Архив : №35-36. 07.09.2012

Мир ждёт рассвета

 Ва­лен­тин Кур­ба­тов – фи­гу­ра в на­шей кри­ти­ке осо­бая. Жи­вёт вда­ле­ке от Моск­вы и пи­шет по боль­шей ча­с­ти о ли­те­ра­ту­ре про­вин­ци­аль­ной, гу­берн­ской. Пи­шет не­то­роп­ли­во, сво­им осо­бым язы­ком, в сво­ём осо­бом жа­н­ре – это не сов­сем ре­цен­зии, не ста­тьи, не эс­се и не очер­ки, а не­что дру­гое...

И на мно­гое, что бы­ло и что есть, что бу­дет, по-мо­е­му, Ва­лен­тин Яков­ле­вич име­ет свой осо­бый взгляд.

 

– Ва­лен­тин Яков­ле­вич, рас­ска­жи­те, по­жа­луй­ста, как вы жи­вё­те в Пско­ве. Есть ли круг жи­во­го об­ще­ния? Из че­го скла­ды­ва­ет­ся ваш день?

– По-раз­но­му жи­ву. По­ка ра­бо­та, да дач­ка, да ле­то, да ма­туш­ка-цер­ковь – то и ни­че­го. А как осень, дож­ди, да ещё вдох­но­ве­ние сбе­жит к бо­лее мо­ло­до­му со­пер­ни­ку, так тя­же­ло­ва­то. К ста­ро­сти круг об­ще­ния де­ла­ет­ся всё уже. А я, к то­му же, все­гда пред­по­чи­тал дру­жить со ста­ри­ка­ми. И вот они все уш­ли. И от кру­га-то ос­та­лась од­на точ­ка – ты сам. Се­мья, как бы она ни бы­ла неж­на к те­бе, всё-та­ки не круг об­ще­ния, она – ты, а нуж­но ещё с кем-то и про вы­со­кое по­го­во­рить, про жизнь, хоть «пра­ви­тель­ст­во по­ру­гать». Нуж­но, что­бы в род­ном го­ро­де, кро­ме тво­е­го ок­на, для те­бя го­ре­ли ещё хоть од­но-два… А день скла­ды­ва­ет­ся – по вос­кре­се­нь­ям из церк­ви, а по буд­ням из ра­бо­ты. То в за­пар­ке чи­та­ешь чу­жие кни­ги в жю­ри раз­ных пре­мий, то по­зо­вут ска­зать сло­во на вы­став­ке или по­си­деть на за­се­да­нии раз­ных по­пе­чи­тель­ских со­ве­тов (ты по­па­да­ешь в них как-то ав­то­ма­ти­че­с­ки, от­ка­зы­вать­ся не­лов­ко – со­чтут гор­де­цом или при­твор­щи­ком – луч­ше от­си­деть). И опять за стол. Скуч­но­ва­то, но пре­иму­ще­ст­во ста­ро­сти в том и со­сто­ит, что ду­ша уже не про­сит раз­но­об­ра­зия.

– Как чи­та­е­те ли­те­ра­тур­ные но­вин­ки – на бу­ма­ге или с эк­ра­на ком­пью­те­ра?

– И так, и так. Хо­тя с ком­пью­те­ра уже и сам не хо­чу, и дру­гим не со­ве­тую. На­роч­но от­крой­те в ком­пью­те­ре «Вой­ну и мир» и че­рез ми­ну­ту по­чув­ст­ву­е­те, что или с тек­с­том, или с ва­ми что-то про­ис­хо­дит. Текст ста­но­вит­ся «пло­с­ким», из не­го ухо­дят плоть и жизнь. Он ста­но­вит­ся «скво­зя­щим», вир­ту­аль­ным. И ско­ро та­кой же вир­ту­аль­ной ста­но­вит­ся и жизнь. В ком­пью­те­ре Моск­ву не удер­жишь и в Бо­ро­ди­но не вы­сто­ишь. И не ум­рёшь с Бол­кон­ским, и не об­ра­ду­ешь­ся жёл­то­му пят­ну на пе­лён­ке с На­та­шей. На­ша жизнь по­то­му и ста­ла се­го­дня так при­зрач­на, не­уве­рен­на, си­ю­ми­нут­на, по­те­ря­ла даль и свет, что она боль­ше жи­вёт ком­пью­тер­ным про­ст­ран­ст­вом.

– Что из про­зы по­след­не­го вре­ме­ни за­пом­ни­лось? Вы­зва­ло вос­торг или ужас­ну­ло.

– Про вос­торг не ска­жу, но чув­ст­во сча­с­тья от чте­ния ис­пы­ты­вал ча­с­то. Та­кие все сти­ли­с­ты ста­ли – не ото­рвёшь­ся. Имен­но кра­со­та сло­ва пле­ня­ет, чув­ст­во сво­бо­ды, с ко­то­рым ав­то­ры пи­шут. Вид­но, что и пи­сать им сча­с­тье. Каж­дый со­чи­ни­тель зна­ет это чув­ст­во хоть не­дол­го­го по­слу­ша­ния сло­ва, чуд­ной тай­ны, ког­да из-под тво­е­го пе­ра вы­хо­дит что-то, че­го ты ми­ну­ту на­зад и ду­мать не ду­мал, слов­но и не ты на­пи­сал, а как-то са­мо со­бой по­ми­мо те­бя вы­ле­те­ло. Как это у Алек­сан­д­ра Сер­ге­е­ви­ча – «и про­буж­да­ет­ся по­эзия во мне» – имен­но са­ма про­буж­да­ет­ся. По­чи­тай­те, ска­жем, Юрия Буй­ду, его «Си­нюю кровь» или Ни­ко­лая Кры­щу­ка («Кру­га­ми рая»), Ев­ге­ния Ка­си­мо­ва («На­зо­ви­те ме­ня Хри­с­то­фо­ром»)… Нач­ни пе­ре­чис­лять – не ос­та­но­вишь­ся: бу­дут тут и Алек­сандр Или­чев­ский, и Ан­д­рей Ру­ба­нов, и Ан­д­рей Бу­зу­лук­с­кий…

Вот толь­ко бе­да, что, уто­лив­шись сти­ли­с­ти­че­с­кой иг­рой, ты уже на­чи­на­ешь спра­ши­вать че­го-то да­лее иг­ры и сво­бо­ды, пы­та­ешь­ся вы­смо­т­реть су­ще­ст­во жиз­ни, ко­то­рая да­ла по­вод к та­кой фор­маль­ной кра­со­те. На­те­шил­ся умом, на­чи­на­ешь серд­цем спра­ши­вать. И тут всё ос­та­нав­ли­ва­ет­ся. На­чи­на­ет­ся «бег на ме­с­те об­ще­при­ми­ря­ю­щий». Впро­чем, это раз­го­вор дол­гий и он по-на­сто­я­ще­му толь­ко на­чи­на­ет­ся. Рож­да­ет­ся но­вая про­за и но­вые за­ко­ны её чте­ния.

Что же до «ужас­ну­ло», то это со­зна­ние то­го, что ты при­го­во­рён но­вым по­ко­ле­ни­ем, что оно да­же не до­слу­ша­ет те­бя, по­то­му что ты уже го­во­ришь на ре­лик­то­вом язы­ке. Ты от­чёт­ли­во ви­дишь, как ска­зал один из ге­ро­ев ро­ма­на Ан­д­рея Сто­ля­ро­ва «Мы на­род…», что но­вое по­ко­ле­ние толь­ко ждёт, «ког­да мы, в кон­це кон­цов, от­сю­да уй­дём, за­гнём­ся, пе­ре­ста­нем пу­тать­ся под но­га­ми, ког­да мы, на­ко­нец, вы­дох­нем­ся и сги­нем вме­с­те с раз­дра­жа­ю­щей ку­терь­мой на­ших мел­ких смеш­ных про­блем. И ког­да, на­ко­нец, их стре­ми­тель­но рас­ши­ря­ю­щий­ся вир­ту­ал пол­но­стью со­льёт­ся с ре­аль­но­с­тью…».

– Вам не ка­жет­ся, что в по­след­ние уже лет, на­вер­ное, трид­цать у нас стран­ная си­ту­а­ция с по­эзи­ей. Поч­ти все кри­ти­ки ут­верж­да­ют, что уро­вень её вы­со­кий, но вот но­вые име­на, как пра­ви­ло, на­звать не мо­гут. А вы от­кры­ли для се­бя боль­ших по­этов из тех, кто по­явил­ся в по­след­ние де­ся­ти­ле­тия? И во­об­ще воз­мож­но ли се­го­дня по­яв­ле­ние боль­шо­го пи­са­те­ля?

– Вы­со­кий, вы­со­кий уро­вень у по­эзии. Уж по­верь­те. А луч­ше про­верь­те – на­пе­ча­тай­те ря­дом по­ло­су ны­неш­них по­этов. Пред­ло­жу Свет­ла­ну Ке­ко­ву, Ген­на­дия Ру­са­ко­ва, Станислава Ми­на­ко­ва, Свет­ла­ну Ва­си­лен­ко, Светлану Сыр­не­ву, да уж и мо­ло­же, мо­ло­же – Анну Пав­лов­скую, Ирину Ев­су. Са­ми и уви­ди­те. А то, что на­звать сра­зу нель­зя, так это от вре­ме­ни на­ше­го, ко­то­рое так бо­га­то, что мо­жет и по­при­ве­ред­ни­чать. Вы са­ми-то на­зо­ви­те три-че­ты­ре име­ни, на ко­то­рые ото­звал­ся бы каж­дый чи­та­ю­щий че­ло­век Рос­сии и вме­с­те с ва­ми ска­зал: «Вот!» На­зо­вё­те ли? Один дя­день­ка из Брат­ска, по-мо­е­му, очень вер­но ска­зал, что се­го­дня Пуш­кин «кол­лек­ти­вен», что это не од­но имя, а «кон­текст». То же и в про­зе. Мир дро­бит­ся, те­ря­ет цель­ность и один пи­са­тель, хоть и се­ми пя­дей во лбу, уже не мо­жет ох­ва­тить рас­сы­пан­ный мир, но за­то от­лич­но ви­дит то, что пе­ред гла­за­ми.

А боль­шо­го по­эта от­крыл. Он из ко­ст­ром­ских и, к со­жа­ле­нию, уже по­кой­ный. Мы его про­смо­т­ре­ли – это Ле­о­нид По­пов. Най­ди­те его кни­гу «Тер­ри­то­рия близ­кой ду­ши» и ах­не­те, что мы мог­ли прой­ти ми­мо по­эта руб­цов­ской кра­со­ты и си­лы, как, впро­чем, в свой час про­шли и ми­мо са­мо­го Руб­цо­ва.

По­яв­ле­ние же боль­шо­го пи­са­те­ля се­го­дня не­воз­мож­но, по­то­му что боль­шие пи­са­те­ли – де­ти ус­той­чи­вых вре­мён и вы­со­кой со­ци­аль­ной ие­рар­хии. А ког­да об­ще­ст­во сто­ит на пе­с­ке и со­сто­ит из пе­с­ка, то мож­но толь­ко бле­с­тя­ще пи­сать ча­ст­но­с­ти. Но уж за­то пи­сать так пи­сать…

– Ва­лен­тин Яков­ле­вич, вот та­кая мысль не да­ёт мне по­коя. В 60–70-х на­ши де­ре­вен­щи­ки в сво­их про­из­ве­де­ни­ях до­воль­но-та­ки од­но­знач­но кри­ти­ко­ва­ли го­су­дар­ст­во с его го­ро­да­ми, за­ви­си­мо­с­тью от де­нег, раз­ру­ша­ю­щей ус­тои но­виз­ной, кол­лек­тив­ны­ми хо­зяй­ст­ва­ми. Для ме­ня по­ка­за­тель­на в этом пла­не по­весть Ва­лен­ти­на Рас­пу­ти­на «День­ги для Ма­рии», но в об­щем-то эта про­бле­ма под­ни­ма­лась и Бе­ло­вым, и Аб­ра­мо­вым, Ас­та­фь­е­вым, Шук­ши­ным, Еки­мо­вым… Но в кон­це 80-х де­ре­вен­щи­ки ста­ли го­су­дар­ст­вен­ни­ка­ми, от­ста­и­ва­ли тот строй, ко­то­рый до это­го кри­ти­ко­ва­ли. По­че­му так по­лу­чи­лось? Или я оши­ба­юсь?

– Оши­ба­е­тесь. Они не ме­ня­ли се­бя. Они и тог­да не го­су­дар­ст­во кри­ти­ко­ва­ли, а не­прав­ду лож­ной идеи, ко­то­рая бы­ва­ет не­за­ви­си­ма от го­су­дар­ст­ва. Они-то ведь жи­ли в том же го­су­дар­ст­ве и, как Бе­лов и Аб­ра­мов, мог­ли быть не про­сто чле­на­ми пар­тии, а и на­чаль­ст­вом пар­тий­ным. Они кри­ти­ко­ва­ли то, что ка­за­лось им не­прав­дой об­ще­го де­ла­ния.

Тог­да в го­ло­ву не при­хо­ди­ло от­де­лять се­бя от го­су­дар­ст­ва и свы­со­ка по­гля­ды­вать на не­го, слов­но ты сам в Ис­па­нии ро­дил­ся. Они здесь жи­ли. Это бы­ла их зем­ля, их ис­то­рия. И они и даль­ше со­би­ра­лись жить тут же. И зна­ли, что жи­вут сре­ди сво­е­го на­ро­да, с ко­то­рым на­до толь­ко пре­дель­но ис­крен­не раз­го­ва­ри­вать, тер­пе­ли­во воз­вра­щать ему ко­рен­ную прав­ду, и он от­рях­нёт лож­ные «го­род­ские» сло­ва и опять ста­нет со­бой. А идея-то ока­за­лась «ра­ко­вой» (здо­ро­вые клет­ки пер­вых ис­ка­те­лей «зем­ли и во­ли» му­ти­ро­ва­ли в зло­ка­че­ст­вен­ные).

И в по­сле­ду­ю­щие дни они не от­вле­чён­ное «го­су­дар­ст­во» за­щи­ща­ли, а имен­но жи­вую его, не иде­о­ло­ги­че­с­кую ос­но­ву. Лу­ка­вые ре­бя­та от при­воз­ной за­ём­ной де­мо­кра­тии на­ро­чи­то сме­ша­ли го­су­дар­ст­во и идею, что­бы ос­та­вить нам пе­пе­ли­ще и по­том в тём­ной во­де пре­об­ра­зо­ва­ний уже без опа­с­ки рас­хи­щать на­жи­тое не ими. А «де­ре­вен­щи­ки» зна­ли, что го­су­дар­ст­во про­рос­ло в че­ло­ве­ка и, от­ме­нив его, най­дёшь толь­ко пу­с­ты­ню. Тут при­мер фи­ло­со­фа Зи­но­вь­е­ва – один из са­мых по­учи­тель­ных и ещё не осо­знан­ных.

– Ка­кое, на ваш взгляд, бу­ду­щее тол­стых жур­на­лов? Вы их чи­та­е­те?

– По при­выч­ке за­гля­ды­ваю. И то уже, стыд­но ска­зать – боль­ше в ком­пью­тер­ном пе­ре­во­де. Вы­пи­сы­вать до­ро­го­ва­то. И всё не вы­пи­шешь. И их уж и в биб­ли­о­те­ках ча­ще пред­ла­га­ют с эк­ра­на по­смо­т­реть. Да и они са­ми, по­до­ль­ща­ясь ко вре­ме­ни, вы­став­ля­ют се­бя в эле­к­трон­ном ви­де, на­де­ясь ум­но­жить чис­ло чи­та­те­лей, тог­да как на де­ле толь­ко при­кан­чи­ва­ют ос­таль­ных. А вос­про­ти­ви­лись бы, ос­та­лись в бу­маж­ной об­лож­ке, и мы бы ещё, гля­дишь, за ни­ми по­бе­га­ли. Хо­тя бы из мо­ды и уп­рям­ст­ва.

– В Моск­ве, по край­ней ме­ре, не­ма­лая часть лю­дей с де­ка­б­ря жи­вёт в не­ком на­пря­же­нии. Ми­тин­ги, ше­ст­вия, обы­с­ки у оп­по­зи­ци­о­не­ров, аре­с­ты. А в Пско­ве как на­счёт по­ли­ти­ки?

– А Псков что – ры­жий, что ли? И у нас по­зи­ция и на­пря­же­ние.

– Вы – член Об­ще­ст­вен­ной па­ла­ты. Что по­лез­но­го уви­де­ли, уз­на­ли, ка­кой опыт при­об­ре­ли?

– Стыд­но ска­зать, не при­об­рёл ни­ка­ко­го опы­та, хо­тя то­ва­ри­щи по Па­ла­те ста­ра­ют­ся слы­шать всю пол­но­ту ми­ра. Да ведь и мы не на ули­це на­шлись, а ро­ди­лись тут же. И все «улич­ные бо­лез­ни» и у нас те же. Те же оп­по­зи­ции и раз­ные взгля­ды. Раз­ве без обы­с­ков и аре­с­тов, по­то­му что «пуб­ли­ка чи­с­тая» и ве­дёт се­бя ос­мо­т­ри­тель­но. Но бо­юсь, что с на­ча­лом но­во­го се­зо­на и у нас всё бу­дет ша­тать­ся, ина­че ка­кая же мы Об­ще­ст­вен­ная па­ла­та?

– Ва­лен­тин Яков­ле­вич, ка­кой, на ваш взгляд, лет че­рез трид­цать бу­дет Рос­сия и бу­дет ли она во­об­ще, ес­ли всё про­дол­жит­ся так, как бы­ло эти две­над­цать лет? Бла­го ли для стра­ны ны­неш­няя мо­дель?

– Не пред­став­ляю эта­кой да­ли. Се­ми­де­ся­ти­т­рёх­лет­не­му че­ло­ве­ку бы­ло бы са­мо­на­де­ян­но пред­ска­зы­вать мир, ко­то­ро­го он не уви­дит. Но до­га­ды­ва­юсь, что ны­неш­ний ва­ри­ант не удер­жит­ся, по­то­му что мир по при­ро­де ие­рар­хи­чен и ищет яс­ной си­с­те­мы ко­ор­ди­нат. Дол­го в ту­ма­не жить труд­но, хо­тя мы и так уже про­де­мон­ст­ри­ро­ва­ли ред­кую жи­ву­честь.

Мир ждёт рас­све­та. И, Бог даст, мы ско­ро пе­ре­ста­нем твер­дить о «воз­рож­де­нии» (че­го?), а нач­нём ду­мать про­сто о рож­де­нии, о том, что по­ра, на­ко­нец, учить­ся от­ве­чать за ис­то­рию, ко­то­рая по­ка нам да­ва­лась «да­ром». На­по­ми­нать ли сно­ва и сно­ва сло­ва Вла­ди­ми­ра Со­ло­вь­ё­ва, что на­ци­о­наль­ная идея не то, что че­ло­век ду­ма­ет о сво­ей на­ции в ис­то­рии, а то, что ду­ма­ет о ней Бог в веч­но­с­ти. Са­ми се­бя по­слу­ша­ли. По­ра ус­лы­шать Бо­га.

Беседовал Роман СЕНЧИН