Литературная Россия
       
Литературная Россия
Еженедельная газета писателей России
Редакция | Архив | Книги | Реклама |  КонкурсыЖить не по лжиКазачьему роду нет переводуЯ был бессмертен в каждом слове  | Наши мероприятияФоторепортаж с церемонии награждения конкурса «Казачьему роду нет переводу»Фоторепортаж с церемонии награждения конкурса «Честь имею» | Журнал Мир Севера
     RSS  

Новости

17-04-2015
Образовательная шизофрения на литературной основе
В 2014 году привелось познакомиться с тем, как нынче проводится Всероссийская олимпиада по литературе, которой рулит НИЦ Высшая школа экономики..
17-04-2015
Какую память оставил в Костроме о себе бывший губернатор Слюняев–Албин
Здравствуйте, Дмитрий Чёрный! Решил обратиться непосредственно к Вам, поскольку наши материалы в «ЛР» от 14 ноября минувшего года были сведены на одном развороте...
17-04-2015
Юбилей на берегах Невы
60 лет журнал «Нева» омывает берега классического, пушкинского Санкт-Петербурга, доходя по бесчисленным каналам до всех точек на карте страны...

Архив : №27. 08.07.2011

Воскрешение мёртвых как метод лечения алкоголизма

 Над го­ра­ми Тянь-Ша­ня ле­тит в Ки­тай са­мо­лёт, ко­то­рый дол­жен до­ста­вить на Все­мир­ный ма­те­ма­ти­че­с­кий кон­гресс 36-лет­не­го Мак­си­ма По­кров­ско­го. Мак­сим, ла­у­ре­ат круп­ней­шей в ми­ре ма­те­ма­ти­че­с­кой пре­мии, силь­но пьян. По­хо­же, что хро­ни­че­с­кий ал­ко­го­лизм ге­роя в той ста­дии, ког­да ве­ро­ят­ность ис­це­ле­ния при­бли­жа­ет­ся к воз­мож­но­с­ти по­ко­рить Эве­рест без спе­ци­аль­ной под­го­тов­ки. Пья­ный ге­ний, вос­поль­зо­вав­шись сном же­ны, на­ра­щи­ва­ет при­сут­ст­вие яда в се­бе. На ки­тай­скую зем­лю Мак­сим вый­дет сов­сем пло­хим, «в та­ком ви­де его нель­зя по­ка­зы­вать да­же Бо­гу». Же­на Ни­на ус­та­ла. Дочь гре­ка-ари­с­то­кра­та вы­хо­ди­ла за­муж за ге­ния, но жить долж­на с тя­жё­лым ал­ко­го­ли­ком, ко­то­ро­му нель­зя до­ве­рить де­тей. Ни­не вре­ме­на­ми жал­ко Мак­си­ма, но люб­ви нет сов­сем. Не­что по­доб­ное ис­пы­ты­ва­ет к су­пру­ге и Мак­сим. В воз­ду­хе тек­с­та ве­ет бе­дой. Чи­та­тель до­га­ды­ва­ет­ся: смер­тель­ное со­че­та­ние ге­ни­аль­но­с­ти и ал­ко­го­лиз­ма ра­зо­рвёт ге­роя; дви­жи­мый на­уч­ны­ми иде­я­ми мозг бу­дет на­би­рать вы­со­ту до тех пор, по­ка те­ло, из­му­чен­ное ве­ще­ст­вом, ля­жет в зем­лю. Не­за­дол­го до фи­ни­ша ге­роя на­вер­ня­ка бро­сит же­на, и де­ка­данс судь­бы уже не бу­дет иметь пре­град. Ил­лю­зор­ная вы­со­та, на­бран­ная Мак­си­мом вме­с­те с рав­но­душ­ным са­мо­лё­том, обер­нёт­ся па­де­ни­ем. Его нель­зя ос­та­но­вить, тра­ги­че­с­кое дви­же­ние вниз не­о­бра­ти­мо. Но ге­ний, пе­ре­пу­тав­ший не­бо с мо­ги­лой, стре­ми­тель­но пи­ки­ру­ю­щий в не­бы­тие, ин­те­ре­сен мно­гим.

На­ча­ло обе­ща­ет яр­кую ка­та­ст­ро­фу, но ро­ман не ис­пол­ня­ет обе­ща­ния: вме­с­то энер­гич­но­го, яр­ко­го са­мо­унич­то­же­ния – оп­ти­ми­за­ция жиз­ни, труд­ная ра­бо­та над со­бой, по­иск по­зи­тив­ных кон­тек­с­тов. Вме­с­то од­но­го из ва­ри­ан­тов все­мир­но­го де­ка­дан­са чи­та­тель встре­ча­ет­ся с ли­те­ра­ту­рой про­ду­ман­но­го оп­ти­миз­ма. Она от­ка­зы­ва­ет­ся от эс­те­ти­че­с­ки мощ­ных уда­ров, не со­гла­ша­ет­ся лю­бо­вать­ся пу­те­ше­ст­ви­ем ге­роя в ад, сма­ко­вать раз­ви­тие су­и­ци­даль­ных ин­стинк­тов. Ге­рой дол­жен вы­жить, он обя­зан сбе­речь свой ге­ний, из­ме­нить век­тор его дви­же­ния и об­ре­с­ти не­что. Так и про­ис­хо­дит. Фи­наль­ный кадр «Ма­те­ма­ти­ка»: мать глав­но­го ге­роя, дав­но бро­шен­ная му­жем, по­те­ряв­шая смысл и на­деж­ду, поч­ти по­гиб­шая в бу­тыл­ке, об­ни­ма­ет вер­нув­ше­го­ся сы­на Мак­си­ма, пре­одо­лев­ше­го ал­ко­го­лизм и все дру­гие за­пои, по­зна­нию и пре­одо­ле­нию ко­то­рых по­свя­щён но­вый ро­ман Алек­сан­д­ра Или­чев­ско­го.

Мак­сим за­пил, ус­тав от соб­ст­вен­но­го мы­ш­ле­ния. Ве­ли­ко­леп­ная и не­нуж­ная ма­те­ма­ти­ка, воз­во­дя ге­роя на вер­ши­ны оди­но­че­ст­ва, пре­вра­ща­ет По­кров­ско­го в «гал­лю­ци­ни­ру­ю­ще­го про­фес­со­ра», не по­ни­мав­ше­го, как и чем жи­вут про­стые лю­ди, ка­кой смысл в ду­рац­кой жи­тей­ской про­зе, в без­гра­нич­ной жи­вот­но­с­ти по­лу­спя­ще­го ин­тел­лек­та. На­уч­ный мир го­тов но­сить ге­роя на ру­ках, обес­пе­чи­вать пре­стиж­ную ра­бо­ту, да­вать все­воз­мож­ные сти­пен­дии, под­бра­сы­вать гран­ты. Об­ра­зо­ва­тель­ные уч­реж­де­ния с по­ни­ма­ни­ем тер­пят Мак­си­ма, ко­то­рый сов­сем не за­ме­ча­ет сту­ден­тов и не лю­бит пре­по­да­вать. Вот толь­ко не сто­ит при­хо­дить на се­ми­нар с бу­тыл­кой Jameson. На­до уметь де­лать па­у­зы. Пло­хо пить чет­вёр­тый ме­сяц под­ряд, за­бы­вая, что ты боль­шой учё­ный. Но ни­кто ни­ко­го не вы­го­ня­ет. Лишь про­сят от­дох­нуть, от­пра­вить­ся на год в от­пуск, что­бы не шо­ки­ро­вать кол­лег, не под­тал­ки­вать впе­чат­ли­тель­ных сту­ден­тов к мыс­ли о том, что ге­ни­аль­ный ма­те­ма­тик – не жи­лец на этом све­те.

В шко­ле я не­на­ви­дел ма­те­ма­ти­ку, ко­то­рую вос­при­ни­мал как еже­днев­ный тер­рор, не­срав­ни­мый с хи­лым по­зд­не­со­вет­ским ком­му­низ­мом. Ко­неч­но, силь­но был не прав. По­зд­нее ви­дел ма­те­ма­ти­ков, ко­то­рые ли­хо­ра­доч­но пе­ре­ме­ща­лись по гу­ма­ни­тар­ным сфе­рам с твёр­дым убеж­де­ни­ем, что имен­но они долж­ны ре­шать про­бле­мы фи­ло­со­фии и ли­те­ра­ту­ры, спа­сать мир ал­го­рит­ма­ми ис­ти­ны, фор­му­ла­ми про­зре­ния. В пе­ри­од слав­ной Пе­ре­ст­рой­ки оша­ра­шен­ные сво­бо­дой тех­на­ри, ус­тав­шие от пу­с­то­ты бес­че­ло­веч­ных на­ук, рва­лись чи­тать лек­ции о Ниц­ше, вы­ст­ра­и­ва­ли мо­де­ли про­све­щён­ной по­ли­ти­ки. Ви­дел и тех пред­ста­ви­те­лей ес­те­ст­вен­ных на­ук, кто, опи­ра­ясь на тай­ны чи­сел, го­во­рил о ско­ром Апо­ка­лип­си­се, о том, что нет Бо­га, но есть дья­вол, и его чис­ло вы­зре­ва­ет в ми­ре как плод, от ко­то­ро­го че­ло­ве­ку не удаст­ся от­ка­зать­ся. Эс­ха­то­ло­гия – по­эти­че­с­кая на­ука о кри­зис­ном за­вер­ше­нии ис­то­рии че­ло­ве­че­ст­ва – за­ни­ма­ет не толь­ко гу­ма­ни­та­ри­ев. «Ма­те­ма­ти­че­с­кие объ­ек­ты – не аб­ст­рак­ции, не без­воль­ные пу­с­тые объ­ек­ты, си­му­ля­ци­ей ло­ги­че­с­ких чувств обы­г­ры­ва­ю­щие со­зна­ние, а са­мые что ни на есть жи­вые сущ­но­с­ти, слу­жеб­ные ан­ге­лы мы­ш­ле­ния», – счи­та­ет Мак­сим По­кров­ский. В од­ном из «гор­них снов» при­сни­лось ему, что ма­те­ма­ти­ка есть те­о­ло­гия. Мак­сим – тех­нарь, на­чи­на­ю­щий меч­тать о гу­ма­ни­тар­ном по­дви­ге. Та­кие ре­бя­та ча­с­то ста­но­вят­ся апо­ка­лип­ти­ка­ми. Ино­гда бы­с­т­ро спи­ва­ют­ся, пре­вра­щая Апо­ка­лип­сис в пер­со­наль­ный сю­жет.

Де­прес­сия По­кров­ско­го не вы­зы­ва­ет удив­ле­ния. Кок­тейль из пе­ру­ан­ской ви­но­град­ной вод­ки со взби­тым яич­ным бел­ком, ко­то­рый по­нра­вил­ся Мак­си­му в ба­ре ки­тай­ско­го оте­ля, спо­со­бен спро­во­ци­ро­вать по­эму о при­бли­жа­ю­щей­ся ги­бе­ли. Ког­да ты ге­ни­аль­ный учё­ный с очень вред­ной при­выч­кой, те­бе не­чем за­щи­тить­ся. Но спа­с­тись хо­чет­ся. Ге­рой по­ни­ма­ет: что­бы пе­ре­стать пить, на­до во что-то транс­фор­ми­ро­вать свою ма­те­ма­ти­ку, как-то из­ме­нить то оди­но­че­ст­во, ко­то­рые пе­ре­пол­ня­ет най­ден­ные фор­му­лы и ва­ри­ан­ты ре­ше­ния за­дач. На­до сде­лать так, что­бы во­ля к жиз­ни про­сну­лась. Ро­ман Или­чев­ско­го – о том, как эта во­ля мо­жет про­бу­дить­ся, где, соб­ст­вен­но, ис­кать её воз­вра­ще­ния.

Нет боль­ше же­ны, де­тей, ис­чез­ли кол­ле­ги, ни­ког­да не бы­ло дру­зей. В эту пу­с­то­ту долж­на хлы­нуть вод­ка и си­но­ни­мич­ные жид­ко­с­ти. Мак­сим об этом по­мнит по­сто­ян­но, бо­ит­ся, чув­ст­ву­ет, что при­го­во­рён, и прав в этом чув­ст­ве. Он не пьёт, но чув­ст­ву­ет во рту за­пах пе­ре­га­ра. «Вы­пить ему хо­те­лось стра­ст­но. Ино­гда его тряс­ло и ло­ма­ло, и по но­чам он про­сы­пал­ся от ужа­са, что всё-та­ки со­рвал­ся и вы­пил», – со­чув­ст­ву­ет по­ве­ст­во­ва­тель. «Он не спо­со­бен был мыс­лить, – каж­дый день ду­мал толь­ко об од­ном: как бы ему не со­рвать­ся, как сно­ва не за­пить», – та­ко­ва глав­ная про­бле­ма ге­роя.

Мак­сим ве­рит, что ма­те­ма­ти­ка, при­над­ле­жа вер­ши­нам Не­жи­во­го, яв­ля­ет­ся бли­жай­шим ат­ри­бу­том Бо­га, а че­ло­век – мост меж­ду Жи­вым и Не­жи­вым. При­хо­дит к По­кров­ско­му и бо­лее ра­ци­о­наль­ная мысль: ес­ли вос­кре­сить всех лю­дей, то они по­ме­с­тят­ся на тер­ри­то­рии Моск­вы, каж­до­му до­ста­нет­ся круг ди­а­ме­т­ром пол­ме­т­ра. На­вяз­чи­во по­вто­ря­ет­ся од­на и та же сце­на в сти­ле лу­боч­но­го аме­ри­ка­низ­ма. Зна­ко­мит­ся Мак­сим с но­вым аме­ри­кан­цем. «Чем за­ни­ма­ешь­ся? – Со­би­ра­юсь вос­кре­шать мёрт­вых. – Хо­ро­шо, мо­ло­дец, OK».

Ес­ли вос­кре­ше­ние обо­ра­чи­ва­ет­ся вя­лой ри­то­ри­кой или, в луч­шем слу­чае, по­езд­кой на мо­ги­лу де­да в Бе­ло­рус­сию, текст не об­жи­га­ет. Мысль о вос­кре­ше­нии, о том, что мо­ре смер­ти от­даст всех в нём ис­чез­нув­ших – ве­ли­кое бе­зу­мие, в ко­то­ром на­до гре­зить так, как это по­лу­чи­лось у ав­то­ра но­во­за­вет­но­го От­кро­ве­ния. Бо­го­вдох­но­вен­ность биб­лей­ско­го Апо­ка­лип­си­са не за­кры­ва­ет про­бле­му, а на­прав­ля­ет че­ло­ве­ка к по­всед­нев­ной эс­ха­то­ло­гии, ког­да весь че­ло­век всма­т­ри­ва­ет­ся в клад­би­щен­скую тьму, чув­ст­вуя, что без­на­дёж­но ис­тлев­шее мо­жет за­ды­шать сно­ва, оп­ро­верг­нуть жи­тей­ский ре­а­лизм чу­дом пре­одо­ле­ния мёрт­вой при­ро­ды. Ког­да о вос­кре­ше­нии пи­шет Ни­ко­лай Фё­до­ров, по­ни­ма­ешь, что он сде­лал­ся ра­бом од­ной идеи, и по­то­му по­бе­дил тще­ту всех бо­лее спо­кой­ных фи­ло­со­фий. Ког­да об этом рас­суж­да­ют ге­рои Ан­д­рея Пла­то­но­ва, ве­ду­щие свой бой за бес­смер­тие в гра­ни­цах рус­ской ре­во­лю­ции, при­хо­дит к чи­та­те­лю пе­чаль не­вы­пол­ни­мо­с­ти дерз­ко­го пла­на, ком­пен­си­ро­ван­ная не­ве­ро­ят­ны­ми пла­то­нов­ски­ми об­ра­за­ми, чу­дом ав­тор­ской ре­чи. Есть ещё Вла­ди­мир Ша­ров, ав­тор ро­ма­нов «Ре­пе­ти­ции», «До и во вре­мя», «Вос­кре­ше­ние Ла­за­ря», «Будь­те как де­ти». Толь­ко об од­ном ду­ма­ют ге­рои Ша­ро­ва: рус­ская ре­во­лю­ция – куль­ми­на­ция на­шей ре­ли­гии, цель ко­то­рой – за­ста­вить Бо­га уви­деть не­мыс­ли­мые стра­да­ния лю­дей и на­ко­нец-то по­да­рить вос­кре­ше­ние мёрт­вых и ко­нец ис­то­рии.

У Или­чев­ско­го вос­кре­ше­ние – хо­лод­ная идея. Буд­то не­кий врач-нар­ко­лог под­ска­зал Мак­си­му: хо­чешь спа­с­тись от ал­ко­го­ля, по­вто­ряй те­зи­сы о вос­кре­ше­нии мерт­вых, при­ду­мы­вай но­вые сло­ва, изо­б­ра­зи за­пой ума, что­бы те­бя от­пу­с­тил жид­кий яд, и не умер ты от пи­ва и ви­с­ки. При­кинь­ся пья­ным от идеи, тог­да те­бя, воз­мож­но, пе­ре­ста­нет за­ме­чать Ди­о­нис. Кри­зис­ный ма­те­ма­тик и на­чи­на­ю­щий те­о­соф По­кров­ский не по­хож на бо­го­сло­ва-ма­те­ма­ти­ка Фло­рен­ско­го. Ве­ры у Мак­си­ма нет. Есть смут­ная мысль о но­вой тех­но­ло­гии, ко­то­рая за­ме­нит Бо­га, ко­то­ро­го – что по­де­ла­ешь – нет. Ге­рой зна­ет о стран­ном со­бы­тии: оке­ан вы­бра­сы­ва­ет мерт­ве­цов, оде­тых по мо­де 30-х го­дов про­шло­го ве­ка. Не знак ли это ка­ко­го-то не­удач­но­го экс­пе­ри­мен­та по вос­кре­ше­нию? Увы, при­хот­ли­вость те­че­ния со­хра­ня­ла не­тлен­ны­ми те­ла дав­них лю­дей, уби­тых ма­фи­ей.

Что­бы вос­кре­шать мёрт­вых, на­до упасть вниз, по­чув­ст­во­вать за­пах зем­ли, а Или­чев­ский го­нит ге­роя на све­жий воз­дух, в го­ры. Что­бы вос­кре­шать мёрт­вых, нуж­но прой­ти ад. Ро­ман Или­чев­ско­го сте­ри­лен, пуст от стра­ха, от кош­ма­ра смер­ти. Вос­кре­ше­ние есть там, где смер­дит Ла­зарь. Здесь по­кой­ник при­чё­сан так об­сто­я­тель­но, что нет ни­ка­кой на­деж­ды на бы­с­т­рое про­буж­де­ние от смер­ти. Впро­чем, есть страх вне­зап­ной ос­та­нов­ки смер­ти от оче­ред­ной до­зы ал­ко­го­ля. Этот син­д­ром в «Ма­те­ма­ти­ке» вы­зы­ва­ет до­ве­рие.

Нуж­на во­ля. От блед­ных ре­чей о вос­кре­ше­нии во­ли боль­ше не ста­но­вит­ся. По­мощь при­хо­дит из ар­се­на­ла со­вет­ско­го ге­ро­из­ма. Пусть вос­кре­ше­ние ста­нет сим­во­лом, пред­став­лен­ным ув­ле­че­ни­ем ки­но и аль­пи­низ­мом. Дру­гом Мак­си­ма ста­но­вит­ся Бар­ни – «смы­ш­лён­ый не­вра­с­те­ник», сын ев­рей­ки и прав­нук ир­кут­ско­го ка­за­ка, влюб­лён­ный в Рос­сию и уве­рен­ный, что ка­за­ки про­изо­ш­ли от ха­зар. Бар­ни за­ни­ма­ет­ся ки­но­ис­кус­ст­вом, к не­му при­со­е­ди­ня­ет­ся мед­лен­но вы­здо­рав­ли­ва­ю­щий По­кров­ский. Он пи­шет сце­на­рий филь­ма «По­ко­ри­те­ли не­ба» – о бра­ть­ях Аба­ла­ко­вых, Ви­та­лии и Ев­ге­нии, со­вет­ских аль­пи­ни­с­тах, по­ко­рив­ших де­сят­ки вер­шин. Их вос­хож­де­ние – яв­ле­ние тех слож­ных кон­тек­с­тов, в ко­то­рые по­па­да­ет вы­со­кий эпос: вос­хож­де­ние, ра­ди ко­то­ро­го мож­но и жизнь от­дать, оче­вид­но, но в сце­на­рии Мак­си­ма, за­ни­ма­ю­щем со­лид­ный объ­ём «Ма­те­ма­ти­ка», мно­го ска­за­но и о не­при­яз­ни двух бра­ть­ев, о не­спра­вед­ли­вом тю­рем­ном за­то­че­нии стар­ше­го, о не­ле­пой смер­ти млад­ше­го, по­гиб­ше­го (воз­мож­но, уби­то­го) от утеч­ки га­за.

Фи­нал ро­ма­на зна­ко­во ка­тар­си­чен. Мак­сим вы­рос в се­мье, «в ко­то­рой ни­кто ни­ко­го не лю­бил». И всё-та­ки су­мел вер­нуть­ся к ма­те­ри, по­бе­дил пре­зре­ние к ней – сла­бой, бро­шен­ной, про­кис­шей в ви­не. Мак­сим пре­одо­лел клас­си­че­с­кий за­пой. Пре­одо­лел за­пой бе­зум­ной мыс­ли о вос­кре­ше­нии с по­мо­щью ма­те­ма­ти­ки, ос­та­вил по­за­ди и за­пой аль­пи­нист­ско­го ге­ро­из­ма. Или – ис­поль­зо­вал их. Вы­со­ко взле­тел, что­бы при­зем­лить­ся: «Мать смо­т­ре­ла на сы­на, при­дер­жи­ва­ла его по­лу­рас­кры­ты­ми ру­ка­ми, и склад­ки пла­тья с ши­ро­ких ру­ка­вов тек­ли на его не­боль­шое те­ло». Здесь и теп­ло вновь об­ре­тён­но­го род­ст­ва, и хо­лод скульп­тур­ной – поч­ти клад­би­щен­ской – изо­б­ра­зи­тель­но­с­ти, и воз­мож­ный сиг­нал о том, что встре­ча – этап на пу­ти к вос­кре­ше­нию. Горь­кая мысль о ма­те­ри на­по­ми­на­ла Мак­си­му, что он че­ло­век. На­ча­ло ро­ма­на – за­пой. Фи­нал – от­резв­ле­ние.

«Цель ци­ви­ли­за­ции – по­прать смерть», – эта мысль Мак­си­ма По­кров­ско­го зву­чит в ро­ма­не не слиш­ком убе­ди­тель­но. У Или­чев­ско­го вос­кре­ше­ние – не об­щее де­ло, а труд оди­но­ко­го ма­те­ма­ти­ка, ко­то­рый вер­нул­ся до­мой. Кто по­прал смерть в се­бе са­мом, тот вос­кре­сил мёрт­вых. Без ма­те­ма­ти­ки и ге­не­ти­ки. Вос­кре­сил без Фё­до­ро­ва и Ша­ро­ва.

И ещё один ар­гу­мент в поль­зу ро­ма­на Алек­сан­д­ра Или­чев­ско­го. Ес­ли хо­чешь спа­с­тись, най­ди в сво­ём де­ле ме­та­фи­зи­че­с­кую вы­со­ту, вос­кре­шай мёрт­вых там, ку­да при­вёл твой ге­ний или твоя без­дар­ность. Го­ра для вос­хож­де­ния есть в лю­бой точ­ке тво­ей судь­бы. Не кис­ни. Дей­ст­вуй.

 

А.Или­чев­ский. Ма­те­ма­тик: Ро­ман // Зна­мя, 2011, № 4–5.



Алексей ТАТАРИНОВ,
г. КРАСНОДАР




Поделитесь статьёй с друзьями:
Кузнецов Юрий Поликарпович. С ВОЙНЫ НАЧИНАЮСЬ… (Ко Дню Победы): стихотворения и поэмы Бубенин Виталий Дмитриевич. КРОВАВЫЙ СНЕГ ДАМАНСКОГО. События 1967–1969 гг. Игумнов Александр Петрович. ИМЯ ТВОЁ – СОЛДАТ: Рассказы Кузнецов Юрий Поликарпович. Тропы вечных тем: проза поэта Поколение Егора. Гражданская оборона, Постдайджест Live.txt Вячеслав Огрызко. Страна некомпетентных чинуш: Статьи и заметки последних лет. Михаил Андреев. Префект. Охота: Стихи. Проза. Критика. Я был бессмертен в каждом слове…: Поэзия. Публицистика. Критика. Составитель Роман Сенчин. Краснов Владислав Георгиевич.
«Новая Россия: от коммунизма к национальному
возрождению» Вячеслав Огрызко. Юрий Кузнецов – поэт концепций и образов: Биобиблиографический указатель Вячеслав Огрызко. Отечественные исследователи коренных малочисленных народов Севера и Дальнего Востока Казачьему роду нет переводу: Проза. Публицистика. Стихи. Кузнецов Юрий Поликарпович. Стихотворения и поэмы. Том 5. ВСЁ О СЕНЧИНЕ. В лабиринте критики. Селькупская литература. Звать меня Кузнецов. Я один: Воспоминания. Статьи о творчестве. Оценки современников Вячеслав Огрызко. БЕССТЫЖАЯ ВЛАСТЬ, или Бунт против лизоблюдства: Статьи и заметки последних лет. Сергей Минин. Бильярды и гробы: сборник рассказов. Сергей Минин. Симулянты Дмитрий Чёрный. ХАО СТИ Лица и лики, том 1 Лица и лики, том 2 Цветы во льдах Честь имею: Сборник Иван Гобзев. Зона правды.Роман Иван Гобзев. Те, кого любят боги умирают молодыми.Повесть, рассказы Роман Сенчин. Тёплый год ледникового периода Вячеслав Огрызко. Дерзать или лизать Дитя хрущёвской оттепели. Предтеча «Литературной России»: документы, письма, воспоминания, оценки историков / Составитель Вячеслав Огрызко Ительменская литература Ульчская литература
Редакция | Архив | Книги | Реклама | Конкурсы



Яндекс цитирования