Архив : №15. 13.04.2012

Перед выходом в свет

19 апреля в Музее Пушкина Юрий Поляков представит третью, заключительную часть своего романа «Гипсовый трубач, или Конец фильма». Первая часть вышла в 2008 году, а вторая в 2009. Третья была обещана в 2010, но выходит лишь сейчас.

Почему же? С этим вопросом мы обратились к автору.

Ю.П.: Впер­вые в мо­ей жиз­ни я, под­дав­шись уго­во­рам из­да­те­лей, по­шёл на то, что­бы пе­ча­тать ро­ман ча­с­тя­ми. Хо­тя в ли­те­ра­тур­ной прак­ти­ке та­ких слу­ча­ев сколь­ко угод­но – и До­сто­ев­ский, и Шо­ло­хов, и Гол­су­ор­си… И хо­тя к 2008-му ро­ман был вчер­не на­пи­сан, путь к окон­ча­тель­но­му, бе­ло­во­му, ва­ри­ан­ту ока­зал­ся доль­ше, чем я ду­мал. Ведь это у ны­неш­них мо­ло­дых пи­са­те­лей чер­но­вик яв­ля­ет­ся од­но­вре­мен­но и бе­ло­ви­ком. Впро­чем, это пра­во тех, кто в оте­че­ст­вен­ной сло­вес­но­с­ти про­ез­дом. Мой же текст раз­рос­ся, раз­вет­вил­ся, ус­лож­нил­ся… Тре­тья часть ока­за­лась са­мой тру­до­ём­кой, ведь здесь за­мы­ка­ет­ся сю­жет, схо­дят­ся ли­нии, на­сту­па­ет раз­вяз­ка. А это са­мое труд­ное. Ма­с­те­ров за­вя­зы­вать сю­же­ты у нас ве­ли­кое мно­же­ст­во, а раз­вя­зы­вать – еди­ни­цы. По­это­му я и не вы­пу­с­кал из рук тре­тью часть, по­ка она бы­ла сы­ро­ва­та. В этом де­ле луч­ше не то­ро­пить­ся…

«ЛР»: Хо­чу за­дать не­удоб­ный во­прос. По­че­му о пер­вой и вто­рой ча­с­тях так ма­ло пи­са­ла кри­ти­ка? Хо­тя, на­сколь­ко мне из­ве­ст­но, чи­та­тель­ский ус­пех вы­ра­зил­ся в ог­ром­ных ти­ра­жах.

Ю.П.: Да, за 300 ты­сяч. Я дав­но за­ме­тил, что кри­ти­ка не лю­бит пи­са­те­лей, ко­то­рые мо­гут на­пря­мую об­ра­тить­ся к чи­та­те­лю, не нуж­да­ют­ся в ре­ко­мен­да­ци­ях и тол­ко­ва­ни­ях кри­ти­ки. Эта пер­вая при­чи­на. Вто­рая за­клю­ча­ет­ся в том, что у ме­ня стран­ное по­ло­же­ние в ли­те­ра­ту­ре. И уже дав­но. Я – меж­ду. Для на­ших па­т­ри­о­тов я не­до­ста­точ­но поч­вен­ный пи­са­тель. Ну, в са­мом де­ле, при­ста­ло ли рус­ско­му ли­те­ра­то­ру, вме­с­то то­го, что­бы оп­ла­ки­вать по­ги­бель Зем­ли Рус­ской, на­смеш­ни­чать, ведь я от при­ро­ды са­ти­рик, и ро­ман мой ве­сел и ехи­ден. Да­же Рас­пу­тин од­наж­ды спро­сил ме­ня хму­ро: «Че­го вы по­те­ша­е­тесь, ведь стра­на гиб­нет! Так нель­зя!» «А Го­голь?» – уточ­нил я. «Но вы же не Го­голь!» – от­ре­зал он. Да, я не Го­голь, я дру­гой. Кста­ти, са­ти­ра у нас по­че­му-то дав­но чис­лит­ся по ве­дом­ст­ву дру­гой на­ции. Как буд­то-то не бы­ло Сал­ты­ко­ва-Ще­д­ри­на, Зо­щен­ко, Бул­га­ко­ва? Что же ка­са­ет­ся ли­бе­раль­ных кри­ти­ков, то для них я – про­сто враг, по­то­му что моя са­ти­ра на­прав­ле­на как раз про­тив тех ох­му­ри­тель­ных цен­но­с­тей и свя­щен­ных ко­ров, над ко­то­ры­ми они так тря­сут­ся. На­ши ли­бе­ра­лы не по­ни­ма­ют, на­сколь­ко они не­ле­пы со сто­ро­ны, и ког­да им это по­ка­зы­ва­ют, при­хо­дят в бе­шен­ст­во. Мне в этом слу­чае ос­та­ёт­ся до­воль­ст­во­вать­ся бла­го­с­клон­но­с­тью чи­та­те­лей и дис­сер­та­ци­я­ми, ко­то­рые за­щи­ща­ют по мо­им со­чи­не­ни­ям.

«ЛР»: Ро­ман пи­сал­ся поч­ти де­сять лет. Это глав­ный труд жиз­ни?

Ю.П.: По тем уси­ли­ям, ко­то­рые за­тра­че­ны, воз­мож­но, и так. Но ка­кая вещь – глав­ная, по­ка­жет толь­ко вре­мя. Та твоя кни­га, ко­то­рую бу­дут чи­тать че­рез двад­цать лет, и есть глав­ная. Клас­сик – это пе­ре­чи­ты­ва­е­мый пи­са­тель. Один раз мож­но про­чи­тать лю­бую ерун­ду, ведь книж­ная рек­ла­ма аг­рес­сив­на. Но ещё ни­ког­да пи­ар не сде­лал пло­хо­го пи­са­те­ля хо­ро­шим. Из­ве­ст­ным, не­на­дол­го – да. Хо­ро­шим – ни­ког­да! Кста­ти, не­ко­то­рые мои ве­щи уже пе­ре­шаг­ну­ли по­рог двад­ца­ти­лет­ней вос­тре­бо­ван­но­с­ти. На­при­мер, «Апо­фе­гей» пе­ре­из­да­ёт­ся до сих пор, по не­му сей­час да­же фильм сни­ма­ют. А кто пе­ре­чи­ты­ва­ет «бу­ке­ров» трёх­лет­ней дав­но­с­ти? Ни­кто. Вот и от­вет.

«ЛР»: По­че­му вы ре­ши­ли пред­ло­жить чи­та­те­лям на­шей га­зе­ты имен­но этот фраг­мент?

Ю.П.: «Ли­те­ра­тур­ная Рос­сия» – из­да­ние для ли­те­ра­то­ров и тех, кто ув­ле­ка­ет­ся ли­те­ра­ту­рой. В «Гип­со­вом тру­ба­че» не­ма­ло ехид­ных мест от­ве­де­но со­вре­мен­ной ху­до­же­ст­вен­ной жиз­ни, пред­став­ля­ю­щей из се­бя по боль­шей ча­с­ти гран­ди­оз­ную ми­с­ти­фи­ка­цию или мел­кий мух­лёж. Пост­мо­дер­низм – это во­об­ще до­го­вор­ное ме­ро­при­я­тие. До­го­ва­ри­ва­ем­ся счи­тать, ска­жем, ро­ман «Ор­то­пе­дия» ше­де­в­ром, а ав­то­ра ге­ни­ем. Даль­ше – вал вос­тор­гов, тол­ко­ва­ний и пре­мий. И всё бы хо­ро­шо, ес­ли бы не бы­ло чи­та­те­ля. Ему-то нуж­на не до­го­вор­ная, а хо­ро­шая, на­сто­я­щая ли­те­ра­ту­ра, от ко­то­рой ще­мит серд­це и свет­ле­ет мысль. Про та­ко­го «до­го­вор­но­го ге­ния» рас­ска­зы­ва­ет пред­ла­га­е­мая гла­ва. Ко­го-то мо­жет сму­тить чрез­мер­ный эро­тизм сти­хов Ан­ге­ли­ны Греш­ко. Но, ей-бо­гу, это про­сто пу­ри­тан­ские ша­ло­с­ти по срав­не­нию с тем, что мож­но про­чи­тать в книж­ках тру­ба­ду­ров кон­цеп­ту­а­лиз­ма…