ны, по­ста­ви­ли в пи­тер­ском те­а­т­ре «Стран­ник». Это­му те­а­т­ру все­го не­сколь­ко лет, но он уже был ла­у­ре­а­том «Зо­ло­то­го Ви­тя­зя». «Стран­ник» рас­по­ла­га­ет­ся в ис­то­ри­че­с­ком зда­нии, ког­да-то при­над­ле­жав­шем Но­во­де­ви­чь­ей оби­те­ли – там бы­ли мо­на­с­тыр­ские ма­с­тер­ские. Это, ко­неч­но, ко мно­го­му обя­зы­ва­ет, но те­атр справ­ля­ет­ся: по ча­с­ти аб­со­лют­но­го, про­сто фе­е­ри­че­с­ко­го от­сут­ст­вия по­ш­ло­с­ти «Стран­ник», на­вер­ное, со­ста­вит кон­ку­рен­цию да­же Ма­ло­му те­а­т­ру… Что по­мог­ло пье­се «вы­ст­ре­лить»? Од­но­знач­но, ре­жис­су­ра Вла­ди­ми­ра Ува­ро­ва и ак­тёр­ский ан­самбль во гла­ве с засл. арт. Рос­сии Ва­ле­ри­ем Пи­га­е­вым. Кста­ти, в жю­ри фе­с­ти­ва­ля бы­ла Оль­га Шук­ши­на, так вот она осо­бен­но вос­хи­ща­лась ак­тё­ра­ми, за­ня­ты­ми в спек­так­ле.

– Как я по­ни­маю, ты в по­след­нее вре­мя пе­ре­клю­чил­ся на дра­ма­тур­гию. По­че­му, ка­ко­ва бы­ла твоя мо­ти­ва­ция?

– Ес­ли ска­зать, что ли­те­ра­тор и жур­на­лист, дол­гое вре­мя ра­бо­тав­ший над книж­ка­ми по цер­ков­ной те­ма­ти­ке, ушёл в «низ­кий» те­а­т­раль­ный жанр, это про­зву­чит, как буд­то он спил­ся. На са­мом де­ле всё не так про­сто, ведь цер­ковь и те­атр сов­сем не вра­ги. У них один ис­точ­ник: свя­щен­но­дей­ст­вие. Да­же по сво­е­му ус­т­рой­ст­ву цер­ковь и те­атр по­хо­жи. Кста­ти, од­ним из пер­вых рус­ских дра­ма­тур­гов был свя­ти­тель Ди­ми­т­рий Рос­тов­ский, а мно­гие его пье­сы ис­пол­ня­лись мо­на­ха­ми и пис­ца­ми в мо­на­с­ты­ре.

– Ка­кую «сверх­идею» ты пы­та­ешь­ся до­не­с­ти сво­и­ми пье­са­ми?

– Тут я ни­че­го ори­ги­наль­но­го не ска­жу, по­то­му что «сверх­идея» в ли­те­ра­ту­ре (и во­об­ще в ис­кус­ст­ве), по боль­шо­му счё­ту, мо­жет быть толь­ко од­на. Об этом ска­зал Со­лже­ни­цын в сво­ей Но­бе­лев­ской лек­ции. Он ска­зал, что вер­ши­ны трёх де­ре­вь­ев – Ис­ти­ны, До­б­ра, Кра­со­ты – схо­дят­ся где-то на­вер­ху, од­на­ко слиш­ком яв­ные, слиш­ком пря­мые по­рос­ли Ис­ти­ны и До­б­ра ча­с­то бы­ва­ют сруб­ле­ны, и тог­да не­пред­ска­зу­е­мые, не­о­жи­дан­ные по­рос­ли Кра­со­ты вы­пол­ня­ют ра­бо­ту за всех троих.

– Как зри­те­ли встре­ча­ют по­ста­нов­ки? Чув­ст­ву­ешь ли ре­аль­ную от­да­чу от то­го, что ты де­ла­ешь?

– «Сви­де­тель», спек­такль о мо­ло­дом де­ре­вен­ском свя­щен­ни­ке, столк­нув­шем­ся с бан­дой цер­ков­ных во­ров, зри­те­ли встре­ча­ют пре­крас­но. Од­наж­ды в «Стран­ник» за­брёл на­сто­я­щий сель­ский ба­тюш­ка, так он ушёл весь за­пла­кан­ный и ска­зал, что это пье­са про не­го, и что всё это с ним то­же слу­ча­лось… Но ме­ня, ко­неч­но, боль­ше все­го удив­ля­ет, что о спек­так­ле одо­б­ри­тель­но от­зы­ва­ют­ся ате­и­с­ты и са­мая что ни на есть свет­ская пуб­ли­ка. Это, по­жа­луй, са­мое не­о­жи­дан­ное и при­ят­ное.

– А что ска­жешь о та­ком на­прав­ле­нии, как «но­вая дра­ма»? Есть своё мне­ние?

– Рань­ше, в со­вет­ское вре­мя, у нас был соц­ре­а­лизм. Ко­неч­но, ты мог ва­ять и что-то своё, дру­гое, но тог­да у те­бя бы­ло ма­ло шан­сов про­бить­ся. Сей­час уже не нуж­но прав­ди­вых сцен из жиз­ни ли­тей­щи­ков – по­да­вай те­ле­сный низ, чер­ну­ху, бом­жей... «Но­вая дра­ма» вы­ве­ла на сце­ну та­ких ге­ро­ев, ко­то­рые са­ми в те­атр не при­дут ни­ког­да, един­ст­вен­ное по­нят­ное им «ис­кус­ст­во» – ма­тер­щи­на. И ес­ли рань­ше от ав­то­ра тре­бо­ва­ли вер­но­с­ти марк­сист­ским дог­мам, то сей­час тре­бу­ют обос­но­вать пра­во на грех или, на ху­дой ко­нец, при­знать тот не­му­д­рё­ный факт, что че­ло­век – су­ще­ст­во пад­шее. Че­ло­век – ско­ти­на, вот глав­ный мо­тив. И мно­гие мо­ло­дые ав­то­ры, чув­ст­вуя эту «ро­зу ве­т­ров», да­же не пы­та­ют­ся пи­сать о чём-то дру­гом, сра­зу на­чи­на­ют про блуд в ту­а­ле­те. Да и по­жи­лые не от­ста­ют… Вот один гос­по­дин на­пи­сал пье­су про де­тей де­ся­ти-один­над­ца­ти лет, ко­то­рые всё вре­мя го­во­рят о сек­се. И что же? Он уже ла­у­ре­ат пре­стиж­но­го кон­кур­са, ТЮ­Зы его ста­вят… А во­об­ще «но­вая дра­ма» – яв­ле­ние не­од­но­род­ное и не­од­но­знач­ное. Есть, на­при­мер, Ва­си­лий Си­га­рев. Что, пло­хо он пи­шет? За­ме­ча­тель­но он пи­шет.

– А что с про­зой? У те­бя был от­лич­ный ро­ман «Буд­да из Бе­на­ре­са», по­че­му не за­креп­ля­ешь ус­пех?

– Бу­дут ещё ро­ма­ны, бу­дут.

– Сле­дишь ли за со­вре­мен­ной ли­те­ра­ту­рой? Ка­кие ав­то­ры те­бя не ра­зо­ча­ро­вы­ва­ют?

– Не все­гда уда­ёт­ся сле­дить… Но в про­шлом го­ду, на­при­мер, я от­крыл для се­бя моск­ви­ча Эр­га­ли Ге­ра. Его по­весть «Ко­ма» ме­ня по­тряс­ла. Там нет чер­ну­хи, нет ко­кет­ст­ва, нет без­жиз­нен­ной опи­са­тель­но­с­ти… Есть ана­лиз вре­ме­ни, есть от­то­чен­ный рус­ский язык и есть дра­ма­ти­че­с­кое про­из­ве­де­ние, ко­то­рое чи­та­ет­ся на од­ном ды­ха­нии, а ко­нец бьёт на­по­вал. В дан­ном слу­чае, по-мо­е­му, мож­но го­во­рить не толь­ко о боль­шом ма­с­тер­ст­ве и боль­шом та­лан­те (эти ве­щи не так уже ред­ко встре­ча­ют­ся), но и о боль­шом опы­те ду­ши. Имен­но та­кой опыт не­сёт в се­бе и рус­ская клас­си­ка.

– Как оце­ни­ва­ешь на­ше по­ко­ле­ние в ли­те­ра­ту­ре? Мож­но ли ска­зать: вер­ной до­ро­гой идут то­ва­ри­щи или, на­обо­рот, блуж­да­ют впо­ть­мах?

– Не бе­русь оце­ни­вать. Я за всем по­ко­ле­ни­ем не сле­жу.

– Че­го не хва­та­ет со­вре­мен­ной про­зе, ка­кие те­мы ею обой­де­ны? Не чув­ст­ву­ешь ли убы­ва­ния ре­а­лиз­ма? Что из про­ис­хо­дя­ще­го в лит­про­цес­се те­бя жут­ко раз­дра­жа­ет?

– Лит­про­цесс со все­ми сво­и­ми не­из­беж­ны­ми со­став­ля­ю­щи­ми ме­ня ни­как не раз­дра­жа­ет, как не раз­дра­жа­ет, на­при­мер, ле­до­ход на Не­ве или ве­сен­ний при­лёт гра­чей на гнез­до­вья. Про­цесс – он и есть про­цесс. Ко­неч­но, я мог бы рвать на се­бе во­ло­сы, что тот же Эр­га­ли Гер не по­лу­ча­ет ли­те­ра­тур­ных пре­мий, но за­чем? Здесь я фа­та­лист и ве­рю в ко­неч­ное тор­же­ст­во до­б­ра. Ког­да-ни­будь, мо­жет, че­рез 100 лет, вся ше­лу­ха уй­дёт, а всё на­сто­я­щее – ос­та­нет­ся. Вот мы сей­час бу­дем с то­бой рас­суж­дать об убы­ва­нии ре­а­лиз­ма (и бу­дем по-сво­е­му пра­вы), а в это вре­мя ка­кой-ни­будь Ва­ся в де­рев­не Сы­чи на­пи­шет ге­ни­аль­ный ро­ман, ко­то­рый не бу­дет опуб­ли­ко­ван в «Но­вом ми­ре» и не по­лу­чит «Бу­ке­ра», за­то про­гре­мит в ве­ках.

– Об­ра­ща­ешь ли вни­ма­ние на лит­кри­ти­ку? Есть ли что-то в ней ин­те­рес­но­го?

– Сей­час боль­ше ин­те­ре­су­юсь ста­ть­я­ми о те­а­т­ре, чи­таю Ка­пи­то­ли­ну Кок­ше­нё­ву, Та­ть­я­ну Моск­ви­ну. К со­жа­ле­нию, эти име­на – ско­рее ис­клю­че­ние из пра­ви­ла, ведь на­ша те­а­т­раль­ная кри­ти­ка до­воль­но убо­га и тен­ден­ци­оз­на. Один при­мер. В Моск­ве есть «Те­атр.doc», где го­во­рят от­бор­ным ма­том и ста­вят да­же не пье­сы, а ка­кие-то фраг­мен­ты, спи­сан­ные с ин­тер­нет-фо­ру­мов. Был слу­чай, ког­да кто-то там да­же мо­чил­ся на сце­не… И вот мос­ков­ских кри­ти­ков, пред­став­ля­ю­щих ре­гу­ляр­ные из­да­ния, спро­си­ли о са­мых мар­ги­наль­ных те­а­т­рах сто­ли­цы. Сем­над­цать кри­ти­ков из во­сем­над­ца­ти, как по ко­ман­де, оха­рак­те­ри­зо­ва­ли «Те­атр.doc» как «нор­маль­ный», а в мар­ги­на­лы был за­пи­сан… До­ро­нин­ский МХАТ име­ни Горь­ко­го! По-мо­е­му, даль­ше уже ехать не­ку­да… Кста­ти, один пи­тер­ский кри­тик уве­рял ме­ня, что го­во­рить о не­при­лич­но­с­ти со­вре­мен­ной сце­ны не при­хо­дит­ся, по­то­му что, мол, «вся клас­си­ка не­при­лич­на». В при­мер он при­во­дил «Сон в лет­нюю ночь» Шек­с­пи­ра, где, по его сло­вам, про­ис­хо­дит… со­во­куп­ле­ние жен­щи­ны с ос­лом. Я по­том ду­мал: в чём тут де­ло? Ведь че­ло­век, вро­де, не са­мый глу­пый, те­а­т­ро­вед, пре­по­да­ва­тель, всю жизнь пи­шет в га­зе­тах, пре­мию да­же ка­кую-то уч­ре­дил… На­вер­ное, и Шек­с­пи­ра что-то чи­тал. По­че­му же он это го­во­рит? Что это – по­мут­не­ние? Не­ком­пе­тент­ность? Ду­маю, в пер­вую оче­редь здесь при­сут­ст­ву­ет стрем­ле­ние не вы­би­вать­ся, со­от­вет­ст­во­вать ма­ги­с­т­раль­но­му на­прав­ле­нию, а уж вы­дать бе­лое за чёр­ное и чёр­ное за зе­лё­ное для те­а­т­раль­но­го кри­ти­ка – де­ло тех­ни­ки.

– Этот во­прос я обыч­но кри­ти­кам за­даю, но и у те­бя спро­шу: ес­ли ра­зо­ча­ру­ешь­ся в про­фес­сии, чем зай­мёшь­ся?

– Вот я ска­жу сей­час, что по­ду­мы­ваю о ка­рь­е­ре лес­ни­ка, и ты пер­вый ули­чишь ме­ня, что рань­ше я по-дру­го­му го­во­рил. Дей­ст­ви­тель­но, в ин­тер­вью За­ха­ру При­ле­пи­ну я ска­зал, что хо­тел бы ка­тать на ка­ру­се­лях де­тей. Но де­ло в том, что тог­да я жил хо­ло­с­тя­ком. А сей­час си­ту­а­ция из­ме­ни­лась в кор­не, и ка­ру­сель уже у ме­ня до­ма…

 

 

 

 

 

 

 

 

Беседу вёл Андрей РУДАЛЁВ