Архив : №46. 18.11.2011

Каждый материал я рожала в муках

Я окон­чи­ла Мос­ков­ский ин­сти­тут меж­ду­на­род­ных от­но­ше­ний по двум на­прав­ле­ни­ям – ис­то­ри­ко-меж­ду­на­род­ное и меж­ду­на­род­ная жур­на­ли­с­ти­ка. Но я твёр­до зна­ла, что ни­ка­ким меж­ду­на­род­ни­ком я ра­бо­тать не бу­ду. Хо­тя учить­ся мне нра­ви­лось. Я очень хо­те­ла быть жур­на­ли­с­том, но по­ни­ма­ла, что в то вре­мя это бы­ло прак­ти­че­с­ки не­воз­мож­но и край­не не­ин­те­рес­но. И я ста­ра­лась про­бить­ся. Од­наж­ды я шла по ули­це и уви­де­ла объ­яв­ле­ние о на­бо­ре со­труд­ни­ков в ре­дак­цию «Moscow news». Тог­да это бы­ла сов­сем дру­гая га­зе­та – не та, ка­кой она ста­ла впос­лед­ст­вии. Это бы­ло чи­с­то рек­лам­но-про­па­ган­дист­ское из­да­ние. По-мо­е­му, оно вы­хо­ди­ло да­же на че­ты­рёх язы­ках: рус­ском, ан­г­лий­ском, не­мец­ком и фран­цуз­ском. Я при­шла в ре­дак­цию, где очень ми­лая жен­щи­на да­ла мне те­мы, и я ста­ла над ни­ми ра­бо­тать.

По­том со­вер­шен­но слу­чай­но я по­па­ла в жур­нал «Со­вет­ская мо­ло­дёжь», где глав­ным ре­дак­то­ром был Илья Ми­хай­ло­вич Ко­тен­ко, друг Ад­жу­бея, вли­я­тель­ный че­ло­век. Он был очень ми­лый, очень до­б­рый, очень слав­ный и очень боль­ной – с бес­ко­неч­ны­ми ин­фарк­та­ми. И был там ещё Ва­си­лий Ла­в­рен­ть­е­вич Ку­ле­мин – очень хо­ро­ший по­эт, ко­то­рый, увы, ра­но умер. И Ку­ле­мин по­ре­ко­мен­до­вал ме­ня Илье Ми­хай­ло­ви­чу. Ме­ня взя­ли в «Со­вет­скую мо­ло­дёжь», нас все­го пять че­ло­век там ра­бо­та­ло. У нас бы­ла рос­кош­ная ком­на­та око­ло ГУ­Ма, у всех нас бы­ли про­пу­с­ка в ЦКов­скую ком­со­моль­скую сто­ло­вую. И де­вять ме­ся­цев мы го­то­ви­ли пер­вый но­мер. Но Илья Ми­хай­ло­вич по­сто­ян­но ку­да-то уез­жал-при­ез­жал, и но­мер ни­как не был го­тов. За это вре­мя я ус­пе­ла съез­дить в Алу­ш­ту и под­го­то­вить боль­шой ма­те­ри­ал с Сер­ге­е­вым-Цен­ским, ко­то­рый очень ско­ро умер. Ма­те­ри­ал, как вы­яс­ни­лось, ока­зал­ся ни­ко­му не ну­жен. Но вско­ре «Со­вет­скую мо­ло­дёжь» при­кры­ли – это бы­ло ка­ким-то на­важ­де­ни­ем: аб­со­лют­но без­дель­ный жур­нал, ко­то­рый по­лу­чал до­воль­но при­лич­ные день­ги.

Я без де­ла не ос­та­лась – Илья Ми­хай­ло­вич по­со­ве­то­вал ме­ня Пол­то­рац­ко­му, ко­то­рый как раз на­чи­нал де­лать но­вую га­зе­ту «Ли­те­ра­ту­ра и жизнь». Так про­сто ту­да по­пасть бы­ло нель­зя. По­это­му и Ку­ле­мин про­сил за ме­ня то­же. Осо­бых до­сти­же­ний у ме­ня не бы­ло. Толь­ко семь стра­ни­чек ин­тер­вью с Сер­ге­е­вым-Цен­ским. Но Пол­то­рац­кий ме­ня взял – в меж­ду­на­род­ный от­дел. Я не­сколь­ко раз хо­ди­ла на ка­кие-то пресс-кон­фе­рен­ции. Од­наж­ды то ли в ту­рец­ком, то ли в ка­ком-то араб­ском по­соль­ст­ве нам вы­нес­ли чаш­ки раз­ме­ром с на­пёр­сток с ко­фе. И ме­ня по­тряс этот на­пи­ток, о ко­то­ром мы не име­ли со­вер­шен­но ни­ка­ко­го пред­став­ле­ния. По ито­гам этих пресс-кон­фе­рен­ций я пи­са­ла ка­кие-то ма­лень­кие за­мет­ки. Боль­шой ма­те­ри­ал я де­ла­ла с ка­ким-то ита­ль­ян­ским круп­ным ком­му­ни­с­ти­че­с­ким де­я­те­лем, ко­то­рый на­хо­дил­ся в эми­г­ра­ции в Рос­сии. И я по­ня­ла, что даль­ше про­сто по­ве­шусь, ес­ли не сме­ню по­ле де­я­тель­но­с­ти. И ме­ня пе­ре­ве­ли в от­дел ис­кусств. И там я на­ча­ла се­бя чув­ст­во­вать бо­лее-ме­нее че­ло­ве­ком.

Пер­вая моя пуб­ли­ка­ция на ли­те­ра­тур­ную те­му бы­ла о пла­нах из­да­тель­ст­ва «Ху­до­же­ст­вен­ная ли­те­ра­ту­ра» – боль­шая ста­тья с мно­же­ст­вом имён и фа­ми­лий. Я в тот день де­жу­ри­ла по но­ме­ру, всё вни­ма­тель­но вы­чи­та­ла, рас­пи­са­лась и уш­ла до­мой очень до­воль­ная со­бой. На сле­ду­ю­щий день при­хо­жу я в ре­дак­цию, и чув­ст­вую, что что-то не так. Что-то в этом до­ме про­изо­ш­ло. Под­ни­ма­юсь на ше­с­той этаж на лиф­те, вы­хо­жу, а от ме­ня ша­ра­ха­ют­ся на­ши со­труд­ни­ки. Про­хо­жу в ком­на­ту, са­жусь. Мне го­во­рят: «Бы­с­т­ро к Ивань­ко!»

Сер­гей Сер­ге­е­вич Ивань­ко у нас ра­бо­тал от­вет­ст­вен­ным се­к­ре­та­рём. Он был та­ким лю­бо­пыт­ным че­ло­ве­ком. О нём боль­ше все­го на­пи­сал, ко­неч­но, Вла­ди­мир Вой­но­вич (по­мни­те по­весть «Ивань­ки­а­да»?). Но я его ви­де­ла по-дру­го­му. Внеш­не он был очень по­хож на На­по­ле­о­на – ма­лень­кий и очень ре­ши­тель­ный. Я его, ко­неч­но, бо­я­лась. Я к не­му при­хо­жу. У не­го – ред­кол­ле­гия поч­ти в пол­ном со­ста­ве со­бра­лась. И все на ме­ня смо­т­рят с та­кой жа­ло­с­тью… Ивань­ко го­во­рит: «Ну, На­та­лья Бо­ри­сов­на…», – а все ме­ня на­зы­ва­ли На­та­шей, и я по­ня­ла, что всё сов­сем пло­хо, раз «На­та­лья Бо­ри­сов­на» по­яви­лась. Мне ты­ка­ют паль­цем в га­зе­ту, я смо­т­рю, а там на­пи­са­но: «и ро­ман «Бал­тий­ское не­бо» К.Чу­ков­ско­го». А ав­тор ро­ма­на – Ни­ко­лай (сын Кор­нея Ива­но­ви­ча), а не Кор­ней… Я не мо­гу по­нять, от­ку­да эта «К.» взя­лась, я это­го не пи­са­ла! Я по­бе­жа­ла, взя­ла под­пи­сан­ные мною ли­с­ты, на ко­то­рых всё пра­виль­но. Ока­за­лось, что кор­рек­то­ра у нас бы­ли ум­ные, на­чи­тан­ные. Они по­смо­т­ре­ли и ре­ши­ли, что но­вень­кая не­гра­мот­ная, не зна­ет да­же, как пи­са­те­ля Чу­ков­ско­го зо­вут, и ис­пра­ви­ли «Н» на «К». С то­го вре­ме­ни я ни­ког­да не бы­ла спо­кой­на до са­мо­го по­след­не­го мо­мен­та, что ка­кой-ни­будь ду­рак что-ни­будь не вы­черк­нет, что кто-то не со­еди­нит пред­ло­же­ние так, что ка­жет­ся, что пи­сал су­мас­шед­ший! И по­сле это­го я все­гда бо­я­лась смо­т­реть на свой на­пе­ча­тан­ный ма­те­ри­ал, по­то­му что очень бо­я­лась, что там бу­дет ошиб­ка. Хо­тя каж­дый ма­те­ри­ал я ро­жа­ла в му­ках…

С то­го мо­мен­та га­зе­та ста­ла не­о­бы­чай­но по­пу­ляр­ной. В ре­дак­цию при­хо­ди­ли сот­ни пи­сем, по­то­му что каж­дый счи­тал сво­им дол­гом на­пи­сать о том, ка­кие без­гра­мот­ные лю­ди ра­бо­та­ют в га­зе­те «Ли­те­ра­ту­ра и жизнь», ко­то­рые не мо­гут от­ли­чить Ни­ко­лая Чу­ков­ско­го от Кор­нея Чу­ков­ско­го, и ка­кой по­зор, и про­чее, про­чее…

Все эти пись­ма вы­ве­ши­ва­ли на «до­с­ке по­зо­ра», ми­мо ко­то­рой я про­бе­га­ла как мыш­ка. Сер­гей Сер­ге­е­вич, кста­ти, от­нёс­ся ко все­му это­му до­ста­точ­но спо­кой­но. Ска­зал: «Лад­но, го­но­рар ты не по­лу­чишь. Но и вы­го­вор не по­лу­чишь. И во­об­ще ни­че­го не бу­дет. А мо­жет, да­же и го­но­рар вы­пи­шем». Тог­да я пе­ре­ста­ла его бо­ять­ся, хо­тя он про­дол­жал быть по­хо­жим на На­по­ле­о­на и вы­зы­вал у всех ува­же­ние.

Бы­ла ещё од­на ин­те­рес­ная ис­то­рия, ко­то­рая ко мне не име­ла ни­ка­ко­го от­но­ше­ния. Я де­жу­ри­ла по сво­е­му от­де­лу, за­ве­ду­ю­щим ко­то­ро­го был Ми­ха­ил Пе­т­ро­вич Ло­ба­нов. И ме­ня по­про­си­ли не толь­ко мой ма­лень­кий ма­те­ри­ал как сле­ду­ет вы­чи­тать, но и всю по­ло­су. На пер­вой по­ло­се шёл ка­кой-то очень важ­ный ма­те­ри­ал. Я всё про­чла, по­смо­т­ре­ла эти ужас­но не­ин­те­рес­ные пер­вые стра­ни­цы и по­ш­ла спо­кой­но до­мой. На сле­ду­ю­щий день под­хо­жу к ре­дак­ции, и та­кое ощу­ще­ние у ме­ня, что в до­ме по­кой­ник – не знаю, как ина­че объ­яс­нить. Я в ужа­се за­хо­жу в лифт, еду од­на, иду по ко­ри­до­ру, в ко­то­ром – ни ду­ши. Са­жусь за своё ме­с­то, за­хо­дит се­к­ре­тарь Клав­дия Дми­т­ри­ев­на и го­во­рит: «На­та­ша, бы­с­т­рень­ко иди. У нас страш­ная по­ли­ти­че­с­кая ошиб­ка». Ока­за­лось, Сер­гей Сер­ге­е­вич Ивань­ко, ко­то­рый был меж­ду­на­род­ни­ком, а кон­крет­нее – ки­та­и­с­том – на­пи­сал боль­шой ма­те­ри­ал, ка­жет­ся, к оче­ред­ной го­дов­щи­не ­о­б­ра­зо­ва­ния Ки­тай­ской на­род­ной ре­с­пуб­ли­ки. Ес­те­ст­вен­но, в ста­тье мно­го раз по­вто­ря­лись фра­зы ти­па «ки­тай­ский на­род», «со­вет­ский на­род», «аме­ри­кан­ский на­род» и про­чее. И ни ра­зу не на­пи­са­но, что «вме­с­те, взяв­шись за ру­ки, ки­тай­ский и со­вет­ский на­ро­ды…», вме­с­то это­го – «аме­ри­кан­ский на­род, взяв­шись с ки­тай­ским на­ро­дом за ру­ки…». Все чи­та­ли эту по­ло­су, и он сам чи­тал, но ни­кто не за­ме­тил это­го! Это та­кие ужас­ные сло­во­со­че­та­ния, ко­то­рые очень слож­но пой­мать. По­сле это­го На­по­ле­о­на не бы­ло. Я да­же не по­мню, он сра­зу ис­чез из ре­дак­ции или ка­кое-то вре­мя ещё там был. Тог­да мне бы­ло его бе­зум­но жал­ко. Это бы­ла вто­рая ог­ром­ная лу­жа, в ко­то­рую се­ла га­зе­та.

От­но­ше­ния у нас в кол­лек­ти­ве бы­ли очень до­б­ро­же­ла­тель­ные. Ни­кто ни­ко­го не хо­тел оби­деть. Мно­го пи­са­ли о хо­ро­ших и, что не­ма­ло­важ­но, сред­них и за­бы­тых пи­са­те­лях, ко­то­рые ра­бо­та­ли в са­мых от­да­лён­ных ме­с­тах. Чи­та­те­ли бы­ли за это нам чрез­вы­чай­но бла­го­дар­ны. При­хо­ди­ли бла­го­дар­ные от­зы­вы ото­всю­ду. У ме­ня со­хра­ни­лось где-то пись­мо Оль­ги Фо­ки­ной. Я не име­ла от­но­ше­ния к по­эзии, про­сто мы бы­ли с ней зна­ко­мы. И она на­пи­са­ла, как она ра­да то­му, что её на­пе­ча­та­ли. Я ез­ди­ла на юби­лей Ни­ко­лая Ры­лен­ко­ва, для ко­то­ро­го пуб­ли­ка­ция в «Ли­те­ра­ту­ре и жиз­ни» то­же ока­за­лась ог­ром­ным со­бы­ти­ем.

За­ве­ду­ю­щим на­шим от­де­лом, как я уже го­во­ри­ла, был Ми­ха­ил Ло­ба­нов. Он во­об­ще-то был эк­земп­ляр. Я его со­вер­шен­но не по­ни­ма­ла, и он не по­ни­мал ме­ня. Он че­ло­век про­стой, а я – та­кая фи­фа мос­ков­ская. Ес­те­ст­вен­но, это ему бы­ло не слиш­ком при­ят­но. И пи­са­ла я ино­гда о ве­щах не­по­нят­ных и не­при­ят­ных ему. Кро­ме то­го, мне ка­за­лось, что он край­не не­о­до­б­ри­тель­но от­но­сил­ся к филь­му «Ча­па­ев». А моя фа­ми­лия из-за от­ца сра­зу же ас­со­ци­и­ро­ва­лась с этой кар­ти­ной (отец сы­г­рал в этой лен­те глав­ную роль). Ло­ба­нов ни­че­го не го­во­рил, но я как-то уга­ды­ва­ла его на­ст­ро­е­ние: мол, ка­за­ки – хо­ро­шие, а дру­гие – сво­ло­чи. Иног­да я вы­хо­ди­ла из ком­на­ты – с кри­ти­кес­сой Леной Ива­но­вой, Асей Пи­с­ту­но­вой, Ва­лей По­го­с­ти­ной ко­фе пить или про­гу­лять­ся. И по­сле од­ной та­кой про­гул­ки воз­вра­ща­юсь в ка­би­нет, а там – клу­бы ды­ма! Ми­ха­ил Пе­т­ро­вич с си­га­ре­той в зу­бах вы­пол­нял при­се­да­ния! Я ему: «Вы со­шли с ума, вы же вды­ха­е­те га­дость!» А он в от­вет: «Лад­но-лад­но, иди­те, я сей­час про­ве­т­рю. Это я физ­куль­ту­рой за­ни­ма­юсь!»

В ре­дак­ции шли бес­ко­неч­ные спо­ры о том, как нуж­но пи­сать, о чём, ка­кой смысл ви­деть – нор­маль­ная бур­ная жизнь. И кол­лек­тив был очень при­ят­ный.

Бы­ли ма­те­ри­а­лы, ко­то­рые не про­хо­ди­ли в га­зе­ту. На­при­мер, ес­ли не по­нра­ви­лись Пол­то­рац­ко­му или ещё ко­му-ни­будь. Пол­то­рац­кий был че­ло­ве­ком на­ст­ро­е­ния. Как пра­ви­ло, он очень хва­лил на ле­туч­ках Асю Пи­с­ту­но­ву. И я с боль­шой за­ви­с­тью на неё смо­т­ре­ла, ду­ма­ла, что ког­да-ни­будь я то­же на­учусь так здо­ро­во пи­сать. И вот од­наж­ды на ле­туч­ке Пол­то­рац­кий раз­нёс Асин ма­те­ри­ал в пух и прах! «Пи­сать как Пи­с­ту­но­ва – не нуж­но! Это не наш стиль!» По­мню, она си­де­ла вся ба­г­ро­вая. И по­сле это­го да­же уш­ла из га­зе­ты. Но по­том вер­ну­лась. И очень дол­го ра­бо­та­ла. С Асей мы дру­жи­ли хо­ро­шо, но со вре­ме­нем друж­ба со­шла на нет – мы про­сто пе­ре­ста­ли друг дру­га по­ни­мать.

Не по­мню, чтоб мои ма­те­ри­а­лы за­ру­ба­ли, но и пи­са­ла я тог­да сов­сем не­мно­го. Са­мым боль­шим мо­им ма­те­ри­а­лом был трёх­ко­лон­ник, при­уро­чен­ный к юби­лею Ры­лен­ко­ва – про Смо­ленск, про лю­дей, ко­то­рые его зна­ли или не зна­ли, о са­мом ве­че­ре. По­сле это­го ма­те­ри­а­ла я по­ве­ри­ла в се­бя и по­ня­ла, что нуж­но от­сю­да уди­рать ку­да-ни­будь, где я бу­ду пи­сать боль­шие хо­ро­шие ма­те­ри­а­лы. Я хо­те­ла пи­сать мно­го, но пи­сать о те­а­т­ре.

Я уш­ла в га­зе­ту «Труд» и уже че­рез ме­сяц ста­ла пуб­ли­ко­вать прак­ти­че­с­ки по­лос­ные ма­те­ри­а­лы. Я пи­са­ла поч­ти каж­дый день, но ес­ли бы я не по­ра­бо­та­ла сна­ча­ла в «Ли­те­ра­ту­ре и жиз­ни», то ни­че­го та­ко­го бы не бы­ло. А из «Тру­да» я по­ш­ла даль­ше.

Из уп­рям­ст­ва я со­бра­лась в ас­пи­ран­ту­ру. Я пи­са­ла, в ос­нов­ном, про ки­но, по­то­му что па­па ра­бо­тал в те­а­т­ре. Но в ин­сти­ту­те ис­то­рии ис­кусств мои до­ку­мен­ты брать по­на­ча­лу ка­те­го­ри­че­с­ки не хо­те­ли: ссы­ла­ясь на от­сут­ст­вие у ме­ня ба­зо­во­го те­а­т­раль­но­го об­ра­зо­ва­ния. Я про­яви­ла на­стой­чи­вость и ска­за­ла, что хо­чу за­ни­мать­ся на от­де­ле­нии япон­ско­го ки­но. По­сле это­го ме­ня хо­те­ли за­ва­лить боль­шой ком­па­ни­ей док­то­ров на­ук и про­чих боль­ших лю­дей. И Се­мён Сер­ге­е­вич Гинз­бург, ру­ко­во­ди­тель ка­фе­д­ры ис­то­рии ки­но, от­го­ва­ри­вал ме­ня. Он рас­ска­зал мне, что од­но-един­ст­вен­ное сво­бод­ное ме­с­то в ас­пи­ран­ту­ре уже за­креп­ле­но за его уче­ни­ком – Ар­ме­ном Мед­ве­де­вым. А я всё рав­но ре­ши­ла по­сту­пить. И Мед­ве­дев по­лу­чил трой­ку на всту­пи­тель­ных эк­за­ме­нах. А трой­ка для ас­пи­ран­ту­ры – это ко­нец! Да­же чет­вёр­ка пло­хо. А я, на­хал­ка, по­лу­чи­ла пять и спец. за­клю­че­ние о том, как я ве­ли­ко­леп­но всё знаю. Но я так и не за­щи­ти­лась! Учить­ся там бы­ло не­при­ят­но, ме­ня там по­сто­ян­но под­став­ля­ли. Ме­ня уп­ра­ши­ва­ли ус­ту­пить ме­с­то де­вуш­ке Ин­не Гинс из Тал­ли­на, у ко­то­рой па­па по­ве­сил­ся, ма­ма умер­ла, и она по­ги­ба­ла от ни­ще­ты. Я по до­б­ро­те ду­шев­ной со­гла­си­лась. Хо­тя дис­сер­та­ция у ме­ня уже бы­ла го­то­ва. Она по­сту­пи­ла, и я её уви­де­ла в не­о­бык­но­вен­ном фран­цуз­ском ро­зо­вом пла­тье, с не­о­бык­но­вен­ны­ми брил­ли­ан­та­ми… В об­щем, всё бы­ло не так про­сто. И по­том мне объ­яс­ни­ли, что вме­с­то обе­щан­но­го пе­ре­во­да на от­де­ле­ние со­вет­ско­го ки­но ме­ня про­сто от­чис­ли­ли. Для ме­ня это был боль­шой удар: слу­чи­лось силь­ное кро­во­из­ли­я­ние в глаз, а па­пу хва­тил ин­фаркт…

И да­же свою дис­сер­та­цию мне не уда­лось у них за­брать. По­том у Ин­ны вы­шла кни­га, боль­ше по­ло­ви­ны ко­то­рой на­пи­са­ла я. Ока­за­лось, что эта Ин­на – пле­мян­ни­ца Эль­зы Три­о­ле и Ли­ли Брик.

С тех пор я ка­рь­е­рой не за­ни­ма­лась, ни­ка­ко­го ува­же­ния к на­уке у ме­ня боль­ше не бы­ло. Я ста­ла пи­сать о те­а­т­ре и о ки­но со спо­кой­ной ду­шой. Не­дол­го я про­ра­бо­та­ла в Агент­ст­ве пе­ча­ти «Но­во­сти» и по­па­ла в жур­нал «Моск­ва», где ра­бо­та­ли уди­ви­тель­ные лю­ди. Пред­ставь­те, в 1987 го­ду, ещё до пе­ре­ст­рой­ки я пи­са­ла ста­тью о Ва­лен­ти­не Се­ро­ве и на­пе­ча­та­ла пор­т­рет Ни­ко­лая II его ки­с­ти. Где это ещё мог­ли дать? Ни­где. Не­слу­чай­но наш ти­раж пре­вы­шал ти­раж всех тол­стых жур­на­лов, за ис­клю­че­ни­ем «Юно­го тех­ни­ка» и «Сель­ской мо­ло­дё­жи», по­то­му что они пе­ча­та­ли пе­ре­вод­ные де­тек­ти­вы. Мне ино­гда очень жал­ко, что ту «Моск­ву» не вспо­ми­на­ют. Там я про­ра­бо­та­ла без ма­ло­го 25 лет. И каж­дый день хо­ди­ла с боль­шой ра­до­с­тью на ра­бо­ту.

 

Наталья БАБОЧКИНА

За­пи­са­ла Лю­бовь ГОР­ДЕ­Е­ВА 

---

На­та­лья Бо­ри­сов­на Ба­боч­ки­на ро­ди­лась 21 ок­тя­б­ря 1929 го­да в Ле­нин­гра­де в се­мье пре­мье­ра Алек­сан­д­рин­ки Бо­ри­са Ба­боч­ки­на, сы­г­рав­ше­го впос­лед­ст­вии глав­ную роль в филь­ме бра­ть­ев Ва­си­ль­е­вых «Ча­па­ев». В 1952 го­ду она окон­чи­ла Мос­ков­ский ин­сти­тут меж­ду­на­род­ных от­но­ше­ний и свя­за­ла свою судь­бу с жур­на­ли­с­ти­кой. 15 фе­в­ра­ля 1958 го­да Вик­тор Пол­то­рац­кий взял её в штат но­вой га­зе­ты «Ли­те­ра­ту­ра и жизнь». Но глав­ным «дол­гом» для до­че­ри ве­ли­ко­го ак­тё­ра Ба­боч­ки­на на мно­го лет стал жур­нал «Моск­ва».