Архив : №43. 26.10.2012

Как же без вымысла!

Михаил Голденков – известный белорусский писатель, автор многих исторических бестселлеров, изданных как в Беларуси, так и в России («Эксмо»). Резидент Вентспилского дома писателя и переводчика в 2012 году.

– Ты приехал в Вентспилс: отдыхать или работать – писать что-то?

– Всё вместе. Давно никуда далеко не ездил, хотя очень любил и ездил по свету постоянно. Благодаря, наверное, этому и стал писателем. Здесь, в Вентспилсе, хочу доработать свой художественный роман «Пан Кмитич» (роман о войне Московии с Великим княжеством Литовским 1654–1667 годов), где много места посвящено и делам в Прибалтике. И уж где как не в Латвии писать про Латвию! Тем более что эта страна необычайно красивая, здесь всё дышит стариной, той эпохой, о которой мой роман. Он вышел в четырёх книгах, но будет переиздание под одной обложкой, и вот я его и готовлю.

– Ты автор многих бестселлеров, изданных в России, в Беларуси. Близко тебе такое понятие, как «бремя популярности?» Вообще на литературной карте Беларуси насколько ярко светит звезда под названием «Михаил Голденков»?

– Честно сказать, популярность – вещь не очень осязаемая. Порой удивляюсь, если меня узнают, и кажется, что привыкнуть должен, но продолжаю удивляться. Обычно меня все ещё помнят по книге «Осторожно, хот-дог», которая лично для меня уже вчерашний день.

– Сфера твоих интересов – история и языки: кто ты в большей степени: лингвист или историк?

– Это очень всё близко. Как лингвист я предположил, что Пруссия – это онемеченный вариант термина «Порусье», т.е. страны, идущей вдоль Руси, только не киевской, а более древней – Полабской, которая на Пруссии и заканчивалась. Позже историки эту мою версию подтвердили. То есть язык – он не только до Киева, но и до Кёнигсберга доведёт, которому уже давно пора вернуть его оригинальное название Королевец или, по-прусско-балтски, Крулевец.

– У тебя есть своя историческая концепция? Если можно, изложи в двух словах. Что для тебя история?

– Докапываться до правды, до сути – вот моя концепция. Люблю гармонию, а фальсификация истории в годы СССР да и при царе эту гармонию нарушила. Стараюсь её воссоздать, тем более что от этой дисгармонии более всего пострадал народ беларусов: у них «старший брат» зачем-то не по-братски отнял старую столицу Вильню, передав соседям, отнял ещё раньше Смоленск и позже Белосток, зачем-то поменял название всей нации с литвинов на белорусов... То есть земля Беларусь – сплошное поле царско-советских экспериментов, и я поражаюсь, как это ещё сохранился язык, как ещё умудрились появиться такие писатели, как Василь Быков, Владимир Короткевич. Ирландцы, к примеру, при куда меньшем давлении соседа вообще язык забыли! Поэтому я как представитель русского народа тоже в долгу перед страной, в которой живу. Надо как-то реанимировать побитое и полуживое самосознание беларусов, растерявших до 40 процентов своей территорои.

– Говоря с белорусским писателем, сложно не затронуть политику: Лукашенко, белорусское КГБ – как у тебя с этим: конфликт или общая любовь и понимание?

– КГБ и правитель – это есть в любой стране. С этим надо и нужно жить. У меня с этим ни плохо, ни хорошо. Это как погода. Она есть и всё. Но есть и культура. Она может жить без всяких там КГБ и с КГБ тоже. Ведь была высшая культура в СССР – кино, литература, но ведь и КГБ был при этом! И наши беларусские классики Короткевич и Быков писали свои шедевры при существовании КГБ. Им же не мешало это. Мне вообще кажется, что сдерживающий фактор в политике хорошо сказался на культуре. То есть нельзя говорить, что что-то полностью плохо, а что-то полностью хорошо. Плохо то, что нынешний флаг Беларуси был сочинён в 1953 году компартией. Вот это в самом деле плохо: исторический бело-красно-белый флаг, отданный на откуп оппозиции, заменили советским, хотя СССР уже давно не существует. Вот тут можно и нужно спорить. Родной язык – русский, хотя знаю и белорусскую мову, но не настолько, что могу писать на ней. Знаю куда лучше, чем английский.

– Ощущение, что ты скучаешь по СССР. Есть такое?

– Нет, я же говорю, нет ничего абсолютно плохого и абсолютно хорошего. В СССР у меня было счастливое детство, но опять-таки я его себе создавал сам, сам с братом придумывал игры, делать из распиленных лыжных палок дуболомов, лепил из пластилина и даже отливал из олова индейцев и ковбоев. Жить интересно можно всегда. Скучать по СССР можно в плане собственного детства, отрочества, юности и прочей половой зрелости. Но как можно скучать по империи на штыках? Вспомни всю ту политическую дурь, что там была, а вот кино было классное, и книги интересные были. Сейчас нет СССР, но и кина нет. Зато все актёры – звёзды, звездули, точнее. А таланта ни на грош!

– Как ты в принципе относишься к империям, каковой без сомнения был СССР и, пожалуй, сейчас остаётся Россия? Имеют империи право на существование?

– Империи имеют право на распад, что постоянно и происходит. Россию, которая уж как-то рьяно пытается вновь подмять под себя и Украину, и Беларусь, это, увы, тоже ждёт. Уже сейчас в России всего лишь 40 процентов православных людей, из которых лишь 1,4 процента посещают церковь. Ну а сращивание по старой «доброй» традиции православия с властью лишь этот развал усугубляет.

– Сам ты кто по вероисповеданию?

– Я христианин. И всё на этом.

– Вернёмся к истории. К твоей личной истории. Ты родился под Харьковом, жил в ГДР, в Томске (земляк практически). Кем ты себя ощущаешь? Какой язык тебе родной и сколько вообще языков ты знаешь?

– Томск для меня родной город. Минск для меня родной город. Беларусь – моя страна, но и к России я неровно дышу (кроме национальной сборной по футболу). Мне хочется, чтобы у нас всё как-то выровнялось. И это произойдёт, когда россияне перестанут смотреть на мои книги как на наезды на великую Россию. Критичность к самим себе нас спасёт. Но отрицание критики погубит Россию. Уже губит.

– Можешь себя определить по профессии: кто ты – журналист, писатель, может быть, переводчик?

– Я могу сказать, кем я могу работать: писателем, переводчиком, журналистом и даже редактором. Хотя правильней меня назвать исследователем. Писатель – он ведь исследователь. Должен быть таковым. Мой кумир Владимир Короткевич очень хорошо знал историю Беларуси, даже слишком хорошо для цензуры советской эпохи. Значит, он был хорошим исследователем. А как иначе? Вот Алексей Толстой писал свой роман о Петре Первом на заказ, сталинский заказ. Писал то, что Сталин хотел, создавал мифы. Это пример того, что хороший писатель не есть хороший исследователь.

– Поговорим ещё о писателях: что происходит в этой сфере в Беларуси, что с союзами, насколько вообще писатель значим для вашей страны?

– Такой, как я, – очень значим. Ха-ха-ха! В Беларуси идёт процесс возвращения утерянного. Писатели этим и должны заниматься. Есть, к счастью, и такие поэты, как Змитер Вишнев, которые пишут постмодерн в европейском стиле. Есть такие, как Вадим Деружинский, пишущие об утерянной истории. Есть такие, как Данилов, вспоминающие правду о Западной Беларуси и о том, как происходило объединение в 1939 году. Вот такие писатели значимы для страны. Значимы те, кто несёт информацию, необходимую любой нации, т.е. возвращают память и гонор культуры.

– Для культуры важен гонор? Информация? Разве писательство не художественное творчество в основном?

– Это зависит от состояния культуры в отдельно взятой стране. Если бы я жил в России, то делал бы то же, ибо и там нет правдивой истории, а всё сплошь одни мифы. Лично я делаю работу за молчаливых историков. Если бы они писали всё, что положено, то я бы сосредоточился на других целях. Я это и делал раньше. Мой первый художественный роман «Гуано жар-птицы» был юмористическим. Но исторический роман – это по-любому здорово. Он должен быть, особенно, когда это касается забытых либо фальсифицированных исторических событий.

– В твоей истории есть вымысел? Ты что-то привносишь в историю от себя?

– Как же без вымысла! Но фон, обстоятельства должны точно передавать время и суть событий. Это как у Дюма, с которым меня часто в Беларуси сравнивают, каркас исторический, а плащ на нём – плод сочинения. Иначе никак.

– Можешь накидать просто по личностям – кто переоценён, недооценён: Пётр, Александр Первый, Богдан Хмельницкий? Кто чего стоил, по-твоему?

– Пётр переоценён явно. Он был человеком ордынским – захватчиком. Как правильно про него говорил Лев Толстой – сатанинский зверь. Он у Запада взял лишь то, что нужно было для войны. Он не взял у Запада его гуманитарные достижения и толерантность. Брить бороды у подчинённых – ума не надо. Хмельницкого трудно оценить. Он вообще был не тем, что о нём известно. Он натравил невольно на белорусов армию Алексея Михайловича, из-за чего моя страна потеряла половину населения, но затем сам разорвал унию с Москвой через два года после заключения Переяславской рады. Хмельницкий воевал не за Украину, как многие считают, а против Вишневецкого, украинского магната, который не желал возвращать Хмельницкому хутор за первоначальную цену. Александр Первый... Он, будучи с 1807 года союзником Наполеона, готовил оккупацию Варшавского Герцогства, той части Польши, которой Наполеон дал независимость. Тем самым он втащил Бонапарта в Россию. Дурак, иначе и не скажешь.

– Я люблю всякие рейтинги: будь добр, назови пятёрку самых значимых для тебя историков – оказавших на тебя влияние. И десятку твоих любимых писателей... Входишь ли ты сам в какие-то рейтинговые списки, наиболее популярных писателей Беларуси, например?

– Я к рейтингам отношусь философски. Кто составляет, тот и правит. Я не знаю своего рейтинга, как и не очень мне интересно, кто куда меня ставит. Десятка писателей? Как-то трудно впихнуть в десятку, к примеру, двадцать любимых писателей. Толстой, может быть, Шекспир, советский сказочник Волков, Василь Быков, Владимир Короткевич, Оскар Уайльд, из современных – Стивен Кинг, одно время нравился Мураками, но надоел. Люблю также прозу Пушкина, как и стихи, Достоевский чуть-чуть. Историков меньше. Английский историк Норман Дэвис у меня на первом месте. Он даже умудрился изучить историю Беларуси и высказать свое «фу» летувинским историкам, мол, историческая Литва – это не вы, а Беларусь. Молодец мужик. Ермолович и Саганович – это белорусские историки. Ещё два современных белорусских автора: Анатолий Тарас и Вадим Деружинский. Пожалуй всё, остальные лишь врали.

Беседу вёл Антон НЕЧАЕВ,
КРАСНОЯРСК – ВЕНТСПИЛС