Архив : №52. 23.12.2011

Сцилла политграмоты и Харибда стилистики

Че­кист, ре­шив­ший по­свя­тить свою жизнь борь­бе за де­ло ре­во­лю­ции, дол­жен иметь го­ря­чее серд­це, хо­лод­ную го­ло­ву и чи­с­тые ру­ки. Пи­са­тель, воз­же­лав­ший от­дать своё твор­че­ст­во де­лу свер­же­ния ка­пи­та­лиз­ма, дол­жен иметь бой­кое пе­ро, ши­ро­кие ли­те­ра­тур­ные по­зна­ния и бе­зу­преч­ный сти­ли­с­ти­че­с­кий вкус.

У Оле­га Лу­ко­ши­на, ав­то­ра не­дав­но вы­шед­шей кни­ги по­ве­с­тей и рас­ска­зов «Ка­пи­та­лизм» (М.: АСТ: Ас­т­рель: По­ли­гра­физ­дат, 2011), пе­ро на­столь­ко бой­кое, что впол­не мо­жет ис­поль­зо­вать­ся в ка­че­ст­ве хо­лод­но­го ору­жия. Од­на­ко с ис­то­ри­ко-ли­те­ра­тур­ной ос­ве­дом­лён­но­с­тью и с чув­ст­вом язы­ка всё об­сто­ит у не­го, к со­жа­ле­нию, го­раз­до ху­же.

На­при­мер, в по­ве­с­ти-ко­мик­се «Ка­пи­та­лизм» есть эпи­зод, где глав­ный ге­рой, Мак­сим, при­ни­ма­ет уча­с­тие в кон­кур­се чте­цов. За вы­ра­зи­тель­ное ис­пол­не­ние фраг­мен­та из фун­да­мен­таль­но­го тру­да Кар­ла Марк­са Мак­си­му не­о­жи­дан­но для не­го са­мо­го при­суж­да­ют тре­тье ме­с­то. «Вто­рое до­ста­лось ин­ва­ли­ду в тю­бе­тей­ке за чте­ние сур Ко­ра­на, а пер­вое – пя­ти­лет­ней де­воч­ке, бли­с­та­тель­но, с чем Мак­сим пол­но­стью со­гла­сил­ся, ис­пол­нив­шей сти­хо­тво­ре­ние Воз­не­сен­ско­го «Хо­тят ли рус­ские вой­ны?». Мак­сим, ви­ди­мо, не по­до­зре­вал, что жю­ри бы­ло оча­ро­ва­но не дек­ла­ма­ци­он­ны­ми спо­соб­но­с­тя­ми оча­ро­ва­тель­ной ма­лыш­ки, а той обе­зо­ру­жи­ва­ю­щей на­гло­с­тью, с ко­то­рой она вы­да­ла хре­с­то­ма­тий­ное сти­хо­тво­ре­ние Ев­ге­ния Ев­ту­шен­ко за тво­ре­ние со­зда­те­ля «Тре­у­голь­ной гру­ши». «Да­ле­ко пой­дёт!» – ки­ва­ли уми­лён­ные су­дьи-биб­ли­о­те­кар­ши на бой­кую пи­га­ли­цу в не­имо­вер­но пё­с­т­рой ру­баш­ке и лег­ко­мыс­лен­ном бо­гем­ном шар­фи­ке.

Из до­сто­вер­ных ис­точ­ни­ков из­ве­ст­но, что по­бе­ди­тель­ни­ца упо­мя­ну­то­го в «Ка­пи­та­лиз­ме» кон­кур­са, вы­учив­шись чи­тать и пи­сать, ос­та­ви­ла не­боль­шие вос­по­ми­на­ния о том, как всё про­ис­хо­ди­ло на са­мом де­ле в по­лю­бив­шей­ся Мак­си­му биб­ли­о­те­ке. Вот её со­чи­не­ние, хра­ня­ще­е­ся в на­сто­я­щее вре­мя в се­к­рет­ном ар­хи­ве Ста­в­ро­поль­ско­го РО­НО: «Воз­не­сен­ско­го я ви­де­ла толь­ко од­наж­ды в жиз­ни, но ни­ког­да то­го не за­бу­ду. Это бы­ло в 20… го­ду, на кон­кур­се чте­цов в Цен­т­раль­ной биб­ли­о­те­ке го­ро­да Ста­в­ро­по­ля. Как уз­на­ли мы, уча­ст­ни­ки кон­кур­са, что Воз­не­сен­ский бу­дет к нам, все мы взвол­но­ва­лись. Ин­ва­лид в тю­бе­тей­ке вы­ка­тил­ся в сво­ей ко­ля­с­ке на ле­ст­ни­цу, чтоб дож­дать­ся его и по­це­ло­вать ему ру­ку, ру­ку, на­пи­сав­шую «Мил­ли­он алых роз». Воз­не­сен­ский при­ехал. Он во­шёл в ве­с­ти­бюль, и ин­ва­лид в тю­бе­тей­ке ус­лы­шал, как он спро­сил у ох­ран­ни­ка: «Где, бра­тец, здесь нуж­ник?» Этот про­за­и­че­с­кий во­прос ра­зо­ча­ро­вал ин­ва­ли­да в тю­бе­тей­ке, ко­то­рый от­ме­нил своё на­ме­ре­ние и воз­вра­тил­ся в ак­то­вый зал по­вто­рять свои су­ры. Воз­не­сен­ский был очень стар. Он был в клет­ча­том пи­д­жа­ке и в та­ком же крас­нень­ком шар­фи­ке, как у ме­ня. Кон­курс наш очень его уто­мил. Он си­дел, под­пер­ши го­ло­ву ру­кою. Ли­цо его бы­ло бес­смыс­лен­но, гла­за мут­ны, гу­бы от­вис­лы. Он дре­мал до тех пор, по­ка здо­ро­вен­ный па­рень по име­ни Мак­сим­ка не стал вы­кри­ки­вать ка­кие-то стран­ные сло­ва про при­ба­воч­ную сто­и­мость, ове­ще­ств­лён­ный труд и сред­ст­ва про­из­вод­ст­ва. Тут Воз­не­сен­ский ожи­вил­ся, гла­за его за­бли­с­та­ли; он пре­об­ра­зил­ся весь, до­стал из на­груд­но­го кар­ма­на аль­ма­нах «Ме­т­ро­поль» и стал гро­зить им Мак­сим­ке. Но тот не ис­пу­гал­ся и по­ка­зал ему сред­ний па­лец. На­ко­нец вы­зва­ли ме­ня. Я так раз­вол­но­ва­лась, что вме­с­то сти­хо­тво­ре­ния Воз­не­сен­ско­го «Гойя», ко­то­рое мно­го дней ре­пе­ти­ро­ва­ла с ди­рек­то­ром биб­ли­о­те­ки, ста­ла чи­тать сти­хо­тво­ре­ние Ев­ту­шен­ко «Хо­тят ли рус­ские вой­ны», с ко­то­рым не­дав­но вы­сту­па­ла на пра­зд­ни­ке 9 мая у се­бя в шко­ле. Я про­чла «Хо­тят ли рус­ские вой­ны», стоя в двух ша­гах от Воз­не­сен­ско­го. Я не в си­лах опи­сать со­сто­я­ния ду­ши мо­ей: го­лос мой от­ро­че­с­кий зве­нел, а серд­це би­лось с упо­и­тель­ным вос­тор­гом... «Чьё это сти­хо­тво­ре­ние, ди­тя моё?» – спро­сил Воз­не­сен­ский, ко­то­рый был со­вер­шен­но рас­тро­ган. «Ва­ше, дя­день­ка!» – не рас­те­ряв­шись, от­ве­ти­ла я, чем при­ве­ла ста­ри­ка в пол­ное вос­хи­ще­ние. Да­же по­том, на бан­ке­те в ка­би­не­те у ди­рек­то­ра, Воз­не­сен­ский всё вре­мя ме­ня тре­бо­вал, хо­тел ме­ня об­нять, по­са­дить к се­бе на ко­ле­ни. Ему го­во­ри­ли, что ме­ня ищут, но не мо­гут най­ти. До кон­ца ве­че­ра он не мог ус­по­ко­ить­ся».

Кро­ме кон­кур­са чте­цов, Мак­сим за­све­тил­ся ещё и в «Тур­ни­ре по­этов», про­во­див­шем­ся ека­те­рин­бург­ским ли­те­ра­тур­ным ка­фе «У Оси­па Эми­ль­е­ви­ча». Здесь его по­пыт­ка пе­ре­вос­пи­тать «ме­ст­ных без­да­рей» крат­ким из­ло­же­ни­ем ос­нов марк­сиз­ма-ле­ни­низ­ма обер­ну­лась ка­та­ст­ро­фой: «В Мак­си­ма по­ле­те­ли тух­лые яй­ца. В пра­ви­лах по­эти­че­с­ких тур­ни­ров ка­фе «У Оси­па Эми­ль­е­ви­ча» все­гда бы­ло про­пи­са­но, что не по­нра­вив­ший­ся пуб­ли­ке по­эт мо­жет быть за­ки­дан яй­ца­ми, но на прак­ти­ке этот пункт при­ме­нял­ся впер­вые. По­эты то­ро­пи­лись вы­бро­сить все яй­ца, что на­ко­пи­лись за вре­мя воз­дер­жа­ния. Яй­ца по­па­да­ли в ли­цо, в грудь, жёл­то-бе­лые ош­мёт­ки сви­са­ли с одеж­ды Мак­си­ма». С точ­ки зре­ния Оле­га Лу­ко­ши­на, обо­ст­рён­ная ре­ак­ция пред­ста­ви­те­лей ека­те­рин­бург­ской по­эти­че­с­кой эли­ты на ле­вац­кое вы­ступ­ле­ние Мак­си­ма бы­ла свя­за­на с их опа­се­ни­я­ми по­те­рять на­си­жен­ное ме­с­то. «Про­во­ка­тор! – кри­ча­ли они. – Хо­зя­ин ка­фе, пред­при­ни­ма­тель и де­пу­тат го­род­ской ду­мы Осип Эми­ль­е­вич Ци­бер­бюл­лер, вы­го­нит нас на ули­цу, ес­ли мы поз­во­лим экс­тре­ми­с­там чи­тать здесь свои про­по­ве­ди. Вон от­сю­да!» Но де­ло, су­дя по все­му, за­клю­ча­лось не в стра­хе пе­ред силь­ны­ми ми­ра се­го, а в осо­бен­но­с­тях фи­зи­о­ло­гии ека­те­рин­бург­ских по­этов. Ког­да кто-ни­будь из них, «пры­ща­вых и тол­стых де­ву­шек, оч­ка­с­тых и дис­тро­фич­ных юно­шей», «де­тей оди­но­че­ст­ва и нерв­ных за­бо­ле­ва­ний, не впи­сав­ших­ся в па­ра­диг­му боль­шин­ст­ва», про­во­дит це­лый день в со­сто­я­нии воз­дер­жа­ния, он от­ме­ча­ет это скорб­ное со­бы­тие от­кла­ды­ва­ни­ем яй­ца. Один день воз­дер­жа­ния – од­но яй­цо, два дня воз­дер­жа­ния – два яй­ца, три дня воз­дер­жа­ния – три яй­ца и т.д. В от­ли­чие от дру­гих ли­те­ра­тур­ных со­об­ществ, ме­с­то в ека­те­рин­бург­ской по­эти­че­с­кой ие­рар­хии на­пря­мую за­ви­сит от ко­ли­че­ст­ва от­ло­жен­ных яиц: чем это ко­ли­че­ст­во мень­ше, тем вы­ше по­ло­же­ние по­эта и на­обо­рот. Тур­ни­ры в ка­фе «У Оси­па Эми­ль­е­ви­ча» как раз и ус­т­ра­и­ва­ют­ся для то­го, что­бы пи­том­цы ураль­ских муз мог­ли лик­ви­ди­ро­вать на­ко­пив­ший­ся из­бы­ток яич­ной про­дук­ции в пси­хо­те­ра­пев­ти­че­с­ких це­лях. На во­прос, по­че­му к это­му спо­со­бу спа­си­тель­ной суб­ли­ма­ции зав­сег­да­таи «Оси­па Эми­ль­е­ви­ча» впер­вые об­ра­ти­лись лишь в мо­мент вы­ступ­ле­ния Мак­си­ма, от­ве­тить до­воль­но лег­ко: круг ека­те­рин­бург­ских по­этов на­столь­ко узок и так бес­ко­неч­но да­лёк от на­ро­да, что ме­та­ние яй­ца­ми воз­мож­но в нём толь­ко друг в дру­га. А это уже, как ни кру­ти, ос­кор­б­ле­ние по­тен­ци­аль­но­го парт­нё­ра. Вот и жда­ли птен­цы гнез­да Ци­бер­бюл­ле­ра по­яв­ле­ния чу­жа­ка, на ко­то­ро­го бы­ло бы не жал­ко сбро­сить на­ко­пив­ший­ся груз мо­на­ше­с­ки про­жи­тых дней. По­хо­же, кста­ти, что все свои от­ло­жен­ные яй­ца ека­те­рин­бург­ские по­эты дер­жат в хо­ло­диль­ни­ках, где они прак­ти­че­с­ки не под­вер­га­ют­ся пор­че. Ведь будь эти яй­ца дей­ст­ви­тель­но тух­лы­ми, как оши­боч­но счи­та­ет Лу­ко­шин, цвет у них вну­т­ри был бы не «жёл­то-бе­лый», а ско­рее се­ро-зе­лё­ный или ко­рич­не­вый.

Не­вни­ма­тель­ное от­но­ше­ние Лу­ко­ши­на к бы­то­вым де­та­лям и грам­ма­ти­че­с­ким ню­ан­сам, ко­то­рое адеп­та­ми бур­жу­аз­но­го ис­кус­ст­ва мо­жет быть ис­тол­ко­ва­но как врож­дён­ный де­фект ис­кус­ст­ва про­ле­тар­ско­го, про­яв­ля­ет­ся и в дру­гих его про­из­ве­де­ни­ях, в ча­ст­но­с­ти, в по­ве­с­ти «До­ро­ги, ко­то­рые нас вы­би­ра­ют». Возь­мём, к при­ме­ру, опи­са­ние стро­и­тель­ной пло­щад­ки, при­го­тов­лен­ной про­вин­ци­аль­ным «но­во­рус­ским бур­жу­и­ном» для сво­их на­ём­ных ра­бо­чих: «Под­до­ны с кир­пи­чом, а так­же шта­бе­ля с до­с­ка­ми бы­ли ук­ры­ты под бре­зен­том, а меш­ки с це­мен­том сто­я­ли под на­ско­ро по­ст­ро­ен­ным де­ре­вян­ным на­ве­сом. На­вес во из­бе­жа­ние про­те­ка­ния во­ды то­же был бре­зен­том по­дёр­нут». Увы, не­об­хо­ди­мо при­знать, что да­же са­мый жад­ный ка­пи­та­лист, с дет­ст­ва при­вык­ший об­счи­ты­вать, об­ма­ны­вать и об­ме­рять, не су­мел бы «по­дёр­нуть» на­вес бре­зен­том. Боль­ше то­го, ему на­вер­ня­ка не уда­лись бы и ме­нее мас­штаб­ные опе­ра­ции, та­кие, на­при­мер, как по­пыт­ка «по­дёр­нуть» стол ска­тер­тью или ку­хон­ной кле­ён­кой.

Осип Мак­си­мо­вич Брик под­ме­тил ког­да-то, что «са­мые вы­дер­жан­ные по­ли­ти­че­с­кие лю­ди, пе­ре­хо­дя на «ху­до­же­ст­вен­ное твор­че­ст­во», ча­с­то на­чи­на­ют де­лать ве­щи или ни­ку­да не год­ные, или иде­о­ло­ги­че­с­ки не вы­дер­жан­ные. За­ме­че­но, что один и тот же че­ло­век, бле­с­тя­ще об­ра­зо­ван­ный по по­лит­гра­мо­те, в ху­до­же­ст­вен­ной сво­ей про­дук­ции ока­зы­ва­ет­ся без­гра­мот­ней лю­бо­го бес­пар­тий­но­го».

Что­бы лик­ви­ди­ро­вать эту без­гра­мот­ность, де­ла­ю­щую воз­мож­ной про­ник­но­ве­ние в ли­те­ра­тур­ные тек­с­ты от­рыв­ков сан­тех­ни­че­с­ких ин­ст­рук­ций («Во из­бе­жа­ние про­те­ка­ния во­ды…»), Оле­гу Лу­ко­ши­ну пред­сто­ит «обо­га­тить свою па­мять зна­ни­ем всех тех бо­гатств, ко­то­рые вы­ра­бо­та­ло че­ло­ве­че­ст­во». Но по­сколь­ку он, к на­ше­му ис­крен­не­му вос­хи­ще­нию, оси­лил «Ка­пи­тал», то и с этой за­да­чей, сфор­му­ли­ро­ван­ной Вла­ди­ми­ром Иль­и­чом Ле­ни­ным, бе­зус­лов­но, спра­вит­ся. 

Алексей КОРОВАШКО,
г. НИЖНИЙ НОВГОРОД