***

Наша классика – Пушкин и АКМ.

Мало для решения всех проблем,

но хотя бы это осталось здесь,

чтоб немного сбить мировую спесь.

Всё ушло к чертям

да ко всем смертям,

разгулялось времечко по костям.

Шпалы – в гниль, да в крошево

весь кирпич,

разлетелось всё, что смогли достичь.

Тлеют клочья фото, расчётов, схем...

Наша классика – Пушкин и АКМ.

Посмотрю я Родину на просвет:

где стоит дворец, там России нет,

по подпольям мы, по дворам трущоб,

посреди камней городских чащоб.

И Европа, эх, дрессирует нас,

тыча пальцем в грязный

больной Кавказ,

и ей всё не так, и везде бардак,

и она умна, а Иван – дурак.

Не отводит жадных холодных глаз,

а нужна ей эта земля без нас.

И огонь войны, как закат, доспел,

но для наших душ и для наших тел

есть защита круче любых систем:

наша классика – Пушкин и АКМ.

ДОБИТЬ ВРАГА

Морозны горные луга,

кровь на снегу сквозит огнями...

Как тяжело добить врага,

что скорчился между камнями.

Ты видишь смуглое лицо,

оскал страдания и злости,

он ранен, он попал в кольцо,

болят раздробленные кости.

Он смотрит русскому в глаза,

в отчаянную ярость взгляда,

где совесть шепчет: «Так нельзя!»

А долг командует: «Так надо!»

И русский медлит... Тишина

под серым небом длится, длится...

Ну что ж, на то она война.

За Русь сражаться, что молиться.

И очередь из «калаша»

пересекает грудь бандита.

И взмыла чёрная душа,

но вдруг сошла в разлом гранита.

...Пусть тело занесёт пурга.

Бойцам пора вперёд рвануться.

Так дай нам Бог – добить врага.

И уходя – не обернуться.

КАЗАЧЬЯ

Здесь края чужие, лживые,

враг за каждым валуном.

Собрались друзья-служивые

над убитым казаком.

Кто его в разведке выследил –

не узнать в краю чужом,

кто из чащи в спину выстрелил,

кто по горлу вёл ножом.

Принимал он смерть суровую,

повстречал её один.

Верил он в Россию новую,

крест да меткий карабин.

Свет зари – вином на скатерти.

Виден дом среди ракит.

Никогда не скажем матери

что сынок её убит.

Чтоб не плакала потерянно,

не лила горючих слёз,

скажем – сын сейчас у Терека,

где стоит казачий пост.

Как лихой боец он славится,

шлёт ей радостную весть,

там в станице есть красавица,

там враги в аулах есть...

Сердце горестно сжимается,

мы утраты не простим.

Потеряли мы товарища

и жестоко отомстим.

Где теряли мы товарища,

и песок от крови ал,

там цветок огня-пожарища

над Кавказом расцветал.

БОЖИЙ ВОИН

Веет, веет в небе чёрный пепел,

высылает бездна чёрный полк.

Улетай отсюда, белый лебедь.

Убегай отсюда, серый волк.

Дрогнет воля и исчезнет радость,

этот город будет битвой стёрт.

Я один на рубеже останусь –

Божий воин против грозных орд.

Звон мечей качнётся над округой,

но неправым – в схватке счастья нет.

И врагов укроет серой вьюгой

переставший плакать белый свет.

Вот утих над степью неба трепет,

крик бойцов отрывисто умолк.

Надо мною снова кружит лебедь

и к ногам прижался брат мой – волк.

***

Мало тех, кто выйдет вон из строя,

всей эпохи искупив вину...

Спите, трусы, вас спасут герои –

человека три на всю страну.

Вам легко – ваш путь к окну от двери.

А кому-то – от огня к огню.

Где-то в чистом поле воют звери,

и подходит атаман к коню.

Спите, трусы. Этой тёмной ночью

свечи загораются вдали.

Ваше знамя, порванное в клочья,

поднимает кто-то из пыли.

Там идёт война за ваше завтра,

там кому-то вера дорога.

Видно – вами преданную правду

защищает кто-то от врага.

В вязком иле сытого покоя

вы навек застыли всё равно.

Спите, трусы, вас спасут герои!

Вольным – воля, а спасённым – дно.

НА ЗАСЕЧНОЙ ЧЕРТЕ

Не меня ты встречаешь под вишнями,

я служу на Засечной черте,

где холмы с караульными вышками,

чтоб костры зажигать в темноте.

Здесь товарищи к бою привычные,

но чужие на праздном пиру,

проклинают боярство столичное,

видят смерть, что красна на миру.

Азиатские полчища дикие

затаились в недальней дали,

затевают набеги великие,

алчут новых рабов и земли.

Будем биться с врагами умелыми,

чтоб на милую Русь не прошли,

грянусь оземь,

пронизанный стрелами,

волком пряну с горячей земли...

Прибегу я шагами неслышными,

за туманами тенью замру,

посмотрю, как под белыми вишнями

на гулянье идёшь ввечеру.

А заметишь, не бойся, красавица,

золотистых огней в темноте.

Больше волк во дворе не появится,

он живёт на Засечной черте.

Где волнистые травы склоняются,

обвивая кресты и клинки,

да слезами в тиши разливаются

по оврагам глухим родники.

***

Ты говоришь: здесь всё – не так,

здесь русским жизни нет.

Но знаешь, брат, каков казак,

таков и белый свет.

Иль за беспамятством времён

утрачен крови пыл?

Не помнишь даже, что рождён

в роду казачьем был.

Забыл, что прадед твой и дед

смотрели гордо вдаль,

и русских праведных побед

они ковали сталь.

Ты от безвыходности пьян

и голос властный стих.

А на полях шумел бурьян,

когда продали их.

Теперь какой-то чуженин

здесь «бизнес» свой вершит –

хозяин пахотных равнин.

А ты, казак – наймит.

Очнись, недоля – грозный знак,

чтоб стал другим в ответ.

Ведь, знаешь, брат, каков казак –

таков и белый свет.

***

Книга жизни раскрылась

в небесной дали

и просторы она озарила:

Возрождайся, казачество

русской земли,

боевая былинная сила.

Родовые станицы и сёла крепи,

не оставь без надёжной защиты,

плодородные пашни великой степи

чернозёмом своим знамениты.

Не забудь про душевную

песню гульбы,

не запамятуй веры основы.

Пусть беспечны юнцы,

но во благо судьбы

мудрецы-атаманы суровы.

Будет слово твоё безупречней клинка,

ясен взор, не запятнано имя,

а казачья мечта, озирая века,

реет вровень с орлами степными.

Не изменят лихие слова и дела

твоего справедливого нрава.

Словно солнце взошла

и сердца обожгла

боевая былинная слава.