Архив : №42. 21.10.2011

Без кульминации

Много сил тратит современный писатель на создание лихой фабулы, способной завоевать внимание и память читателя. На книжных полках гностические триллеры («Трилогия» В.Сорокина) и революционные боевики («Санькя» З.Прилепина), политические апокалипсисы (большинство романов А.Проханова) и деяния сверхчеловека в контексте восточной мудрости (весь В.Пелевин), фантасмагорические биографии политиков и философов (весь В.Шаров), катастрофы российской семьи в стиле античной трагедии («Елтышевы» Р.Сенчина) и неоимперские эпосы («Укус ангела» П.Крусанова). Причудливые, насыщенные событиями сюжеты, – с надеждой на удачную конкуренцию с эстетикой кино, телевидения, с поэтикой новостей, бьющей по нервам непридуманными драмами.

Не так давно «Асан» стал предметом одной из самых заметных литературных дискуссий последнего десятилетия. В новом романе Владимира Маканина нет истории, призванной нанести незабываемый удар по сознанию. Акцент переносится с действий, образующих целостную легенду, на состояние – героя, автора, отказывающегося от фабульной суеты, читателя, получающего возможность подумать не только о персонажах, но и о самом себе. Чеховское в романе «Две сестры и Кандинский» доминирует. Отсутствует стремление подарить читателю ещё один новый мир, составленный из кубиков-событий. Сжимается круг героев, ограничивается пространство, сводится к минимуму авторское вмешательство в речи персонажей. Роман пытается стать объёмной пьесой об интеллигенции, вновь переживающей кризис и оценивающей его как форму существования.

 

Моск­ва, про­шлый век, 90-е. Внеш­ний раз­вал и воз­мож­ность для вну­т­рен­ней кон­со­ли­да­ции, ко­то­рую труд­но ис­поль­зо­вать. Трид­ца­ти­лет­няя Оль­га Туль­це­ва, ис­кус­ст­во­вед, дочь из­ве­ст­но­го дис­си­ден­та, жи­вёт и ра­бо­та­ет в по­лу­под­валь­ной сту­дии «Кан­дин­ский», ук­ра­шен­ной ре­про­дук­ци­я­ми кар­тин зна­ме­ни­то­го аван­гар­ди­с­та. У неё нет ни му­жа, ни ре­бён­ка, есть се­с­т­ра Ин­на. Она млад­ше на пять лет, ей нра­вит­ся Пе­тер­бург и муж­чи­ны се­с­т­ры. У стар­шей Туль­це­вой в лю­бов­ни­ках Ар­тём Кон­стан­та, болт­ли­вый, пер­спек­тив­ный со­ро­ка­лет­ний по­ли­тик, спо­соб­ный на вол­не дур­ной сво­бо­ды сде­лать ка­рь­е­ру де­пу­та­та – при по­мо­щи Бос­са, нуж­да­ю­ще­го­ся в ле­га­ли­за­ции и под­держ­ке сво­е­го кри­ми­на­ла. Воз­мож­но, Ар­тём лю­бит Оль­гу. К то­му же, ему удоб­но в её сту­дии. Го­во­рит мно­го, гром­ко, из­бы­точ­но па­фос­но. На пра­зд­но­ва­нии оче­ред­но­го вы­ступ­ле­ния Кон­стан­ты, гро­мив­ше­го цен­зу­ру, от­кры­ва­ет­ся, что бо­рец с КГБ и сам по­бы­вал сту­ка­чом. Босс объ­яв­ля­ет о кра­хе ди­на­мич­ной ка­рь­е­ры, уни­жа­ет Кон­стан­ту при под­держ­ке ци­нич­ных со­рат­ни­ков. Хо­ро­шо ещё, что ос­тав­ля­ет до­ро­гой зе­лё­ный пи­д­жак и со­гла­ша­ет­ся швыр­нуть по­след­нюю зар­пла­ту. Раз­ве мо­жет Оль­га, вос­пи­тан­ная ин­тел­ли­ген­том-дис­си­ден­том, лю­бить то­го, кто сам от­пра­вил­ся к гэ­бэш­ни­кам? Это по­ни­ма­ет и сам Ар­тём. Он уез­жа­ет в Во­ро­неж, не со­блаз­ня­ясь пред­ло­же­ни­ем Ин­ны, го­то­вой по­до­брать пад­ше­го де­пу­та­та и от­пра­вить­ся с ним в Пе­тер­бург.

У Оль­ги Туль­це­вой но­вый лю­бов­ник, те­перь он на пять лет мо­ло­же. Мак­сим Квин­та – рок-му­зы­кант, по­тен­ци­аль­но ве­ли­кий, в на­сто­я­щем – ни­щий, ок­ру­жён­ный про­блем­ны­ми дру­зь­я­ми. Воз­мож­но, Мак­сим лю­бит Оль­гу. К то­му же, ему удоб­но в её сту­дии. Го­во­рит мно­го, гром­ко, из­бы­точ­но па­фос­но. Нуж­да­ет­ся в день­гах, ко­то­рые до­бы­ва­ет у лю­бов­ни­цы. Как и Ар­тём Кон­стан­та, па­да­ет слиш­ком низ­ко. У Оль­ги кон­чи­лись день­ги, но ос­тал­ся Кан­дин­ский. Мак­сим на­чал про­да­вать ка­че­ст­вен­ные ре­про­дук­ции Кан­дин­ско­го. Раз­ве мо­жет Оль­га, вос­пи­тан­ная ин­тел­ли­ген­том-дис­си­ден­том, лю­бить то­го, кто тор­гу­ет свя­тым аб­ст­рак­ци­о­низ­мом? Это по­ни­ма­ет и сам Мак­сим. Он уез­жа­ет в Но­во­си­бирск, не со­блаз­ня­ясь пред­ло­же­ни­ем Ин­ны, го­то­вой по­до­брать пад­ше­го му­зы­кан­та и от­пра­вить­ся с ним в Пе­тер­бург.

 

У Оль­ги Туль­це­вой боль­ше нет лю­бов­ни­ка. Сно­ва в дверь зво­нит муж­чи­на, им ока­зы­ва­ет­ся отец Мак­си­ма, уве­рен­ный, что едет на свадь­бу сы­на. Сер­гей Сер­ге­ич (он же – Ба­тя) – за­бот­ли­вый пен­си­о­нер, не­сколь­ко лет жив­ший в Си­би­ри у мно­го­чис­лен­ных дру­зей. Го­во­рит мно­го, гром­ко, из­бы­точ­но па­фос­но. С ним – по­дар­ки, шам­пан­ское, ком­пли­мен­ты и да­же кар­ти­на Кан­дин­ско­го.

 

Но сно­ва па­де­ние: Сер­гей Сер­ге­ич сам рас­ска­зы­ва­ет о том, как слу­жил про­фес­си­о­наль­ным сту­ка­чом. Он сдал мно­гих. Вы­шел на пен­сию, по­ка­ял­ся пе­ред те­ми, ко­го от­пра­вил в Си­бирь, и стал им «дру­гом по жиз­ни». Раз­ве мо­жет Оль­га, вос­пи­тан­ная ин­тел­ли­ген­том-дис­си­ден­том… Впро­чем, это уже не тре­бу­ет­ся. Объ­яв­ля­ет­ся Ар­тём Кон­стан­та, те­перь во­ро­неж­ский учи­тель. При­ез­жа­ет не для вос­кре­ше­ния люб­ви, он хо­чет вос­ста­но­вить для ис­то­рии дни сво­е­го не­дол­го­го по­ли­ти­че­с­ко­го три­ум­фа. Сно­ва бе­зо­с­та­но­воч­ная речь, за­мк­ну­тая на соб­ст­вен­ной пер­со­не. Тут же зво­нит Мак­сим Квин­та. Он хо­чет вер­нуть­ся, уг­ро­жа­ет сво­ей бу­ду­щей сла­вой. Раз­ве мо­жет Оль­га… Во­круг од­ни пре­да­те­ли, ис­ка­жа­ю­щие пред­став­ле­ния о на­сто­я­щем че­ло­ве­ке: один нрав­ст­вен­но за­вер­шил­ся в са­мо­до­но­се, вто­рой про­жил жизнь сту­ка­ча, тре­тий ока­зал­ся низ­ким эго­ис­том и бы­то­вым во­ром. Оль­га Туль­це­ва бе­зу­теш­но ры­да­ет. Ар­тём пред­ла­га­ет вы­звать вра­ча, но ге­ро­и­ня ус­по­ко­ит­ся и без не­го. Ин­не боль­ше не­ко­го звать в Пе­тер­бург. Сё­с­т­ры об­ни­ма­ют­ся и про­дол­жа­ют меч­тать. Ро­ман за­вер­ша­ет­ся. В па­мя­ти чи­та­те­ля ос­та­ют­ся муж­чи­ны, ко­то­рым не стать му­жь­я­ми, и жен­щи­ны, ко­то­рым не быть жё­на­ми.

Глав­ная про­бле­ма но­во­го ро­ма­на Ма­ка­ни­на – не­в­ст­ре­ча: муж­чи­ны с жен­щи­ной, че­ло­ве­ка – с ми­ром, иде­ей, с са­мим со­бой. Жен­щи­на не мо­жет най­ти муж­чи­ну, го­то­во­го стать судь­бой, раз­де­лить с ней все свои по­бе­ды и по­ра­же­ния. Муж­чи­на не ви­дит жен­щи­ну, ра­ди ко­то­рой смог бы ро­дить­ся за­но­во, пе­ре­стать яв­лять со­бой че­ло­ве­ка «с не­о­пре­де­лив­шим­ся до­мом». Жен­щи­ны не спо­соб­ны вы­брать раз и на­всег­да, вы­брать и на­чать стро­ить, по­то­му что лю­бовь спо­соб­на до­ри­со­вать от­сут­ст­ву­ю­щие в ре­аль­но­с­ти чер­ты. Ря­дом с ни­ми рас­по­ла­га­ют­ся «рас­па­да­ю­щи­е­ся муж­чи­ны». Оль­га Туль­це­ва ни­как не мо­жет за­ста­вить се­бя по­лю­бить так, что­бы все не­до­стат­ки из­бран­ни­ка ока­за­лись на пе­ри­фе­рии сов­ме­ст­но­го сю­же­та. У неё нет мыс­ли о воз­мож­ном му­же, есть толь­ко силь­ное си­ю­ми­нут­ное чув­ст­во к муж­чи­не, ко­то­рый сей­час ря­дом. Она не вы­би­ра­ет – ни Ар­тё­ма, ко­то­рый стар­ше, ни Мак­си­ма, ко­то­рый млад­ше. Про­сто её за­тя­ги­ва­ет но­вая сце­на, и оче­ред­ной яр­кий че­ло­век ока­зы­ва­ет­ся в по­сте­ли, шум­но обе­щая сча­с­тье. Оль­га Туль­це­ва в люб­ви не со­зи­да­ет; толь­ко при­сут­ст­ву­ет, на­де­ясь, что это (на­вер­ное, лю­бовь) про­длит­ся. Дочь се­рь­ёз­но­го дис­си­ден­та, по­лу­чив­шая от от­ца «ли­бе­раль­ный сно­бизм», пре­бы­ва­ет в ми­ре, где стёр­лись по­лю­са, ис­чез­ли ви­ди­мые по­ля бит­вы, и на­до стро­ить соб­ст­вен­ную жизнь, не умея за­ни­мать­ся этим важ­ным де­лом. К ней ещё при­хо­дят муж­чи­ны, но ни­ко­му – до бо­ли, до за­тме­ния – Оль­га Туль­це­ва не нуж­на. Её уже ис­поль­зу­ют. И яс­но, что даль­ше бу­дет ху­же: де­нег не при­бав­ля­ет­ся, те­ло вет­ша­ет, му­д­рость ос­та­ёт­ся на уров­не сла­бо­го бы­то­во­го теп­ла и не­ко­то­рых идей­ных при­вя­зан­но­с­тей. Ав­то­ру, вы­брав­ше­му ге­ро­и­ню без ре­ль­еф­ной ба­бь­ей судь­бы, ос­та­ёт­ся ис­кать афо­риз­мы о смыс­ле жен­ско­го су­ще­ст­во­ва­ния: «В сбли­же­нии с муж­чи­ной в жен­щи­не, ока­зы­ва­ет­ся, две жен­щи­ны. Од­на не­до­вер­чи­вая, обо­злён­ная про­шлы­ми про­ма­ха­ми; вто­рая хо­чет рас­тво­рить­ся в нём», «Как ве­ли­ко­леп­ны жен­щи­ны, ког­да они при­хо­дят ту­да, где их ждут», «Каж­дая сле­ду­ю­щая лю­бовь у жен­щи­ны бо­лее бы­с­т­рая», «Жен­щи­на спа­ла толь­ко с те­ми, кто ос­тал­ся в её па­мя­ти».

По сю­же­ту ро­ма­на рас­те­ка­ет­ся все­об­щее ма­лень­кое пре­да­тель­ст­во. Ар­тём от­прав­ля­ет­ся в ор­га­ны с от­чё­том, о ко­то­ром ни­кто его не про­сил. Мак­сим еже­ми­нут­но пре­да­ёт Оль­гу са­мим сти­лем сво­е­го по­ве­де­ния и ло­гич­но опу­с­ка­ет­ся до во­ров­ст­ва, что­бы обес­пе­чить за счёт лю­бов­ни­цы сво­их дру­зей-не­фор­ма­лов. Ба­тя сту­чит на со­се­дей, ста­но­вясь про­фес­си­о­на­лом до­но­са, мно­гих пе­ре­прав­ляя в Си­бирь. Оль­га, при­сут­ст­вуя при ра­зоб­ла­че­нии Ар­тё­ма, тут же пре­да­ёт его, ищет ва­ле­рь­ян­ку и чёт­ко по­ни­ма­ет, что не бу­дет с тем, кто об­щал­ся с КГБ. А под­нять му­жи­ка, про­стить и ос­тать­ся с ним, ведь вро­де бы­ла лю­бовь? По­ехать вслед за ним в Во­ро­неж, ус­т­ро­ить­ся, как Кон­стан­та, в шко­лу, учить про­вин­ци­а­лов, ска­жем, ри­со­ва­нию? Оль­га Туль­це­ва по­ни­ма­ет: она – не де­ка­б­ри­ст­ка. По­том сю­жет по­вто­рит­ся с Мак­си­мом. И за не­го трид­ца­ти­лет­няя да­ма бо­роть­ся не ста­ла.

Сту­ка­че­ст­во – лейт­мо­тив ро­ма­на. Оно тре­во­жит пи­са­те­ля. Но не яс­но, на ко­го и ко­му здесь мож­но до­не­с­ти, в чём ак­ту­аль­ность это­го дей­ст­вия и его ра­зоб­ла­че­ния. Сту­чать мож­но на тех, кто не­что важ­ное хра­нит в се­бе, что-то из се­бя пред­став­ля­ет, сбе­ре­га­ет свой аль­тер­на­тив­ный мир и раз­ви­ва­ет его в кон­флик­те с си­с­те­мой. Но здесь – в про­ст­ран­ст­ве «Двух се­с­тёр…» – нет ни идеи, ни си­с­те­мы. Нет и со­ци­аль­но­го кон­тек­с­та. Ге­рои си­дят в спе­ци­аль­но со­ору­жён­ной ка­ме­ре, буд­то ав­тор опа­са­ет­ся за них, ес­ли вый­дут из под­ва­ла, по­па­дут сра­зу под удар со­вре­мен­но­с­ти и рас­сып­лют­ся, как су­ще­ст­ва из дав­но про­шед­ших эпох. Сту­дия, где кис­нет Оль­га Туль­це­ва, по­хо­жа на склеп. И есть здесь не­что вам­пи­ри­че­с­кое: Ар­тём и Мак­сим ухо­дят на­всег­да, но ле­зут об­рат­но в эту ноч­леж­ку ин­тел­ли­ген­тов, что­бы по­быть на дне.

Всё про­ис­хо­дит под «вра­чу­ю­щим нас Кан­дин­ским» – ша­ма­ном этой фор­мы жиз­ни, яв­ля­ю­щей со­бой тёп­лую, мяг­кую се­рость, ог­ла­ша­е­мую па­фос­ны­ми сло­ва­ми. Его в ро­ма­не ко­пи­ру­ют, про­да­ют, во­ру­ют, при­во­зят в по­да­рок. Аван­гард по­лу­ча­ет обы­ва­тель­скую судь­бу, под Кан­дин­ским – до­воль­но низ­кая че­ло­ве­че­с­кая ко­ме­дия, а не «взрыв кра­сок». «Кан­дин­ский — это моя жизнь. Это моё всё. Кан­дин­ский! – вот где фи­ло­со­фия ли­нии, вот где буй­ст­во кра­сок, не­ис­тов­ст­во, ин­тел­лект…», – гром­ко ис­по­ве­ду­ет­ся Оль­га, про­слав­ляя сво­е­го ку­ми­ра. Но в её жиз­ни нет твор­че­с­ко­го про­дол­же­ния. Ни­ка­ко­го аван­гар­да в жиз­ни, толь­ко су­ще­ст­во­ва­ние жен­щи­ны, ко­то­рая на­чи­на­ет от­чёт­ли­во по­ни­мать, что она не­о­бра­ти­мо не­сча­ст­на.

 

«Две се­с­т­ры и Кан­дин­ский» – ро­ман о без­во­лии куль­тур­но­го че­ло­ве­ка, о по­вто­ря­е­мо­с­ти его оши­бок. Здесь ни­что не ис­че­за­ет на­всег­да: всё как-то воз­вра­ща­ет­ся. Ав­тор от­ме­ня­ет куль­ми­на­цию, про­тя­жён­ность это­го сту­дий­но­го бы­тия бло­ки­ру­ет рож­де­ние сим­во­ла, ко­то­рый мог бы ос­вя­тить про­ис­хо­дя­щее.

 

В ро­ма­не ни­кто не уми­ра­ет: здрав­ст­ву­ют все ге­рои, жи­вы все те, ко­го Ба­тя пе­ре­пра­вил в Си­бирь. Нет здесь смер­ти, не­су­щей ка­тар­сис. Ве­ет дур­ной бес­ко­неч­но­с­тью. Бу­дут зво­нить, при­хо­дить, воз­вра­щать­ся да­же тог­да, ког­да ро­ман за­кон­чит­ся. Вот Оль­га Туль­це­ва за­вы­ла от от­ча­я­ния. Но это не по­след­няя точ­ка тек­с­та. Ус­по­ко­и­лась, вы­тер­ла слё­зы, и сно­ва они с се­с­т­рой Ин­ной уми­ля­ют­ся, меч­та­ют. Го­во­рят о Пе­тер­бур­ге. Ту­да на­стой­чи­во ез­дит од­на мос­ков­ская ста­руш­ка, не­до­воль­ная сво­им род­ным го­ро­дом. Она от­прав­ля­ет­ся в Пи­тер в на­деж­де уме­реть там, лечь в пи­тер­скую зем­лю – ме­с­то жиз­ни и упо­ко­е­ния по-на­сто­я­ще­му силь­ных лю­дей. Жи­вые му­жи­ки не слиш­ком ра­ду­ют се­с­тёр, но они вос­хи­ще­ны ста­рым клад­би­щен­ским обе­ли­с­ком, на ко­то­ром на­пи­са­но: «НАМ, БРА­ТЬ­ЯМ ОР­ЛО­ВЫМ». Про­сто, яс­но и гор­до. Ка­кие муж­чи­ны, ка­кая во­ля! Ка­ким си­ло­вым эро­сом по­ду­ло из про­шло­го! И жен­щи­ны, уви­дев­шие этот чу­до-мо­ну­мент, взя­ли и на­кра­си­ли гу­бы, не сго­ва­ри­ва­ясь.

Эх, да­мы, да­мы… Есть ли но­вый Пётр там, где вы его ище­те? Или Пётр, ко­то­рый мог быть ва­шим, дав­но на клад­би­ще? Или во­все не рож­дал­ся, по­то­му что вы лю­би­те толь­ко взды­хать, стро­ить глаз­ки соб­ст­вен­ным ил­лю­зи­ям, не пы­та­ясь стро­ить в ком­про­мис­се, что и яв­ля­ет­ся уде­лом жен­щи­ны, спо­соб­ной про­дол­жить жизнь, а не бол­тов­ню?

Не ис­клю­чаю, что от­сут­ст­вие куль­ми­на­ции – фор­ма про­ще­ния, ко­то­рую да­рит Вла­ди­мир Ма­ка­нин сво­им ге­ро­ям.

 

Ито­гом по­зна­ния в ро­ма­не ста­ла мысль о том, что «в Рос­сии нуж­но жить дол­го». На­вер­ное, что­бы всё ус­пе­ло вер­нуть­ся по не­сколь­ко раз и на­до­есть до смер­ти. Во­лей на­до жить, что­бы со­зда­вать куль­ми­на­ции да­же тог­да, ког­да ав­тор от­ка­зы­ва­ет в этом чи­та­те­лю.

 

«Две се­с­т­ры и Кан­дин­ский» – ро­ман о за­сы­па­нии рус­ско­го ин­тел­ли­ген­та, по­те­ряв­ше­го не толь­ко поч­ву, но и свою клас­си­че­с­кую бес­поч­вен­ность. Вя­лый, мно­го­крат­но про­иг­рав­ший гу­ма­ни­та­рий пло­хо пред­став­ля­ет, ко­му и за­чем он ну­жен. Пре­зри­тель­но смо­т­ря на не­го, си­с­те­ма убеж­да­ет­ся, что нет в нём ни­ка­ко­го тол­ку. Ро­ман Ма­ка­ни­на мо­жет быть про­чи­тан как про­ща­ние с ин­тел­ли­ген­ци­ей. Ей – веч­ной дис­си­дент­ке – не с кем боль­ше го­во­рить на язы­ке зна­чи­мых идей. Кан­дин­ский уе­хал во Фран­цию. Не­ко­му ско­ро бу­дет за­щи­щать то, что при­вык­ли на­зы­вать куль­ту­рой. От­пра­вят­ся по­след­ние в Пе­тер­бург и боль­ше не вер­нут­ся. Со­гла­сие с соб­ст­вен­ным ис­чез­но­ве­ни­ем, с не­нуж­но­с­тью и аут­сай­дер­ст­вом, сми­ре­ние с оче­ред­ным Ха­мом – это и есть са­мый страш­ный са­мо­до­нос, о ко­то­ром ча­с­то рас­суж­да­ют ге­рои Ма­ка­ни­на. Сту­ка­че­ст­во – в от­сут­ст­вии ак­тив­ной мыс­ли о се­бе, в не­спо­соб­но­с­ти це­нить своё де­ло и ныть на всех уг­лах о ги­бе­ли об­ра­зо­ва­ния, ли­те­ра­ту­ры и ис­кус­ст­ва. Со­гла­сие с вто­рич­но­с­тью, саль­ная меч­та о судь­бе ус­пеш­но­го ме­не­д­же­ра, уве­рен­ность в то­таль­ной по­бе­де юри­с­тов и эко­но­ми­с­тов – это и есть са­мо­до­нос. На­до пе­ре­стать сту­чать го­су­дар­ст­ву о соб­ст­вен­ной не­нуж­но­с­ти.

---

^{Вла­ди­мир Ма­ка­нин. Две се­с­т­ры и Кан­дин­ский: Ро­ман. – М.: Экс­мо, 2011.}

---

Алексей ТАТАРИНОВ,
г. КРАСНОДАР