Архив : №37. 16.09.2011

Громила советской литературы

Владимир Ермилов – одна из самых одиозных фигур в нашем литературоведении. Кого он только не громил! Но более всего от него досталось Андрею Платонову. Дали бы критику волю, он, уверен, стёр бы этого ненавистного ему писателя в порошок. Но каким бы ничтожеством Ермилов ни был, полного идиота он из себя не представлял. В уме отказать ему было нельзя. Он всё прекрасно понимал и всему знал цену. Это у него как-то вырвалась очень едкая фраза «маразм крепчает», которая потом стала крылатой. Так почему же этот даровитый критик столь низко опустился? Неужели всё затмила жажда власти в писательском мире? Или сработал инстинкт самосохранения, который в зародыше подавил чувство справедливости?

 

Вла­ди­мир Вла­ди­ми­ро­вич Ер­ми­лов ро­дил­ся 16 (по но­во­му сти­лю 29) ок­тя­б­ря 1904 го­да в Моск­ве. Его отец – Вла­ди­мир Ев­гра­фо­вич Ер­ми­лов был пе­да­го­гом и счи­тал­ся не­пло­хим ли­те­ра­то­ром и ак­тё­ром. Он умер в 1918 го­ду. Мать – Эм­ма (Ма­рия) Ос­ка­ров­на про­ис­хо­ди­ла из не­мок и поч­ти всю жизнь за­ни­ма­лась до­маш­ним хо­зяй­ст­вом. Она про­жи­ла до 1949 го­да. Вла­ди­мир был в се­мье стар­шим сы­ном. Кро­ме не­го, в до­ме Ер­ми­ло­вых вос­пи­ты­ва­лось ещё двое де­тей: Ев­ге­ний (он стал эко­но­ми­с­том) и Зи­на­и­да, вы­брав­шая впос­лед­ст­вии путь вра­ча-пси­хи­а­т­ра.

Уже в пят­над­цать лет Вла­ди­мир Ер­ми­лов стал ре­дак­то­ром га­зе­ты «Юно­ше­с­кая прав­да» и за­ве­ду­ю­щим от­де­лом пе­ча­ти Мос­ков­ско­го ко­ми­те­та ком­со­мо­ла. Че­рез два го­да его при­ня­ли на пра­во­вое от­де­ле­ние фа­куль­те­та об­ще­ст­вен­ных на­ук в 1-й МГУ. При этом он так и не рас­стал­ся с ком­со­мо­лом, сов­ме­щая учё­бу с ис­пол­не­ни­ем обя­зан­но­с­тей ин­спек­то­ра-прак­ти­кан­та от ЦК ВЛКСМ в Цен­т­ро­пе­ча­ти.

По­сле окон­ча­ния в 1924 го­ду уни­вер­си­те­та ком­со­мол ко­ман­ди­ро­вал Ер­ми­ло­ва на Урал, по­ру­чив ему ре­дак­ти­ро­ва­ние мо­ло­дёж­ной га­зе­ты «На сме­ну». В Моск­ву он вер­нул­ся лишь в 1926 го­ду, сра­зу став ре­дак­то­ром жур­на­ла «Мо­ло­дая гвар­дия». И уже че­рез год у не­го вы­шла пер­вая кни­га ста­тей «Про­тив ме­щан­ст­ва и упад­ни­че­ст­ва» (од­но­вре­мен­но кри­тик был при­нят в ВКП(б)).

В сто­ли­це про­изо­ш­ло сбли­же­ние Ер­ми­ло­ва с вож­дя­ми РАПП. По их про­тек­ции мо­ло­до­го, но бой­ко­го кри­ти­ка в 1929 го­ду при­ня­ли в ас­пи­ран­ту­ру РА­НИ­О­На, от­ку­да он по­том бы­с­т­ро пе­ре­шёл в ас­пи­ран­ту­ру ин­сти­ту­та крас­ной про­фес­су­ры. Го­во­ри­ли, что за сло­вом в кар­ман Ер­ми­лов ни­ког­да не лез. Толь­ко вот вме­с­то ар­гу­мен­тов он в пы­лу по­ле­ми­ки не­ред­ко при­бе­гал к чи­с­той де­ма­го­гии, но, как пра­ви­ло, под­креп­лён­ной нуж­ной марк­сист­ской фра­зе­о­ло­ги­ей. По сви­де­тель­ст­ву со­вре­мен­ни­ков, Ма­я­ков­ский не­за­дол­го до сво­ей ги­бе­ли очень со­жа­лел о том, что не вы­ска­зал сво­е­му оп­по­нен­ту всё, что о нём ду­мал. По­эт яко­бы ска­зал: «Жаль, не до­ру­гал­ся с Ер­ми­ло­вым».

Впос­лед­ст­вии пар­тап­па­рат, оце­нив за­слу­ги мо­ло­до­го кри­ти­ка в борь­бе за чи­с­то­ту идей, при­влёк его к раз­ра­бот­ке но­во­го пар­тий­но­го кур­са в об­ла­с­ти ли­те­ра­ту­ры. Он стал од­ним из ав­то­ров про­ек­та по­ста­нов­ле­ния по­лит­бю­ро ЦК ВКП(б) о пе­ре­ст­рой­ке ли­те­ра­тур­но-ху­до­же­ст­вен­ных ор­га­ни­за­ций. До­ку­мент был под­го­тов­лен уже в кон­це 1930 го­да, а 11 ян­ва­ря 1931 го­да за­ве­ду­ю­щий агит­про­пом Алек­сей Стец­кий пред­ста­вил его се­к­ре­та­рю ЦК Ла­за­рю Ка­га­но­ви­чу. Од­на­ко бли­жай­ше­му со­рат­ни­ку Ио­си­фа Ста­ли­на в про­ек­те что-то не по­нра­ви­лось. Даль­ней­шая ра­бо­та над по­ста­нов­ле­ни­ем про­хо­ди­ла, ви­ди­мо, уже без уча­с­тия Ер­ми­ло­ва. Во вся­ком слу­чае, на за­се­да­ние по­лит­бю­ро, ко­то­рое со­сто­я­лось 23 ап­ре­ля 1932 го­да и где ре­ша­лась судь­ба пи­са­тель­ских ор­га­ни­за­ций, его не при­гла­си­ли и, бо­лее то­го, по­че­му-то сра­зу ото­всю­ду вы­ве­ли, и в пер­вую оче­редь из ре­дак­ции жур­на­ла «Про­ле­тар­ская ли­те­ра­ту­ра».

В чём бы­ли при­чи­ны опа­лы, до сих пор не яс­но. Важ­но дру­гое: Ер­ми­лов с су­ще­ст­вен­ным по­ни­же­ни­ем сво­е­го ста­ту­са не со­гла­сил­ся. Он ли­хо­ра­доч­но на­чал ис­кать под­хо­ды к вы­со­ко­по­с­тав­лен­ным пар­тий­ным чи­нов­ни­кам. И его уси­лия не про­па­ли да­ром. Уже 22 ию­ня 1932 го­да се­к­ре­та­ри­ат ЦК ВКП(б) ут­вер­дил отъ­яв­лен­но­го марк­сист­ско­го де­ма­го­га чле­ном ред­кол­ле­гии жур­на­ла «Крас­ная новь», а спу­с­тя че­ты­ре ме­ся­ца Иван Грон­ский на встре­че бу­ре­ве­ст­ни­ка ре­во­лю­ции с ру­ко­во­ди­те­ля­ми стра­ны пред­ло­жил вве­с­ти кри­ти­ка так­же в со­став орг­ко­ми­те­та по под­го­тов­ке пер­во­го съез­да со­вет­ских пи­са­те­лей. Ви­ди­мо, в бла­го­дар­ность Ер­ми­лов пред­ло­жил в «Крас­ной но­ви» от­сечь от врас­та­ния в со­ци­а­ли­с­ти­че­с­кую ли­те­ра­ту­ру Ни­ко­лая За­ру­ди­на, Бо­ри­са Пиль­ня­ка и «вся­ких шклов­ских».

В этот мо­мент у Ер­ми­ло­ва за­вя­зал­ся ро­ман с де­вуш­кой по име­ни Ди­на. И в ка­кой-то мо­мент он, ок­ры­лён­ный лю­бо­вью, по­те­рял чув­ст­во ос­то­рож­но­с­ти. При его уча­с­тии в аль­ма­на­хе «Год ше­ст­над­ца­тый» про­ско­чи­ла со­мни­тель­ная с пар­тий­ной точ­ки зре­ния са­ти­ри­че­с­кая сце­на Вла­ди­ми­ра Мас­са и Ни­ко­лая Эрд­ма­на «За­се­да­ние о сме­хе». Пер­вым ошиб­ку уз­рел за­ве­ду­ю­щий культ­про­пот­де­лом ЦК ВКП(б) Стец­кий. Он пред­ло­жил се­рь­ёз­но на­ка­зать ре­дак­то­ра Авер­ба­ха. Но по­лит­бю­ро 25 мая 1933 го­да за ком­па­нию вка­ти­ло вы­го­вор так­же и Ер­ми­ло­ву.

Ис­пу­гав­шись за свою даль­ней­шую ка­рь­е­ру, кри­тик стал ду­мать о том, как по­бы­с­т­рей вер­нуть к се­бе до­ве­рие вы­со­ко­го на­чаль­ст­ва. У не­го бы­ло два ва­ри­ан­та: вы­ли­зать все ме­с­та лю­бим­чи­кам Ста­ли­на или по­ис­кать но­вых вра­гов. Он вы­брал вто­рой путь и изо всех сил на­ки­нул­ся на Ни­ко­лая За­бо­лоц­ко­го. Ер­ми­лов объ­я­вил за­ме­ча­тель­но­го ли­ри­ка в «Прав­де» «юрод­ст­ву­ю­щим по­этом», ус­мо­т­рев в его по­эме «Тор­же­ст­во зем­ле­де­лия» «кле­ве­ту на кол­хоз­ное дви­же­ние и про­по­ведь ку­лац­кой иде­о­ло­гии». Но стра­ст­ные об­ли­че­ния За­бо­лоц­ко­го ему не по­мог­ли.

Но­вую по­щё­чи­ну Ер­ми­лов по­лу­чил на пер­вом пи­са­тель­ском съез­де. Его про­тив всех ожи­да­ний ни­ку­да не вы­бра­ли. Это мог­ло оз­на­чать толь­ко од­но: вер­хуш­ка пар­тии в нём за­сом­не­ва­лась. До­ка­зать свою пре­дан­ность кри­тик мог толь­ко вер­но­под­дан­ни­че­с­ки­ми ста­ть­я­ми. Ми­ше­нью для ата­ки он вы­брал Фё­до­ра Глад­ко­ва, ко­то­рый в 1935 го­ду опуб­ли­ко­вал край­не не­удач­ную по­весть «Тра­ге­дия Лю­ба­ши». Но Ер­ми­лов бил ав­то­ра не за убо­гий язык, а за не­вер­но рас­став­лен­ные ак­цен­ты. Его по­пы­тал­ся по­пра­вить жур­нал «Но­вый мир». Но ку­да там! Ер­ми­лов тут же об­ви­нил на стра­ни­цах «Прав­ды» в по­ли­ти­че­с­кой бе­зот­вет­ст­вен­но­с­ти и «Но­вый мир». В ито­ге он вновь ока­зал­ся на ко­не.

Впро­чем, не­дол­го му­зы­ка иг­ра­ла. 29 ав­гу­с­та 1936 го­да за­ме­с­ти­тель за­ве­ду­ю­ще­го культ­про­све­тот­де­лом ЦК ВКП(б) Алек­сей Ан­га­ров и за­ве­ду­ю­щий сек­то­ром ли­те­ра­ту­ры ЦК Ва­ле­рий Кир­по­тин на­пра­ви­ли трём се­к­ре­та­рям ЦК – Ла­за­рю Ка­га­но­ви­чу, Ан­д­рею Ан­д­ре­е­ву и Ни­ко­лаю Ежо­ву до­клад­ную за­пи­с­ку, при­пи­сав ре­дак­то­ру жур­на­ла «Крас­ная новь» Ер­ми­ло­ву ак­тив­ную за­щи­ту «свя­зан­но­го с Ко­то­лы­но­вым и аре­с­то­ван­но­го Маз­ни­на». Де­ло бы­ло пе­ре­да­но в Крас­но­прес­нен­ский рай­ком пар­тии. По­сле бур­но­го об­суж­де­ния кри­ти­ку объ­я­ви­ли стро­гий вы­го­вор – «за да­чу по­ло­жи­тель­но­го от­зы­ва в 1934 го­ду ли­цу, ре­прес­си­ро­ван­но­му в 1936 го­ду». Это взы­с­ка­ние с не­го сня­ли лишь че­рез пять лет.

Ока­зав­шись в оче­ред­ной опа­ле, Ер­ми­лов стал вер­теть­ся как уж на ско­во­род­ке, стре­мясь уго­дить всем вли­я­тель­ным груп­пам. В пи­са­тель­ских кру­гах это вы­зва­ло лишь раз­дра­же­ние. Как 9 фе­в­ра­ля 1937 го­да за­фик­си­ро­вал в сво­их за­пис­ных книж­ках один из ру­ко­во­ди­те­лей Со­ю­за пи­са­те­лей Вла­ди­мир Став­ский, о Ер­ми­ло­ве по­ш­ли раз­го­во­ры «как о про­сти­тут­ке».

Все­рьёз крес­ло под Ер­ми­ло­вым за­ша­та­лось вес­ной 1937 го­да по­сле аре­с­та его дру­га Ле­о­поль­да Авер­ба­ха. Один из пи­са­те­лей – Дми­т­рий Сверч­ков на оче­ред­ном за­се­да­нии сек­ции дра­ма­тур­гов 3 мая пуб­лич­но за­дал во­прос: «Как под­поль­ная ор­га­ни­за­ция РАПП ор­га­ни­зо­ва­ла свя­зи с тол­сты­ми жур­на­ла­ми и ка­кую роль в этом иг­ра­ли Ер­ми­лов и Грон­ский?» Но Ер­ми­лов по­вёл се­бя так, буд­то Авер­ба­ха он ни­ког­да и не знал.

Это взбе­си­ло быв­ше­го ак­ти­ви­с­та су­ще­ст­во­вав­шей в 1930 го­ду груп­пы «Ли­те­ра­тур­ный фронт» П.Рож­но­ва. 13 ок­тя­б­ря 1937 го­да он на­пи­сал за­яв­ле­ние в парт­груп­пу Со­ю­за пи­са­те­лей, в ко­то­ром по­ста­вил во­прос ре­б­ром: «По­че­му ни­где не под­верг­ну­та кри­ти­ке де­я­тель­ность Ер­ми­ло­ва в «Крас­ной но­ви»? По­че­му парт­груп­па (ру­ко­во­ди­мая Став­ским) не раз­би­ра­ет та­кие фак­ты, как вы­ход Ер­ми­ло­ва из пар­тии в пер­вые го­ды нэ­па, его дол­го­лет­ние свя­зи с Авер­ба­хом, его пи­са­ния о Троц­ком, его за­щи­ту Маз­ни­на? По­че­му Став­ский за­мял этот во­прос, ког­да я под­нял его на парт­груп­пе? Кто обе­ре­га­ет Ер­ми­ло­ва от кри­ти­ки в «Лит­га­зе­те», в «Лит­кри­ти­ке» и во­об­ще в на­шей пе­ча­ти? Кто и на ка­ком ос­но­ва­нии вы­дал Ер­ми­ло­ву день­ги на при­об­ре­те­ние квар­ти­ры?»

В пост­скрип­ту­ме к за­яв­ле­нию Рож­нов на­пи­сал: «Я слы­шал, буд­то бы по­сле аре­с­та Авер­ба­ха со­би­ра­лась парт­груп­па и об­суж­да­ла де­ла быв­ших авер­ба­хов­цев. Парт­груп­па эта бы­ла со­бра­на так, что, на­при­мер, ме­ня, т.е. че­ло­ве­ка, со сто­ро­ны ко­то­ро­го мож­но бы­ло ожи­дать рез­кой кри­ти­ки, не поз­ва­ли. Ни сло­ва об этом за­се­да­нии парт­груп­пы в пе­чать, и в ча­ст­но­с­ти в «Лит­га­зе­ту», не про­ник­ло. Что го­во­ри­ли там о Став­ском, и что Став­ский го­во­рил о се­бе, что го­во­ри­лось о Ер­ми­ло­ве, Ди­на­мо­ве, Уси­е­вич и дру­гих, не­из­ве­ст­но. По­вто­ряю, что я да­же не знаю на­вер­ное, бы­ло ли та­кое за­се­да­ние парт­груп­пы. Ес­ли оно бы­ло, то та­кая ке­лей­ная кри­ти­ка Став­ско­го Ер­ми­ло­вым и Ер­ми­ло­ва Став­ским есть вза­им­ная ам­ни­с­тия и из­де­ва­тель­ст­во над пар­тий­ной кри­ти­кой».

По­ка Ер­ми­лов оп­рав­ды­вал­ся по по­во­ду Авер­ба­ха, он ус­пел вля­пать­ся в ещё бо­лее опас­ную ис­то­рию, про­мор­гав кра­мо­лу в по­ве­с­ти Ма­ри­эт­ты Ша­ги­нян «Би­лет по ис­то­рии». Эту вещь, по­свя­щён­ную Ле­ни­ну, пер­во­на­чаль­но со­би­рал­ся пе­ча­тать в «Но­вом ми­ре» Став­ский. Од­на­ко Фа­де­ев на­сто­ял на пе­ре­да­че ру­ко­пи­си в «Крас­ную новь». Ер­ми­лов, ви­ди­мо, в текст по­ве­с­ти не вчи­тал­ся, до­ве­рив­шись двум по­ло­жи­тель­ным за­клю­че­ни­ям – На­деж­ды Круп­ской и Дми­т­рия Уль­я­но­ва. Меж­ду тем Ша­ги­нян за­тро­ну­ла весь­ма ще­кот­ли­вый во­прос – про­ис­хож­де­ние Ле­ни­на. По­лу­ча­лось, что по ма­те­рин­ской ли­нии вождь был во­все не рус­ским че­ло­ве­ком. В об­щем, раз­ра­зил­ся скан­дал. Ста­лин 5 ав­гу­с­та 1938 го­да сроч­но со­звал по­лит­бю­ро, ко­то­рое при­зна­ло пуб­ли­ка­цию по­ве­с­ти Ша­ги­нян «гру­бой по­ли­ти­че­с­кой ошиб­кой» и сня­ло Ер­ми­ло­ва с долж­но­с­ти.

Ер­ми­лов по­том в сво­их мно­го­чис­лен­ных ав­то­био­гра­фи­ях этот факт по­пы­тал­ся за­мол­чать. Свой вы­нуж­ден­ный уход в 1938 го­ду из «Крас­ной но­ви» он дол­го по­да­вал как же­ла­ние за­нять­ся ис­то­ри­ей со­вет­ской ли­те­ра­ту­ры. Яко­бы имен­но этим объ­яс­нял­ся его пе­ре­ход на ра­бо­ту в Ин­сти­тут ми­ро­вой ли­те­ра­ту­ры.

В ин­сти­ту­те Ер­ми­лов взял­ся за кан­ди­дат­скую дис­сер­та­цию о Мак­си­ме Горь­ком и за мо­но­гра­фию об Алек­сан­д­ре Ма­лыш­ки­не. Па­рал­лель­но он про­дол­жил пи­сать до­но­сы на та­лант­ли­вых со­вре­мен­ни­ков. Осо­бен­но кри­тик не ща­дил Пла­то­но­ва. В 1939 го­ду Ер­ми­лов жа­ло­вал­ся Алек­сан­д­ру Фа­де­е­ву: «Да­же у та­ких лю­дей, как В.Ка­та­ев, Е.Пе­т­ров, Г.Мун­блит, Я.Ры­ка­чёв, Е.Уси­е­вич, Ф.Ле­вин, име­ет­ся не­что вро­де куль­та Пла­то­но­ва. Бла­го­го­ве­ют пе­ред ним». Фа­де­е­ву бы одёр­нуть сво­е­го со­рат­ни­ка. Но, не зная, что даль­ше ждать от за­рвав­ше­го­ся сту­ка­ча, он пред­по­чёл вы­дви­нуть его за конъ­юнк­тур­ные ра­бо­ты о Горь­ком и Ма­лыш­ки­не на со­ис­ка­ние Ста­лин­ской пре­мии. И ведь Ер­ми­лов на­вер­ня­ка эту на­гра­ду по­лу­чил бы, ес­ли б 26 ав­гу­с­та 1940 го­да в ко­ри­до­рах вла­с­ти не ре­ши­ли ог­ра­ни­чить­ся вы­дви­же­ни­ем лишь од­ной кан­ди­да­ту­ры Ми­ха­и­ла Шо­ло­хо­ва.

Ког­да на­ча­лась вой­на, Ер­ми­лов за­пи­сал­ся в на­род­ное опол­че­ние. Но от­ту­да его вско­ре ото­зва­ли во Все­со­юз­ный ра­дио­ко­ми­тет, на­зна­чив глав­ным ре­дак­то­ром ли­те­ра­тур­но­го ве­ща­ния. В но­вой долж­но­с­ти он про­дер­жал­ся поч­ти три го­да. По­том кри­тик вновь что-то сде­лал не так и вы­нуж­ден был уй­ти на воль­ные хле­ба, со­сре­до­то­чив­шись на Че­хо­ве.

В оче­ред­ной раз власть вос­тре­бо­ва­ла его уже по­сле По­бе­ды. 4 ок­тя­б­ря 1946 го­да ген­сек Со­ю­за со­вет­ских пи­са­те­лей Алек­сандр Фа­де­ев об­ра­тил­ся в Орг­бю­ро ЦК ВКП(б) с пред­ло­же­ни­ем «ут­вер­дить ре­дак­то­ром «Ли­те­ра­тур­ной га­зе­ты» кри­ти­ка-ли­те­ра­ту­ро­ве­да Ер­ми­ло­ва Вла­ди­ми­ра Вла­ди­ми­ро­ви­ча». Его ка­рь­е­ра вновь по­ш­ла в го­ру. Усев­шись в крес­ло гла­вре­да, он на­чал с то­го, что про­дол­жил до­би­вать Пла­то­но­ва. 4 ян­ва­ря 1947 го­да кри­тик по­ме­с­тил во вве­рен­ном ему из­да­нии соб­ст­вен­ную ужас­но под­лую ста­тью о пла­то­нов­ском рас­ска­зе «Се­мья Ива­но­ва». Зная, что у пи­са­те­ля обо­ст­рил­ся ту­бер­ку­лёз, этот пар­тий­ный при­спо­соб­ле­нец ве­ре­щал: «На­до­ела вся ма­не­ра «юрод­ст­ву­ю­ще­го во Хри­с­те», ха­рак­те­ри­зу­ю­щая пи­са­ния А.Пла­то­но­ва… Со­вет­ским лю­дям про­ти­вен и враж­де­бен урод­ли­вый, не­чи­с­тый ми­рок А.Пла­то­но­ва». При­лич­ные лю­ди по­сле этих гнус­ных вы­па­дов от­ка­зы­ва­лись по­да­вать Ер­ми­ло­ву ру­ку. Но кри­ти­ку на это бы­ло на­пле­вать. Вско­ре он за­щи­тил в ИМ­ЛИ док­тор­скую дис­сер­та­цию о Че­хо­ве. Боль­ше то­го, хо­луи вы­дви­ну­ли его за из­дан­ную в 1946 го­ду кни­гу «Че­хов» на со­ис­ка­ние Ста­лин­ской пре­мии. Прав­да, под­пи­сы­вая пред­став­ле­ние, пи­са­тель­ское на­чаль­ст­во сде­ла­ло не­ко­то­рые ого­вор­ки. Так, се­к­ре­тарь Со­ю­за со­вет­ских пи­са­те­лей Лев Суб­оц­кий ос­то­рож­но за­ме­тил, что «влюб­лён­ность ав­то­ра в до­ро­гой серд­цу каж­до­го со­вет­ско­го че­ло­ве­ка об­раз Че­хо­ва при­во­дит Ер­ми­ло­ва к не­ко­то­рым ошиб­кам. Рез­ко воз­ра­жая би­о­гра­фам, при­пи­сы­вав­шим Че­хо­ву фи­ло­со­фию по­ли­ти­че­с­ко­го обы­ва­те­ля, ав­тор не все­гда с долж­ной ре­ши­тель­но­с­тью го­во­рит о том, что Че­хо­ву бы­ла свой­ст­вен­на из­ве­ст­ная апо­ли­тич­ность, что ве­ли­кий пи­са­тель сто­ял в сто­ро­не от по­ли­ти­че­с­кой борь­бы. Пы­та­ясь оп­рав­дать Че­хо­ва, Ер­ми­лов не­до­ста­точ­но чёт­ко ха­рак­те­ри­зу­ет 80-е го­ды в Рос­сии, ко­то­рые бы­ли не «го­да­ми без­вре­ме­нья», а пе­ри­о­дом ре­во­лю­ци­он­ных сдви­гов и со­би­ра­ния сил рус­ской ре­во­лю­ции». Од­на­ко на­вер­ху, в Крем­ле этим ого­вор­кам ни­кто се­рь­ёз­но­го зна­че­ния не при­дал. Ок­ру­же­ние Ста­ли­на ку­да боль­ше ин­те­ре­со­ва­ла де­я­тель­ность кри­ти­ка в «Ли­те­ра­тур­ной га­зе­те».

Как ре­дак­тор Ер­ми­лов был не­од­но­зна­чен. Он очень тя­го­тил­ся тем, что у не­го ока­за­лось два на­чаль­ст­ва: агит­проп ЦК ВКП(б) и се­к­ре­та­ри­ат Со­ю­за со­вет­ских пи­са­те­лей. Но, вни­мая каж­до­му сло­ву лю­бо­го со­труд­ни­ка ЦК, кри­тик в упор не за­ме­чал мно­гих ли­те­ра­тур­ных ге­не­ра­лов. Вы­со­ко­по­с­тав­лен­ные гра­фо­ма­ны оби­жа­лись и не раз пы­та­лись по­ста­вить ру­ко­во­ди­те­ля «Лит­га­зе­ты» на ме­с­то. 30 ап­ре­ля 1948 го­да они да­же пись­мен­но ука­за­ли ему на не­пра­виль­ное по­ве­де­ние. Од­на­ко кри­тик не сми­рил­ся и тут же на­пра­вил жа­ло­бу в ЦК пар­тии на имя Дми­т­рия Ше­пи­ло­ва и Ле­о­ни­да Иль­и­чё­ва.

Ер­ми­лов пи­сал: «Пер­вое ука­за­ние от­но­сит­ся к мо­ей ли­нии по­ве­де­ния по от­но­ше­нию к быв­ше­му ра­бот­ни­ку ап­па­ра­та Со­ю­за пи­са­те­лей кри­ти­ку Да­ни­и­лу Да­ни­ну, ко­то­рый дал по­ло­жи­тель­ный от­зыв на ру­ко­пись М.По­ля­ко­вой о До­сто­ев­ском. Эта ру­ко­пись М.По­ля­ко­вой пред­став­ля­ет со­бой бес­при­мер­ную иде­а­ли­за­цию ре­ак­ци­он­ных взгля­дов До­сто­ев­ско­го, со­дер­жит чу­до­вищ­ную кле­ве­ту на со­ци­а­лизм и на на­шу дей­ст­ви­тель­ность и яв­ля­ет­ся, на мой взгляд, ан­ти­со­вет­ской». Се­к­ре­та­ри­ат Со­ю­за при­знал со­мни­тель­ность по­ло­жи­тель­но­го от­зы­ва Да­ни­на, но вме­нил ему в ви­ну дру­гую ошиб­ку: мол, он «по­сту­пил не­пра­виль­но, ког­да, ис­хо­дя из на­ли­чия оши­боч­ной ре­цен­зии т. Да­ни­на на кни­гу т. По­ля­ко­вой, от­ка­зал­ся на­пе­ча­тать вер­ную ста­тью тов. Да­ни­на по по­во­ду кни­ги т. Бор­щев­ско­го о До­сто­ев­ском». Ер­ми­лов в сво­ей жа­ло­бе до­ка­зы­вал, что по­сту­пил пра­виль­но, так как Да­нин не осу­дил свою ре­ак­ци­он­ную по­зи­цию в оцен­ке твор­че­ст­ва До­сто­ев­ско­го. Кро­ме то­го, его воз­му­ти­ло, по­че­му кри­тик «вер­ную ста­тью» под­пи­сал но­вым псев­до­ни­мом. «Тем са­мым, – не­го­до­вал Ер­ми­лов, – он [Да­нин] как был пред­стал в двух ипо­с­та­сях: с од­ной сто­ро­ны, апо­ло­гет ре­ак­ци­он­ных взгля­дов До­сто­ев­ско­го, с дру­гой сто­ро­ны – ав­тор «вер­ной ста­тьи о До­сто­ев­ском». Что это та­кое, как не бес­прин­цип­ность? И по­че­му се­к­ре­та­ри­ат Со­ю­за пи­са­те­лей по­ощ­ря­ет эту бес­прин­цип­ность?»

Ну, о бес­прин­цип­но­с­ти Ер­ми­лов луч­ше бы по­мол­чал. Юрий Бо­рев в сво­ей «Ста­ли­ни­а­де» ве­ли­ко­леп­но по­ка­зал, ка­кие у кри­ти­ка бы­ли убеж­де­ния. Здесь сто­ит пол­но­стью при­ве­с­ти его ми­ни­а­тю­ру «Нос по ве­т­ру». Бо­рев рас­ска­зы­вал: «Од­наж­ды глав­ный ре­дак­тор «Ли­те­ра­тур­ной га­зе­ты» кри­тик Вла­ди­мир Вла­ди­ми­ро­вич Ер­ми­лов вы­сту­пил на ред­кол­ле­гии с но­вой иде­ей.

– По­ра по­кон­чить с ни­ги­лиз­мом по от­но­ше­нию к ве­ли­ко­му рус­ско­му пи­са­те­лю До­сто­ев­ско­му…

Че­рез не­сколь­ко дней он опуб­ли­ко­вал на эту те­му боль­шую ста­тью, ко­то­рая вы­зва­ла не­до­воль­ст­во Ста­ли­на. Ста­лин ска­зал об этом Жда­но­ву, Жда­нов – Фа­де­е­ву, Фа­де­ев – Ер­ми­ло­ву.

На дру­гом за­се­да­нии ред­кол­ле­гии «Ли­те­ра­тур­ной га­зе­ты» Ер­ми­лов пред­ло­жил по­кон­чить с оши­боч­ным апо­ло­ге­ти­че­с­ким от­но­ше­ни­ем к ре­ак­ци­о­не­ру и мра­ко­бе­су – До­сто­ев­ско­му.

– Я на­пи­шу ста­тью, где всё это объ­яс­ню!

– Вы?

– Да, жизнь слож­на!

Ер­ми­лов то­ро­пил­ся: уз­нав мне­ние Ста­ли­на, все га­зе­ты и жур­на­лы го­то­ви­ли раз­нос До­сто­ев­ско­го, а за­од­но и «Ли­те­ра­тур­ной га­зе­ты» вме­с­те с Ер­ми­ло­вым. Од­на­ко кри­тик всех опе­ре­дил. При этом упо­ми­на­лось, что сам ав­тор ста­тьи ра­нее до­пу­с­кал не­точ­но­с­ти в оцен­ках».

Су­дя по все­му, Ер­ми­лов в сво­ей жа­ло­бе ру­ко­во­ди­те­лям агит­про­па ЦК хо­тел про­де­мон­ст­ри­ро­вать, что он свя­тее Па­пы Рим­ско­го. И с точ­ки зре­ния пар­тий­ных ко­мис­са­ров он тут по­вёл се­бя бе­зу­ко­риз­нен­но. Но на­сколь­ко ре­дак­тор «Лит­га­зе­ты» был прав как учё­ный? Что, кри­тик не по­ни­мал, что, де­мон­ст­ри­руя свою мни­мую не­за­ви­си­мость от ли­те­ра­тур­но­го ге­не­ра­ли­те­та, он воль­но или не­воль­но то­пил Да­ни­на, ко­то­рый лю­бы­ми пу­тя­ми хо­тел все­го лишь ре­а­би­ли­ти­ро­вать твор­че­ст­во До­сто­ев­ско­го? И в чём тут за­клю­ча­лось пре­ступ­ле­ние Да­ни­на? По су­ти, пи­ки­ров­ка Ер­ми­ло­ва с лит­ге­не­ра­ли­те­том све­лась к пря­мо­му до­но­су на кол­ле­гу.

Кста­ти, поз­же, ког­да До­сто­ев­ский вновь стал в че­с­ти, Ер­ми­лов, за­быв о сво­ей жа­ло­бе в ЦК, на­ст­ро­чил соб­ст­вен­ную кни­гу о клас­си­ке, по­дав его уже как бор­ца с ца­риз­мом.

Го­во­ря о кон­флик­тах Ер­ми­ло­ва с ли­те­ра­тур­ным на­чаль­ст­вом, на­до под­черк­нуть, что кри­тик фрон­ди­ро­вал, как пра­ви­ло, лишь в ку­лу­а­рах. В от­кры­тую борь­бу с людь­ми, имев­ши­ми вес во вла­с­ти, он всту­пал край­не ред­ко. По­это­му «Лит­га­зе­та» при нём сме­ло­с­тью не от­ли­ча­лась. Твар­дов­ский ещё в ян­ва­ре 1949 го­да пря­мо ему за­явил, что га­зе­та сби­лась на «лжи­цу, на ок­руг­ле­ние ос­т­рых уг­лов, на не­ре­ши­мость ста­вить боль­шие и ос­т­рые во­про­сы». «До за­се­да­ния ред­кол­ле­гии, – не­го­до­вал Твар­дов­ский, – мы го­во­рим все жи­во, ос­т­ро­ум­но, на род­ном язы­ке. На­чи­на­ет­ся ред­кол­ле­гия – мы го­во­рим на ла­ты­ни: ус­лов­ный язык вы­ду­ман­но­го на­ми оби­хо­да, ко­то­рым мы опе­ри­ру­ем. Мы хва­лим про­из­ве­де­ния, ко­то­рые мы са­ми не лю­бим». Твар­дов­ский при­зы­вал ска­зать прав­ду о сла­бых ро­ма­нах Пан­фё­ро­ва и Ажа­е­ва. Од­на­ко Ер­ми­лов на эти за­ме­ча­ния ни­как не ре­а­ги­ро­вал.

И вдруг в фе­в­ра­ле 1950 го­да в день от­кры­тия оче­ред­но­го пи­са­тель­ско­го пле­ну­ма он дал в «Ли­те­ра­тур­ке» раз­гром­ную ста­тью о Пан­фё­ро­ве. Все лит­функ­ци­о­не­ры ра­зом рас­те­ря­лись. Ни­кто не по­ни­мал, от­че­го это Ер­ми­лов ос­ме­лел. Но лар­чик рас­кры­вал­ся про­сто. По ко­ри­до­рам вла­с­ти по­полз­ли слу­хи, буд­то Ста­лин ре­шил из­ме­нить кон­цеп­цию «Ли­те­ра­тур­ки», сде­лать её га­зе­той, в ко­то­рой ин­тел­ли­ген­ция мог­ла бы от­ча­с­ти вы­пу­с­кать па­ры не­до­воль­ст­ва. И Ер­ми­лов ре­шил до­ка­зать, что луч­ше не­го с но­вой за­да­чей, по­став­лен­ной Ста­ли­ным, ни­кто не спра­вит­ся. Но он яв­но по­то­ро­пил­ся. Фа­де­е­ву не по­нра­ви­лось, что Ер­ми­лов опол­чил­ся на Пан­фё­ро­ва без его ве­до­ма. Эта оби­да про­ско­чи­ла в его за­клю­чи­тель­ном сло­ве на пи­са­тель­ском пле­ну­ме. По про­то­ко­лу Ер­ми­лов был обя­зан за­клю­чи­тель­ную речь Фа­де­е­ва по­ме­с­тить без ка­ких-ли­бо ку­пюр в оче­ред­ном но­ме­ре «Лит­га­зе­ты». И тут кри­тик сде­лал вто­рую ошиб­ку. Он, бу­ду­чи уве­рен в том, что во­прос о его пе­ре­на­зна­че­нии уже ре­шён, бро­сил Фа­де­е­ву вы­зов и от­ка­зал­ся ста­вить по­след­нее сло­во глав­но­го со­вет­ско­го пи­са­те­ля в но­мер.

Фа­де­ев это­го не стер­пел и ра­зы­г­рал свою ком­би­на­цию, про­лоб­би­ро­вав в ЦК воз­вра­ще­ние в «Ли­те­ра­тур­ку» Кон­стан­ти­на Си­мо­но­ва. Впро­чем, Ер­ми­лов в на­кла­де не ос­тал­ся. Ему че­рез ме­сяц, 5 мар­та в ка­че­ст­ве ком­пен­са­ции да­ли Ста­лин­скую пре­мию вто­рой сте­пе­ни за кни­ги «А.П. Че­хов» и «Дра­ма­тур­гия Че­хо­ва». Поз­же Сур­ков про­бил кри­ти­ку к его 50-ле­тию так­же ор­ден Тру­до­во­го Крас­но­го Зна­ме­ни, трёх­том­ное со­бра­ние со­чи­не­ний и из­да­ние но­вой мо­но­гра­фии о До­сто­ев­ском. Боль­ше то­го, 14 мая 1955 го­да се­к­ре­та­ри­ат Со­ю­за пи­са­те­лей СССР вы­дви­нул Ер­ми­ло­ва в член-кор­ре­с­пон­ден­ты Ака­де­мии на­ук СССР (по иро­нии судь­бы все бу­ма­ги на вы­дви­же­ние под­пи­сал один из са­мых без­гра­мот­ных се­к­ре­та­рей Со­ю­за пи­са­те­лей – ро­ма­нист-хо­зяй­ст­вен­ник Ва­си­лий Ажа­ев). Ну и са­мое глав­ное – кри­тик встре­тил в эти го­ды но­вую лю­бовь – ас­пи­рант­ку из Ря­зан­ской об­ла­с­ти Ла­ри­су Яков­лев­ну, ко­то­рая ока­за­лась млад­ше его на двад­цать че­ты­ре го­да.

Од­на­ко про­ше­ние Ажа­е­ва не по­мог­ло. В чле­н-кор­ре­с­пон­ден­ты Ер­ми­ло­ва не из­бра­ли. Ака­де­ми­ки его кан­ди­да­ту­ру друж­но за­бал­ло­ти­ро­ва­ли. Раз­до­са­до­ван­ный кри­тик глав­ную при­чи­ну сво­е­го про­ва­ла уви­дел в том, что он не учёл пе­ре­ме­ны на дво­ре и не ус­пел вы­ст­ро­ить но­вые по­лез­ные аль­ян­сы.

Пе­ре­ст­ро­ив­шись на хо­ду, Ер­ми­лов стал ис­кать оче­ред­ных вли­я­тель­ных по­кро­ви­те­лей, за­клю­чать ка­кие-то слож­ные со­ю­зы и пле­с­ти не­по­нят­ные ин­три­ги. Всё это про­ис­хо­ди­ло на гла­зах ста­ро­го боль­ше­ви­ка Ва­ле­рия Кир­по­ти­на. Как и Ер­ми­лов, Кир­по­тин в кон­це 1920-х – на­ча­ле 1930-х го­дов на­хо­дил­ся у ру­ля со­вет­ской ли­те­ра­ту­ры. Толь­ко один вер­хо­во­дил в РАПП, а дру­гой воз­глав­лял сек­тор ху­до­же­ст­вен­ной ли­те­ра­ту­ры в ЦК ВКП(б). Оба мно­го в своё вре­мя по­ст­ра­да­ли от Фа­де­е­ва. У обо­их бы­ли и об­щие ин­те­ре­сы. Их в чём-то объ­е­ди­нял До­сто­ев­ский. От­ли­ча­ла же этих двух ли­те­ра­ту­ро­ве­дов преж­де все­го сте­пень ци­нич­но­с­ти. Кир­по­тин, на ко­то­ром то­же клей­ма не­где бы­ло ста­вить, вес­ной 1957 го­да воз­му­щал­ся, как низ­ко пал его кол­ле­га. В сво­ём днев­ни­ке он пи­сал: «Вче­ра бы­ло за­се­да­ние ре­дак­ции До­сто­ев­ско­го. Ер­ми­лов в гру­бой фор­ме от­верг ком­мен­та­рий До­ли­ни­на, ко­то­рый в са­мом де­ле на­до по­пра­вить. В ро­ли под­тяв­ки­ва­ю­щей со­ба­ки вы­сту­пил, как обыч­но, не­за­ви­си­мый и гор­дый «эс­тет» Ле­о­нид Гросс­ман. При­шёл во­ору­жён­ный бу­ма­га­ми и ци­та­та­ми. Раз­до­был по­ка­ян­ное пись­мо До­ли­ни­на 1935–1936 го­дов, на­пе­ча­тан­ное в ву­зов­ской мно­го­ти­раж­ке. Сам Гросс­ман ни­ког­да не ве­рил этим пись­мам, все­гда смо­т­рел на них как на на­си­лие etc. Его шаг – про­сто под­ло­вить До­ли­ни­на, ска­зать ему, что тот стру­сил. Вы­го­ня­ли из ву­за, и он на­пи­сал, как все, пись­мо. Те­перь, по­сле XX съез­да, не на­пи­сал бы та­ко­го пись­ма и так да­лее. По­сле это­го Ер­ми­лов и Гросс­ман в один го­лос ста­ли го­во­рить, что ста­рое по­ка­ян­ное пись­мо рас­сма­т­ри­ва­ют как му­же­ст­вен­ный шаг. Со­зда­ёт­ся впе­чат­ле­ние, что Ер­ми­ло­ва и Гросс­ма­на объ­е­ди­ня­ет ка­кой-то «пакт». Ер­ми­лов вос­пол­ня­ет свои зна­ния на кон­суль­та­ци­ях у Гросс­ма­на и за это по­кро­ви­тель­ст­ву­ет по­след­не­му».

В 1960 го­ду Ер­ми­лов вер­нул­ся в ИМ­ЛИ. Он ещё ве­рил, что его звез­да сно­ва взой­дёт. Ему уда­лось най­ти под­хо­ды к но­вым пар­тий­ным иде­о­ло­гам.

Уло­вив ве­я­ния вре­ме­ни, Ер­ми­лов од­ним из пер­вых от­клик­нул­ся в пе­ча­ти на по­весть Со­лже­ни­цы­на «Один день Ива­на Де­ни­со­ви­ча». Но, что­бы убить двух зай­цев, он тут же по­хва­лил и без­гра­мот­но­го Ко­жев­ни­ко­ва. Кри­тик ду­мал, что всё тон­ко рас­счи­тал: под­дер­жал но­во­го лю­бим­ца Хру­щё­ва – Со­лже­ни­цы­на, а за­од­но от­ме­тил и все­силь­но­го глав­но­го ре­дак­то­ра жур­на­ла «Зна­мя». Даль­ше Ер­ми­лов на­бро­сил­ся на Эрен­бур­га, раз­гро­мив в «Из­ве­с­ти­ях» его ме­му­а­ры «Лю­ди, го­ды, жизнь». Ад­жу­бей по­том при­знал­ся, что раз­вяз­ный от­клик Ер­ми­ло­ва был по­став­лен в но­мер в тот мо­мент, ког­да он на­хо­дил­ся в за­ру­беж­ной по­езд­ке, а «про­да­вил» ма­те­ри­ал лич­но Бреж­нев. Ес­ли Ад­жу­бей не со­врал, то по­лу­ча­лось, что глав­ным по­кро­ви­те­лем Ер­ми­ло­ва на из­лё­те «от­те­пе­ли» стал вто­рой че­ло­век в го­су­дар­ст­ве – Бреж­нев.

На что же рас­счи­ты­вал Ер­ми­лов? Он, ста­ра­тель­но вы­ли­зы­вая все ме­с­та ко­ман­де без­дар­но­го Ко­жев­ни­ко­ва и ус­луж­ли­во гро­мя опо­сты­лев­ше­го ре­жи­му Эрен­бур­га, очень на­де­ял­ся воз­гла­вить «Но­вый мир». Кри­тик знал, что по­зи­ции Твар­дов­ско­го к то­му вре­ме­ни силь­но по­шат­ну­лись и Кремль был не прочь за­ме­нить по­эта на бо­лее удоб­ную фи­гу­ру. Пар­тап­па­рат­чи­ки уже ве­ли за­ку­лис­ные пе­ре­го­во­ры с Си­мо­но­вым. Но Ер­ми­лов по­ла­гал, что в этот раз он не до­пу­с­тит по­вто­ре­ния си­ту­а­ции 1950 го­да, ког­да Си­мо­нов вме­с­то не­го во­ца­рил­ся в «Лит­га­зе­те», и всех пе­ре­иг­ра­ет. Од­на­ко кри­тик не учёл оди­оз­ность сво­ей ре­пу­та­ции. В ака­де­ми­че­с­ких и пи­са­тель­ских кру­гах его имя вы­зы­ва­ло уже лишь из­жо­гу. По­это­му на­зна­че­ние Ер­ми­ло­ва не со­сто­я­лось.

Поз­же Ер­ми­лов на во­ро­тах сво­ей да­чи в Пе­ре­дел­ки­не по­ве­сил таб­лич­ку: «Во дво­ре злая со­ба­ка». Но не­до­б­ро­же­ла­те­ли тут же при­пи­са­ли: «и бес­прин­цип­ная». По­том кто-то пу­с­тил по Моск­ве обид­ное для кри­ти­ка чет­ве­ро­сти­шие:

 

Бе­жит по ули­це со­ба­ка, Идёт Ер­ми­лов, тих и мил. Смо­т­ри, ми­ли­ци­о­нер, од­на­ко, Чтоб он её не уку­сил.

 

В пред­две­рии 60-ле­тия Ер­ми­ло­ва се­к­ре­тарь Со­ю­за пи­са­те­лей Рос­сии Сер­гей Ба­руз­дин воз­бу­дил хо­да­тай­ст­во о на­граж­де­нии Ер­ми­ло­ва вто­рым ор­де­ном Тру­до­во­го Крас­но­го Зна­ме­ни. Мос­ков­ская пи­са­тель­ская ор­га­ни­за­ция под­го­то­ви­ла за под­пи­ся­ми се­к­ре­та­ря Б.Га­ли­на и пар­тор­га В.Те­ве­ке­ля­на пись­мо в гор­ком пар­тии. Но на­чаль­ст­во прось­бы лит­чи­нов­ни­ков про­иг­но­ри­ро­ва­ло.

Умер Ер­ми­лов 18 но­я­б­ря 1965 го­да в Моск­ве. На­чаль­ст­во пред­ло­жи­ло про­ве­с­ти граж­дан­скую па­ни­хи­ду в Цен­т­раль­ном до­ме ли­те­ра­то­ров. Но пи­са­те­ли в по­след­ний мо­мент объ­я­ви­ли бой­кот, и ни­кто из них на це­ре­мо­нию про­ща­ния не по­шёл. Не ожи­дая та­кой ре­ак­ции, чи­нов­ни­ки из ЦК да­ли ко­ман­ду сроч­но со­гнать в ЦДЛ всех ра­бот­ни­ков ап­па­ра­та Со­ю­за пи­са­те­лей.

По­хо­ро­ни­ли Ер­ми­ло­ва на Вве­ден­ском клад­би­ще. 

Вячеслав ОГРЫЗКО