Архив : №42. 21.10.2011

Музыкой навеяло

Мо­жет быть, де­ло в му­зы­ке, ко­то­рая зву­чит во­круг нас не­пре­стан­но, но каж­дый слы­шит её на свой ма­нер?

Так, Ве­ра Пав­ло­ва (де­вя­тая книж­ка «Ок­тя­б­ря» за 2011 год, под­бор­ка «За спи­ной у му­зы­ки») улав­ли­ва­ет звук в ма­лей­шем дви­же­нии, ко­ле­ба­нии и ви­б­ра­ции воз­ду­ха.

На­вер­ное, по­это­му её эс­се «Му­зы­ка в Нью-Йор­ке» по-на­сто­я­ще­му за­во­ра­жи­ва­ет, и вме­с­те с не­боль­ши­ми днев­ни­ко­вы­ми за­пи­ся­ми, объ­е­ди­нён­ны­ми под од­ним на­зва­ни­ем «Сур­до­пе­ре­вод», на сей раз пе­ре­иг­ры­ва­ет да­же сти­хи.

Ведь Нью-Йорк в по­ни­ма­нии Пав­ло­вой – го­род му­зы­кой про­пи­тан от и до.

И ес­ли сде­лать­ся уме­лым на­блю­да­те­лем, то ус­лы­шать её не со­ста­вит тру­да. К то­му же до­но­сит­ся она ото­всю­ду, на­чи­ная с пуб­лич­ных пар­ков, улиц (со слу­чай­ны­ми ря­же­ны­ми) и за­кан­чи­вая изы­с­кан­ней­ши­ми мю­зик-хол­ла­ми. «Ка­кой кон­церт был са­мым хо­ро­шим? Тот, на ко­то­ром Ги­дон Кре­мер прял из ко­ко­на скрип­ки тон­чай­шую се­ре­б­ря­ную нить, опу­ты­вал зал па­у­ти­ной, и по­сле не­воз­мож­но бы­ло встать, да­же – по­ше­ве­лить­ся? Или тот, на ко­то­ром Эмер­сон-квар­тет иг­рал фор­те­пи­ан­ный квин­тет Брам­са, и мне до­ста­лось так мно­го му­зы­ки, что я чув­ст­во­ва­ла се­бя во­ров­кой – вдруг вся му­зы­ка до­ста­лась мне, вдруг ос­таль­ные слу­ша­те­ли уш­ли ни с чем и ско­ро ме­ня изоб­ли­чат? Или ваг­не­ров­ская «Смерть Изоль­ды» (Нью-Йорк­ский фи­лар­мо­ни­че­с­кий ор­кестр, за пуль­том – Ли­вайн), за­ста­вив­шая за­лить­ся кра­с­кой сты­да, слов­но му­зы­ка вы­да­ла мою са­мую глу­бо­кую, са­мую слад­кую тай­ну? Аvе те­бе, рав­но­бе­д­рен­ный тре­у­голь­ник Лин­кольн-цен­т­ра! Сла­ва те­бе, не­га­си­мый фон­тан на пло­ща­ди, от ко­то­ро­го, как от ска­зоч­но­го кам­ня, от­кры­ва­ют­ся три до­ро­ги: пря­мо пой­дёшь – в опе­ру по­па­дёшь, на­ле­во пой­дёшь – на ба­лет, на­пра­во – в фи­лар­мо­нию».

Ду­ма­ет­ся, при­мер­но о той же му­зы­ке Пав­ло­ва пи­шет в сво­ём «Сур­до­пе­ре­во­де», толь­ко те­перь рас­суж­дая бо­лее пред­мет­но – о по­эзии, ко­то­рая по сво­ей су­ти есть мо­лоч­ная се­с­т­ра му­зы­каль­но­му ис­кус­ст­ву. Впро­чем, и по­эти­че­с­кий звук мо­жет быть раз­ным: «Ко­ро­вий ко­ло­коль­чик – сиг­на­ли­за­ция на­обо­рот: зве­нит – всё в по­ряд­ке, умолк – тре­во­га. Мои сти­хи – ко­ро­вий ко­ло­коль­чик. Не сиг­на­ли­за­ция». Или: «Чем длин­нее сти­хи, тем сла­бее ил­лю­зия, что они про­дик­то­ва­ны свы­ше: не­бе­са не­мно­го­слов­ны. К то­му же, чем боль­ше ска­жешь, тем боль­ше со­врёшь».

Сов­сем дру­гую то­наль­ность за­да­ёт в сво­ей в под­бор­ке Алек­сей Алек­сан­д­ров «Ди­о­ген» и др» («Вол­га», № 9–10). В от­ли­чие от Ве­ры Пав­ло­вой, стре­мя­щей­ся к про­сто­те, ём­ко­с­ти и не­мно­го­слов­но­с­ти, Алек­сан­д­ров пы­та­ет­ся пи­сать бо­лее му­д­рё­но, что в ито­ге иг­ра­ет с ним не­хо­ро­шую шут­ку. На­ме­рен­но или нет, но ав­тор ста­ра­ет­ся быть слож­ным, фак­ти­че­с­ки как Брод­ский с его длин­ны­ми, рас­па­да­ю­щи­ми­ся на ча­с­ти и тем са­мым со­зда­ю­щи­ми осо­бую то­наль­ность фра­за­ми. Впро­чем, Алек­сан­д­ро­ву по срав­не­нию с упо­мя­ну­ты­ми со­бра­ть­я­ми по пе­ру быть внят­ным уда­ёт­ся че­рез раз. Осо­бый сум­бур до­бав­ля­ет как раз дроб­ле­ние по­эти­че­с­кой фра­зы и, как это ни па­ра­док­саль­но, из­лиш­няя об­раз­ность, за­би­ва­ю­щая смысл: «Не­ви­ди­мый снег не­вре­ди­мый,/ Про­шед­ший пол­го­да на­зад…–/ До­ста­нешь ер­ша из кор­зи­ны/ И тут же впа­да­ешь в азарт/ Кар­то­гра­фа с цир­ку­лем ржа­вым/ У боч­ки гни­ю­щей во­ды,/ Фо­то­гра­фа с лей­кой шер­ша­вой/ Гу­с­той, как смо­ла, тем­но­ты».

Впро­чем, ино­гда сти­хи Алек­сан­д­ро­ва ста­но­вят­ся пре­дель­но про­зрач­ны­ми: «Лег­ко, как ба­боч­ки на во­ле,/ Ког­да в за­па­се день жа­ры,/ Воз­душ­ные ле­тят ша­ры/ В на­по­ми­на­ние о шко­ле/ Не той, где учат за­бы­вать,/ Дру­гой, где ни­че­му не учат,/ Где мы – впе­ре­гон­ки за ту­чей,/ Но за буй­ки не за­плы­вать…» Бла­го­да­ря че­му, ви­ди­мо, и со­зда­ёт­ся тот чи­с­тый му­зы­каль­ный звук, ко­то­рый слы­шит­ся в на­сто­я­щей по­эзии.

При­мер­но то же про­ис­хо­дит и с про­за­и­ком Ма­ри­ной Па­лей, вы­сту­пив­шей в том же но­ме­ре «Вол­ги» с цик­лом пе­сен «За­му­же­ст­во Ма­рии Бра­ун». По­на­ча­лу её по­эти­че­с­кие тек­с­ты ка­жут­ся не­с­клад­ны­ми. Осо­бен­но пер­вая песнь: «Не­бес­ное се­мя/ хле­щет лив­нем тес­ным,/ слов­но кло­ни­ру­ет но­во­го Ноя…/ Не­бо за­се­ва­ет Зем­лю не­бес­ным –/ но из зем­ли/ прёт и прёт зем­ное…»

Од­на­ко уже со вто­ро­го сти­хо­тво­ре­ния экс­прес­сия и да­же гру­бость лек­си­ки при­да­ют сло­гу Па­лей осо­бую яр­кость. «Ты мень­ше го­ро­ши­ны, про­сто но­мер –/ вес­ной не ско­пы­тил­ся, к ле­ту не по­мер./ Осень-зи­му то­же пе­ре­жи­вёшь,/ оту­пев­ший и се­рый, как вошь».

За­то сов­сем дру­гая «му­зы­ка» слы­шит­ся в ста­тье Са­му­и­ла Лу­рье «Не­что о ти­ра­жах. О ро­ле­вых иг­рах. О ро­ко­вых глу­по­с­тях» («Звез­да», № 10). Ав­тор пи­шет об од­ном из пер­вых ли­те­ра­то­ров (а точ­нее, че­ло­ве­ке, по­ста­вив­шем ли­те­ра­тур­ное де­ло на ши­ро­кую но­гу) Вла­ди­ми­ре Ан­д­ре­е­ви­че Вла­ди­слав­ле­ве (1806–1856), со­вре­мен­ни­ке Алек­сан­д­ра Сер­ге­е­ви­ча Пуш­ки­на. В от­ли­чие от по­эта, со­чи­ни­те­ле и из­да­те­ле весь­ма обо­ро­ти­с­том и про­вор­ном. «Ко­неч­но, вы не усом­ни­тесь, что «Со­вре­мен­ник» был раз в ты­ся­чу луч­ше «Аль­ма­на­ха на 1838 г.» (пе­ре­име­но­ван­но­го за­тем в «Ут­рен­нюю за­рю»). В нём «Ка­пи­тан­ская доч­ка» и «Нос» впер­вые на­пе­ча­та­ны – так да­же не бы­ва­ет. По­че­му же Вла­ди­слав­лев вос­па­рил, а Пуш­кин толь­ко глуб­же про­ва­лил­ся? Ска­же­те – судь­ба?»

Впро­чем, как по­яс­ня­ет Лу­рье (кста­ти, не толь­ко с за­нят­ны­ми рас­суж­де­ни­я­ми, но и с лю­бо­пыт­ней­ши­ми ци­ф­ра­ми и до­ку­мен­таль­ны­ми сви­де­тель­ст­ва­ми): на всё бы­ли свои хи­т­ро­с­ти. «Но Вла­ди­слав­лев-то свой пух­лый свер­ток втю­хал! Раз­ме­с­тил в де­ся­ти ты­ся­чах се­мей! Спра­ши­ваю в по­след­ний раз: как ему уда­лось? Ка­ки­ми сред­ст­ва­ми? От­ве­чаю: обык­но­вен­ны­ми. Под­руч­ны­ми. Под ру­кой у не­го бы­ли кре­а­тив­ные про­мо­уте­ры; на­дёж­ная дис­три­бь­ю­тор­ская сеть; и пыл­кая бес­плат­ная рек­ла­ма. По­то­му что он был – кто? Пра­виль­но: адъ­ю­тант Ду­бель­та, ле­ген­дар­но­го нач­шта­ба кор­пу­са жан­дар­мов. Его свин­цо­вый ка­ран­даш. (Без ме­та­фор: у адъ­ю­тан­та толь­ко на ле­вом пле­че – эпо­лет, а с пра­во­го сви­са­ет зо­ло­чё­ный ви­той шнур с этим са­мым ка­ран­да­шом – за­пи­сы­вать ис­то­ри­че­с­кие из­ре­че­ния пол­ко­вод­ца и оче­ред­ные хо­ды; die erste Kolonne marschiert, по­мни­те?)».

Текст Лу­рье, ра­зу­ме­ет­ся, зна­чи­тель­но ши­ре и се­рь­ёз­нее, чем про­сто рас­суж­де­ние о ма­ло­из­ве­ст­ном ли­те­ра­то­ре-дель­це, под при­цел ав­то­ра по­па­да­ет фак­ти­че­с­ки вся Пуш­кин­ская эпо­ха, и, ес­те­ст­вен­но, мно­же­ст­во лю­бо­пыт­ных мо­мен­тов, свя­зан­ных с кни­го­из­да­ни­ем и ли­те­ра­ту­рой. На стра­ни­цах мель­ка­ют зна­ко­мые фа­ми­лии: По­ле­вой, Ча­а­да­ев, Греч и дру­гие. Но глав­ное, за­кра­ды­ва­ет­ся впе­чат­ле­ние, что кри­зис тех вре­мён (вверг­ший Алек­сан­д­ра Сер­ге­е­ви­ча в страш­ные дол­ги) уж очень на­по­ми­на­ет про­бле­мы на­ших дней, ког­да из­да­те­ли то и де­ло брюз­жат о том, что книж­ный биз­нес ста­но­вит­ся с каж­дым днём всё убы­точ­нее и убы­точ­нее. Впро­чем, Лу­рье обе­ща­ет сво­им чи­та­те­лям про­дол­же­ние сво­е­го ис­сле­до­ва­ния.

Лю­бо­пыт­но и ис­то­ри­че­с­кое эс­се (и, ес­ли го­во­рить о му­зы­каль­но­с­ти, весь­ма на­по­ми­на­ю­щее – жи­вень­кую поль­ку) Льва Берд­ни­ко­ва «Глав­ный са­мо­ед им­пе­рии» («Не­ва», № 10), по­ве­ст­ву­ю­щее о Яне Ла­ко­с­те (1665–1740), по­том­ке мар­ра­нов, для са­мо­го се­бя не­о­жи­дан­но сде­лав­шем­ся не толь­ко при­двор­ным его им­пе­ра­тор­ско­го ве­ли­че­ст­ва рус­ско­го ца­ря ба­тюш­ки Пе­т­ра I, но за­няв­шем при этом дво­ре весь­ма стран­ную долж­ность. А имен­но – ко­ро­лев­ско­го шу­та. И сколь­ко ис­то­ри­че­с­ких анек­до­тов (прав­ди­вых и не­прав­ди­вых) по­ро­ди­ло его шу­тов­ст­во. На­при­мер: «Шут от­ве­ча­ет: «У нас с ва­ми для это­го раз­ные при­чи­ны: у ме­ня не­до­ста­ток в день­гах, а у вас – в уме». Ла­ко­с­та в церк­ви ста­вит две све­чи: од­ну пе­ред об­ра­зом Ар­хан­ге­ла Ми­ха­и­ла, а дру­гую пе­ред де­мо­ном, ко­то­ро­го Ар­хан­гел по­пи­ра­ет сво­и­ми но­га­ми. К не­му тут же об­ра­ща­ет­ся свя­щен­ник: «Су­дарь! Что вы сде­ла­ли? Вы же по­ста­ви­ли све­чу дья­во­лу!» – «Ведь мы же не зна­ем, ку­да по­па­дём, – не­воз­му­ти­мо от­ве­ча­ет Ла­ко­с­та, – так что не ме­ша­ет иметь дру­зей вез­де: и в раю, и в аду». Ла­ко­с­та про­жил мно­го лет со свар­ли­вой же­ной. Ког­да ис­пол­ни­лось двад­цать пять лет со дня их же­нить­бы, дру­зья про­си­ли его от­пра­зд­но­вать се­ре­б­ря­ную свадь­бу. «По­до­жди­те, брат­цы, – пред­ла­га­ет шут, – ещё пять лет, и мы от­пра­зд­ну­ем Трид­ца­ти­лет­нюю вой­ну!» Же­на Ла­ко­с­ты ко все­му про­че­му бы­ла ма­ла рос­том. «По­че­му, бу­ду­чи ра­зум­ным че­ло­ве­ком, ты взял в жё­ны та­кую кар­ли­цу?» – спра­ши­ва­ют его. – «Ког­да я со­би­рал­ся же­нить­ся, то за­бла­го­в­ре­мен­но ре­шил вы­брать се­бе из всех зол са­мое мень­шее», – па­ри­ру­ет шут».

Этот Ла­ко­с­та, а в Рос­сии его име­но­ва­ли Пе­т­ром До­ро­фе­е­ви­чем, в один пре­крас­ный день и сде­лал­ся пра­ви­те­лем са­мо­едов, при­мер­но как Аб­ра­мо­вич «на­чаль­ни­ком Чу­кот­ки».

Впро­чем, от чте­ния от­вле­ка­ет один мо­мент, ав­тор ста­тьи за­чем-то пе­да­ли­ру­ет ев­рей­ский во­прос (Ла­ко­с­та был иу­де­ем, что, оче­вид­но, очень вол­ну­ет Берд­ни­ко­ва), од­на­ко ес­ли не об­ра­щать вни­ма­ния на этот стран­ный мо­мент, ста­тья вы­гля­дит до­ка­за­тель­ной и ин­те­рес­ной. Пе­т­ров­ские раз­вле­че­ния – не­ве­ро­ят­но ди­ко и от­че­го-то сов­сем не­ве­се­ло.

А «Рос­сия пред­ста­ва­ла здесь стра­ной мно­го­ли­кой и эк­зо­тич­ной. И са­мо­еды с Ла­ко­с­той во гла­ве, как и дру­гие рос­сий­ские на­ро­ды, в этом сво­ём под­лин­ном, но пе­ре­са­жен­ном в сто­лич­ный ан­ту­раж ви­де <…> ма­с­ка­рад­но-фан­та­с­тич­но».

Впро­чем, не ме­нее лю­бо­пыт­ны и му­зы­каль­ны, раз уж мы про­дол­жа­ем на­ши рас­суж­де­ния о му­зы­ках всех ма­с­тей, и вос­по­ми­на­ния (точ­нее, фраг­мен­ты из кни­ги ме­му­а­ров) Ан­то­ни­ны Пи­рож­ко­вой («Ок­тябрь», № 9), жен­щи­ны, про­жив­шей дол­гую и ин­те­рес­ную жизнь, сна­ча­ла в Рос­сии, а по­том во Фло­ри­де.

Как бы ни про­ти­ви­лась Пи­рож­ко­ва, а ведь од­наж­ды на во­прос об эми­г­ра­ции и о том, чем же она бу­дет там за­ни­мать­ся, она от­ве­ти­ла: «У ме­ня есть де­ло. Я бу­ду пи­сать ме­му­а­ры». Её пе­ре­спро­си­ли: «О Ба­бе­ле?» Она воз­му­ти­лась: «Нет, с Ба­бе­лем у ме­ня всё за­кон­че­но. Я про­жи­ла свою ин­те­рес­ную жизнь». Так вот, как бы Ан­то­ни­на Ни­ко­ла­ев­на не от­ри­ца­ла из­ве­ст­но­го фак­та, но зна­ком­ст­во с Ба­бе­лем (а по­том и жизнь с ним) яв­ля­ет­ся од­ной из ин­те­рес­ней­ших тем её кни­ги.

И вер­но за­ме­ча­ет со­ста­ви­тель под­бор­ки и ав­тор пре­дис­ло­вия Ан­д­рей Ми­ла­ев-Ба­бель: «Всё же Ба­бель не ос­тав­лял её. То и де­ло воз­ни­ка­ет он на стра­ни­цах но­вой кни­ги вос­по­ми­на­ний. Из па­мя­ти Ан­то­ни­ны Ни­ко­ла­ев­ны вы­плы­ва­ют один за дру­гим не­за­пи­сан­ные ещё эпи­зо­ды встреч с Ба­бе­лем, сов­ме­ст­ной жиз­ни с ним. Она вспо­ми­на­ет дру­зей му­жа – сре­ди них не толь­ко пи­са­те­ли и ар­ти­с­ты, но и во­е­на­чаль­ни­ки, ди­рек­то­ра круп­ных за­во­дов, на­езд­ни­ки... Боль­шин­ст­во этих лю­дей, име­на ко­то­рых дав­но по­за­бы­ты, раз­де­ли­ли тра­ги­че­с­кую судь­бу Ба­бе­ля. По­сте­пен­но ис­пол­ня­ет­ся и меч­та «ба­бе­ле­ве­дов» – ис­то­рия уха­жи­ва­ния Ба­бе­ля, «ис­то­рия люб­ви» вы­ри­со­вы­ва­ет­ся на стра­ни­цах кни­ги... Це­ло­му­д­рен­ная ат­мо­сфе­ра это­го уха­жи­ва­ния, ще­д­рые нра­вы ба­бе­лев­ских дру­зей – всё это се­го­дня на­по­ми­на­ет ры­цар­ские ро­ма­ны. Са­ма Ан­то­ни­на Ни­ко­ла­ев­на оп­ре­де­ли­ла эту ат­мо­сфе­ру за­бав­ным сло­во­со­че­та­ни­ем – «со­вет­ская ста­ри­на».

Но уди­ви­тель­но дру­гое, тот са­мый, всем хо­ро­шо зна­ко­мый Ба­бель (как сей­час по­мню из школь­но­го кур­са: «пер­вым на­чав­ший из­би­е­ние ин­тел­ли­ген­та в се­бе») ри­су­ет­ся со­вер­шен­но иным че­ло­ве­ком. В ча­ст­но­с­ти, обес­ку­ра­жи­ва­ло его не­у­ём­ное че­ло­ве­ко­лю­бие: «До­б­ро­та Ба­бе­ля гра­ни­чи­ла с ка­та­ст­ро­фой. <…> Он раз­да­вал свои ча­сы, гал­сту­ки, ру­баш­ки и го­во­рил: «Ес­ли я хо­чу иметь ка­кие-то ве­щи, то толь­ко для то­го, что­бы их да­рить». Но он мог так же по­сту­пить и с мо­и­ми ве­ща­ми. Из Фран­ции он при­вёз мне фо­то­ап­па­рат. Че­рез не­сколь­ко ме­ся­цев один зна­ко­мый ки­но­опе­ра­тор, уез­жая в ко­ман­ди­ров­ку на Се­вер, с со­жа­ле­ни­ем ска­зал Ба­бе­лю, что у не­го нет фо­то­ап­па­ра­та. Ба­бель тут же от­дал ему мой – фо­то­ап­па­рат ни­ког­да ко мне уже не вер­нул­ся», – жа­ло­ва­лась Пи­рож­ко­ва…

В об­щем, как го­во­рит­ся, ме­ло­дий на све­те мно­го, и ус­лы­шать свою – де­ло не­про­стое.

Алёна БОНДАРЕВА