Архив : №24. 15.06.2012

Цинизм выходит из моды

Давно нет душевного спокойствия. Какое-то внутреннее дрожание поселилось во мне. Много, очень много вопросов и о литературе нашей современной, и о пресловутой общественно-политической жизни колют мозг.

Со своими вопросами я обращаюсь ко многим людям, и некоторые дают довольно определённые, прямые ответы. Которые, правда, не снимают вопросы, а только их усиливают, заостряют, как крючки.

Сегодня – разговор с литературным критиком Евгением Ермолиным.

 

– Ев­ге­ний Ана­то­ль­е­вич, де­сять лет на­зад вы ра­до­ст­но при­вет­ст­во­ва­ли мо­ло­дое по­ко­ле­ние пи­са­те­лей. Оп­рав­да­ло ли оно ва­ши на­деж­ды?

– Без­вре­ме­нье ну­ле­вых ни в од­ной твор­че­с­кой сфе­ре жиз­ни не при­ве­ло к кре­а­тив­но­му взры­ву. По­ко­ле­ние то­таль­но не сло­жи­лось. Не слу­чи­лось это и в ли­те­ра­ту­ре, где на­ли­чие дру­же­с­ких ком­па­ний во­все не симп­том по­ко­лен­че­с­ко­го един­ст­ва. Про­ект «но­во­го ре­а­лиз­ма», ко­то­рый я те­перь пред­по­чи­таю впи­сы­вать в об­ще­ми­ро­вую прак­ти­ку транс­аван­гар­да, – это во­все не по­ко­лен­че­с­кое, а со­во­куп­ное дви­же­ние все­го жи­во­го к че­му-то на­сто­я­ще­му и под­лин­но­му в ми­ре со­ци­аль­ной мер­зо­с­ти и мерт­ве­чи­ны. От­сю­да вы­те­ка­ет, что как твор­че­с­кие оди­ноч­ки со­сто­я­лись те, кто при­ча­ст­ны имен­но это­му дви­же­нию. При­чём со­сто­я­лись про­ти­во­ре­чи­во, с подъ­ё­ма­ми и спа­да­ми, по­ра­же­нь­я­ми и по­бе­да­ми, что, впро­чем, при­су­ще жиз­ни во­об­ще. У не­ко­то­рых из них есть те­ма, с ко­то­рой они во­шли и ко­то­рой о се­бе за­яви­ли. Ска­жем, у Шар­гу­но­ва и Клю­ча­рё­вой – юный нар­цисс-иде­а­лист на сквоз­ня­ках дву­смыс­лен­ной эпо­хи, у Ма­ла­то­ва – то же, но ге­рой ци­нич­нее, у Са­ду­ла­е­ва, При­ле­пи­на и Гуц­ко – мо­ло­дой муж­чи­на на вой­не (ко­то­рая ста­но­вит­ся им са­мим и от ко­то­рой по­след­ние двое не очень ин­те­рес­но ино­гда пы­та­ют­ся уй­ти в ка­кой-то душ­ный ин­тим), у Пав­ло­ва – че­ло­век в аду, у Ге­ор­ги­ев­ской – ад как со­сто­я­ние со­зна­ния (ад – это дру­гой и ад – это оди­но­че­ст­во)… Яс­но, что есть те­мы на всю жизнь, а есть та­кие, с ко­то­ры­ми дол­го жить вред­но.

На­зо­ву в кру­гу про­за­и­ков – на­чи­ная с 1969–70 го­да рож­де­нья – ещё и Или­чев­ско­го, Ма­ма­е­ву, На­деж­ду Му­ра­вь­ё­ву, Абу­зя­ро­ва, Кра­силь­ни­ко­ва, Лор­чен­ко­ва, Сам­со­но­ва… Есть ещё два-три ши­ро­ко при­знан­ных ав­то­ра, к ко­то­рым я от­но­шусь кри­тич­но. Мне ка­жет­ся, что это не та­кой уж пло­хой ли­те­ра­тур­ный ре­ль­еф, но ему не­до­ста­ёт все­лен­ских ам­би­ций, гло­баль­но­го мы­ш­ле­ния. Все­че­ло­веч­но­с­ти, ес­ли угод­но, ин­тел­лек­та и эру­ди­ции.

– Есть ли у нас се­го­дня боль­шие по­эты мо­ло­же пя­ти­де­ся­ти лет? И чем мож­но объ­яс­нить рез­кое уве­ли­че­ние про­дол­жи­тель­но­с­ти твор­че­с­кой жиз­ни рус­ских по­этов?

– По­эты есть. Те­мы у них, увы, нет. Как пра­ви­ло. У боль­шо­го по­эта – боль­шая глав­ная те­ма. А тут и ма­лень­кую бы­ва­ет труд­но из­влечь, хо­тя ино­гда впе­чат­ля­ет ла­тент­ный дра­ма­тизм, ска­жем, у Иго­ря Бе­ло­ва. Но где взять боль­шую те­му в мо­мент, ког­да всё из­мель­чи­лось? Воз­мож­но, де­ло в том, что по­эт – ре­зо­на­тор, мем­б­ра­на. А со­вре­мен­ный мир так пёстр и не­вня­тен, что век­тор ре­зо­нан­са не весь­ма внят­но про­щу­пы­ва­ет­ся. И не­ко­то­рые ви­б­ри­ру­ют со сво­ей сре­дой по­эти­че­с­ки, как Ве­ра По­лоз­ко­ва. А мно­гие – да­же не со сре­дой, а про­из­воль­но, как при­дёт­ся.

Ста­рым по­этам по­вез­ло. В по­след­ние 20–25 лет мир к ним гу­ма­нен. Но это и ис­пы­та­ние. Ока­за­лось, что мно­гие (поч­ти все) по­эты ста­но­вят­ся го­дам к пя­ти­де­ся­ти кон­сер­ва­ми дли­тель­но­го хра­не­ния. Они не ме­ня­ют­ся. Не ри­с­ку­ют. И их на­чи­на­ют за­бы­вать, и те­мы их вы­па­да­ют из ак­ту­аль­но­го кон­тек­с­та, и они вы­гля­дят ма­мон­та­ми. Вот как Рейн, на­при­мер, не­дав­но, на вру­че­нии пре­мии «По­эт».

– Стро­ку Ман­дель­ш­та­ма «Мы жи­вём, под со­бою не чуя стра­ны» вспо­ми­наю всё ча­ще. Спра­вед­ли­во ли?

– Так а где стра­на? Нет стра­ны. При­ле­пин треть сво­е­го ро­ма­на «Сань­кя» по­свя­тил по­ле­ми­ке со мной, вло­жив не­ко­то­рые мои ди­а­гно­зы в ус­та это­го его ге­роя… Бес­кры­ло­ва? Низ­ко­по­лё­то­ва? Го­во­ря­щая там ка­кая-то фа­ми­лия. И ни­че­го не до­ка­зал... Пост­со­вет­ская Рос­сия не со­сто­я­лась как стра­на, как го­су­дар­ст­во, как со­ци­ум, объ­е­ди­нён­ный внят­ным об­ще­ст­вен­ным до­го­во­ром. Граж­дан­ский сон и мел­кая ко­рысть не об­ра­зу­ют стра­ны. Ну а тер­ри­то­рия – она ок­ку­пи­ро­ва­на ма­ро­дё­ра­ми, мо­раль­ны­ми му­тан­та­ми-кры­со­людь­ми. Со­вре­мен­но­му пи­са­те­лю при­хо­дит­ся жить вол­ком-оди­ноч­кой, во­ро­ном-аль­би­но­сом, без поч­вы. Его ро­ди­на у не­го в серд­це – да­же не как меч­та, а как по­сто­ян­ная боль, пер­ма­нент­ная го­речь, не­за­жи­ва­ю­щий ожог со­чув­ст­вия, но и уни­же­ния, ос­кор­б­лён­но­с­ти…

Я ду­маю, но­вая Рос­сия ещё толь­ко рож­да­ет­ся се­го­дня на пло­ща­дях и ули­цах боль­ших го­ро­дов, в со­ци­аль­ных се­тях ру­не­та как над­по­ли­ти­че­с­кое бе­лое брат­ст­во лю­дей, по­ста­вив­ших цен­но­с­ти вы­ше пар­тий­ных догм и на­учив­ших­ся ве­се­ло пре­зи­рать ту­пую си­лу. Нуж­но быть очень ту­гим на ухо, чтоб не слы­шать этот гул бу­ду­ще­го. А тот, кто слы­шит, – уже со­уча­ст­ник. За­пре­щён­ный про­те­с­тант!

– Чем кон­крет­но, на ваш взгляд, мож­но всё-та­ки объ­яс­нить не­лю­бовь не­ма­лой ча­с­ти ин­тел­ли­ген­ции к ны­неш­ней вла­с­ти? Су­дя по про­из­ве­де­ни­ям ли­те­ра­ту­ры и ис­кус­ст­ва, при­чин-то осо­бых нет...

– Ин­тел­ли­ген­ция – ка­кая она ни на есть – всё же до­ро­жит цен­но­с­тя­ми. Власть же име­ет толь­ко ин­те­ре­сы. Бы­ли те, кто со­мне­ва­лись, на­де­я­лись, что власть то­же не ли­ше­на цен­но­ст­ных ори­ен­ти­ров. Я ду­маю, за по­след­ние ме­ся­цы та­ких уже не ос­та­лось. Мне ка­жет­ся, что и во­об­ще жут­ко ус­та­рел этот ро­ман­ти­че­с­кий ком­плекс – «лю­бовь к вла­с­ти». Власть не нуж­но лю­бить. Лю­бовь зла, лю­бовь тер­пе­ли­ва – не­ко­то­рые этим хо­ро­шо по­поль­зо­ва­лись! Уже хва­тит. Впро­чем, бо­на­пар­тист­ский ха­риз­ма­тизм на­ми ещё не из­жит.

А что ка­са­ет­ся ли­те­ра­ту­ры… Вы зна­е­те, объ­яс­не­ние у ме­ня та­кое: ана­лиз при­ро­ды ны­неш­ней рос­сий­ской вла­с­ти уме­ща­ет­ся в рас­сказ. Эта власть как пред­мет ис­кус­ст­ва не ин­те­рес­на, «Осе­ни па­т­ри­ар­ха» тут не по­лу­чит­ся. Это брез­г­ли­вое, вы­со­ко­мер­ное пре­зре­ние луч­ше все­го, мне ка­жет­ся, вы­ра­зил Ма­ка­нин в «Иsпу­ге». Пред­мет не ув­ле­ка­ет как та­ко­вой, а про­яв­ля­ет­ся толь­ко в ка­ком-то иг­ро­вом опо­сре­до­ва­нии – са­ти­ри­че­с­кой ан­ти­уто­пи­ей, как у Пе­ле­ви­на, Со­ро­ки­на, Во­ло­са, Слав­ни­ко­вой, Бы­ко­ва, ал­лю­зив­ной дис­тан­ци­ей лю­бо­го ро­да – или про­хо­дит сто­ро­ной. В пуб­лич­ной люб­ви к вла­с­ти мною в по­след­нее вре­мя бы­ли из пи­са­те­лей за­ме­че­ны толь­ко Ба­ги­ров и Юде­нич, да­же Лип­ске­ров что-то при­тих. С дру­гой сто­ро­ны, пи­сать о со­вре­мен­но­с­ти ре­аль­но труд­но. О про­шлом лег­че. Да и спрос на со­ци­аль­ность в ми­нув­шее вре­мя был не­вы­сок.

– Ны­неш­ние пер­вые ли­ца в кон­це кон­цов ста­нут ста­рень­ки­ми и не смо­гут ру­лить стра­ной. Что бу­дет даль­ше, ес­ли нефть не за­кон­чит­ся и не упа­дёт в це­не, – длин­ная ве­ре­ни­ца пре­ем­ни­ков или не­что иное?

– Ес­ли Рос­сия ос­та­нет­ся сы­рь­е­вым при­дат­ком? На это ма­ло шан­сов, как я по­нял: спрос на эту Рос­сию ис­то­ри­че­с­ки не­до­лог. Да, мож­но се­бе пред­ста­вить вет­ша­ю­щий бо­на­пар­тизм, ко­то­рый об­ли­ва­ют еле­ем ло­яль­ные кли­ри­ки. Но он не спра­вит­ся с вы­зо­ва­ми ис­то­рии. Он уже с ни­ми не справ­ля­ет­ся. Ка­кая-то вне­зап­ная ста­рость за­мет­на уже сей­час. Эф­фек­тив­ной вла­с­ти нет, есть толь­ко ко­с­ме­ти­че­с­кий пи­ар. Чер­ты ко­с­ме­ти­че­с­кой дик­та­ту­ры. Так что нас ждёт яв­но не­что иное.

Я ду­маю, и в ли­те­ра­ту­ре мно­гое за­кон­чи­лось. Бу­дет сов­сем дру­гая ли­те­ра­ту­ра.

– Ев­ге­ний Ана­то­ль­е­вич, мы на­ча­ли с ну­ле­вых, да­вай­те за­кон­чим на­сто­я­щим. За­мет­но ли вам ус­ко­ре­ние ис­то­ри­че­с­ко­го вре­ме­ни в на­чав­ших­ся де­ся­тых, ко­то­рым уже пол­то­ра го­да?

– Ус­ко­ре­ние – это ме­та­фо­ра. Я бы ска­зал о пе­ре­на­сы­ще­нии, срав­ни­тель­но с до­воль­но пу­с­ты­ми ну­ле­вы­ми. Жиз­ни бы­ло ма­ло, а ста­ло вдруг боль­ше. Она вы­хо­дит из ста­рых бе­ре­гов. Но­вые лю­ди, но­вые сред­ст­ва ак­тив­но­с­ти. Вне­зап­но – со­ци­аль­ная по­ве­ст­ка дня. Кто знал год на­зад трёх Ни­ко­ла­ев – Лев­ши­ца, Бе­ля­е­ва и Бо­б­рин­ско­го? А те­перь, ес­ли жи­вёшь хоть пол­ча­са в сут­ки в Фейс­бу­ке, то как же мож­но их не знать. А но­вые ли­ца Церк­ви – Ан­на Да­ни­ло­ва, Ли­да Мо­ни­а­ва, Дми­т­рий Ах­тыр­ский, Ар­тур Ари­с­та­ки­сян, свя­щен­ни­ки Дми­т­рий Сверд­лов, Ан­д­рей Зу­ев­ский, Фё­дор Лю­до­гов­ский... Во­об­ще мно­го пре­крас­ных лиц. Ци­низм, ко­то­рый я счи­таю глав­ным ду­хов­ным век­то­ром ну­ле­вых, ре­ши­тель­но вы­хо­дит из мо­ды. Ста­рые лю­ди, от ко­то­рых уже ни­че­го не ждёшь, вдруг ме­ня­ют­ся. Те, кто не ме­ня­ют­ся, ка­жут­ся ста­ри­ка­ми, не­смо­т­ря на фи­зи­че­с­кий воз­раст, ино­гда до­воль­но юный.

Беседовал Роман СЕНЧИН