Архив : №43. 26.10.2012

Свободные радикалы

Минувшим летом была запарка: дни напролёт читал рукописи абитуриентов, поступившие на творческий конкурс Литературного института... Впечатляло многое: обилие самих работ; необычное равенство юношей и девушек среди соискателей – ведь в последние годы преобладание женской поэзии и прозы стало привычным явлением; обширность географии... Москвич Александр Лобанов, Дарья Бирюкова из Тюмени, Ярослав Орлов из Екатеринбурга, Владимир Артамонов из Ульяновска, Мария Мокрицкая из Амурской области, Дмитрий Сайко из станицы Кущёвской Краснодарского края... Но более всего впечатляло стремление к острой современной гражданской теме, безусловный и очень смелый стилевой поиск, молодая звучность языка...

Это и подсказало мне, после первых же обсуждений, предложить читателям «Литературной России» кое-что из этой новой прозы. Ведь именно здесь, на страницах «Лит.России», не столь давно состоялись творческие дебюты молодых писателей, чьи имена теперь узнаваемы и звучны!

Я выбрал из вороха свежих рукописей рассказ Ярослава Орлова «Свободные радикалы». Мне кажется, что он весьма характерен для творчества этой плеяды. «Школьная тема» здесь органично и стремительно перерастает во «взрослую» проблематику. Сюжет дурацкого флэш-моба, написанный не без язвительной иронии, вдруг оборачивается столь же дурацким, но беспощадным судебным преследованием его участников. Что-то очень знакомое... ах, подскажите, что именно? Или вы тоже забыли? Меня очень обрадовала стилевая энергия этого юношеского сочинения. Помнится, в конце пятидесятых – начале шестидесятых незабвенный Валентин Петрович Катаев хитровато ворчал по поводу «мовизма» в прозе молодых прозаиков. Но ведь это не повторение пройденного, а нечто совершенно новое!

Вот уже двенадцать лет мы с интересом ждём: каким языком заговорит русская литература нового века, нового тысячелетия... Неужели дождались?

 

Александр РЕКЕМЧУК,

профессор Литературного института имени А.М. Горького

---

 

СВОБОДНЫЕ РАДИКАЛЫ

 

Начиналось всё с прикола. Мы с Буратино сидим на химии, химичка распинается, какую-то фигню нам втирает, что-то про свободные радикалы, кажется. И вдруг Буратино говорит:

– Лучше б объяснила, как коктейль Молотова готовить.

Я спрашиваю:

– Тебе зачем?

А он мне:

– В жизни пригодится. Ты сегодня идёшь?

Киваю. Я иду, да. Все наши там будут – и Машка, и Кешка, ну и другие тоже. У нас вообще довольно большая группа, просто не все каждый раз собираются – кто может, тот приходит. Но вообще, конечно, группа – это Машка, Кешка и мы с Буратино. Кешка у нас самый старший из костяка, ему восемнадцать уже, в позапрошлом году школу закончил, но главный не он, а Буратино. У этого голова всегда полна идеями, с ним не соскучишься. И сегодняшний флеш-моб в супермаркете тоже он придумал.

– Всё отменяется, – шепчет мне Буратино. Я удивлённо смотрю на него. Глаза у него блестят, кончик длинного носа подрагивает. – Всё отменяется. Супермаркет сегодня не трогаем.

– Что так? – спрашиваю.

– Скучно.

– Так приглашения же уже разослали, народ припрётся, отменять поздно!

– Ладно, не будем отменять. Пошлём кого-нибудь координатором, пусть развлекаются.

– А мы?

– А у нас дело посерьёзней сегодня.

– Какое?

Тут в разговор вклинивается химоза.

– Плотников, Козырев, я смотрю, вы там много себе позволять стали.

Буратино вскакивает, глаза подобострастно выпучиваются, шея вытягивается:

– Я всё слышал, Ирина Леонардовна!

– Слышал – повтори! – ехидничает химоза.

– С какого места? – с готовностью спрашивает Буратино.

– Ну, скажи хотя бы, какую тему мы сегодня разбираем.

– Свободные радикалы, Ирина Леонардовна!

– Вот и расскажи, что ты запомнил о свободных радикалах.

– Свободные радикалы – это неустойчивые частицы, содержащие несколько свободных электронов, вид молекул или атомов, способных к независимому существованию, – тарабанит Буратино, задрав глаза к потолку. Потом переводит взгляд на химозу и проникновенным голосом говорит: – Ирина Леонардовна, ну, не пригодятся нам в жизни эти знания. Научите нас лучше мыло варить, что ли.

– Ох, Плотников, – качает головой химоза. К твоей бы голове да правильные мозги – цены б тебе не было! Садись и чтоб ни слова мне больше.

Буратино комически хлопает себя по губам и садится. Котелок у него и правда варит дай бог каждому. Если б я так мог, давно отличником бы стал. Но Буратино все эти школьные дела по барабану – он человек мира, и в школу ходит, только чтобы отец не доставал. Папаша у него крутой какой-то, Буратино по утрам на «мерине» привозят, и на вахте, пока он на уроках, «нянечка» сидит – здоровый такой бык. В прошлом году мальчик повадился с уроков гулять, вот папа и приставил. Васька еле упросил, чтоб «нянька» на уроках с ним не сидел и по коридорам не водил.

Вообще, у нас в школе много таких. Не в смысле умных, а в смысле с крутыми родителями. А я случайно сюда попал – у меня мать училка, литературу преподаёт. Зарплата у них не ахти, ну вот в качестве бонуса дети в элитной школе учатся. Таким, как я, несладко вообще-то тут приходится – смартфонов нет, шмотки не брендовые, отбросы общества, короче. Но мне повезло – мы с Васькой с детства дружим, ещё в сад вместе ходили. Это потом отец у него поднялся, а в первый класс его сюда мать устроила. Вот меня и не долбают. Побаиваются даже трогать – вдруг я Буратине скажу, он спуску не даст. Бить не будет, но морально так опустит, головы потом не поднимешь.

 

После уроков мы с Буратино спускаемся вниз. «Нянька» поднимается нам навстречу, Буратино сдаёт ему рюкзак с учебниками. Вместе идём до машины, Буратино ныряет в салон, выхватывает оттуда здоровенный бэг с камуфляжем – после школы он совершенно свободен до следующего утра. Папаша считает, что у мальчика должна быть своя жизнь. Что считает его маман, мне неизвестно – на моей памяти она ему даже не звонила ни разу. Делаем ручкой «няньке» и валим.

Собираемся мы обычно у Кешки – у него родителей вечно дома нет, а то они и вовсе в командировку умотают на неделю-другую. Мальчик типа взрослый, справится. Тем более, он наукой круглые сутки занят. Кешка на радиофаке учится, целыми днями сидит с какими-то проводочками, мальчик делом занят, молодец. А мальчик, правда, занят делом, но совсем не тем, про которое родители думают. Кешка у нас в группе – радикальное крыло, наш российский монах Бертольд. Экспериментирует с радиоуправляемыми взрывными устройствами. Для чего – сам, похоже, не знает. Но говорит, что собирается такую штуку собрать, чтоб выдавала взрывы дозированной силы в разных местах через заданные промежутки времени. На вопрос, зачем, отвечает: подрастёте, узнаете. Типа сам такой старый-старый. Старый пень. Мы его так Пнём и зовём. Тем более что и фамилия у него Пенкин. Думали, возбухать будет, а он только ржанул: пень пню рознь, мол. И всё. Пень так Пень, чо.

Когда мы с Васькой пришли, у Кешки уже Машка сидела. Она до девятого с нами училась, а потом в музучилище пошла, на дирижёрско-хоровое, больше не взяли никуда. Она вообще-то хорошо училась, могла бы спокойно и в десятый идти, но Машка спит и видит себя солисткой рок-группы какой-нибудь. Причём не такой вот гламурненькой, которые по эмтиви тоннами, а прямо настоящей рокершей, как Дженис Джоплин какая-нибудь. С чего она взяла, что музилище ей поможет этой цели добиться, я не знаю. Тем более дирижёрско-хоровое отделение. Да и группу где найдёшь сейчас, чтоб такое играла, а с панками Машка вязаться боится. Но она всё равно клёвая, я б с ней замутил. Только тут без вариантов – у них с Буратино роман. Вот и сейчас – только мы вошли, Машка заверещала как резаная и кинулась Ваське на шею. Но Васька её аккуратно так с себя снял и стал бэг разбирать. Значит, дело серьёзное, раз не до баб. Машка, вроде, немножко надулась, но, когда Буратино достал профессиональную фотокамеру, два игрушечных автомата, до сумасшествия похожих на настоящие, и мешок конфет-драже – гладких разноцветных шариков, тут же забыла все обидки и потребовала объяснить, что это.

Буратино многозначительно поднял палец.

– Хватит фигнёй страдать, дорогие соратники! С сегодняшнего дня работаем по крупному! Кидаться помидорами в супермаркете – это, конечно, весело. Но, во-первых, это детский сад, а во-вторых, ни сказок в таком случае про нас не расскажут, ни песен про нас не споют.

– И что ты предлагаешь? – поправляет очки Пень.

– Я предлагаю вооружённое нападение, – заговорщицким тоном шепчет Буратино.

– Что-о? – хором офигеваем мы с Кешкой.

– Ты с ума сошёл? – Машка отступает на шаг, лицо её вытягивается, глаза округляются до инопланетных размеров.

– Ну, вы и трусы! – довольно ржёт Буратино. – Имитация! Я предлагаю имитацию нападения!

– На кого?

– Да какая разница! – Буратино принимается размахивать руками. – На всё равно кого! Сегодня, кстати, батя говорил, у него обед с губернатором. Охраны будет два-три человека. Мы в разные стороны сиганём, никто не догонит.

– Нет, ты точно чокнутый, растерянно повторяет Машка. – Ты хоть представляешь, сколько охраны там будет?

– Да что нам охрана! Мы ж никого убивать не собираемся! Так, поржём да и разбежимся, зато в газетах потом прогремим!

Машка продолжает мотать головой, я молчу, разглядывая принесённый Васькой автомат, а Пень вдруг задумчиво спрашивает:

– И как ты это предлагаешь реализовать?

– Да тут всё проще пареной репы, ребяты! – возбуждённо тараторит Буратино. – Машке даём камеру, она снимает, громко кричит «Чик! Чик!». Мы с Петькой, – Буратино хлопает меня по плечу, – стреляем из автоматов. Дай сюда! – он вырывает у меня автомат и нажимает на курок. Автомат квохчет и мигает лампочкой, встроенной в дуло. – Дыщь! Дыщь! Трататататататата! – восторженно вопит Буратино, имитируя расстрел присутствующих. Машка инстинктивно закрывается рукой.

– Прекрати немедленно, придурок! – вопит она. – Тебя что, мама не учила, что в людей даже из игрушечного пистолета целиться нельзя?

– Мама меня не учила! Дыдыдыдыдыщь! – Буратино, брызгая слюной, выпускает последнюю очередь и опускает автомат. В комнате повисает тишина.

– А я? Я что буду делать? – вдруг спрашивает Кешка.

– А у тебя, Пень, самое главное задание – ты выводишь из строя охрану.

– Как? – Кешку интересует конкретика.

– Вот! – Буратино протягивает Кешке пакет с шариками. – Бросишь под ноги охране и тикай.

Кешка задумался, разглядывая пакет. Потом положил его на стол.

– Нет. Опасно.

– Да глупости! Будет весело, вот увидишь!

– Можем загреметь.

– Ну и загремим – за хулиганство больше пятнадцати суток не дадут, а потом папик, если что, нас отмажет!

– А смысл? – Кешка отошёл к столу и приготовился углубиться в свои проводки.

– А в швырянии помидорами в супермаркете, конечно, море смысла! – Буратино крутанулся на каблуках. – Смысл, друг мой Иннокентий, в отсутствии всяческого смысла. Ибо свобода – это отсутствие зависимости, а логика – это зависимость от здравого смысла.

– Здоров ты гнать! – Кешка мотнул головой и отвернулся, давая понять, что разговор окончен. Машка вдруг громко фыркнула:

– Трус ты, Кешка! А я иду. Я с тобой, милый! – и она снова повисла на шее у Буратино.

– Умная девочка! – Буратино погладил её по голове, Машка моментально зажмурилась и только что не замурлыкала. – А ты? – он повернулся ко мне.

Я? Вообще-то было страшновато. Но мы флешмобили уже почти год, и ничего. Ни одного прокола. Правда, пока обходилось без экстремизма. Но ведь и тут ничего такого… подумаешь, игрушечные автоматы!

– Я с вами.

– А Пень трус! – завопила и запрыгала Машка.

– Дура ты, Машка. Простомашка. – Кешка вздохнул. – Ладно, собираемся.

 

Ресторан безосновательно сверкал огнями – четыре часа дня вполне себе светлое время, смысла в дополнительном освещении никакого. Мы сидим на лавочке напротив. Автоматы, камера и шарики покоятся в пакетах, лежащих рядом. Машка сидит на коленях у Буратино, они периодически целуются. Чёрные очки им совершенно не мешают. В перерывах между поцелуями Буратино обводит ленивым взглядом окрестности. Кешка углубился в книжку – что-то по взрывотехнике. Я украдкой рассматриваю автомат, не вынимая его из пакета. Классная штука, жалко, если отберут. А если догонят, обязательно отберут. Поэтому я мысленно прокладываю себе пути к отступлению: стрелять будем слева, там через пару десятков метров подворотня и сквозной подъезд.

– Батя подъехал, – вскидывается вдруг Буратино. – Сейчас и губер будет. Готовимся.

Машка достаёт камеру, включает, щёлкает входящих в ресторан Плотникова-старшего и его архангелов. Один из архангелов в дверях оборачивается, оглядывает нас пристально. Я замираю, но он закрывает за собой дверь. Пронесло.

Впрочем, главное ещё впереди. То есть очень близко. На мой вкус, даже слишком.

Потому что тачка губера уже остановилась перед рестораном. Дверцы открываются, выходят два жлоба в строгих костюмах и чёрных очках, озираются, потом один наклоняется, чтобы открыть дверцу Самому. Выходит Сам. Толстый и вальяжный, с густой кучерявой шевелюрой (Буратино клялся, что он на самом деле лысый как коленка, а волосы ему пересадили с задницы в московской клинике). Охрана выстраивается по бокам, Сам делает шаг.

– Давай! – командует Буратино.

Кешка вскакивает и мечет заблаговременно раскрытый пакет с шариками под ноги охране. Буратино выхватывает автомат, с упоением стреляет и орёт своё Дыщь-дыщь-трататататата. Я набираю в грудь воздуха, вынимаю автомат и нажимаю гашетку. Автомат не стреляет – проклятые китайцы, накосячили, всю акцию испортили! Но я добросовестно ору вместе с Буратино: дыщь, дыщь, тратататата! Из машины выскакивает третий охранник и, молниеносным движением выхватив пистолет, делает шаг в мою сторону. Мир вдруг становится чрезвычайно медленным. Медленно бегут в разные стороны Пень и Буратино, медленно надвигается на меня монстр с пистолетом. Падает назад. Драже. Краем сознания я понимаю, что в этой картине кого-то недостаёт. Но думать об этом некогда: ноги сами несут меня в намеченную заранее подворотню. Последнее, что я вижу, – Сам, неловко взмахнувший руками и падающий лицом прямо в раскатившиеся цветные драже.

 

Пришёл домой и сразу сел за уроки – такая вдруг жажда знаний охватила. Включил телек – я всегда под телек уроки делаю, многолетняя привычка – и раскрыл учебник. Но стоило попытаться вникнуть в материал, моментально захотелось спать. Так и заснул – на книжке, за письменным столом. Разбудил меня мобильник. Звонил Буратино.

– Включай новости! – заорал он в трубку. – Я анонс смотрел, щас про нас рассказывать будут.

Я переключил на нужный канал. И как раз вовремя.

– В областном центре сегодня было произведено покушение на губернатора Сивова, – озабоченным, но при этом всё равно кокетливым, тоном произнесла дикторша-блондинка. – Губернатор тяжело ранен и сейчас находится в реанимации. Пострадал также один из охранников – у него сложный перелом шейки бедра. Полиция ведёт розыск преступников. Предположительно, это дело рук одной из преступных группировок города, деятельности которой активно препятствовал губернатор Сивов…

– …в пользу другой преступной группировки! – заржал на том конце провода Буратино.

Я не сразу ему ответил – пытался осознать то, что услышал по телеку. По экрану прыгала видеозапись с одной из камер слежения ресторана. На записи видны были два разбегающихся в стороны придурка с автоматами, Машка, почему-то опустившая фотокамеру, и падающий на руки к стоящему на коленях охраннику губернатор.

– Эй, чего молчишь, звезда экрана? Поздравляю с дебютом! – голос у Буратино не утратил ни йоты жизнерадостности.

– Вась, ты слышал, что они говорят? У него тяжёлое ранение. Нас посадят теперь?

– Да брось ты! Никто даже не узнает, что это мы, – это раз. А во-вторых, у нас же игрушечные автоматы, мы не могли его ранить!

– Но на записи не видно, игрушечные они или настоящие.

– Блин, да что вы за трусы все такие? Машка вон вообще трубку не берёт. Я ж говорю, если что, батя нас отмажет как здрасьте.

– Вась, я спать. Извини. Спать что-то хочется.

Я отключился. Почему Машка не берёт трубку? Тем более, почему она не берёт трубку, когда ей звонит Буратино? Ладно б я или Кешка. Я одеваюсь и выскакиваю на улицу.

 

Машкина мать открывает мгновенно, как будто она сидела под дверью и ждала звонка. Я открываю рот, но она, бледная, с перекошенным лицом, втягивает меня в квартиру.

– А Маша дома? – спрашиваю я, уже понимая всю бессмысленность вопроса. Машкина мать отходит в глубину коридора, и перед моим носом появляется корочка, в которой я успеваю прочесть только «Петров Константин Ни». Корочка исчезает.

– Так, ещё один, – с удовлетворением констатирует Константин Ни. – Ну, проходи, террорист.

Я окончательно понимаю: всё. Понеслось. И покорно иду в комнату за майором. В комнате всё разворошено, полно полицейских, на стуле сидит зарёванная Машка, рядом с ней стоит Кешка. Увидев меня, Машка орёт:

– Петь, я им ничего не говорила! – и снова принимается рыдать.

– Не говорила, – авторитетно подтверждает Константин Ни. – Что тут скажешь, когда тебя на месте преступления взяли и на камере видеонаблюдения видны все подробности. Тут и так всё видно. Кто четвёртый-то был?

– Не было никакого четвёртого! – истерически рыдает Машка.

– Не было? Ну и ладно, мне и вас троих хватит.

– Они тут ни при чём! Я тех, которые на записи, знать не знаю! А это мои друзья! Мы музыку слушать собирались!

– Друзья! – Машкина мать подскакивает к дочери. – Нашла себе друзей, проститутка малолетняя! – и она отвешивает Машке такую оплеуху, что даже у меня голова дёргается. Машка вдруг затихает и закрывает глаза. – Дура! – зло бросает мать и уходит на кухню, закрыв лицо той ладонью, которой только что ударила Машку. Плечи её трясутся.

Константин Ни устало садится на диван. Складывает руки на коленях, смотрит на нас исподлобья.

– Ребята, – говорит он устало. – Просто расскажите мне, как всё было. И, главное, зачем?

Мы молчим. Машка всхлипывает.

К следователю подходит полицейский. Подаёт Машкин мобильник. Следователь довольно ухмыляется, тыкает в кнопочки. Вдруг раздаётся детская песенка: «БУ! Ра! Ти! Но-о-о!» – Машкин мобильник обрёл голос. Машка вздрагивает – всем нам ясно, кто звонит. Следователь хватает его, включает громкую связь.

– Машка! Ты чего не отвечаешь? Телек смотрела? Нас в новостях показывали! – Буратино захлёбывается восторгом.

Следователь в упор смотрит на Машку. Машка заливается слезами. Следователь выключает мобильник и возвращает его полицейскому:

– Пробейте номер, найдите мне этого красавца, – потом снова поворачивается к нам: – Ну что, говорить будем?

Мы продолжаем молчать.

***

После суда мы с Машкой бредём домой. Домой не хочется, но деваться нам некуда – больше нас нигде не ждут. Да и дома не ждут, в общем-то. Машкина мать даже на суд не пришла – сказала, что с Машкой ничего общего иметь не хочет. Никуда не денется, конечно, – мы теперь под надзором, должны дома ночевать. Спасибо, не посадили. Адвоката Плотников-старший нам оплатил путёвого. Кешке только не повезло – он ведь совершеннолетний. Закатали его по полной – на семь лет. Как организатора, подстрекателя и вообще главного негодяя. За нанесение тяжких телесных и экстремизм. Нам экстремизм почему-то не вменяли. Мы сначала думали, это потому, что у него всю эту байду нашли, которую он конструировал, и книжки по взрывотехнике, оказалось – не только. Оказалось – на основании показаний Плотникова В.А., который по состоянию здоровья был вынужден выехать в Германию, поэтому его показания мы слушали в записи. Лучше бы мы их не слышали. Буратино на экране был сначала слегка подавлен и даже немножко заикался, но потом разговорился, стал сыпать подробностями, объяснял, что мы совсем не понимали целей Иннокентия Пенкина, который, несомненно, имел намерение причинить вред господину Сивову.

Кешка, казалось, оглох. Он сидел на скамейке за решёткой и выглядел так, как тогда, на лавочке, когда читал свою книжку. Только без чёрных очков. Когда Буратино закончил, он даже головы не повернул. А Машка вскочила и заорала:

– Неправда! Неправда, он врёт!

Она бы ещё кричала, но к ней подскочил оплаченный Плотниковым-старшим адвокат, зажал ей рот и стал объяснять суду, что девочка в состоянии стресса и за свои слова отвечать не может.

Когда Кешку уводили, Машка всё-таки вырвалась и закричала ему вслед:

– Кеш, я тебя дождусь, обязательно!

Кешка обернулся и кивнул ей головой.

 

У Машки звонит мобильник. Номер незнакомый. Машка жмёт ответ. Из динамика раздаётся голос Буратино. Он орёт так, что слышно даже мне:

– Машка, Маш, не бросай трубку! Маш, ну я ж, чтоб вас отмазать! Пень всё равно бы сел, и мы вместе с ним! У меня выбора не было, Маш! Папик сказал, или ты скажешь всё, что тебе велят, или сядете все…

Машка отводит от уха трубку, держит её двумя пальцами и никак не догадывается нажать отбой. Буратино продолжает орать в трубку:

– Машка, ты пойми, вы все папику благодарны должны быть, он, считай, вас всех отмазал, а Пень посидит немножко и по УДО выйдет!

Машка отшвыривает телефон в осеннюю грязь, садится на асфальт и рыдает. Я растерянно стою рядом.

***

С тех пор я с Машкой не встречался. А с Кешкой повидался разок: включаю как-то новости и вижу, как нашего Иннокентия космонавты в автозак запихивают. Ну, стало быть, не экстремист он теперь, а узник совести. Может, Машка и вправду его дождалась. Вот и хорошо, может, и выйдет у них чего хорошего…