Старое кино

Танцует сполох в тёмном зале,

Во весь экран цветная быль,

В которой мы повырастали,

Гордились ей, сдували пыль.

Туда, туда – в экран из зала,

В свою страну, в тепло сердец.

Нас там давно недоставало…

Но вспыхнул чёрный титр: «Конец».

Сияют люстры в грязном зале,

Погостом веет тишина.

Как будто жизнь опять отняли,

А не вернули нас из сна.

Ах, память, спутница кривая!

И в купе порозну дано:

Кому-то чаша бед до края,

А кто-то прожил как в кино.

Слеза

1

Вожделеньям ли преграда,

Иль вину загладить надо –

Из лукавого потая

Льётся слёз притворных рать.

Отступает спесь мужская,

И летит премудрость спать.

2

На могильный холмик глины

Моросит слеза кручины,

Но неведомо покуда,

Иль взойдёт она лихвой,

Иль лазурью незабудок,

Иль забвения травой.

3

Человечий мир в основе

Неуютен и греховен.

Взято чадо роком в клещи

На бездомной злой стезе,

И вселенная трепещет

Болью в крохотной слезе.

***

Облетают последние маки…

Н. Заболоцкий

Облетают и годы, и маки.

За спиной поднимаются пни.

Умирают в последней атаке

И погожие летние дни.

В золотой разливанной печали

Осень кажет нам тысячи лиц.

Вот уж начисто вымыты дали

И распахнуты настежь для птиц.

Скоро первая вышняя стая

Проплывёт, исчезая на нет.

А душа человечья, стеная,

Как подранок, рванётся вослед.

Кинусь к ней, беззащитной и ломкой,

Заслоняя, как мать малыша.

Между прошлым и будущим кромкой

Побредём, лепестками шурша.

Дым в горсти

Мы двигались уверенно к восходу,

И было нам в ту пору невдогад,

Что угодим невдолге на закат

И попадём, как кур в ощип и воду.

Не мне искать, кто не разведал броду

И кто там прав, и кто тут виноват.

Я оптимист от маковки до пят

И не готов к печальному исходу.

Трясу мошной, где время взаперти, –

Увы, пуста, и мига не найти.

И заплутал я заодно с тропою.

А мир торит, но не мои пути.

Бегу вослед и жизнь ловлю рукою –

Ан только дым, былого дым в горсти.

Тюрьма

Я в каталажку за пустяк упрятан:

Немой, связал каких-то пару слов,

А в камерах матёрые ребята

И в карцере безвылазно Белов.

Поэтов узнаю по перестуку:

Вызванивает чисто Курдаков,

Не спутать передреевскую руку.

А Кузнецов сбивает сталь оков.

Когда ехидно с западного края

Встаёт светило, лязгает запор,

Иных сидельцев, походя пиная,

На краткий срок пускают в тёмный двор.

Однажды мельком там блеснул Свиридов,

Гаврилин же к Белову угодил.

И грудь в тисках, и теменью обида –

Не за себя, я против них бескрыл.

По языку, славянофильской сути,

По недоступности для мелочной хулы,

По всем статьям

здесь должен быть Распутин,

Но он велик, а камеры – малы.

Гляжу в переплетения решёток,

Не находя под куполом стожар.

Обрывок неба бледен и нечёток,

Его зазастил праздничный бульвар.

Там «неоклассики»  надутые пустоты,

Одесский юмор и словарный мат,

Убойные разлиты нечистоты,

И тяжкий дух доносит в каземат.

Лети в тартар забвенья, ахинея!

Но как же быть, когда я выйду вон? –

Пожизненно глагол мой осуждён,

На пересмотры права не имея…

Кержак

В слепой тайге да на реке студёной

Попал рыбак в оплошку и беду –

На камень сел и скарб свой немудрёный

На дно пустил к досаде и стыду.

На берег влез, кляня судьбу такую, –

На сотню вёрст нет признаков жилья,

У ног река, свивая, гонит струи,

Над головой меж сосен мчит своя.

И вспомнилось – на слухи бабы падки, –

С десяток лет тому назад кержак

Ушёл в тайгу, избу срубил в распадке,

Живёт в глуши отмирной как чужак.

В пустыню  он бежал с чумного пира

От скопища, погрязшего в страстях,

Чтоб за чертою гибнущего мира

Вернуть себя молитвою в постах.

Погибель зрима, время лишь сокрыто,

Но и оно летит под сосен гул.

Без выбора попыток не убыток,

Перекрестясь, в тайгу мужик шагнул.

Всевышний не оставил горемыку,

Наткнулся тот в распадке на избу,

И принят был он старцем, поелику

Мы купны днесь, а розны уж в гробу.

Отшельничек ни валко и ни шатко

Помог в лодчонке течи запереть,

Снабдил харчом с таёжного достатка,

С избытков тощих выделил и сеть.

Изжал слезу из глаз приречный ветер,

И бьёт рыбак поклоны, голос – крик:

– Что хошь проси! За то, что ты приветил,

Доставлю всё! – Добро, – сказал  старик, –

Когда в аду гореть я буду, грешный,

Не позабудь своих обетных слов,

Не пожалей, прошу тебя, сердешный,

В кострище мне бросать поболе дров.

***

Открылся мир, как вешним ветрам поле –

Ликуй, гуляй хоть вдоль, хоть поперёк.

И я шагнул познать, что нету воли

В извивах троп и в узости дорог.

Я рвал плоды, увы, земной юдоли,

Лукавый псом вертелся подле ног. 

Щепоть золы, сомкнув ладонь до боли,

Да клок седин принёс я на порог.

Когда нет сна, когда в былом кочую,

Всё мнится мне, что прожил жизнь чужую,

Как подобрал никчёмную спроста.

А та, моя, первейшая в наследстве,

Недожитой навек осталась в детстве.

Она была, как высь небес, чиста.