Архив : №27. 08.07.2011

Метафизика ступора

 В ис­то­рии на­ро­да, как и в ис­то­рии от­дель­ной лич­но­с­ти, на­сту­па­ют мо­мен­ты осо­зна­ния са­мо­го се­бя, сво­е­го пред­наз­на­че­ния, сво­ей судь­бы. В та­кие мгно­ве­нья на­ции от­кры­ва­ет­ся не­по­вто­ри­мый, при­су­щий ей од­ной мир, и она за­ми­ра­ет, ощу­пы­вая своё бу­ду­щее, ко­то­рое сот­ка­но из про­шло­го, без­за­щит­ная, как сбро­сив­шая ко­жу змея. Это вгля­ды­ва­ние в ре­ку ми­нув­ше­го в на­деж­де уви­деть своё всплы­ва­ю­щее ли­цо, это не­об­хо­ди­мое осо­зна­ние соб­ст­вен­но­го бы­тия опас­но – в оче­ре­ди к солн­цу ци­ви­ли­за­ции ра­бо­та­ют лок­тя­ми, и мол­ча­ние од­ной рас­тво­ря­ет­ся в гу­ле раз­но­языч­ных го­ло­сов.

Мы пе­ре­жи­ва­ем не­что по­доб­ное. Пе­ре­бе­сив­ши­е­ся де­ти, мы за­сты­ли в рас­те­рян­но­с­ти, и про­ис­хо­дя­щее – не сле­пок на­шей ни­ще­ты, как нас пы­та­ют­ся уве­рить, но – ос­ку­де­ния са­к­раль­но­го. От­верг­нув крас­ных па­с­ты­рей и сле­пых по­во­ды­рей, сде­лав­ших имя на иде­о­ло­ги­че­с­ких по­став­ках в хо­лод­ной вой­не, дрем­лю­щие в нас бо­го­бор­че­ст­во и не­из­быв­ная жаж­да Бо­га ищут но­вые ори­ен­ти­ры, очер­та­ния, фор­мы. Дух на­ции, как он пред­став­ля­ет­ся из ис­то­рии и как его пре­лом­ля­ет ос­ко­лок каж­до­го «я», ви­та­ет над пу­с­тын­ны­ми во­да­ми, ища ос­т­ро­вок, опо­ру для со­зи­да­ния. А у без­дны своя ди­а­лек­ти­ка, свой фи­ло­соф­ский под­текст: ди­на­ми­ка пред­по­ла­га­ет ста­ти­ку, дви­же­ние – по­кой. Рос­сия пе­ре­жи­ва­ет ны­не воз­вра­ще­ние к ис­то­кам, ози­ра­ясь по сто­ро­нам, при­ме­ри­ва­ет сим­во­лы с чу­жо­го пле­ча, об­на­ру­жи­вая свою ина­ко­вость, своё оди­но­че­ст­во. Мы дру­гие. Но мы бо­им­ся быть дру­ги­ми. В лю­бом из нас си­дит цен­зор, обе­ре­га­ю­щий не­пол­но­цен­ность, ка­мер­тон, све­ря­ю­щий пульс с чу­же­род­ны­ми рит­ма­ми. Уп­рё­ки в про­вин­ци­а­лиз­ме ве­ка­ми за­став­ля­ли нас жить с ог­ляд­кой – в эпо­ху фран­цуз­ской мо­ды, ан­г­ло­ма­нии или сна за же­лез­ным за­на­ве­сом, ког­да кух­ни про­пи­ты­ва­лись аро­ма­том да­лё­ких ку­ми­рен, а каж­дая до­мо­хо­зяй­ка по­сти­га­ла эк­зи­с­тен­ци­а­лизм, поль­зуя ре­цеп­ты от чу­жой бо­лез­ни. Нет про­ро­ка в сво­ём оте­че­ст­ве: иван плот­ни­ков мерк­нет пе­ред джо­ном кар­пен­те­ром. Со­вре­мен­ни­ки До­сто­ев­ско­го но­си­лись с те­нью Шо­пен­га­у­э­ра и от­зву­ка­ми Ниц­ше, мы ве­рим от­кро­ве­ни­ям Дер­ри­ды и Хай­дег­ге­ра, по­ла­гая, что в их стро­ках дрем­лет на­ше бу­ду­щее. Но бу­ду­щее, как и про­шлое, у каж­до­го своё, гу­ма­ни­тар­ная мысль при­ко­ва­на к эт­ни­че­с­кой си­с­те­ме ко­ор­ди­нат. Ло­вя гас­ну­щее эхо, мы с бес­по­щад­ным уп­рям­ст­вом стес­ня­ем­ся се­бя и сво­их про­зре­ний, не ус­та­вая ис­кать от­ве­ты в ли­це­мер­ной пе­с­т­ро­те но­бе­лев­ских ре­чей, в при­ли­зан­ных ака­де­миз­мом ба­наль­но­с­тях или вуль­гар­но­с­ти аме­ри­ка­низ­ма. Об­ман­чи­вая вы­го­да на­сто­я­ще­го не­сёт заб­ве­ние оте­че­ст­вен­ной клас­си­ки, ис­кром­сан­ные ци­та­ты Тол­сто­го и ка­с­кад за­оке­а­низ­мов – от­цы аме­ри­кан­ской де­мо­кра­тии ста­ли от­чи­ма­ми рус­ской куль­ту­ры. Под ви­дом тех­но­кра­ти­че­с­кой не­из­беж­но­с­ти си­ю­ми­нут­ность и про­па­ган­да ут­верж­да­ют эс­те­ти­ку ко­мик­сов: ре­а­лизм по­вер­жен бол­тов­нёй шар­ла­та­нов из лав­ки пост­мо­дер­низ­ма, му­зы­ку вы­тес­нил мю­зикл. Кто по­бой­чее и по­та­лант­ли­вее, уш­ли в ду­хов­ную эми­г­ра­цию, до­б­ро­воль­ную ссыл­ку, ис­крен­нее, эк­заль­ти­ро­ван­ное по­пу­гай­ст­во, ос­тав­ляя па­т­ри­о­ти­че­с­кое по­ле ор­то­док­сам, ка­ра­ю­щим име­нем тра­ди­ции. Но до­мо­ро­щен­ность оск­вер­ня­ет не мень­ше про­даж­но­го про­фес­си­о­на­лиз­ма, гру­бое при­кос­но­ве­ние от­тор­га­ет­ся.

За­блу­див­ши­е­ся в де­б­рях по­ли­ти­че­с­кой фра­зе­о­ло­гии, мы не уз­на­ём се­бя ни в хо­лод­ной си­с­те­ме при­ну­ди­тель­но­го урав­не­ния, ни в кри­вом зер­ка­ле де­мо­кра­тии. Точ­но бес­при­зор­ные де­ти, мы не сме­ем рас­пи­сать­ся в си­рот­ст­ве, про­дол­жая ис­кать по­те­рян­но­го ро­ди­те­ля. За­му­ро­ван­ные в са­мих се­бе, оди­но­кие, не­сча­ст­ные, от­вер­жен­ные, мы жаж­дем ди­а­ло­га, при­зна­ния ми­ра, не по­лу­чив, оби­жен­но от­во­ра­чи­ва­ем­ся, гро­зя ему. И это не­сёт об­лег­че­ние, мы бес­силь­ны про­тив рав­но­ду­шия, без­за­щит­ны про­тив хо­лод­но­го без­раз­ли­чия и от­ст­ра­нён­ной веж­ли­во­с­ти. На­ша за­мк­ну­тость ча­с­то вы­плё­с­ки­ва­ет­ся су­ма­с­брод­ст­вом, шу­тов­ст­вом, кро­вью, тра­ге­ди­ей. Мы тру­бим о са­мо­быт­но­с­ти, уни­каль­но­с­ти, а меж­ду тем ло­зун­ги сво­их ре­во­лю­ций за­им­ст­ву­ем из вто­ро­раз­ряд­ных за­пад­ных те­о­рий, а на­го­ту хо­зяй­ст­во­ва­ния при­кры­ва­ем фи­го­вым ли­ст­ком чу­жих эко­но­ми­че­с­ких школ. Эта раз­дво­ен­ность, ме­та­ния меж­ду бе­зу­держ­ной ксе­но­фо­би­ей и не­у­ём­ным низ­ко­по­клон­ст­вом идут от не­ве­де­ния сво­е­го ме­с­та, мы чув­ст­ву­ем на се­бе вли­я­ние ми­ра, но не ви­дим об­рат­ной свя­зи, сму­щён­но по­до­зре­вая её не­зна­чи­тель­ность. А это­му про­ти­вит­ся на­ша мес­си­ан­ская за­ква­с­ка. Мы охот­но кла­дём жиз­ни мил­ли­о­нов со­оте­че­ст­вен­ни­ков на ал­тарь Че­ло­ве­че­ст­ва, мы го­то­вы на­пол­нить соб­ст­вен­ной кро­вью ко­пил­ку его ис­то­ри­че­с­ко­го опы­та, но обу­с­т­ра­и­вать дом у нас опу­с­ка­ют­ся ру­ки. Мы – ге­рои ка­та­ст­роф, при­зван­ные мас­штаб­ны­ми ка­та­клиз­ма­ми, бла­жен­ные, по­се­тив­шие мир в ро­ко­вые ми­ну­ты. В иные – нас съе­да­ет то­с­ка, то­мит ску­ка, мы на­чи­на­ем пить не для от­ва­ги дей­ст­вия, а что­бы за­быть­ся, спа­с­тись от жал­ко­го про­зя­ба­ния. Мы ста­но­вим­ся по­сме­ши­щем, под­тру­ни­вая над сво­ей мед­ве­жь­ей не­ук­лю­же­с­тью, над бес­смыс­лен­но­с­тью бы­тия, срав­ни­вая свой об­раз с од­ним нам ве­до­мым иде­а­лом, за­ви­дуя дру­гим его ка­ри­ка­тур­ным во­пло­ще­ни­ям. Да, мы та­кие, ка­кие есть, шко­ля­ры, сда­ю­щие эк­за­мен, до­ка­зы­ва­ю­щие се­бе и ми­ру пра­во быть со­бой. Рос­сий­ская Им­пе­рия рух­ну­ла под бре­ме­нем на­ро­до­воль­че­с­ко­го сар­каз­ма и ко­сых взгля­дов ли­бе­ра­лов, СССР за­дох­нул­ся от иро­нии и пре­зре­ния к се­бе. За­пер­тые в скор­лу­пе на­дежд, в ла­би­рин­тах от­ча­я­ния, от­ре­зан­ные от се­бя, не­сколь­ко по­след­них де­ся­ти­ле­тий мы жи­ли в пе­ре­вёр­ну­том ми­ре: на­ше за­ко­но­по­слу­ша­ние вос­пи­ты­ва­лось на сце­нах бун­та, сте­ны пра­ви­тель­ст­вен­ных зда­ний ук­ра­ша­ли кар­ти­ны ре­во­лю­ций. По­хо­жее бы­ло у фран­цу­зов, с их тер­ми­до­ра­ми и брю­ме­ра­ми, но от­резв­ле­ние Ва­тер­лоо па­ло у нас не на стро­и­те­лей оран­же­реи, а на её пи­том­цев. Обо­лган­ные и не­по­ня­тые, мы за­гна­ли се­бя на обо­чи­ну, в под­зе­ме­лье – бла­ги­ми на­ме­ре­ни­я­ми уст­ла­на до­ро­га в ад, встать с го­ло­вы на но­ги все­гда бо­лез­нен­но.

Лю­бое пу­те­ше­ст­вие пред­по­ла­га­ет воз­вра­ще­ние, вос­хож­де­ние к чу­жим ми­фам все­гда одис­сея. До­сту­чать­ся до са­мих се­бя, во­про­шать о сво­ей су­ти, сно­ва и сно­ва до­пы­ты­вать­ся об ис­то­ках, о без­ли­ком, еди­ном на­ча­ле – вот за­гад­ка рос­сий­ско­го сфинк­са. Ух­ва­тив­шись за ил­лю­зию от­ве­та, точ­но за хвост жар-пти­цы, Рос­сия рыв­ка­ми ре­ша­ла тех­но­ло­ги­че­с­кие, со­ци­аль­ные за­да­чи. И те­перь, по­ка од­на часть ин­тел­ли­ген­ции счи­та­ет Рос­сию не­до­ра­зу­ме­ни­ем, куль­ти­ви­руя не­ве­рие в её спо­соб­но­с­ти, а дру­гая го­ря­чо за­щи­ща­ет пра­во на су­ще­ст­во­ва­ние, упи­ва­ясь рас­та­яв­шим ве­ли­чи­ем, не­са­мо­сто­я­тель­ной са­мо­сто­я­тель­но­с­тью и раз­гла­голь­ст­вуя на те­му пре­сло­ву­то­го рус­ско­го ха­рак­те­ра, без­молв­ст­ву­ю­щий на­род мед­лен­но вы­би­ра­ет тор­ную, од­но­му ему ве­до­мую тро­пин­ку. Ру­че­ёк рос­сий­ской ви­таль­но­с­ти упёр­ся в за­пру­ду и те­перь скап­ли­ва­ет­ся, что­бы, про­рвав, раз­лить­ся по­ло­во­дь­ем. За­те­рян­ные сре­ди бес­край­них рав­нин, от­ре­зан­ные су­шей, без ор­га­ни­зу­ю­ще­го во­оду­шев­ле­ния мы впа­да­ем в ле­тар­гию, вы­рож­да­ясь в на­се­ле­ние. Без ука­зу­ю­ще­го пер­ста, без от­кли­ка го­су­дар­ст­ва на­род без­ро­пот­но гиб­нет под скаль­пе­лем ре­форм, бьёт­ся в се­тях не­вос­тре­бо­ван­но­с­ти. Но в его не­драх та­ит­ся гроз­ное, рас­ти­тель­ное са­мо­ощу­ще­ние, не­вы­ра­жен­ная мощь, про­сто­душ­ная, дви­жу­щая го­ры ве­ра. Зная «за­чем», он стер­пит лю­бое «как», ко­ре­ня­ще­е­ся в нём са­мо­от­ре­че­нье все­гда оп­ла­чи­ва­ло про­блеск ис­ти­ны. Раз­но­вид­ность им­му­ни­те­та, эти ка­че­ст­ва со­хра­ни­лись у ве­ли­ко­рос­сов не­смо­т­ря на их вы­трав­ли­ва­ние под ли­чи­ной ин­тер­на­ци­о­на­лиз­ма или де­со­ве­ти­за­ции.

В цен­т­раль­ных об­ла­с­тях ни­ко­ла­ев­ской Рос­сии не по­до­зре­ва­ли о су­ще­ст­во­ва­нии че­го-то не­рус­ско­го, не­пра­во­слав­но­го, вы­хо­дя­ще­го за пре­де­лы ска­зок, где ино­вер­цев скры­ва­ла вы­ве­с­ка «ба­сур­ман». «По­бе­дит тех ца­рей наш царь?» – во­про­ша­ют го­го­лев­ские по­ме­щи­ки, и это – глас во­пи­ю­щих в пу­с­ты­не. Се­го­дня бес­ко­неч­но до­влев­шая ге­о­гра­фия от­сту­па­ет, су­жа­ет­ся, сбли­жа­ют­ся кон­ти­нен­ты, и мы с удив­ле­ни­ем слы­шим рус­скую речь, раз­бав­лен­ную раз­но­пле­мен­ным хо­ром. Про­бив ин­фор­ма­ци­он­ную кры­шу, на­ру­шив при­выч­ную уе­ди­нён­ность, стра­ны не­про­ше­но гос­тят в на­шем до­ме. И не­воль­ное срав­не­ние с ни­ми про­буж­да­ет са­мо­со­зна­ние ку­да боль­ше бес­смыс­лен­ных тол­ков о на­шей не­по­хо­же­с­ти, осо­бо­с­ти, ис­клю­чи­тель­но­с­ти.

При­ня­то счи­тать, что из­лиш­няя са­мо­по­гло­щён­ность ме­ша­ет тво­рить ре­аль­ность, а на­вяз­чи­вая оза­бо­чен­ность на­ци­о­наль­ной из­бран­но­с­тью – при­знак ле­ни и твор­че­с­ко­го бес­пло­дия. Нам же, на­обо­рот, все­гда не­до­ста­ва­ло кон­цен­т­ра­ции, при­сталь­но­го взгля­да в се­бя, на­ша ис­клю­чи­тель­ность то вы­сме­и­ва­лась, то за­мал­чи­ва­лась, то за­бал­ты­ва­лась. Мы ис­прав­но не­сли крест ис­то­ри­о­об­ра­зу­ю­щей на­ции, оди­на­ко­во сно­ся ру­ко­пле­с­ка­ния и про­кля­тия и, быть мо­жет, впер­вые за дол­гие го­ды не­бе­са от­ве­ли нам вре­мя на по­иск се­бя. Оно не­об­хо­ди­мо нам, как воз­дух. И в этом на­ше ко­рен­ное от­ли­чие от ев­ро­пей­ских по­зи­ти­ви­с­тов. Они ду­ма­ют, что к ми­ру мож­но при­спо­со­бить­ся, под­чи­нить, пе­ре­де­лать, мы – что его мож­но лишь ис­ку­пить. По­это­му мы пе­ре­жи­ва­ем его боль глуб­же и ос­т­рее, по­это­му на­ши па­де­ния ужас­нее, а взлё­ты го­ло­во­кру­жи­тель­нее.

Со сто­ро­ны мы про­из­во­дим впе­чат­ле­ние ма­ят­ни­ка, сбив­ше­го­ся с так­та и те­перь бес­силь­но бол­та­ю­ще­го­ся то ту­да, то сю­да. Ка­жет­ся, что мы топ­чем­ся на ме­с­те, по­ра­жён­ные оце­пе­не­ни­ем, па­ра­ли­чом во­ли. Но это не так. Мы дви­жем­ся, пре­одо­ле­вая са­мый труд­ный путь – путь к се­бе. От­ря­хи­вая прах со­вет­ско­го ков­че­га, Рос­сия вы­ра­ба­ты­ва­ет но­вую фи­ло­со­фию, но­вое кре­до, что­бы со сво­им ли­цом вой­ти в ци­ви­ли­за­цию фа­ри­се­ев, где на­ци­о­наль­ную пе­с­т­ро­ту при­кры­ва­ют об­ман­чи­вые зо­вы эко­но­ми­че­с­кой гло­ба­ли­за­ции и миф об уни­фи­ка­ции ми­ра. В этом тай­ный смысл про­ис­хо­дя­ще­го, из ос­мыс­ле­ния по­ра­же­ния рож­да­ет­ся стра­те­гия по­бе­ды.

Мы та­кие, ка­кие есть. На­до прой­ти че­рез са­мо­уни­чи­же­ние и гор­ды­ню, че­рез все­лен­ские за­маш­ки и жгу­чий стыд, че­рез са­мо­би­че­ва­ние и нис­про­вер­же­ние, что­бы прий­ти к этой фор­му­ле.

Иван ЗОРИН