Литературная Россия
       
Литературная Россия
Еженедельная газета писателей России
Редакция | Архив | Книги | Реклама |  КонкурсыЖить не по лжиКазачьему роду нет переводуЯ был бессмертен в каждом слове  | Наши мероприятияФоторепортаж с церемонии награждения конкурса «Казачьему роду нет переводу»Фоторепортаж с церемонии награждения конкурса «Честь имею» | Журнал Мир Севера
     RSS  

Новости

17-04-2015
Образовательная шизофрения на литературной основе
В 2014 году привелось познакомиться с тем, как нынче проводится Всероссийская олимпиада по литературе, которой рулит НИЦ Высшая школа экономики..
17-04-2015
Какую память оставил в Костроме о себе бывший губернатор Слюняев–Албин
Здравствуйте, Дмитрий Чёрный! Решил обратиться непосредственно к Вам, поскольку наши материалы в «ЛР» от 14 ноября минувшего года были сведены на одном развороте...
17-04-2015
Юбилей на берегах Невы
60 лет журнал «Нева» омывает берега классического, пушкинского Санкт-Петербурга, доходя по бесчисленным каналам до всех точек на карте страны...

Архив : №05. 03.02.2012

Ничейная птица

 1. Вет­ки пла­ку­чих бе­рёз

 

В кон­це фе­в­ра­ля по­ду­ют рез­кие се­вер­ные ве­т­ры, по­не­сут се­ку­чие сне­га аж с са­мо­го Ле­до­ви­то­го оке­а­на. Осо­бен­но лю­ту­ют но­ча­ми: за­не­сут до­ро­ги и тро­ту­а­ры, тро­пин­ки за­ме­тут, в де­рев­нях на­гре­бут ле­дя­ны­ми ло­па­та­ми су­г­ро­бов до са­мой кры­ши, на­ло­ма­ют ве­ток с де­ре­вь­ев, на­со­рят ими во­круг. Ут­ром в снеж­ных ви­х­рях го­род по­ка­жет­ся ма­лень­ким, без­за­с­туп­ным. Су­г­ро­бы в бе­рё­зо­вой ал­лее, буд­то роз­га­ми, ото­рван­ны­ми ноч­ной вью­гой вет­ка­ми ис­се­че­ны; круп­ные су­чья тор­чат из су­г­ро­бов пти­чь­и­ми ла­па­ми…

В та­кие-то дни по­че­му-то вспом­ню Га­лю Без­ру­ко­ву. Лю­би­ла она на­брать этих ве­ток пря­мо из су­г­ро­ба, при­не­с­ти в ре­дак­цию, ак­ку­рат­но ос­т­ричь и по­ста­вить в во­ду, в бу­тыл­ку из-под мо­ло­ка, а ещё луч­ше – в ва­зу. Вет­ки в теп­ле ожи­ва­ли, на­бу­ха­ли поч­ки, на­клё­вы­ва­лись ли­с­тья, и к кон­цу мар­та рас­пу­с­ка­лись клей­кие ли­с­точ­ки. А там и бе­рё­зы за ок­ном по сво­им вет­кам на­чи­на­ли пла­кать, по­то­му, вид­но, и на­зва­лись пла­ку­чи­ми…

Ещё лю­би­ла она бес­по­род­ные цве­ты. Со­рвёт ут­ром, идя пу­с­ты­рём в ре­дак­цию, са­мые про­стые, под­за­бор­ные: мор­ков­ник ка­кой-ни­будь, иван-чай, дуд­ку ро­го­за, ни­вя­ник, лу­го­вую ге­рань, ко­лю­чую кисть ре­пей­ни­ка и по­ста­вит всё это в ва­зу у сво­е­го сто­ла. Очень это око­ло неё смо­т­ре­лось. Здесь Без­ру­ко­ва с Га­лей Фе­ок­ти­с­то­вой не зна­ли рав­ных. И хоть зва­лось это у них «по-ино­ст­ран­но­му»: «де­лать ике­ба­ну», эс­те­ти­ка тут бы­ла своя. Ухо­ди­ла она кор­ня­ми в лю­би­мую с дет­ст­ва пе­сен­ку про ёлоч­ку, ко­то­рую сру­би­ли под са­мый ко­ре­шок, в ще­мя­щие ду­шу стро­ки: «Пла­ка­ла Са­ша, как лес вы­ру­ба­ли…» Учи­ли нас со школь­ной ска­мьи лес бе­речь, про­яв­лять ми­лость к птич­кам, чуть не за каж­дой фор­точ­кой ви­се­ли у всех тре­у­голь­ные из па­ке­тов мо­ло­ка кор­муш­ки для си­ни­чек и сне­ги­рей…

Куль­ту­ра бы­ла та­кая…

 

2. Аси­на, Ар­ка­дь­е­ва, Оль­ги­на…

Все­гда от­де­лял со­труд­ни­цу га­зе­ты «Сме­на» Ар­ка­дь­е­ву-Оль­ги­ну-Аси­ну, дочь Ар­ка­дия Ни­кан­д­ро­ви­ча и Оль­ги Мо­и­се­ев­ны и мать Ана­с­та­сии Без­ру­ко­вых, от по­этес­сы Га­ли­ны Без­ру­ко­вой и то­го ли­ри­че­с­ко­го «я», что гре­зи­лось тво­е­му серд­цу при чте­нии её сти­хов, а серд­цу са­мой Га­ли­ны в ми­ну­ты её по­эти­че­с­ко­го вдох­но­ве­ния. Быть мо­жет, да и на­вер­ня­ка, кто-то на­пи­шет и о жиз­ни «то биб­ли­о­те­ка­ря, то ре­ту­шё­ра, то кор­ре­с­пон­ден­та и да­же за­ве­ду­ю­щей от­де­лом пи­сем» сги­нув­шей в Ле­ту га­зе­ты «Сме­на». До­ко­па­ет­ся до ро­до­вых кор­ней в чу­ваш­ском се­ле. По­ве­да­ет об от­це, слав­ном офи­це­ре со­вет­ской ар­мии, из­ве­ст­ном в Тве­ри кра­е­ве­де, и о ма­ме. На­пи­шет о её шко­лах (се­мья офи­це­ра, как нит­ка за игол­кой, тя­ну­лась за ним с ме­с­та на ме­с­то) и За­гор­ском ху­до­же­ст­вен­но-про­мы­ш­лен­ном учи­ли­ще иг­руш­ки, о жиз­ни в Ле­со­си­бир­ске, на Ени­сее, ку­да она уе­ха­ла по окон­ча­нии учи­ли­ща. И о «ди­ком во­пле судь­бы», что ждал её за по­ро­гом от­че­го до­ма. Вспом­нят и о ра­бо­те в Тве­ри, «в ор­га­ни­за­ции», где она пи­са­ла «бе­лым по крас­но­му» пла­ка­ты, о её ок­ру­же­нии в «Сме­не». О вер­ных дру­зь­ях и не­вер­ных при­хле­ба­те­лях, о горь­ких ув­ле­че­ни­ях и дра­мах «ни­чей­ной пти­цы», из хво­с­та ко­то­рой «уме­лые стрел­ки» и «ор­ни­то­ло­ги» по­хо­дя вы­ди­ра­ли са­мые яр­кие и кра­си­вые пе­рья. О той, что ча­с­то и по-дет­ски об­ма­ны­ва­лась, и той, ко­то­рую так же ча­с­то об­ма­ны­ва­ли. О сво­ей жиз­ни она все­гда пи­са­ла и го­во­ри­ла с горь­ко­ва­той и гру­бо­ва­той иро­ни­ей, и, ска­жу от­кро­вен­но, в ка­че­ст­ве со­труд­ни­цы га­зе­ты Аси­ной Га­ли­на бы­ва­ла мне не очень ин­те­рес­на.

Са­ма она вспом­нит по­том: «Ок­тябрь. Моя по­ра. Го­дов­щи­на рож­де­ния «Сме­ны» и «Сме­ны+», …над­ца­тая го­дов­щи­на мо­е­го рож­де­ния. Та­кое вот сов­па­де­ние. Ещё ког­да «Сме­на» бы­ла без «плю­са», а я бы­ла не­сколь­ко мо­ло­же, а Га­ли­на Фе­ок­ти­с­то­ва бы­ла не ре­дак­то­ром, а за­ве­до­ва­ла не­ким от­де­лом в об­ла­ст­ной ком­со­моль­ской га­зе­те, а ре­дак­то­ром был тов. Ки­рил­лов, …тов. Фе­ок­ти­с­то­ва сов­ме­ст­но с тов. Яков­ле­вым вы­та­щи­ла ме­ня за уши из ор­га­ни­за­ции, где я пи­са­ла бе­лым по крас­но­му «Сла­ва КПСС».

В Гал­ки­ну све­тёл­ку с по­пут­ны­ми ве­т­ра­ми за­ле­та­ли мос­ков­ские мэ­т­ры Ни­ко­лай Стар­ши­нов и Вла­ди­мир Ко­ст­ров, Ев­ге­ний Хра­мов и Сер­гей Лу­ко­нин. За­си­жи­ва­лись здесь и на­ши: Ря­бень­кий, Про­зо­ро­ва, Ка­ра­сёв, Ус­ть­ян­цев, Клю­ев, Ро­жен­ков, Шту­бов. И ху­дож­ни­ки: Бо­рис Фё­до­ров, Ни­ко­лай Доч­кин, Ка­мар­ди­ны и дру­гие, о ком она пи­са­ла. Ког­да кто-то из на­ше­го ок­ру­же­ния го­во­рил, что за­хо­дил к Гал­ке, все сра­зу по­ни­ма­ли, о ком речь. По­след­ние лет 20 она поч­ти ни­ку­да не вы­ез­жа­ла, ред­ко пе­ча­та­лась, из­да­ла при жиз­ни все­го две книж­ки: од­ну в Моск­ве и од­ну в Тве­ри ста­ра­ни­я­ми Алек­сан­д­ра Ду­шен­ко­ва, но имя её хо­ро­шо зна­ли в стра­не. Где бы ни на­зы­вал Тверь в ли­те­ра­тур­ной сре­де, все тот­час вспо­ми­на­ли: «А, у вас Га­ли­на Без­ру­ко­ва жи­вёт…» И се­го­дня её сти­хи лю­бят, по­мнят и по­ют. Ти­раж кни­ги «Ни­чей­ная пти­ца», из­дан­ной в 2010 го­ду ста­ра­ни­я­ми дру­зей-сме­нов­цев Ви­х­ро­ва и Ку­ли­ко­ва с пре­дис­ло­ви­ем Е.Клю­е­ва, раз­ле­тел­ся мгно­вен­но. В её сти­хах судь­ба оди­но­кой та­лант­ли­вой рус­ской жен­щи­ны, про­зя­бав­шей со сво­им боль­шим, так до кон­ца и не вос­тре­бо­ван­ным та­лан­том в про­вин­ции. Га­ля так и не всту­пи­ла в Со­юз пи­са­те­лей, бу­ду­чи ла­у­ре­а­том пре­мии «Ли­те­ра­тур­ной Рос­сии» (1977), уча­ст­ни­цей VII Все­со­юз­но­го со­ве­ща­ния мо­ло­дых пи­са­те­лей (1979), пе­ча­та­ясь в жур­на­лах «Зна­мя», «Кру­го­зор», аль­ма­на­хе «По­эзия» и др., не раз вы­сту­пая по Все­со­юз­но­му ра­дио. Ког­да её спра­ши­ва­ли об этом, она от­ве­ча­ла с вы­зо­вом: «А оно мне на­до?» Все­гда чув­ст­во­ва­ла про­пасть меж­ду судь­бой и та­лан­том и под­чёр­ки­ва­ла это осо­бой ин­то­на­ци­ей.

Ис­крен­не ра­до­ва­лась при­хо­ду гос­тей в её све­тёл­ку: «А! Ми­ня при­шёл! Ну, да­вай, рас­ска­зы­вай!.. Где был, чё ви­дел!.. А вче­ра Жень­ка Клю­ев за­бе­гал, Хорь с Вар­ла­мом за­хо­ди­ли, Ку­ю­ки­на за­гля­ну­ла… По­так с Уру­фь­е­вым пья­ные за­бре­ли… Чё бы­ло дак…» На ра­до­с­тях рас­ку­ри­ва­ла па­пи­ро­с­ку, а са­ма ско­ро гас­ла, ес­ли но­во­стей не име­лось. Я но­во­стей из ино­бы­тия не но­сил, жизнь моя то­же не бли­с­та­ла со­бы­ти­я­ми, а о по­эзии и твор­че­ст­ве Аси­на пред­по­чи­та­ла по­мал­ки­вать. Мне ско­ро ста­но­ви­лось скуч­но в её «све­тёл­ке», за­ва­лен­ной под­шив­ка­ми по­жел­тев­ших га­зет, лох­ма­ми на­по­ми­нав­ших ста­рые сы­ро­еж­ки. Не­из­мен­ная пе­пель­ни­ца на сто­ле с тор­чав­ши­ми в раз­ные сто­ро­ны окур­ка­ми, ке­ра­ми­че­с­кая ва­за, от­ку­да тор­ча­ли увяд­шие цве­ты. И ста­рый стол, за­сте­лен­ный га­зет­ной бу­ма­гой с мар­ган­цо­вы­ми ме­да­ля­ми от де­шё­во­го ви­на, в ут­ро­бе ко­то­ро­го пре­да­тель­ски по­го­ва­ри­ва­ла не­сдан­ная стек­ло­та­ра. Вско­ре Га­ля уг­луб­ля­лась в по­сты­лые за­бо­ты Аси­ной, или Оль­ги­ной. При­бе­га­ли сни­зу, от Ду­шен­ко­ва, то­ро­пи­ли с ма­те­ри­а­лом. Я в та­кие ми­ну­ты ста­рал­ся не­за­мет­но из све­тёл­ки сли­нять. Сам на­тер­пел­ся от га­зет­чи­ны. Аси­на, по­вто­рюсь, бы­ла осо­бой скуч­ной, мол­ча­ли­вой, по­ут­ру мрач­но за­ня­той, с опа­с­кой по­лу­чить на­го­няй от на­чаль­ст­ва, с же­ла­ни­ем по­ско­рее от­ве­с­ти урок. Из эко­но­мии ку­ри­ла де­шё­вый «Се­вер», поз­же – «Бе­ло­мор». По­сле сда­чи га­зе­ты и встреч с дру­зь­я­ми она ожи­ва­ла, ста­но­ви­лась оба­я­тель­ней, жи­вей, но не­на­дол­го. К ве­че­ру сов­сем увя­да­ла и не­ред­ко вы­си­жи­ва­лась в ре­дак­ции ча­сов до 9-ти, по­ка не на­би­ра­лась ре­ши­мо­с­ти дой­ти до до­ма.

Что­бы по­го­во­рить с По­этом, нуж­но бы­ло под­га­дать вре­мя. О сво­их сти­хах го­во­ри­ла с иро­ни­ей, чи­тать их пер­во­му встреч­но­му, как лю­бят чи­тать по­эты, дер­жа те­бя за пу­го­ви­цу, чтоб не сбе­жал, не лю­би­ла. Раз­ве что-ни­будь иро­нич­ное: «По­шёл ты к чер­ту!», – я ска­за­ла!..» И ни­ког­да: «Лю­бить те­бя. Лю­бить опять. Лю­би­мый, боль­ше не­ту си­лы!» Где слиш­ком мно­го лич­но­го, тра­ги­че­с­ки пе­ре­жи­то­го. («Ещё не хва­та­ло!») Она ведь и пи­са­ла сти­хи толь­ко до­ма, за­пер­шись в ком­на­те, буд­то со­вер­ша­ла что-то стыд­ное, а ес­ли ме­ша­ли, шла в ту­а­лет, о чём при­зна­ва­лась с ус­меш­кой и пло­хо скры­ва­е­мой до­са­дой. В ту­а­ле­те мож­но по­ку­рить, по­чи­тать, по­мыс­лить о веч­ном. И по­слать от­ту­да в серд­цах по­даль­ше, как она лю­би­ла в по­доб­ных слу­ча­ях: «А по­ш­ли вы все!..»

Дру­гое де­ло её ли­ри­че­с­кое «я»! Но вот оно-то и си­де­ло в вы­со­ком те­ре­му, ку­да до­пу­с­ка­лись ред­кие сча­ст­лив­цы. Ту­да нуж­но бы­ло до­прыг­нуть, обы­ден­ная кля­ча или ра­бо­чий конь здесь не го­ди­лась, тре­бо­вал­ся Пе­гас или Ко­нёк-Гор­бу­нок.

Её ув­ле­че­ния на­чи­на­лись вне­зап­но и бур­но. Слу­ча­лось, она про­па­да­ла из ре­дак­ции, не уп­ре­див ни­ко­го, по­том зво­ни­ла сво­е­му «ше­фу» Юре Яков­ле­ву, про­си­ла при­крыть. Ес­ли сбе­га­ла на­дол­го и да­ле­ко – зво­ни­ла до­мой, рас­се­кре­чи­ва­лась, про­си­ла дать от­пуск. Ей всё про­ща­ли. Ре­дак­тор Ва­ле­рий Ки­рил­лов, по­ни­мая мас­штаб её да­ро­ва­ния, скры­вал по­бе­ги, врал, что она в ад­ми­ни­с­т­ра­тив­ном от­пу­с­ке, бо­ле­ет, в ко­ман­ди­ров­ке, а сво­им жа­ло­вал­ся, что «Га­ли­на опять от­мо­чи­ла». По­яв­ля­лась ти­хая, ви­но­ва­тая. Мол­ча шла к ре­дак­то­ру на ко­вёр. Тот про­щал. Она под­ни­ма­лась на­верх, в све­тёл­ку, о слу­чив­шем­ся не де­ли­лась ни с кем, буд­то ни­че­го и не про­изо­ш­ло. А по­том по­яв­ля­лись сти­хи:

 

Ка­кие-то пти­цы как ле­том по­ют.

Но в гор­лыш­ках пти­чь­их гор­чин­ка.

Ты пут ис­пу­гал­ся. А не бы­ло пут.

Бы­ла-то все­го па­у­тин­ка.

 

Или:

 

В дом вой­ду, не за­жи­гая све­та.

Вво­лю до ико­ты по­ре­ву.

…Ни­че­го. Пе­ре­жи­ву и это.

На­до пе­ре­жить. Пе­ре­жи­ву.

 

Вот за та­кие сти­хи всё ей и про­ща­ли...

В га­зе­те «Сме­на» она и про­ра­бо­та­ет до сво­ей ги­бе­ли в 1999 го­ду. Там и на­пи­шет: «О Гос­по­ди! Чем я в «Сме­не» толь­ко не бы­ла! Ре­ту­шё­ром, биб­ли­о­те­ка­рем, пись­мо­во­ди­те­лем. Кор­ре­с­пон­ден­том. Да­же зав. от­де­лом пи­сем.

С ка­ки­ми людь­ми ра­бо­та­ла! «Иных уж нет. А те – да­ле­че». А я си­жу, как ста­рый пень. И ра­ду­юсь, ког­да к нам в ре­дак­цию за­бре­да­ют лю­ди про­сто по­жа­лить­ся, по­пла­кать в жи­лет­ку, чай­ку-ко­фей­ку по­пить…

А ещё хо­чу вам до­ло­жить, что я – Аси­на, Оль­ги­на, Ар­ка­дь­е­ва – всё же Га­ли­на Без­ру­ко­ва. И в не­ко­то­ром ро­де пи­шу сти­хи…»

Горь­кие стро­ки. Га­зе­та всё боль­ше от­да­ва­лась объ­яв­ле­ни­ям, рек­ла­ме, глу­по­му пи­а­ру, всё ре­же здесь пе­ча­та­лись сти­хи, ду­хов­ное по­ле су­жа­лось, всё ча­ще чув­ст­во­ва­ла се­бя не­нуж­ной. По­жа­луй, и мне хва­тит об Аси­ной-Оль­ги­ной-Ар­ка­дь­е­вой, о Гал­ке. Да­лее о Без­ру­ко­вой, её ли­ри­че­с­ком «я». О том уп­ря­мом, дерз­ком, стра­да­ю­щем, сне­да­ю­щем де­мо­не, что жил в ду­ше и со­став­лял её не­зри­мую, «не­со­об­ща­е­мую» (И.Ан­нен­ский) сущ­ность. Ко­го она вы­пу­с­ка­ла на во­лю как джин­на из бу­тыл­ки. На оче­ред­ную пыт­ку-по­пыт­ку стать сча­ст­ли­вой. А по­том сно­ва са­ди­лось за по­сты­лый ре­дак­ци­он­ный стол.

3. Ли­ри­че­с­кое я

Её «я» про­снёт­ся и впер­вые уви­дит се­бя со сто­ро­ны в не­мыс­ли­мом по­лё­те на пер­вое сви­да­ние, за­кли­ная «стре­лоч­ку-зло­дей­ку» бе­жать хоть чу­точ­ку бы­с­т­рее. Жизнь от рож­де­ния и до сви­да­ния ни сло­вом, ни на­мё­ком в её сти­хах не от­ра­зят­ся. Ни се­мей­ная, ни школь­ная, ни учи­лищ­ная (а учи­лась ведь в Сер­ги­е­вом По­са­де!). Её слов­но и не бы­ло до то­го дня для доч­ки ко­чу­ю­ще­го офи­це­ра. Не осо­зна­ва­лась! Не пе­лась. А до­ро­гой на сви­да­ние да­же к сво­е­му го­род­ку про­снут­ся тёп­лые чув­ст­ва: «Я так те­перь те­бя люб­лю!..»

Ско­сив гла­за, впер­вые за­ме­тит в ви­т­ри­не своё от­ра­же­ние. За­ви­тые на би­гу­ди ку­д­ряш­ки, све­же­вы­кра­шен­ные ног­ти в «ли­ло­вом пер­ла­му­т­ре». Во «взрос­лом се­с­т­ри­ном паль­то», во­ров­ски оде­том на сви­да­ние. Су­дя по все­му, на дво­ре март, т.к. по­слуш­ная се­с­т­ра всё ещё в зим­нем. Что­бы про­па­жи не хва­ти­лись, для ма­мы вто­ро­пях на­ка­ря­ба­на об­ман­ная за­пи­с­ка. Идёт 1965-й! А ду­шой 15-лет­ней школь­ни­цы уже вла­де­ют две «бур­жуй­ские» пре­ле­с­ти: поль­ская пар­фю­ме­рия и ита­ль­ян­ская Со­фи Ло­рен. От­то­го за ан­ге­лоч­ком тя­нет­ся шлейф поль­ских ду­хов «с име­нем ко­кет­ли­вым «Быть мо­жет»:

 

Вый­ду – все со­сед­ки толь­ко ах­нут.

Так я на Со­фи Ло­рен по­хо­жа.

Я ду­ха­ми поль­ски­ми про­пах­ну

С име­нем ко­кет­ли­вым «Быть мо­жет».

………………………………………..

Ка­кие слё­зы и стра­да­ния?

И по­ме­шать по­сме­ет кто?

Ле­чу на пер­вое сви­да­нье

Во взрос­лом се­с­т­ри­ном паль­то…

 

Ко­неч­но, на­ли­цо по­бег, са­мо­воль­ная от­луч­ка из от­цов­ско­го до­ма с же­лез­ной во­ин­ской дис­цип­ли­ной и не­пре­ре­ка­е­мы­ми мо­раль­ны­ми цен­но­с­тя­ми. А ес­ли хо­ти­те, это и де­зер­тир­ст­во, ис­поль­зо­ва­ние в лич­ных це­лях чу­жой фор­мы (паль­то), зва­ния (одеж­ды взрос­лой де­вуш­ки) и зна­ков воз­ра­ст­но­го от­ли­чия (ду­хи, ма­ни­кюр и би­гу­ди). Тут уже не про­сту­пок, тут пах­нет пре­ступ­ле­ни­ем.

В япон­ской сред­не­ве­ко­вой ме­щан­ской дра­ме бег­ст­во ге­ро­ев, по­ры­ва­ю­щих с мо­раль­ны­ми ус­то­я­ми се­мьи, на­зы­ва­лось ми­ти­ю­ки, до­ро­га к смер­ти. Ге­рои, на­ру­шив­шие их, по за­ко­нам дра­мы, как пра­ви­ло, кон­ча­ют ги­бе­лью. Кста­ти, и в рус­ском об­ще­ст­ве на­ру­ши­те­ли ус­то­ев, вы­хо­див­шие, к при­ме­ру, за­муж «убё­гом», мог­ли быть про­кля­ты, от­лу­че­ны от се­мьи, ли­ше­ны на­след­ст­ва. Ко­неч­но, «са­мо­вол­ка» на­шей ге­ро­и­ни не идёт в срав­не­ние с бег­ст­вом в ни­ку­да. И воз­раст не тот, и вре­мя дру­гое. Но пе­ре­жи­ва­ния схо­жи. А глав­ное, эти по­бе­ги вой­дут в прак­ти­ку, мно­го раз по­вто­рят­ся.

По-раз­но­му рас­хо­до­ва­лась и энер­гия, на­коп­лен­ная мо­раль­ны­ми за­пре­та­ми на­ше­го хри­с­ти­ан­ско-кре­с­ть­ян­ско­го ми­ра. Вы­рвав­шись из не­го, ок­ры­лён­ные со­ци­аль­ны­ми пер­спек­ти­ва­ми, од­ни еха­ли учить­ся, дру­гие на ком­со­моль­ские строй­ки, тре­тьи на це­ли­ну. На­ша ге­ро­и­ня по­ве­рит в лю­бовь. Её по­ма­нит ве­ли­кое не­из­ве­дан­ное чув­ст­во, ожи­да­ние чи­с­той и кра­си­вой люб­ви.

Ра­ди Не­го и люб­ви к Не­му и се­бя по­гу­бить не грех, серд­це её го­то­во пой­ти ко дну, а са­ма она по­жерт­во­вать со­бой. Что это не шут­ка, не со­мне­вай­тесь. На дет­ских фо­то тре­вож­ным во­про­ша­ю­щим взгля­дом она по­хо­жа на ка­ко­го-то из ан­ге­лов Ра­фа­э­ля. «Ос­та­но­вить по­сме­ет кто?!» – гроз­но спра­ши­ва­ет она пе­ред по­бе­гом на то сви­да­ние. Да ни­кто! Ни ма­ми­ны бла­го­ра­зум­ные ре­чи о де­ви­чь­ей че­с­ти, ни от­сут­ст­вие взрос­ло­го паль­то и пер­ла­му­т­ро­во­го ла­ка. (С та­ким ха­рак­те­ром (от­цов­ским!) со­вет­ские ан­ге­лы – пи­о­нер­ки пу­с­ка­ли под от­кос не­мец­кие со­ста­вы, хо­ди­ли на до­прос мо­ло­дог­вар­дей­цы, ис­по­кон ве­ков би­ли мор­ды пре­да­те­лям и тру­сам.) Её пер­вую жерт­ву не при­мут, по­то­му что сю­жет не­при­ня­той жерт­вы по­вто­рит­ся в сти­хах не раз. Си­ту­а­ция по­ка­жет­ся её ли­ри­че­с­кой ге­ро­и­не ка­ру­се­лью, на ко­то­рой Он не мо­жет до­гнать Её. Они бес­плод­но го­ня­ют­ся друг за дру­гом (он на оле­не, она на ко­не) как «плен­ни­ки в не­мыс­ли­мом по­лё­те». Ни Он не мо­жет до­гнать, ни Она по­жерт­во­вать со­бой, «за­мерт­во упасть с сед­ла»…

Но… упа­ла… «На рас­све­те при­шла и ска­за­ла: «Люб­лю». Са­ма при­шла. И вот, «по­ко­рясь ему и чу­ду», ле­жат ря­дом, «как бе­лые боль­шие пти­цы на ди­ком жёл­том ос­т­ров­ке…» Пле­чо к пле­чу, ру­ка в ру­ке. Она ры­ба, пти­ца, оле­ни­ха, он охот­ник, ры­бак. Та­кая иг­ра. С ним ша­ла­ша не нуж­но. На его пи­д­жа­ке Она в раю и в те­ни боль­шо­го де­ре­ва.

Жаль, что для до­вер­чи­вых, бес­хи­т­ро­ст­ных сер­дец иг­ра ско­ро за­кан­чи­ва­ет­ся, сча­с­тье длит­ся не­дол­го. Сер­деч­ко то­нет, «бе­лая боль­шая пти­ца» ста­но­вит­ся «ни­чей­ной», ры­бу «чер­нё­но­го се­ре­б­ра» бро­са­ют на­зад в пруд обык­но­вен­ной плот­вич­кой. И вот вы­вод: сколь бы ни от­кры­вал че­ло­век ду­шу, он так и ос­та­ёт­ся дру­гим, и «на вер­шок бли­же не ста­нет». Чут­кие ру­ки её с ужа­сом на­щу­па­ют у Не­го под во­до­лаз­кой, увы, не кры­лья, а хо­лод­ные ла­ты чу­жо­го. А ос­та­но­вить ужас не­люб­ви бес­силь­ны все пре­ле­с­ти ми­ра: и би­гу­ди, и поль­ские ду­хи, и ко­с­ме­ти­ка, и взрос­лое паль­то. И горь­ки по­след­ст­вия горь­ко­го опы­та, по­хо­же­го на от­ча­я­ние На­та­ши Рос­то­вой, во­дво­рён­ной в дом по­сле по­бе­га:

 

Но ле­жат в сто­рон­ке би­гу­ди,

В зер­ка­ло смо­т­рю – бес­цвет­на ко­жа.

Печь топ­лю. Леп­лю узор­ный кор­жик.

Пя­тый день дож­ди, дож­ди, дож­ди…

 

Увы, у до­вер­чи­вых, влюб­чи­вых греш­ниц, ка­ко­вой она се­бя и счи­та­ла, греш­ниц, го­то­вых рас­крыть своё серд­це слу­чай­но­му пут­ни­ку, по­про­сив­ше­му все­го лишь на­пить­ся, ес­ли и за­дер­жи­ва­ют­ся, то не на­дол­го:

 

Я ска­за­ла: «Ос­та­вай­ся, пра­во.

Вон ка­кая те­мень во дво­ре.

По­сте­лю вам в ком­на­те на­пра­во,

Вста­не­те по­рань­ше на за­ре».

Но в от­вет про­хо­жий бе­ло­ку­рый:

«Нет, пой­ду. Тем­но – да не бе­да».

И че­го я раз­ре­ве­лась, ду­ра?

Рань­ше не ре­ве­ла ни­ког­да.

 

Прав­да, слу­ча­ет­ся, греш­ниц лю­бят, но не без­рас­суд­но, как лю­бят они, ос­тав­ляя дом, служ­бу, уез­жая за ним к чёр­ту на ку­лич­ки, а вре­мен­но. Но и ухо­дят от неё не на­всег­да. Они ос­та­ют­ся и за­ни­ма­ют серд­це и ду­шу:

 

Лю­бить те­бя. Лю­бить опять.

Лю­би­мый, боль­ше не­ту си­лы!..

…………………………………….

Жда­ла лю­бовь как бла­го­дать,

А вы­шло, что страш­нее мо­ра…

 

Ухо­ди­ла об­ман­ная лю­бовь, опять ос­та­ва­лась на кру­гах сво­е­го оди­но­че­ст­ва она… И хоть ус­та­ла от вре­мен­ных при­ста­нищ, «от чер­да­ков и тер­рас, чёр­ных хо­дов и па­рад­ных», да вот бе­да: слаб че­ло­век. Слаб и об­ре­чён хо­дить «по за­мк­ну­то­му кру­гу, как зим­ний пут­ник, сбив­ший­ся с пу­ти», об­ма­ны­вать­ся в пре­ле­с­тях и за­блуж­де­ни­ях, раз­би­вать­ся в кровь всё о тот же ка­мень. И ус­по­ка­и­вать се­бя три­ви­аль­ным: «На­вер­но, есть во мне чуть-чуть же­ле­за,\ А в кам­не спо­тк­но­ве­нья есть маг­нит…»:

 

Опять о тот же ка­мень спо­ты­ка­юсь,

И раз­би­ва­юсь в кровь в ко­то­рый раз.

И под­ни­ма­юсь. И опять не ка­юсь.

И сча­ст­ли­во поч­ти гля­жу на вас.

 

Но ведь и Хри­с­тос при­шёл не к книж­ни­кам и фа­ри­се­ям, а к греш­ни­кам и греш­ни­цам, с ни­ми и ос­та­ёт­ся... От «ни­чей­ной» пти­цы, «не­нуж­но­го цвет­ка», «ни­чей­ной де­воч­ки бес­пут­ной» она при­дёт к об­ма­ну­той греш­ни­це:

 

В бе­лой пе­не цве­ту­щих че­ре­шен

Пе­ред ва­ми я сме­ло стою.

Брось­те ка­мень в ме­ня,

кто без­гре­шен,

Кто уве­рен, что бу­дет в раю.

 

4. Ли­ри­че­с­кий он

Он уме­лый стре­лок, стре­ля­ю­щий по пти­цам, па­у­чок, уле­та­ю­щий на па­у­тин­ке в свой уго­лок, к его из­ме­нам она при­вык­ла. Он слад­ко врёт, она это зна­ет, но прочь не го­нит, и что зва­лось его лю­бо­вью, ухо­дит с ро­сою.

В от­ли­чие от сво­е­го ли­ри­че­с­ко­го ге­роя, она не обе­ща­ет ему ни­че­го, но, ви­дя, как он му­ча­ет­ся, спе­шит снять у не­го с ду­ши тём­ный груз ви­ны и всё бе­рёт на се­бя:

 

Встань и стой, спо­кой­ный

и сво­бод­ный,

Ни ви­ны, ни го­ря, ни гре­ха…

 

Она опе­ка­ет его в сво­ём ле­су: не ос­ту­пись, не обо­жгись, не на­сту­пи, а ког­да ви­дит, что тот бо­ит­ся её пут, от­пу­с­ка­ет его: «Лю­би­мый, ле­ти!»

Она ли­с­ток, ос­ту­жа­ю­щий его го­ря­чий лоб, она го­ря­чий лоб, гре­ю­щий его за­стыв­шую ру­ку.

Она уме­ла по-хри­с­ти­ан­ски крот­ко про­щать, сни­мая ви­ну да­же с то­го, кто «Не це­лил­ся. А всё-та­ки по­пал…» В ту, кто: «И не нуж­на, а всё-та­ки уби­та…». Ус­по­ка­и­ва­ла:

 

…Ка­кая там ви­на?

Ты был дру­зь­я­ми злы­ми

под­за­до­рен…

За­чем те­бе, ор­ни­то­лог,

Сле­дить за по­лё­том мо­им?

Он пу­тан. Он стра­нен. Он до­лог.

И вер­но, не­по­вто­рим.

 

Твоё, ор­ни­то­лог, ко­леч­ко

Не мо­жет ме­ня удер­жать.

Те­бе не­вдо­мёк, что да­ле­че

Та­кие уме­ют ле­тать…

 

Тут це­лый син­к­лит, це­лый на­бор ус­та­лых и бес­плод­ных. С ло­жью и сла­бо­с­тью од­них она сми­ри­лась и да­же на­хо­дит удо­воль­ст­вие вы­слу­ши­вать его:

 

Ты пей и пой. И слад­ко ври,

Я всё про­щу те­бе с рас­све­том…

 

«По­пла­чу я. Ты ус­по­кой», го­во­рит дру­го­му из­бран­ни­ку на ве­чер. Ведь и он и она зна­ют, что «при­дёт не­ве­до­мый, дру­гой, и на­ша пес­ня бу­дет спе­та», так что «Иг­рай и пой». И иг­ра­ли и пе­ли.

 

5. При­ро­да

Стих Без­ру­ко­вой точ­но и яр­ко изо­б­ра­жа­ет «чув­ст­ва» при­ро­ды, её по­всю­ду раз­ли­тые ду­хов­ные при­ме­ты. Он за­пе­чат­ле­ва­ет стре­ми­тель­но про­хо­дя­щее се­вер­ное ле­то. Вче­ра ещё «бе­рёз ко­ра сле­зо­то­чи­ла», а се­го­дня уже «оду­ван­чик от­цвёл». А вот уже «бе­рё­зы ра­зо­мле­ли от жа­ры», и оду­ван­чи­ки ста­ли, «как мыль­ные ша­ры». По­го­с­тил на язы­ке «не­до­зре­лой че­рё­му­хи вкус», и уж не­бо­свод «стра­ща­ет ту­чей ко­са­рей». А вот уже «ли­ня­ет ле­то», го­рит «лам­па­дой ге­ор­гин», «над ас­т­ра­ми ви­сят не­движ­но пчё­лы, как ду­ши от­ле­тев­шие цве­тов» и «оси­на крас­ный лист за­жг­ла, и сен­тя­б­ря не по­до­жда­ла…». Из её книг ле­тят пти­цы, мель­ка­ют мо­тыль­ки, в них хо­дят де­ре­вья, ле­де­не­ет ши­пов­ник, вслед за от­бы­ва­ю­щи­ми на юг пти­ца­ми че­рез ого­род ве­ре­ни­цей не­сут­ся ба­боч­ки-ка­пу­ст­ни­цы. Но это не фе­но­ло­ги­че­с­кий днев­ник по­эта-на­ту­ра­ли­с­та, не ци­фер­блат вре­мён го­да. По­эт ведь не о при­ро­де пи­шет, о се­бе. При­ро­да и ли­ри­че­с­кое «я» Без­ру­ко­вой не­раз­де­ли­мы. «Что-то ху­до в при­ро­де,\ Что-то ху­до во мне», – пи­шет она и не­воль­но за­став­ля­ет вспом­нить сти­хи Ан­нен­ско­го с его про­ник­но­вен­ным да­ром на­хо­дить в при­ро­де своё вто­рое «я»:

 

Бы­ва­ет та­кое не­бо,

Та­кая иг­ра лу­чей,

Что серд­цу оби­да кук­лы,

Оби­ды сво­ей жал­чей…

Как ли­с­тья тог­да мы чут­ки…

 

Ска­зать, что она бы­ла чут­кой, как ли­с­тья, не ска­зать ни­че­го. При­ро­да в её сти­хах бы­ла не­пре­мен­ным уча­ст­ни­ком её лич­ных драм, я смею срав­нить её с тем, что древ­ние гре­ки на­зы­ва­ли хо­ром. К ней она об­ра­ща­ет­ся за со­ве­том, при­ро­да разъ­яс­ня­ет смысл её по­ступ­ков, тём­ных и свет­лых сто­рон её ду­ши, ко­рит за ошиб­ки, при­ни­ма­ет и вы­слу­ши­ва­ет её ис­по­ве­ди, по­мо­га­ет ра­зо­брать­ся в оче­ред­ной дра­ме люб­ви.

 

А ес­ли Гос­подь и об­ро­нит

Ме­ня, как не­нуж­ный ли­с­ток, –

Сне­га и дож­ди по­хо­ро­нят

И да­же по­пла­чут чу­ток…

 

Ей скуч­но бы­ло знать, «что это всё – при­ро­да», но она так и не пе­ре­шаг­ну­ла чер­ты, от­де­ля­ю­щей в её со­зна­нии При­ро­ду от тво­ре­ния Бо­жия, хо­тя спа­са­лась в жиз­ни толь­ко ей. Она пи­са­ла, что де­ре­вья и сто­га хо­дят друг к дру­гу по но­чам в гос­ти, и хо­те­ла знать, боль­но ли бы­ва­ет де­ре­вь­ям, ког­да осе­нью с них сле­та­ют жёл­тые ли­с­тья? Она твёр­до ве­ри­ла, что за этим ба­наль­ным в гла­зах лю­дей со­бы­ти­ем та­ит­ся что-то не­по­сти­жи­мое че­ло­ве­че­с­ко­му уму: «Мо­жет, что-то слу­чи­лось, а мы го­во­рим – ли­с­то­пад…» Она серд­цем чув­ст­во­ва­ла се­бя ма­лень­кой, ду­ма­ю­щей, страж­ду­щей ча­с­ти­цей ог­ром­ной все­лен­ной. Ви­дя, как сла­бая тра­вин­ка со­кру­ша­ет над со­бой пан­цирь ас­фаль­та, она вос­хи­ща­лась «му­же­ст­вом при­ро­ды/ Быть там, где ей за­пре­ще­но» и оп­ла­ки­ва­ла её же, при­жа­тую две­рью. Вме­с­те с ло­пу­хом, раз­ве­сив­шим у плет­ня уши, она «под­слу­ши­ва­ла пти­чьи раз­го­во­ры», а бе­рё­зы счи­та­ла ин­дей­ца­ми и сво­и­ми «од­но­пле­мен­ни­ца­ми», при­зы­вая за­щи­тить их от ре­зер­ва­ции. Озо­руя, она на­зы­ва­ла про­ро­ка Илью «кро­вель­щи­ком-ша­баш­ни­ком с мо­лот­ком», что «с не­до­сы­па» «не­ча­ян­но про­сы­пал/ На кры­шу при­гор­ш­ню гвоз­дей». Но впол­не чув­ст­во­ва­ла се­бя од­ной из тех, к ко­му при­шёл в этот мир Спа­си­тель, твёр­до зна­ла, что без­греш­ных нет.

 

В этой встре­че ведь я не­по­вин­на.

Не­по­вин­ны в про­ща­нии Вы.

Все пре­крас­но и не­по­пра­ви­мо,

Как по­лёт по­лу­ноч­ной ли­ст­вы…

 

6. Суд люд­ской

По­гиб­ла Га­ля при сквер­ных и до кон­ца не вы­яс­нен­ных об­сто­я­тель­ст­вах.

Дву­хэ­таж­ное зда­ние с ман­сар­дой ар­хи­тек­то­ра Рос­си на уг­лу Сту­ден­че­с­ко­го пе­ре­ул­ка и буль­ва­ра Ра­ди­ще­ва, что преж­де за­ни­ма­ла ре­дак­ция га­зе­ты «Сме­на», в 1990-е го­ды по­ти­хонь­ку ста­ла при­би­рать к ру­кам га­зе­та бес­плат­ных объ­яв­ле­ний «Из рук в ру­ки». Взрос­лые га­зе­ты за­ни­ма­лись по­ли­ти­кой и пи­а­ром, ти­раж мо­ло­дёж­ной «Сме­ны» упал, на­сту­па­ли тяж­кие для куль­ту­ры вре­ме­на, со­труд­ни­ки га­зе­ты пре­да­тель­ски бе­жа­ли кто ку­да. И про­изо­ш­ло то, что опи­са­но в из­ве­ст­ной рус­ской сказ­ке «Ли­са, за­яц и пе­тух» с бо­д­рым для зай­ца на­ча­лом: «Бы­ла у зай­ца из­ба лу­бя­ная, а у ли­сы ле­дя­ная…» и не­из­ве­ст­ным по­ка кон­цом. В том де­гу­ма­ни­зи­ро­ван­ном об­ще­ст­ве, где кри­ча­ли о пра­вах че­ло­ве­ка и уби­ва­ли в подъ­ез­дах за то, что ты че­ло­век, ме­с­та преж­ней «Сме­не», га­зе­те твер­ской мо­ло­дё­жи, не на­шлось. До­жи­ла ре­дак­ция до шта­та из двух че­ло­век, ко­то­рых со­дер­жал по уст­но­му до­го­во­ру с об­ла­ст­ной ад­ми­ни­с­т­ра­ци­ей вла­де­лец га­зе­ты бес­плат­ных объ­яв­ле­ний. Га­лю из све­тёл­ки к то­му вре­ме­ни вы­ста­ви­ли, си­де­ла она с ре­дак­то­ром Ла­ри­сой Ви­но­гра­до­вой в про­ду­ва­е­мом сквоз­ня­ка­ми хол­ле вто­ро­го эта­жа.

В ап­ре­ле 1999-го, в ка­нун пра­зд­ни­ка со­ли­дар­но­с­ти всех тру­дя­щих­ся, ру­ко­вод­ст­во га­зе­ты-бла­го­де­тель­ни­цы, за­няв­шей те­перь уже всё зда­ние быв­шей «Сме­ны», ре­ши­ло рас­стать­ся с не­вы­год­ной «Сме­ной», о чём и бы­ло до­ло­же­но не­боль­шо­му её кол­лек­ти­ву. Го­во­ри­ли, что Га­ли­ну буд­то бы и не уво­ли­ли, а пред­ло­жи­ли два ра­за в ме­сяц при­хо­дить и по­лу­чать из ми­ло­с­ти ка­кое-то по­со­бие. Она все эти дни пре­бы­ва­ла в со­сто­я­нии бе­зы­с­ход­но­с­ти. О том по­след­нем дне её кол­ле­га и близ­кая по­дру­га Га­ли­на Фе­ок­ти­с­то­ва на­пи­шет: «…вес­ной 99-го за­кры­ли не­вы­год­ную «Сме­ну+». И она (Без­ру­ко­ва), по­след­няя хра­ни­тель­ни­ца твер­ской мо­ло­дёж­ки (бла­го­слов­лён­ной М.Горь­ким и гор­дя­щей­ся Б.По­ле­вым), ока­за­лась не­нуж­ной, со­кра­щён­ной из жиз­ни. «Жить не­за­чем и не на что…» В этом по­те­рян­ном со­сто­я­нии и шла по ули­це Тве­ри в ро­ко­вой ап­рель­ский ве­чер. Удар ав­то­ма­ши­ны – её по­след­нее столк­но­ве­ние с на­шей чум­ной явью.

Оси­ро­тел дом, где ос­та­лись ма­ма Оль­га Мо­и­се­ев­на и дочь Ана­с­та­сия. Оси­ро­те­ли и мы, её дру­зья, кол­ле­ги, за­поз­да­ло по­ви­нив­ши­е­ся за оди­но­че­ст­во, бро­шен­ность Гал­ки.


Михаил ПЕТРОВ,
г. ТВЕРЬ




Поделитесь статьёй с друзьями:
Кузнецов Юрий Поликарпович. С ВОЙНЫ НАЧИНАЮСЬ… (Ко Дню Победы): стихотворения и поэмы Бубенин Виталий Дмитриевич. КРОВАВЫЙ СНЕГ ДАМАНСКОГО. События 1967–1969 гг. Игумнов Александр Петрович. ИМЯ ТВОЁ – СОЛДАТ: Рассказы Кузнецов Юрий Поликарпович. Тропы вечных тем: проза поэта Поколение Егора. Гражданская оборона, Постдайджест Live.txt Вячеслав Огрызко. Страна некомпетентных чинуш: Статьи и заметки последних лет. Михаил Андреев. Префект. Охота: Стихи. Проза. Критика. Я был бессмертен в каждом слове…: Поэзия. Публицистика. Критика. Составитель Роман Сенчин. Краснов Владислав Георгиевич.
«Новая Россия: от коммунизма к национальному
возрождению» Вячеслав Огрызко. Юрий Кузнецов – поэт концепций и образов: Биобиблиографический указатель Вячеслав Огрызко. Отечественные исследователи коренных малочисленных народов Севера и Дальнего Востока Казачьему роду нет переводу: Проза. Публицистика. Стихи. Кузнецов Юрий Поликарпович. Стихотворения и поэмы. Том 5. ВСЁ О СЕНЧИНЕ. В лабиринте критики. Селькупская литература. Звать меня Кузнецов. Я один: Воспоминания. Статьи о творчестве. Оценки современников Вячеслав Огрызко. БЕССТЫЖАЯ ВЛАСТЬ, или Бунт против лизоблюдства: Статьи и заметки последних лет. Сергей Минин. Бильярды и гробы: сборник рассказов. Сергей Минин. Симулянты Дмитрий Чёрный. ХАО СТИ Лица и лики, том 1 Лица и лики, том 2 Цветы во льдах Честь имею: Сборник Иван Гобзев. Зона правды.Роман Иван Гобзев. Те, кого любят боги умирают молодыми.Повесть, рассказы Роман Сенчин. Тёплый год ледникового периода Вячеслав Огрызко. Дерзать или лизать Дитя хрущёвской оттепели. Предтеча «Литературной России»: документы, письма, воспоминания, оценки историков / Составитель Вячеслав Огрызко Ительменская литература Ульчская литература
Редакция | Архив | Книги | Реклама | Конкурсы



Яндекс цитирования