Архив : №46. 18.11.2011

Холуй против ревизионизма

Иван Ас­та­хов по­пал в на­уку в об­щем-то слу­чай­но – по пар­тий­но­му на­бо­ру, ког­да власть вез­де и всю­ду ста­ла на­саж­дать про­ве­рен­ные ра­бо­че-кре­с­ть­ян­ские ка­д­ры. На­верх он про­бил­ся не бла­го­да­ря сво­им зна­ни­ям, а из-за уме­ния ла­ви­ро­вать. Всю жизнь при­слу­жи­вая на­чаль­ст­ву, этот бо­рец с оп­пор­ту­ни­с­та­ми за­слу­жил толь­ко од­но­ – пре­зре­ние.

 

Иван Бо­ри­со­вич Ас­та­хов ро­дил­ся 18 ап­ре­ля (по но­во­му сти­лю 1 мая) 1906 го­да в Ка­луж­ской об­ла­с­ти в де­рев­не Ста­рые Бли­же­ви­чи Спас-Де­мен­ско­го рай­о­на в кре­с­ть­ян­ской се­мье. «Отец и мать гра­мо­те не обу­ча­лись, – пи­сал он 30 мар­та 1966 го­да в сво­ей ав­то­био­гра­фии, – вы­ра­с­ти­ли вось­ме­рых де­тей, из ко­то­рых двое, стар­ший и млад­ший бра­тья, по­гиб­ли на фрон­тах Оте­че­ст­вен­ной вой­ны. Отец умер в 1924 го­ду, мать жи­вёт в мо­ей се­мье, в 1967 го­ду от­ме­тим её 90-ле­тие. До 1925 г. жил в де­рев­не. В 1923 г. всту­пил в ком­со­мол и вско­ре был из­бран и ра­бо­тал до осе­ни 1925 г. се­к­ре­та­рём ком­со­моль­ской ор­га­ни­за­ции. Ра­бо­тал так­же из­ба­чом».

В 1925 го­ду Ас­та­хов по­сту­пил во 2-й МГУ на лит­фак. В уни­вер­си­те­те он ра­но вклю­чил­ся в об­ще­ст­вен­ную ра­бо­ту, стал ак­тив­но бо­роть­ся с троц­ки­с­та­ми, всту­пил в пар­тию. Не слу­чай­но на­чаль­ст­во по­сле по­лу­че­ния дип­ло­ма пред­ло­жи­ло ему ос­тать­ся в ас­пи­ран­ту­ре. А уже в 1930 го­ду не­при­ми­ри­мый враг оп­пор­ту­ни­с­тов всех ма­с­тей воз­гла­вил в Ака­де­мии ком­му­ни­с­ти­че­с­ко­го вос­пи­та­ния це­лую ка­фе­д­ру.

Поз­же пар­тия рас­пре­де­ли­ла вер­но­го марк­си­с­та в Сверд­ловск. Но на Ура­ле он так и не при­жил­ся и в 1938 го­ду вер­нул­ся в Моск­ву, ус­т­ро­ив­шись ря­до­вым пре­по­да­ва­те­лем в Ли­те­ра­тур­ный ин­сти­тут. За­щи­тил­ся Ас­та­хов лишь пе­ред вой­ной. Его кан­ди­дат­ская дис­сер­та­ция бы­ла по­свя­ще­на про­бле­мам эс­те­ти­ки.

Ког­да на­ча­лась вой­на, Ас­та­хов вме­с­то фрон­та вновь очу­тил­ся в Сверд­лов­ске, воз­гла­вив там ме­ст­ное уп­рав­ле­ние ки­но­фи­ка­ции. На­чаль­ст­во бы­ло им очень до­воль­но и в 1943 го­ду вы­дви­ну­ло на по­вы­ше­ние – в сце­нар­ную сту­дию Ки­но­ко­ми­те­та. Как луч­ше­го про­па­ган­ди­с­та со­вет­ских до­сти­же­ний, его вско­ре от­ме­ти­ли ор­де­ном «Знак По­чё­та».

Вско­ре агит­проп ЦК стал по­ру­чать Ас­та­хо­ву са­мые скольз­кие за­да­ния. Так, зи­мой 1945 го­да Дми­т­рий По­ли­кар­пов по­про­сил его вклю­чить­ся в кам­па­нию по осуж­де­нию жур­на­ла «Зна­мя». Кри­тик Ана­то­лий Та­ра­сен­ков уже в 1946 го­ду вспо­ми­нал: «Зи­мой 1945 го­да, по­сле то­го как «Зна­мя» на­пе­ча­та­ло очер­ки Сла­ви­на, Гу­са и Ага­по­ва о Гер­ма­нии, По­ли­кар­пов ус­т­ро­ил про­ра­бот­ку этих ве­щей на пре­зи­ди­у­ме ССП. За­ра­нее им бы­ло ор­га­ни­зо­ва­но глу­пое, вуль­гар­ное вы­ступ­ле­ние хо­луя Ас­та­хо­ва, Ко­жев­ни­ко­ва и др. Сла­ви­на, од­на­ко, пи­са­те­ли не да­ли в оби­ду. Ага­по­ву не­мно­го вле­те­ло, Гу­са раз­дол­ба­ли. Яв­но, всё это бы­ло нуж­но По­ли­кар­по­ву для ущем­ле­ния «Зна­ме­ни».

Од­на­ко че­рез не­сколь­ко ме­ся­цев Ас­та­хов где-то про­ко­лол­ся и по­лу­чил от Ко­ми­те­та парт­кон­т­ро­ля при ЦК ВКП(б) вы­го­вор «за не­пар­тий­ные по­ступ­ки, до­пу­щен­ные в пе­ри­од ра­бо­ты в сце­нар­ной сту­дии ки­но­ко­ми­те­та».

Сна­ча­ла Ас­та­хов труд­ные для не­го вре­ме­на ре­шил пе­ре­си­деть в ап­па­ра­те Со­ю­за со­вет­ских пи­са­те­лей. Но по­том он по­че­му-то очень бы­с­т­ро от­пра­вил­ся пре­по­да­вать в Минск.

Оче­ред­ное воз­вра­ще­ние Ас­та­хо­ва в сто­ли­цу со­сто­я­лось в 1948 го­ду. Его по­на­ча­лу при­ве­ти­ли в Ин­сти­ту­те фи­ло­со­фии, а по­том да­ли ме­с­то в Ин­сти­ту­те ми­ро­вой ли­те­ра­ту­ры. В 1958 го­ду он пе­ре­шёл в МГУ и тут же за­щи­тил на­ко­нец док­тор­скую дис­сер­та­цию «Про­ис­хож­де­ние и раз­ви­тие ис­кус­ст­ва в све­те марк­сист­ско-ле­нин­ской эс­те­ти­ки», ко­то­рая к се­рь­ёз­ной на­уке ни­ка­ко­го от­но­ше­ния, как поз­же вы­яс­ни­лось, не име­ла.

В 1960 го­ду Ас­та­хов воз­гла­вил ка­фе­д­ру марк­сиз­ма-ле­ни­низ­ма в Ли­тин­сти­ту­те. Его це­лью ста­ло ис­ко­ре­не­ние лю­бо­го про­яв­ле­ния ина­ко­мыс­лия как сре­ди сту­ден­тов, так и в кру­гу про­фес­су­ры. Он тог­да очень ча­с­то пе­ча­тал­ся в га­зе­те «Ли­те­ра­ту­ра и жизнь». Но все его ста­тьи (в ча­ст­но­с­ти, «Про­тив ре­ви­зи­о­низ­ма в эс­те­ти­ке», «Ли­те­ра­тур­ные за­ба­вы Аник­с­та», «Дог­мы и твор­че­ст­во», «Не по-горь­ков­ски», «По­ру­га­ние пре­крас­но­го») от­ли­ча­ла от­ча­ян­ная не­при­ми­ри­мость к чу­жим мне­ни­ям.

Про­па­ган­ди­руя чи­с­то­ту от­но­ше­ний в ис­кус­ст­ве, в жиз­ни Ас­та­хов при­дер­жи­вал­ся сов­сем дру­гих прин­ци­пов. Его чет­вёр­тая же­на вес­ной 1961 го­да в сво­ей жа­ло­бе в пар­тор­га­ни­за­цию Ли­тин­сти­ту­та об­ви­ни­ла му­жа в не­ис­крен­но­с­ти, из­де­ва­тель­ст­вах и при­пи­са­ла ему да­же ан­ти­се­ми­тизм.

К сло­ву: сту­ден­ты Ас­та­хо­ва не лю­би­ли. Чи­тал лек­ции он пло­хо, за­ни­мал­ся в ос­нов­ном на­чёт­ни­че­ст­вом и ни­ка­ких воз­ра­же­ний не тер­пел. Боль­ше то­го, про­фес­сор ока­зал­ся очень мсти­тель­ным. Это на соб­ст­вен­ной шку­ре в 1966 го­ду ис­пы­тал Бо­рис Спо­ров. «По­мнит­ся, – пи­сал в сво­их ме­му­а­рах Спо­ров, – на по­след­нем кур­се Ас­та­хов чи­тал нам ка­кие-то лек­ции, ко­то­рые да­же не за­пом­ни­лись, о чём они. Од­на­ко трость его бы­ла тя­жё­лая, вид гроз­ный, так что со­мне­ний про­фес­сор не знал ни в чём. Од­наж­ды на лек­ции по ка­ко­му-то слу­чаю за­шёл раз­го­вор о дель­фи­нах. Кто-то и я вос­хи­ти­лись эти­ми изу­ми­тель­ны­ми жи­вот­ны­ми. Ас­та­хо­ва по­че­му-то воз­му­ти­ло:

– Ка­кие жи­вот­ные? Ры­ба, во­ню­чая не­съе­доб­ная ры­ба!

– Нет, это не ры­ба, – по­на­ча­лу спо­кой­но воз­ра­зил я, на­чи­тан­ный по дель­фи­нам. – Дель­фин – жи­во­ро­дя­щее, мле­ко­пи­та­ю­щее жи­вот­ное.

– Ещё один – жи­вот­ное! Ры­ба! – и да­же при­стук­нул по по­лу тро­с­тью.

– Жи­вот­ное... Ак­тив­но об­ща­ет­ся с че­ло­ве­ком, спо­соб­но про­из­но­сить сло­ва на язы­ке че­ло­ве­ка.

– Что ты чушь не­сёшь? Ры­ба, и жи­вёт в во­де – и спо­рить не­че­го. – Он ехид­но ус­мех­нул­ся, про­го­во­рив на­прав­лен­но:

– Жи­вот­ное.

Ме­ня так и вздёр­ну­ло из-за сто­ла:

– Про­фес­сор, то, что вы го­во­ри­те – пря­мое не­ве­же­ст­во, мяг­ко го­во­ря. По­ду­май­те, что вы го­во­ри­те – жи­вот­ное, – ус­мех­нул­ся и сел.

Ас­та­хов по­блед­нел. Бес­спор­но, с мо­ей сто­ро­ны про­яви­лась раб­ско-ла­гер­ная гру­бость, и я уже со­жа­лел об этом, на­ме­ре­ва­ясь тот­час из­ви­нить­ся, но по­ка про­фес­сор смор­кал­ся в но­со­вой пла­ток, за­тем рыл­ся в гро­мад­ном порт­фе­ле, что-то оты­с­ки­вая, вре­мя лек­ции ис­тек­ло. На­ча­лось бур­ное об­суж­де­ние дель­фи­нь­е­го во­про­са, но без Ас­та­хо­ва – гроз­но по­сту­ки­вая тро­с­тью, он мол­ча ушёл из ау­ди­то­рии.

На гос­эк­за­ме­нах мне до­стал­ся би­лет с пер­вым во­про­сом «Тол­стой, как зер­ка­ло...» и ещё что-то. Во­прос я знал, но ког­да по­сле ре­ги­с­т­ра­ции би­ле­та под­нял гла­за на эк­за­ме­на­то­ров, сво­бод­ны­ми бы­ли Ас­та­хов с ас­пи­ран­том. Он и по­ма­нил ме­ня паль­цем на за­кла­ние. Лишь не­сколь­ко слов я ус­пел ска­зать: Ас­та­хов пре­рвал ме­ня и на­чал от­ве­чать на во­прос сам. По­на­ча­лу я по­ду­мал: сей­час он за­мол­чит, и я от­ве­чу. Но про­фес­сор рас­ка­лял­ся и уже на­чал от­чи­ты­вать ме­ня. Тог­да я по­нял, в чём де­ло. Смо­т­рел на не­го ба­ра­ном и мол­чал. На­ко­нец ас­пи­рант ска­зал:

– Да за вас про­фес­сор от­ве­тил. Ему оцен­ку ста­вить?

– Ставь­те ему, он за­слу­жил, – ти­хо ска­зал я и под­нял­ся со сту­ла.

– Вот ка­д­ры, а идут сда­вать! – ехид­но про­во­дил ме­ня Ас­та­хов.

Не­о­жи­дан­но для всех я ока­зал­ся един­ст­вен­ным на кур­се, за­ва­лив­шим гос­эк­за­ме­ны. Для ме­ня это бы­ло уда­ром. Ре­бя­та рас­ска­зы­ва­ли, что Ас­та­хов по­тре­бо­вал не­мед­лен­но мои оцен­ки по фи­ло­со­фии – при­нес­ли две пя­тёр­ки. И он не­го­до­вал, по­то­му что не мог во­все от­ст­ра­нить ме­ня от эк­за­ме­нов. Че­рез год я сдал гос­эк­за­ме­ны. А Ку­роч­кин ска­зал мне:

– Не на­до бы­ло, Бо­ря, о дель­фи­нах спо­рить – вот он те­бе рыб­ку и за­жа­рил...» («Вос­по­ми­на­ния о Ли­те­ра­тур­ном ин­сти­ту­те». Кн. 2, М., 2008).

Умер Ас­та­хов 5 сен­тя­б­ря 1970 го­да. В на­уч­ных кру­гах его бы­с­т­ро за­бы­ли. Он да­же не по­пал в де­вя­тый, до­пол­ни­тель­ный том «Крат­кой ли­те­ра­тур­ной эн­цик­ло­пе­дии», из­дан­ной в 1978 го­ду.

Вячеслав ОГРЫЗКО