Литературная Россия
       
Литературная Россия
Еженедельная газета писателей России
Редакция | Архив | Книги | Реклама |  КонкурсыЖить не по лжиКазачьему роду нет переводуЯ был бессмертен в каждом слове  | Наши мероприятияФоторепортаж с церемонии награждения конкурса «Казачьему роду нет переводу»Фоторепортаж с церемонии награждения конкурса «Честь имею» | Журнал Мир Севера
     RSS  

Новости

17-04-2015
Образовательная шизофрения на литературной основе
В 2014 году привелось познакомиться с тем, как нынче проводится Всероссийская олимпиада по литературе, которой рулит НИЦ Высшая школа экономики..
17-04-2015
Какую память оставил в Костроме о себе бывший губернатор Слюняев–Албин
Здравствуйте, Дмитрий Чёрный! Решил обратиться непосредственно к Вам, поскольку наши материалы в «ЛР» от 14 ноября минувшего года были сведены на одном развороте...
17-04-2015
Юбилей на берегах Невы
60 лет журнал «Нева» омывает берега классического, пушкинского Санкт-Петербурга, доходя по бесчисленным каналам до всех точек на карте страны...

Архив : №01. 11.01.2013

Запретных тем нет

Василина Александровна Орлова родилась в 1979 году в семье военного моряка в посёлке Дунай Приморского края. Закончила философский факультет и аспирантуру МГУ имени М.В. Ломоносова. Первый роман, «Голос тонкой тишины», вышел в 2001 году в журнале «Дружба народов». Сын Всеволод родился в 2009 году.

 

Василина ОРЛОВА
Василина ОРЛОВА

– Ты достаточно рано получила признание: тексты стали печататься в «толстых» журналах, вышли первые книги стихов и прозы. Твоё имя (единственное женское) часто можно встретить в ряду мужчин-писателей поколения нулевых. Сложно ли было составлять «конкуренцию»? Никто не советовал, к примеру, взяться лучше за рукоделие?

– Имя далеко не единственное. Анна Козлова, Наталья Ключарёва, Ирина Мамаева и многие другие яркие писательницы, критики, поэтессы. Многие пишущие люди мне были интересны, как и не пишущие. Я как-то не думала о том, чтобы составлять им конкуренцию.

– Вот Михаил Бойко пишет (не знаю уж, иронизируя или всерьёз): «Сегодня мы не чувствуем ничего странного при выражении «женщина-критик», но нас не шокирует и выражение «женщина-киллер». И в том и другом случае есть некоторое насилие над женским естеством. Можно продолжить ассоциативный ряд: женщина-мясник, женщина-сапёр, женщина-каменотёс. Преобладание женщин – это одна из причин, почему критика приобрела такой стерильный характер, что полностью утратила социальное значение». На твой взгляд, это предубеждение или дело обстоит действительно так?

– Мужчины любят порассуждать о женском естестве и его природных границах. Мне кажется, тут процессы совсем другого характера. Литература утратила социальное значение. Многие функции, которые раньше выполняла литература, переместились в СМИ, социальные сети, в интернетные новостные ленты. Чтобы читатель выпал из Интернета на несколько часов и погрузился в книжку, эта книжка, во-первых, должна захватывать, а во-вторых, осмыслять явления более широко, глубоко и метафорически, чем это возможно в Интернете. Всё в лучших традициях русской классической литературы. Задача сложная, неподъёмная. Мало кто из современных русских писателей к ней даже и захотел приблизиться. Что говорить о критике. Критика превратилась в более практический инструмент, в интимный разговор между писателем и читателем, в самостоятельное литературное произведение. И в качестве такового, на мой взгляд, существует прекрасно. С критикой всё в порядке, просто её задачи теперь либо сужены и далеки от задач философии, нравственных учений, политического проектирования, либо расширены и превращают её в отдельное бытописание. Возможно, более интересное сегодня, чем литература. Где тут воткнуть пол, ума не приложу.

– В своём блоге ты рассказывала, как редактировала список публикаций и вдруг обнаружила пробел в несколько лет. «Я уверена, что никакому мужчине не понять, чего женщине стоит вот этот скромный пропуск: с 2008 по 2012. Четыре года. Сравнимо с тяжёлой болезнью. Пусть радостная болезнь, но кто из мужчин сознательно согласится на то, чтобы ради самой прекрасной болезни вот так прервать свою нормальную профессиональную работу? Что бы я ни делала из последнего, я всё делала в 2008 году». Потом родился Всеволод, и жизнь твоя изменилась. Как ты относилась к тому, что не можешь писать? Чувствовала ли ты, что лишена чего-то жизненно необходимого?

– Тут было два фактора, первый – рождение ребёнка. Момент эсхатологической оторопи перед не умозрительным, а лично пережитым открытием, что люди вырастают внутри других людей. Или что рождаются они, голые беспомощные животные, даже не умея держать голову. И второй момент – период жизни, который я провожу вне своей языковой среды. Достаточно и одного такого обстоятельства, чтобы вдруг не мочь писать. Состояние, в котором невозможно письмо, я переживала, как тяжёлую болезнь, как некую безъязыкость. С беременностью для меня прекратилось всё, и это всё не началось на чужой земле. Было большим облегчением, что с недавних пор я вернулась к своей рукописи, начатой в 2008 году. Правда, я вернулась к ней уже на другом языке. Начала писать стихи на английском и по-глупому как-то им очень рада.

– Я помню, ты хотела написать о Сибири, о твоей бабушке, которая приехала туда молодой учительницей... Воплотился ли этот замысел? О чём ты пишешь сейчас?

– Да, у меня есть такая мысль. И именно к ней я и вернулась. Только тут уже перепутался вымысел и невымысел. Бабушка родилась в Сибири. Но у меня есть героиня, которая приезжает туда учительницей. Моя мечта написать эту книгу. Когда ещё только забрезжила мысль, я сразу почувствовала, что это надолго. Может быть, на всю жизнь. Может быть, я никогда не смогу её завершить. Я всё время чувствовала, что мне не хватает очень многого, прежде чем я смогу написать то, что будет историей моей семьи и, вместе с тем, историей страны. Моя бабушка, Валентина Васильевна, перед смертью написала большой рассказ: о своей жизни и о своих корнях, о своих неудачных замужествах, мытарствах, переездах, работах. Она начала его ещё в Ангарске и назвала «Линия жизни». Взяла общую тетрадь, с фотографией Иркутска на обложке, и большими буквами записала очень простые вещи. Это один из моих источников. Но вообще в этой книге должно быть всё. Дальний Восток, Сибирь, Москва, Европа, Америка.

– В центре повествования твоих текстов – романов «Пустыня», «Больная», повести «Здешние» – молодая женщина в потоке современной жизни. Но в отличие от многих, она находит время осмысливать происходящее и ставить неудобные вопросы. На мой взгляд, грань между автором и лирической героиней весьма тонкая. Почему нашему поколению сложно писать не о себе?

– Я бы хотела предостеречь от впечатления, что когда-то были поколения писателей, писавших не о себе. Любой писатель использует материал собственной жизни в своих произведениях. Все произведения более или менее автобиографичны. Читая их через годы, мы часто не отдаём себе в этом отчёта. Хотя в целом да, во многом русская литература последних лет превратила это в какую-то карикатуру. Утром в газете, вечером в куплете. Надо признать, многие мои вещи были такого же характера. Но если я недовольна ими, то не по этой причине. Кстати, традиционно «лирическая героиня» – лицо, существующее в поэзии, в прозе действует повествователь. Есть смысл в том, что лирические герои переместились из лирических произведений в прозаические произведения, делая их, таким образом, тоже лирическими. Что до субъекта, то он вообще размыт. Автор тоже целостность весьма условная. Да и человек не равен самому себе.

– Молодая поэтесса приезжает на семинар, где надеется услышать обсуждение своих стихов. А вместо этого получает от мэтра совет «родить уже и успокоиться». Какова инструкция в этом случае?

– Тут встают такие бездны человеческой психологии, что ответом может быть только каменное лицо. Просто нужно ехать на семинар, ни на что не надеясь. Меньше всего – на какое-то обсуждение. Ехать с другими целями… Хотя бы даже по-прустовски «изучать нр-равы». А вот организаторам семинара, на мой взгляд, следовало бы вмешаться. Как минимум, они должны об этом узнать и сформулировать своё отношение к подобным выпадам.

– Ты родилась на Дальнем Востоке, выросла в Москве, много путешествовала, жила в Лондоне, теперь в Техасе. Существует определённый стереотип: на благословенном Западе всё лучше, чем у нас. И к женщинам относятся, конечно, лучше, и писательниц не угнетают, а только чествуют и прославляют. Ты смогла многое увидеть своими глазами, наверное, удалось развенчать какие-то мифы?

– Женщина на Западе так же проживает рост груди, менструации, беременность, деторождение, кормление грудью… Американки очень чадолюбивы, во всяком случае в Техасе. У них по многу детей – по трое-четверо. Все мои знакомые молодые женщины, у которых один-два ребёнка, планируют ещё детей. В двух-трёх мегаполисах, скорее всего, всё по-другому, но в целом Техас – деревенская страна. Его административная столица Остин, к примеру, представляет собой группу небоскрёбов, несколько университетов и бесконечные окрестные деревни – спальные районы. В Лондоне я лично познакомилась с одним мужчиной, который сидел с ребёнком три первых года жизни мальчика, а жена работала. У неё была более оплачиваемая должность. Социально такое решение возможно, но ребёнок, конечно, в таком случае лишён грудного вскармливания.

– Как-то лет десять назад моя воцерковлённая подруга посоветовала мне вместо бессмысленных занятий творчеством сосредоточиться на спасении души. Думаю, любой верующий творческий человек в определённый момент задаётся этим вопросом: может ли человек творить и в то же время спасаться? Николай Александрович Бердяев в книге «Смысл творчества» пишет: «Для божественных целей мира гениальность Пушкина так же нужна, как и святость Серафима». Согласна ли ты с этим?

– Для пишущего человека писать – и есть спасаться. Что бы ни подразумевалось под спасением. Бердяев рассуждал с позиций, в которых имеют значение такие категории, как «нужно – не нужно», «божественные цели мира». Мне трудно согласиться или не согласиться с ним, потому что эта формулировка для меня лишена смысла. Как будто Пушкин мог бы быть и не гением, по некоему выбору, или святость – величина абсолютная. И гений, и святой – это фигуры, существующие в определённой цивилизации и в системе координат.

– Является ли художник свободной личностью? Есть ли границы дозволенного? Есть темы, о которых ты сама не стала бы писать?

– Запретных тем нет. «Дозволенное» предполагает, что есть некая посторонняя по отношению к автору инстанция, которая регулирует его письмо. Такой инстанции не существует в любом случае. Даже если автор думает, что она существует, он только тем самым и наделяет её существованием. Есть, однако, немало образов письма, которые я бы не стала использовать, потому что они не отвечают моим потребностям и моим представлениям о том, что я делаю и зачем.

– Твой рассказ вошёл в сборник «14. Женская проза нулевых». 14 женщин, которые, как представляется, должны написать о чём-то женском, но о разном. А вот оказалось, пишут об одном: об отсутствии мужчины. Мужа, сына, отца, возлюбленного. Нет ли в этом парадокса: мы рассуждаем о дискриминации со стороны мужчин, а где они, собственно, мужчины? Не считаешь ли ты, что подобные антологии имеют большое сходство с резервацией?

– Я этот сборник, признаюсь, не читала и пока не планирую.

– «Но скажите мне, пожалуйста, почему, по какой причине, разные авторы в своих книгах выступают против женщин, несмотря на то, что это, как мне известно от вас, несправедливо; скажите, неужели от природы у мужчин такая склонность или же они поступают так из ненависти к женщинам, но тогда откуда она происходит?» – вопрошает в своей «Книге о Граде женском» Кристина Пизанская, одна из первых европейских писательниц. XV век тире XXI. Как ты думаешь, что нужно предпринять, чтобы данное положение (в широком смысле) изменилось?

– Мне думается, нужно внимательнее следить за собой. Ловить себя на проявлениях пренебрежения к женщине, запрещать себе отказывать ей в праве быть уважаемой так же, как и мужчина. Это очень трудно, потому что мы все воспитаны на этом отказе. Мы все им искалечены, и женщины, и мужчины. Мы все стережём эту мифическую критику, которая вот-вот потеряет свою потенцию от губительного вмешательства женщины. В общем-то, мы говорим и действуем, не допуская совсем всерьёз, что женщина такой же человек, как и мужчина, так же смотрит на мир через глаза и обоняет через ноздри, так же несчастна в горе и так же счастлива в радости. Мы не считаем всерьёз, что её чувства, мысли и потребности достойны не меньшего уважения потому, что они принадлежат женщине, а не мужчине. Большинство оскорблений, которые наносят женщине, проходят незамеченными, потому что она на них выросла. Это должно уйти, и я верю, что общество грядущего будет от этого свободно. Но так будет ещё нескоро.


Беседовала Мария СКРЯГИНА




Поделитесь статьёй с друзьями:
Кузнецов Юрий Поликарпович. С ВОЙНЫ НАЧИНАЮСЬ… (Ко Дню Победы): стихотворения и поэмы Бубенин Виталий Дмитриевич. КРОВАВЫЙ СНЕГ ДАМАНСКОГО. События 1967–1969 гг. Игумнов Александр Петрович. ИМЯ ТВОЁ – СОЛДАТ: Рассказы Кузнецов Юрий Поликарпович. Тропы вечных тем: проза поэта Поколение Егора. Гражданская оборона, Постдайджест Live.txt Вячеслав Огрызко. Страна некомпетентных чинуш: Статьи и заметки последних лет. Михаил Андреев. Префект. Охота: Стихи. Проза. Критика. Я был бессмертен в каждом слове…: Поэзия. Публицистика. Критика. Составитель Роман Сенчин. Краснов Владислав Георгиевич.
«Новая Россия: от коммунизма к национальному
возрождению» Вячеслав Огрызко. Юрий Кузнецов – поэт концепций и образов: Биобиблиографический указатель Вячеслав Огрызко. Отечественные исследователи коренных малочисленных народов Севера и Дальнего Востока Казачьему роду нет переводу: Проза. Публицистика. Стихи. Кузнецов Юрий Поликарпович. Стихотворения и поэмы. Том 5. ВСЁ О СЕНЧИНЕ. В лабиринте критики. Селькупская литература. Звать меня Кузнецов. Я один: Воспоминания. Статьи о творчестве. Оценки современников Вячеслав Огрызко. БЕССТЫЖАЯ ВЛАСТЬ, или Бунт против лизоблюдства: Статьи и заметки последних лет. Сергей Минин. Бильярды и гробы: сборник рассказов. Сергей Минин. Симулянты Дмитрий Чёрный. ХАО СТИ Лица и лики, том 1 Лица и лики, том 2 Цветы во льдах Честь имею: Сборник Иван Гобзев. Зона правды.Роман Иван Гобзев. Те, кого любят боги умирают молодыми.Повесть, рассказы Роман Сенчин. Тёплый год ледникового периода Вячеслав Огрызко. Дерзать или лизать Дитя хрущёвской оттепели. Предтеча «Литературной России»: документы, письма, воспоминания, оценки историков / Составитель Вячеслав Огрызко Ительменская литература Ульчская литература
Редакция | Архив | Книги | Реклама | Конкурсы



Яндекс цитирования