Архив : №22. 01.06.2012

Автобиография графомана

Марта Антоничева продолжает изучать книги молодых писателей. Рецензию на роман Платона Беседина смотрите в № 20.

---

 

Пер­вая кни­га Ев­ге­ния Алё­хи­на «Тре­тья шта­ни­на» вы­шла в из­да­тель­ст­ве «Экс­мо» в про­шлом го­ду. На тот мо­мент мне ка­за­лось, что при­чи­ной её не­ус­пе­ха яв­ля­ет­ся не­до­ра­бот­ка ре­дак­то­ра-со­ста­ви­те­ля: как мож­но бы­ло вы­брать три со­вер­шен­но оди­на­ко­вые по­ве­с­ти и по­ста­вить их в ряд та­ким об­ра­зом, что од­на вос­при­ни­ма­ет­ся при чте­нии как про­дол­же­ние пре­ды­ду­щей? Вес­ной это­го го­да Алё­хин сам из­дал оче­ред­ную свою по­весть «Ка­мер­ная му­зы­ка», и, как ока­за­лось, она прак­ти­че­с­ки ни­чем не от­ли­ча­ет­ся от пре­ды­ду­щих трёх.

Во всех кни­гах Алё­хи­на и ав­тор, и ге­рой – один и тот же че­ло­век, сам Алё­хин. И ес­ли в пер­вой кни­ге это не ого­ва­ри­ва­ет­ся осо­бо, то во вто­рой не­боль­шое ука­за­ние всё же по­яв­ля­ет­ся: «Спа­си­бо <…> всем лю­дям, со­ста­вив­шим мне ком­па­нию в до­ку­мен­таль­ном и вы­мы­ш­лен­ном по­ве­ст­во­ва­нии». Оно ве­дёт­ся от пер­во­го ли­ца, би­о­гра­фи­че­с­кие фак­ты и эпи­зо­ды из жиз­ни мож­но лег­ко про­сле­дить по всем до­ступ­ным ссыл­кам, бло­гам, сай­там в Ин­тер­не­те, и да­же ес­ли и су­ще­ст­ву­ет ка­кой-то за­зор меж­ду ре­аль­но­с­тью и вы­мыс­лом, то для тек­с­та и раз­ви­тия сю­же­та это ока­зы­ва­ет­ся со­вер­шен­но не­важ­ным.

Ес­ли в пре­ды­ду­щих трёх по­ве­с­тях сю­жет стро­ил­ся во­круг мел­ких со­бы­тий из би­о­гра­фии ге­роя (про­снул­ся, по­шёл в ин­сти­тут, встре­тил дру­га, за­ме­тил сим­па­тич­ную де­вуш­ку, вы­пил), то те­перь Алё­хин не­сколь­ко «ус­лож­нил» кон­ст­рук­цию: глав­ный ге­рой-пи­са­тель рас­ска­зы­ва­ет чи­та­те­лю о том, как он стал из­ве­ст­ным в уз­ких кру­гах му­зы­кан­том.

Толь­ко в мо­мен­ты, ког­да ге­рой го­во­рит о сво­ём за­ня­тии, он не чув­ст­ву­ет се­бя жал­ким и осо­зна­ёт своё су­ще­ст­во­ва­ние оп­рав­дан­ным. Хо­тя каж­дый во­лен по-сво­е­му от­но­сить­ся к этим мо­мен­там сча­с­тья ге­роя: «Но «ма­ку­ла­ту­ра» да­ва­ла ни с чем не срав­ни­мые вос­по­ми­на­ния. Как ког­да по­сле кон­цер­та к те­бе у ба­ра под­са­жи­ва­ет­ся че­ло­век с на­шив­кой Magruder Grind на джин­сов­ке, рас­ска­зы­ва­ет, как при­ехал сю­да из са­мой дре­му­чей в ми­ре де­рев­ни, где ни­кто кро­ме не­го во­об­ще не слу­ша­ет му­зы­ку, и го­во­рит «спа­си­бо»».

Ге­рой Алё­хи­на не то что­бы ин­фан­ти­лен, он ско­рее на­по­ми­на­ет ма­лень­ко­го ста­рич­ка-па­ни­кё­ра, лю­бую си­ту­а­цию воз­во­дя в аб­со­лют и да­же в мо­мен­ты лич­но­го сча­с­тья, не за­бы­ва­ю­ще­го по­рас­суж­дать о судь­бах ми­ра: «Это и есть сча­с­тье? Ты ду­ма­ешь, что сча­ст­лив, а по­том смо­т­ришь на ра­бо­те сю­жет о том, как мать уби­ла сво­е­го ре­бён­ка, или об оче­ред­ном те­рак­те, ко­то­рые пе­ри­о­ди­че­с­ки ус­т­ра­и­ва­ет на­ша фе­де­раль­ная служ­ба бе­зо­пас­но­с­ти для по­вы­ше­ния рей­тин­га Вла­ди­ми­ра Вла­ди­ми­ро­ви­ча. Чи­та­ешь ин­тер­вью с Рам­за­ном Ка­ды­ро­вым или ста­тьи о смер­ти Маг­ниц­ко­го, по­том пла­чешь в ту­а­ле­те в се­ре­ди­не ра­бо­че­го дня. Лад­но, ни­че­го не по­де­лать, лю­ди долж­ны уме­реть, лю­ди – это все­го лишь бо­лезнь пла­не­ты. И ско­ро сно­ва уда­ёт­ся сми­рить­ся как-то, про­стить се­бе то, что ты че­ло­век и у те­бя есть ма­лень­кие ра­до­с­ти, что ты ешь мо­лоч­ное и яй­ца, но­сишь ко­жа­ные бо­тин­ки (ни­че­го страш­но­го, ведь те­бе от­да­ли их, ты не по­ку­пал их сам), жи­вёшь и поль­зу­ешь­ся ме­т­ро­по­ли­те­ном, за­ра­ба­ты­ва­ешь день­ги. Про­сто вхо­дим в эту ре­ку один раз, и даль­ше уже ни­че­го от нас не за­ви­сит».

И здесь воз­ни­ка­ет глав­ное про­ти­во­ре­чие, по ко­то­ро­му текст не скла­ды­ва­ет­ся в пол­но­цен­ную кни­гу: про­ти­во­ре­чие меж­ду су­тью ге­роя, его це­ля­ми и сло­ва­ми, ко­то­рые он про­из­но­сит «в сто­ро­ну» как буд­то для ка­ко­го-то по­сто­ян­но оце­ни­ва­ю­ще­го его со­гля­да­тая, как в при­ве­дён­ной вы­ше ци­та­те. Имен­но оно со­став­ля­ет дра­ма­тизм тек­с­та, его ос­но­ву, а не внеш­няя ис­то­рия об ув­ле­чён­но­с­ти Алё­хи­на и его дру­зей му­зы­кой, ста­нов­ле­ние груп­пы или лю­бов­ных вза­и­мо­от­но­ше­ний. И бо­юсь, что ав­тор упу­с­тил из ви­да един­ст­вен­ную фра­зу, рас­кры­ва­ю­щую его суть: «Я чув­ст­во­вал в се­бе го­тов­ность из­ме­нять, не­смо­т­ря на не­же­ла­ние при­чи­нять боль, но не мог при­знать­ся се­бе в том, что я – блядь, и ког­да был го­тов на­сту­пить на гор­ло этой сво­ей чер­те, каж­дый раз всё же об­ма­ны­вал са­мо­го се­бя и ос­тав­лял ма­лень­кую ла­зей­ку, фор­точ­ку, че­рез ко­то­рую чер­ти вы­би­ра­лись на­ру­жу». При этом па­фос, раз­ли­тый на про­тя­же­нии всей кни­ги не­о­сто­рож­ной ру­кой ав­то­ра, де­ла­ет его вы­ска­зы­ва­ния не­ле­пы­ми, осо­бен­но ес­ли за­чи­ты­вать их вслух.

Про­ци­ти­ро­ван­ная вы­ше фра­за из тек­с­та «Ка­мер­ной му­зы­ки» пе­ре­кли­ка­ет­ся с эпи­зо­дом из кни­ги А.Аст­ва­ца­ту­ро­ва «Лю­ди в го­лом». В ка­ком-то смыс­ле они су­ще­ст­ву­ют как пло­хой и хо­ро­ший при­мер от­но­ше­ния ав­тор­ско­го «я» к «я» ге­роя, раз­ни­ца лишь в фор­ме по­да­чи: «– Кон­фор­мист вы, Ан­д­рей Алек­се­ич! – ска­зал мне как-то раз Фи­липп Фед­чин. <…> – Ты со все­ми дру­жишь, – спо­кой­но про­дол­жал Фед­чин, – бе­се­ду­ешь, осо­бен­но с де­вуш­ка­ми. Да­же с те­ми, ко­го знать не зна­ешь, за­иг­ры­ва­ешь. Да и те­мы вы­би­ра­ешь конъ­юнк­тур­ные. На пуб­ли­ку ты, Ан­д­рей Алек­се­ич, ра­бо­та­ешь! – ре­зю­ми­ро­вал Фед­чин. – Хо­чешь всех раз­вле­кать, хо­чешь быть в цен­т­ре вни­ма­ния. Да ещё при этом иде­а­ла­ми при­кры­ва­ешь­ся… Ска­жи­те, Кри­с­ти­на Вла­ди­ми­ров­на, – по­вер­нул­ся Фи­липп к Кри­с­ти­не, ко­то­рая во вре­мя на­ше­го раз­го­во­ра со­сре­до­то­чен­но ела пи­ро­жок с мя­сом. – А вот ког­да вы вме­с­те с Ан­д­ре­ем Алек­се­и­чем учи­лись, он то­же был та­ким?

– Ка­ким? – спро­си­ла Кри­с­ти­на с на­би­тым ртом.

– Кри­с­ти­на! – вме­шал­ся я. – Ты со­сре­до­точь­ся! Те­бя спра­ши­ва­ют, был ли я бля­дью. <…>

Кри­с­ти­на не­ко­то­рое вре­мя мол­ча­ла, со­сре­до­то­чен­но гля­дя пе­ред со­бой. А по­том ска­за­ла Фед­чи­ну, слов­но оп­рав­ды­ва­ясь:

– Фи­липп Вла­ди­ми­ро­вич! Но мы в на­шей груп­пе Ан­д­рея всё рав­но лю­би­ли».

Не­смо­т­ря на пер­вую не­удач­ную кни­гу, Алё­хин не ос­та­нав­ли­ва­ет­ся на до­стиг­ну­том и со­вер­ша­ет ряд оши­бок, про­сти­тель­ных толь­ко что на­чи­на­ю­ще­му пи­са­те­лю. Это:

1) По­ис­ти­не гра­фо­ман­ское же­ла­ние за­фик­си­ро­вать каж­дый мо­мент сво­е­го су­ще­ст­во­ва­ния, на­сколь­ко бы ме­лоч­ным и ни­чтож­ным он ни был;

2) От­каз от ка­ко­го-то внят­но­го сю­же­та в поль­зу фор­ма­та ЖЗЛ, по­вто­рен­ный че­ты­реж­ды, ad absurdum;

3) Уны­лый псев­до­ав­то­би­о­гра­физм на­пи­сан­но­го и ве­де­ние по­ве­ст­во­ва­ния от пер­во­го ли­ца, не раз­де­лён­но­го с ав­то­ром ни точ­кой зре­ния, ни ма­не­рой по­ве­ст­во­ва­ния, где «я» и ав­тор, и ге­рой, и центр все­лен­ной;

4) Же­ла­ние по­де­лить­ся «ми­ро­вой то­с­кой» и ощу­ще­ни­ем бес­смыс­лен­но­с­ти су­ще­ст­во­ва­ния в 20 с лиш­ним лет, ког­да ге­рой не пе­ре­жил ни­ка­ких се­рь­ёз­ных ис­пы­та­ний, но ему уже не­ве­ро­ят­но гру­ст­но жить: «Всё, что я смо­гу пе­ре­дать ре­бён­ку – свою пе­чаль. Од­наж­ды ре­бё­нок под­ни­мет на ме­ня пол­ные слёз гла­за и спро­сит, за­чем я про­из­вёл его на свет».

Од­ним из ва­ри­ан­тов ин­тер­пре­та­ции по­ве­с­ти Алё­хи­на мог­ла бы стать ис­то­рия ус­пе­ха, и, ско­рее все­го, так ав­тор и за­ду­мы­вал свой текст. Но ме­ша­ют не­сколь­ко «но»: со­здать груп­пу и по­ез­дить по не­сколь­ким го­ро­дам се­го­дня мо­жет лю­бой, ког­да каж­дый вто­рой – фо­то­граф, каж­дый тре­тий – ди­д­жей, а каж­дый чет­вёр­тый – про­дю­сер. Се­го­дня – это ско­рее ис­то­рия о том, как па­рень на­шёл не са­мый про­стой спо­соб зна­ко­мить­ся с сим­па­тич­ны­ми дев­чон­ка­ми в Ин­тер­не­те, и ес­ли в та­ком ви­де она спо­двиг­нет хо­тя бы од­но­го че­ло­ве­ка на со­зда­ние соб­ст­вен­ной груп­пы, воз­мож­но, тру­ды Алё­хи­на не про­па­дут зря.

Марта АНТОНИЧЕВА,
г. САРАТОВ